Текст книги "Полшага до мечты"
Автор книги: Ирина Лазарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4
Наутро Аня проснулась рано, но оказалось, что Сережи и Матвея уже дома нет.
Аня и Тёмка разделили завтрак в обществе Семена Павловича и решили побродить по городку. Тёмка с вызывающим видом путешествовал по незнакомой местности с игрушечным автоматом через плечо, как подобает настоящему военному.
Улочки авиационного городка были живописные, зеленые – сейчас кроны деревьев трепетали осенним багрянцем на легком ветру; по тротуарам стлалась палая листва, кое-где высились желтые кучки собранных накануне листьев, скромные сельские домики чередовались с девятиэтажками; ближе к аэродрому – двухэтажные каменные дома, похожие на казармы. По улицам ездили УАЗики, крытые военные грузовики, на обнесенной крашеным заборчиком площадке молодые люди в военной форме разминались с пудовыми гирями – перебрасывали из руки в руку. Несколько детей и пожилых женщин с интересом наблюдали за ними из-за забора. Аня с Тёмкой тоже посмотрели на упражнения и пошли дальше, миновали длинное здание школы в три этажа – перед фасадом на постаменте высился списанный, печальный, как показалось Ане, истребитель.
Ноги сами понесли ее в ту сторону, откуда доносился гул двигателей, рев форсажей, тянуло запахом керосина.
За городом раскинулся пустырь – полоса сухих рытвин, поросших пожухлой травой, а дальше начиналось ограждение летного поля, и вот там-то на полпути, на желтом холмике, Аня с Тёмкой обнаружили Сережу. Он сидел на земле, скрестив ноги, и смотрел в небо.
– Сережа! – воскликнула Аня. – Я думала, ты в школе.
Тёмка подбежал к «дрругу» и уселся рядом, старательно подобрав под себя ноги тем же манером, что и Сережа.
– Ты куда смотришь? – Тёмка, щурясь, настойчиво заглядывал Сереже в лицо.
Тот посмотрел на мальчика и погладил его по головке.
– Это Матвей летает? – догадалась Аня.
В небе с ревом проносился над головой самолет и исчезал в воздухе так, что разглядеть его было невозможно; через какое-то время снова нарастал вой двигателей, тогда можно было различить в вышине крошечную крылатую машину.
Сережа не отвечал, но губы его шевелились, он что-то бормотал как бы про себя. Аня разобрала несколько слов:
– Переворот … петля… полупетля … горизонтальная бочка … фиксированная бочка … боевой разворот … косая петля … полупереворот … бочка…
– Сережа, что такое «бочка», объясни, пожалуйста, мне тоже хочется знать.
Тот посмотрел на Аню с сожалением, как на безнадежную невежду:
– Фигура высшего пилотажа, у нас каждый ребенок знает.
– Так то у вас… – протянула Аня. – А ты говорил, что не увлекаешься самолетами.
– Не увлекаюсь, – упрямо повторил Сергей, – но разбираюсь, это разные вещи. У нас в классе много детей летчиков, только о самолетах и говорят, поневоле начнешь разбираться. – Лицо его омрачилось, в глазах сверкнуло злое отчаяние. – Они ведь все помешанные, их отцы, деды, и Матвей такой. Он без неба жить не может. Для него вся жизнь в том, чтобы летать. Думаешь, его хоть что-то может остановить? Никогда! Они – пленники небес, так и пропадают в небе, как Сент-Экзюпери, как мама моя – села в самолет и пропала. – У Сережи вырвался горький смешок, как короткое рыдание: – Получила то, к чему стремилась! А те жалкие останки, что потом нашли и захоронили – не ее, я знаю. Никто из них не возвращается; в какой-то момент они слишком близко подбираются к Богу и уже не могут вернуться, попросту не хотят. – Юноша судорожно всхлипнул.
Аня обхватила его голову и прижала к себе:
– Это не так, Сережа, родненький, ты сам себя запугал. Папа ведь жив, ногу потерял на войне, но ведь жив…
Сережа резко вырвался и разразился саркастическим смехом:
– Папа жив? Ты ему в глаза как следует смотрела? Не смотрела? Так посмотри! Там ведь одна смертная тоска! Сколько еще он протянет без неба? Год? Два? А ведь ему всего пятьдесят четыре. Нет, говорю тебе, никто из них не возвращается, никто!
– Господи, Сережа! Как страшно то, что ты говоришь!
Он вдруг схватил ее за руки и горячо заговорил, и глаза у него были горячие, сам весь дрожал, как в лихорадке:
– Ань, возьми меня с собой, а? Я буду себя хорошо вести. Буду пай-мальчиком. Не хочу здесь больше оставаться. Не могу! – Ему как будто пришла в голову счастливая мысль, и он болезненно обрадовался: – Я буду за Тёмкой смотреть. Подумай, мы с ним ладим, тебе же легче станет – я буду с ним играть, гулять…
– Сережа, остановись, зачем ты просишь? – вскричала Аня в совершенном ужасе. – Да я сама тебя должна умолять. Я счастлива тебя забрать…только…Ты это серьезно? Не смеешься надо мной? А если завтра передумаешь? У тебя здесь друзья, школа, подумай, не настраивай меня зря…
– Так возьмешь? Спасибо. Я сразу в тебе почувствовал…Нет, не передумаю. К черту школу! Главное – папу и Матвея убедить. Но ты сможешь… Скажи – Москва, хорошее образование и все такое, сама придумай… – Щеки юноши пылали, он больно сжимал Ане руки в порыве благодарности.
У Ани в мыслях и чувствах воцарился полнейший беспорядок. Она не знала, радоваться ей или опасаться: во всем поведении Сережи сквозила какая-то необузданность, он словно был не в себе, как будто с головой бросался в пропасть, не думая о последствиях. Одно очевидно: мальчику плохо, он страдает, мечется, и она обязана ему помочь.
Прежде всего надо успокоиться самой и успокоить его.
– Сереженька, мы сейчас пойдем домой, и все обсудим с папой. Подумай, ему нельзя нервничать. Прежде всего надо выяснить, как он отнесется к твоему отъезду. Конечно, я скажу, что инициатива исходит от меня – я предложила, а тебе мое предложение понравилось. Мы будем часто приезжать, а если папа захочет, то сам может гостить у нас неограниченное время. Не вижу особых причин, по которым он стал бы возражать.
В небе нарастал оглушительный рев двигателей, все ближе и ближе. Самолет вошел в пике. Сережа стиснул зубы и зажал уши руками.
Матвей появился во второй половине дня. На нем был камуфлированный летный комбинезон без всяких нашивок или знаков отличия, под комбинезоном тельняшка, на ногах – летные ботинки с ремешками у щиколоток
Он снова сделался немногословен, как человек, занятый своими мыслями; от еды отказался, так как пообедал в офицерской столовой, вышел из дому и ходил по саду, погруженный в раздумье. Аня следила за ним из окна. Она решила в первую очередь обсудить больную тему с Матвеем, и лишь после этого посвятить в суть проблемы отца. Момент был удачный: Тёмку развезло на свежем воздухе, и после обеда он уснул, Семен Павлович тоже прилег отдохнуть. Сережа, с утра пребывавший в нервозном состоянии, не выдержал и сбежал куда-то, предоставив Анне единолично разбираться в семейных отношениях.
– Матвей, мне надо с тобой поговорить о Сереже, – сказала Аня, очутившись у него на пути, когда он в очередной раз мерил шагами дорожку.
– Пойдем, присядем, – охотно согласился он, и, взяв ее под руку, повел к беседке.
Она опустилась на скамью, он сел рядом, глядя на нее с живым пристальным вниманием.
– У меня на лице ничего не написано, – мягко пошутила она. – Что ты так смотришь?
– Любуюсь, – признался он. – Не каждый день видишь такую девушку как ты, да еще так близко. Знаешь, я думаю, красота – тоже талант, одно из тех выдающихся качеств, какими одаривает человека природа.
– Нет, я не согласна, – с улыбкой покачала она головой. – Талант что-то оставляет после себя на земле, а красота быстротечна, эфемерна, сверкнет – и растает без следа.
– Без следа? А Венера Милосская? А Боттичеллиевская? А «Я помню чудное мгновенье…»? Что это, если не порождение красоты? Женской красоте человечество обязано своими величайшими шедеврами.
– К сожалению, не нашелся еще художник или поэт, готовый воспеть Анну Иртеньеву, – попробовала отшутиться Аня.
– А я чем не художник? Увидишь завтра: я напишу твой портрет в небе. Думаешь, мне такое не под силу?.. Ты еще не знаешь, на что способен летчик Иртеньев…
– Матвей, постой! – осадила его Аня.
Вместо того чтобы почувствовать себя польщенной, она вдруг ощутила жгучую обиду. Ведь он действительно смотрел на нее глазами художника, профессионала, аса. Он видел в ней модель, а не женщину, которую можно не только воссоздать силой своего мастерства, но и любить.
Сережа прав: земные блага для Матвея ничто в сравнении с тем, что есть там, наверху. Недаром она угадывала в нем ту особенную отрешенность, какую ни в ком прежде не встречала. В иные мгновения он, вероятно, всей душой и помыслами уносился ввысь, в прекрасную, страшную, торжественную тишину, которая составляла неотъемлемую часть его полетов, туда, где он был по-настоящему счастлив.
– Знаешь что?! – заносчиво выпалила Аня. – Рисуй свою Таню! – Ее подхватил какой-то мстительный злорадный поток. Она сознавала всю примитивность своего поведения, но остановиться не могла. – Чем не Венера Милосская? Да еще с бюстом Памелы Андерсон.
Он оторопел на секунду, потом неудержимо расхохотался, да так, что не мог остановиться.
– Не вижу ничего смешного. – Аня оскорблено вскинула голову.
– Извини. Представил Венеру Милосскую…ха-ха!.. с бюстом Памелы Андерсон!..
Аня смотрела на него с недоверием, но он смеялся искренне, заразительно и казался ей сейчас чуть ли не мальчишкой. Неожиданно у нее вырвался смешок, она сама засмеялась, скоро совсем скорчилась, и чем чаще они взглядывали друг на друга, тем сильнее смеялись. Аня со смеху стукнулась лбом об стол, что послужило поводом для очередного приступа хохота.
– Ну вот, теперь будет синяк, – твердила она сквозь смех и терла лоб ладонью.
– Где, где, дай посмотрю…Покажи… убери руку…Да нет, ничего, малюсенькая царапина…
Он вдруг поцеловал ее в ушибленное место, и оба сразу, как по команде, замолчали.
Матвей держал ее голову в ладонях. Они смотрели друг на друга в упор, и тогда он снова ее поцеловал – в губы. Поцелуй длился долго, так как Аня и не подумала отталкивать парня, напротив, сама не заметила, как обвилась вокруг него и унеслась точнехонько туда, куда периодически уносился он – на седьмое небо, вот что значит целоваться с летчиком! Ничем иным такого блаженства не объяснишь.
Под порывом ветра скрипнула калитка, и Аня отшатнулась, оглянулась в панике, но никого не увидела. Страх прошиб ее с головы до ног. Ну точно лишилась рассудка! А если бы вернулся Сережа? Да она провалилась бы со стыда. Нетрудно вообразить, как бы он ее возненавидел. Таню ведь ненавидит, а тут еще хуже: приехала так называемая сестрица, без году неделя, и с места в карьер – брата его соблазнять. Причем замужняя, старше годами, кем она будет выглядеть в глазах мальчика?
Все эти мысли красноречиво отразились у Ани на лице.
– Ты зачем меня поцеловал? – свирепо набросилась она на Матвея.
Он откинулся на спинку скамьи и пожал плечами:
– Захотелось, вот и поцеловал.
– Захотелось?! – Аня вскочила. – Слушай, ты, часом, не донжуан, капитан?
– Естественно, как любой нормальный мужик.
– Ах так! Не-е-т, меня не проведешь, я тебя раскусила. Ты хочешь отвратить от меня Сережу. Доказать ему, какая я дрянь. Просчитался, голубчик! Я забираю Сережу с собой в Москву. Вот так-то! Он сам захотел со мной уехать. Просил меня об этом со слезами. Понятно тебе?
Она ожидала, что Матвей рассердится, возмутится, начнет что-то доказывать, больше всего ей хотелось, чтобы стал оправдываться, но он серьезно смотрел ей в лицо, молчание затягивалось, пока Аня не сообразила, что он давно уже смотрит сквозь нее.
– Сережа просил тебя? – нарушил он наконец тишину.
– Да, сегодня утром. Я застала его вблизи аэродрома. Он наблюдал за тем, как ты летал. – У Ани прошел запал. Гнев уступил место раскаянию.
– Разве ты сможешь взять его к себе? – Матвей испытующе смотрел на нее. – Как к этому отнесется твой муж?
– Виктор всегда понимает, что для меня важно.
– А ты сама понимаешь, что для тебя важно? И что важно для Сережи?
Она снова присела рядом и взяла его за руку.
– Прости, я наговорила гадостей. Но Сереже сейчас действительно лучше уехать. Тебе ведь ничего не надо объяснять. Где мне тягаться с тобой? Такой любви, какой любит тебя Сережа, мне никогда не завоевать, но никто не запретит мне любить его.
Он медленно провел рукой по ее волосам.
– Я не донжуан, – сказал он.
– Мы уедем в субботу. Помоги мне подготовить папу. Как ты думаешь, он будет возражать?
– Скорее наоборот – обрадуется.
– Бедный мальчик, он совсем измучился.
– Да, пожалуй, так для него будет лучше.
Они помолчали. Аня гладила его руку.
– Почему бы вам не ехать в воскресенье? – спросил он.
– Я бы с радостью, но Тёмка еще с начала недели настроился пойти с Игорем в цирк. Я не могу срывать его встречи с отцом.
– Понимаю.
– Ты обещал показать мне свой самолет.
– Завтра с утра. Я уже договорился, чтобы тебя и Тёмку пропустили на летное поле.
Разговор с Семеном Павловичем прошел гладко. Правда, он, как и Матвей, усомнился поначалу, потерпит ли муж Анны присутствие в доме нежданно свалившегося на голову родственника. Получив всевозможные уверения, успокоился.
– Пусть поживет у тебя, развеется, – сказал Семен Павлович. – Я, честно говоря, серьезно опасался, как бы он не сбежал. Так что это выход для всех нас. Схожу завтра в школу, поговорю с директором.
– Предупреди, что Сережа, возможно, скоро вернется, – подсказал Матвей.
– Как – вернется? – вскинулась Аня. – О чем ты говоришь, Матвей?! Я его не в гости зову. Вы не сомневайтесь, ему у меня будет хорошо. У нас пять комнат, одну полностью предоставлю Сереже. Куплю ему компьютер, да все, что пожелает, в лучшую школу определю. Захочет спортом заняться, – пожалуйста, пусть выбирает, или может просто ходить в тренажерный зал. Начнем присматриваться, куда ему поступать после школы, педагогов соответственно найму…
– Анечка, не обижайся, ты меня неправильно поняла, – клятвенно заверил Матвей. – Я знаю: ты все прекрасно устроишь. Это я так сказал, на всякий случай…
– Не будет никаких случаев! – убежденно отрезала Аня. – Вы здесь живете, как затворники, ничего кроме своих самолетов не видите, а он увидит целый мир, я его заграницу повезу, чужие страны покажу… Да я ему машину куплю!..Матвей, что у тебя за манера ехидно улыбаться?.. Ах, понимаю, куда уж нам, рожденным ползать, до вашего сверхзвукового высочества. Силенками не вышли. Обречены влачить жалкое существование на земле…
Анна взвинтила себя до такой степени, что даже слезы сверкнули в глазах.
– Аня, Анечка, не сердись, я и не думал улыбаться. Да что ты в самом деле? – всполошился Матвей, обнял ее на глазах у отца и поцеловал в щеку отрезвляюще братским поцелуем.
Актрисой Аня была никудышной. Она попятилась с неумело припрятанным разочарованием на лице и шмыгнула в свою комнату. В страшной досаде села на постель, где лежал Тёмка. Он уже проснулся, но не торопился вставать, водил игрушечной машиной по складкам толстого одеяла, как по холмам.
«А чего ты, собственно, хотела? Потешить свое самолюбие? – мысленно бичевала себя Анна. – Чтобы он страдал после твоего отъезда, вздыхал и лепил твой образ из облаков? Заигралась дурочка, сама чуть не втрескалась».
Она стала натягивать на Тёмку колготки, рубашку, заглянула под одеяло в поисках жакетика.
«Нет, все-таки, Матвей молодец, – благоразумно рассудила она. – Все поставил на свои места. Минутное помрачение еще ничего не значит. – От этой мысли ей значительно полегчало. – Я должна относиться к нему как к брату. Да, как к брату! Основания имеются достаточно веские: мы связаны с ним через Сережу, так я и должна его воспринимать».
Исполненная решимости и твердости духа, Аня одела Тёмку и с веселым лицом появилась перед домочадцами. Как раз вернулся Сережа в сопровождении мужчины в военной форме. Матвей представил Анне подполковника Богданова. Аня в соответствии со своим внутренним настроем стоически выдержала церемонию знакомства, когда Матвей представил ее как свою сестру.
– Брось заливать, – с лестным недоверием пошутил Богданов. – С каких это пор у служивых вроде нас объявляются этакие сестры? Умыкнул с подиума? Признавайся, ловкач.
Богданов не блистал изысканностью манер, напротив, был заметно грубоват, но именно эта грубоватость придавала ему своеобразное обаяние. Привлекательность Матвея, Богданова и самого Семена Павловича состояла, по умозаключению Анны, не в каких-то внешних проявлениях или умении подать себя, а в других, внутренних качествах, которые выступали на первый план со всей очевидностью при первом же знакомстве. Несомненно, все трое были мужчинами до мозга костей; можно сказать, что столь убедительных представителей мужского пола она раньше и не встречала.
Как выяснилось, гвардии подполковник Богданов, тридцати четырех лет от роду, был военным летчиком 1-го класса, общий налет имел 1500 часов, тогда как у Матвея набралось под 700, что для его возраста и в условиях перестроечного застоя, на который пришлось начало его службы, являлось отличным показателем, – Аня и это выяснила, ей хотелось разобраться во всех деталях летной профессии самым тщательнейшим образом. Она вообще от природы была любознательной и всюду совала свой нос, как говорила Елизавета Михайловна, теперь же ее интерес подогревался родственными чувствами, – так Аня определила вспыхнувшую в ней жажду познания.
– Словил вашего пацана, – доложил подполковник. – Пытался просочиться на аэродром. Хорошо, что все его знают, пожурили только слегка. Говорит, хотел на истребители посмотреть. Что-то я не разумею, Матвей, ты сам не можешь парню самолеты показать?
– Предлагал много раз, только кто ж его разберет? Завтра вот Анечке хочу продемонстрировать, девушка интересуется военной техникой.
– Я с вами пойду, – буркнул Сережа.
Аня заметила, что желание брата поставило Матвея в тупик.
– Раньше тебя силком не удавалось затащить… – осторожно сказал он. – Вообще-то завтра у меня полет на сложный пилотаж. Ты уверен, что тебе стоит смотреть?
– Хочу сделать несколько фоток. Мы с Аней послезавтра уезжаем, ты в курсе? – угрюмо отозвался юноша.
– Да, мы с папой уже знаем, – доброжелательно ответил Матвей, не выказывая, однако, ни радости, ни огорчения. Видя, что брат смотрит на него с мнительным ожиданием, добавил: – Это твое решение, Сережа, мы с папой не хотим на тебя давить. Делай, как считаешь нужным.
Сережа переводил недоверчивый взгляд с Матвея на отца – на лице последнего также не отразилось отчетливых эмоций. Аня правильно разобралась в этой мимике, вернее – в отсутствии таковой. Оба остереглись выказать поощрение: это могло бы смертельно ранить Сережу, а если бы горевали по поводу его отъезда, то он бы попросту не поехал. Он потому до сих пор и не сбежал, что боялся за обоих.
– Сергей, пойдем играть, – дернул его за штанину Тёмка.
Сережа еще раз обвел всю компанию подозрительным взглядом, но не нашел к чему придраться, подал руку Тёмке, и мальчики исчезли из поля зрения взрослых.
Иртеньевы дружно перевели дух. Аня принялась откровенно кокетничать с Богдановым, демонстрируя набор самых обворожительных улыбок, а почему бы и нет? Естественное поведение женщины в присутствии интересного мужчины. Ничего предосудительного. На Матвея она не смотрела, хотя явственно ощущала щекой его дыхание.
Семен Павлович предложил всем вместе поужинать. Аня всплеснула руками и сказала, что планировала сходить в магазин, но за разговорами запамятовала. Не согласится ли Валерий (так звали бравого подполковника) выступить в роли сопровождающего, так как она еще плохо ориентируется на местности. Богданов с готовностью предложил свои услуги.
Впоследствии Аня пожалела о проявленной инициативе. Поход в магазин был зафиксирован множеством глаз. Аня накупила дорогих продуктов, фруктов и сладостей для мальчишек, нагрузила ими своего кавалера, но не успели в доме Иртеньевых усесться за стол, как Аня убедилась, что система обнаружения цели в гарнизоне работает безотказно.
Сначала появилась молодая блондинка, вероятно, ровесница Ани; как оказалось, супруга присутствующего гвардии подполковника Богданова.
– Наденька! – преувеличенно обрадовался супруг. – Как ты узнала, что я здесь?
– Мир не без добрых людей, – ответствовала Наденька с язвительно-оскорбленным видом и, не дожидаясь приглашения, подсела вплотную к мужу. При этом она твердо посмотрела на Аню, всем своим видом давая понять, что намерена отстаивать законного супруга до последнего вздоха.
Чуть позже явилась еще одна гостья, на этот раз женщина за сорок, приятной наружности, полненькая белолицая шатенка. В руках она держала поднос, накрытый фольгой. Входную дверь Иртеньевы не запирали, поэтому знакомые, стукнув два раза для приличия, входили совершенно непринужденно, – видимо, так здесь было заведено.
Полненькая, однако, остановилась в дверях гостиной в замешательстве, увидев большое собрание.
– Здрасьте, – неуверенно произнесла она. – Извините, Семен Павлович, не знала, что у вас гости. Я вот тут…испекла для Сережи…он давеча у нас пробовал, так ему очень понравилось.
– Проходите, Зинаида Степановна, – поднялся Матвей. – Присаживайтесь к столу. Очень кстати зашли. Садитесь сюда, рядом с папой.
«Сюрпризы продолжаются, – подумала Аня. – Сейчас обнаружится, что у папы есть дама сердца».
Предположение было не лишено основания. Зинаида Степановна заняла место как раз напротив Анны и воззрилась на нее с неприкрытым испугом, позабыв развернуть свой пирог. Нетрудно было догадаться, что весть о пребывании в доме Иртеньевых неизвестной молодой женщины взбудоражила некоторых жительниц городка.
Нельзя сказать, чтобы Семен Павлович пришел в восторг от появления Зинаиды Степановны. Тем не менее, он галантно представил ее и Аню друг другу. Лицо обеспокоенной женщины прояснилось, когда она узнала, что Анна – дочь Семена Павловича.
– С радостью вас, Семен Павлович, – защебетала она, – а я-то думаю, что за красавица к вам пожаловала, а это, значит, доченька ваша. Красавица, ах красавица, – разливалась Зинаида Степановна, не замечая свирепых взглядов Нади, – вся в вас, Семен Павлович, просто одно лицо!
Не отзвучали еще последние слова, как на пороге возникла Татьяна. С опаской покрутив головой по сторонам и убедившись, что Сережи нет в обозримом пространстве, девушка засеменила к столу. Сколько бы ни крепилась Аня, ей пришлось признать, что впечатлений за эти два дня оказалось для нее чересчур много.
Под усиленные похвалы собравшихся Зинаида предъявила яблочный пирог, который выглядел исключительно аппетитно.
– Где Сережа? – продолжала суетиться она. – Он дома? Надо позвать его к столу.
– Мальчики не захотели сидеть со взрослыми, – объяснил Семен Павлович. – Анечка их уже накормила.
– Я сейчас им отнесу. – Аня взяла большой нож и стала резать пирог на куски.
Матвей сидел рядом. Отвернувшись, он тихо разговаривал с Таней. Зинаида завладела вниманием Семена Павловича; Надя с умильным видом ластилась к мужу, демонстрируя нерушимое семейное счастье.
Аня вдруг почувствовала себя лишней. Здесь, в этом доме, в военном городке, день за днем шла своя, устоявшаяся жизнь, в которой ей не отводилось места. У здешних обитателей были свои интересы, сложившиеся отношения, неизвестные ей привычки и традиции. Что-то сдавило ей горло: вот так – рвалась, тревожилась, а на деле все отлично обходятся без нее. Может, и Сереже она уже не нужна? Выплеснул эмоции, побесился – и успокоился, чего еще ожидать от импульсивного юноши шестнадцати лет?
Она переложила несколько кусков пирога с подноса на тарелку и пошла в комнату, откуда доносились завывания виртуальной гонки.
– Пошли бы погуляли, Сережа. – Аня поставила тарелку прямо на пол, так как игроки сидели на ковре. – Зинаида Степановна пирог принесла. Поешьте, и выйдем вместе на улицу. Я сама с вами охотно прогуляюсь.
– Набежали, – презрительно скривил губы Сережа. – Наверно, и Танька прискакала? Не хочется при Богданове, я его сильно уважаю, а то бы прогнал всех баб к едрене фене. Прилипалы чертовы! Мало одной телки, так еще другая клеится.
– Сережа! Зачем ты оскорбляешь женщин? Это некрасиво, не по-мужски. За что ты так не любишь Татьяну?
– За что? А за то, что она похотливая… – Сережа осекся, наткнувшись на чистый вопрошающий взгляд Тёмки. Тогда он придвинулся к Ане и продолжал озлобленным шепотом: – Сначала у нее был майор, потом лейтенант, а теперь она к Матвею привязалась. Полковая шлюха! – прошипел он.
У Ани все внутри похолодело. Она не ошиблась – чудом избежала позорного столба, к которому пригвоздил бы ее младший брат. Конечно, максималист, как все юнцы. С ним и впредь надо соблюдать крайнюю осторожность.
Сережа выражение ее глаз истолковал по-своему:
– Знаю, вы считаете меня избалованным эгоистом, ревнивцем с комплексами, обращаетесь со мной, как с мальчишкой… – Знакомая циничная ухмылка исказила его лицо. – Ошибаетесь, я все проверил. Мне надо было убедиться! Пошел к этой корове, и проверил…
– Что проверил? – пролепетала Аня, охваченная ужасным предчувствием.
– Не понимаешь? – Сережа насмешливо сощурился. – Говорю тебе: она – шлюха. Тьфу, до сих пор тошнит!
Он отстранился от сестры и переключил внимание на игру – прекрасные глаза, идеальный профиль, озаряемый голубоватыми вспышками экрана. Через минуту, озадаченный Аниным молчанием, бросил на нее косой взгляд.
– Э-эй! Аня! Что ж ты плачешь? – растерялся он. – Постой, Ань, мы так не договаривались. – Он порывисто обнял ее. – Ну да, я подлец, скотина! Хочешь, дай мне по морде. Ань, да пойми ты, нельзя Матвею быть с такой…Ему хорошая, честная девушка нужна. Только представь, каково летчику там, на верхотуре, на бешеных скоростях: одна шальная мысль, неверное движение – и все, конец! А всякие падлы играют их чувствами и жизнями. – Лицо его снова приняло жестокое выражение. – Она меня не зря боится, я ей пригрозил, теперь поостережется хвостом крутить, узнаю хоть что-то – убью!
– А если Матвей про тебя узнает? – всхлипнула Аня.
– Не узнает, если только ты не проговоришься. Но ты не скажешь, я тебе верю.
Тут в действие вступил Тёмка. Малыш до того, приоткрыв рот, ошеломленно взирал на плачущую мать, наконец любящее сердце ребенка не выдержало, он распустил губы и заревел, что было мочи:
– А-а-а-а-а!.. – причем каждый звук взбирался на пол тона выше предыдущего.
Анна сгребла сына, Сережа сгреб обоих, в таком виде и застал их Матвей.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Очаровательно! С вас бы картину писать. Можно узнать, по какому поводу сей грандиозный ор?
Он присел на корточки, глядя на них с удовольствием. Троица и вправду просилась на холст.
– Сережа, где фотоаппарат?.. А ну-ка, всем утереть носы и не двигаться… Та-а-к, отлично… еще разок… Класс! Раздам фотки сослуживцам. Все от зависти помрут. Надо вас с папой сфотографировать. Пошли в столовую. Причину рева выясним потом.
