Текст книги "Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)"
Автор книги: Ираклий Андроников
Жанры:
Литературоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Лермонтов и Н. Ф. И
1
Аким Шан-Гирей, близкий родственник Лермонтова, в пансионскую и университетскую пору живший с ним под одной кровлей, мемуарист, казалось бы, добросовестный и доброжелательный, писал в своих воспоминаниях, что «все стихотворения Лермонтова, относящиеся ко времени его пребывания в Москве, только детские шалости», которые «ничего не объясняют и не выражают» [292]292
А. П. Шан-Гирей. М. Ю. Лермонтов. – В кн.: Е. Сушкова. Записки, с. 363 и 364.
[Закрыть].
Всецело приписывая влиянию Байрона трагический характер лермонтовской поэзии тех лет, Шан-Гирей был искрение убежден, что мрачные стихи Лермонтов сочинял, «чтобы казаться интереснее, так как байронизм и разочарование были в то время в сильном ходу», и что «никаких мрачных мучений, ни жертв, ни измен, ни ядов лобзания в действительности не было» [293]293
Там же.
[Закрыть].
Это наивное и глубоко ложное суждение о юношеской лирике Лермонтова доказывает только, что даже такой близкий к нему человек, как Шан-Гирей, немногое знал о его жизни и еще меньше понимал в его поэзии.
Составляя в 1860 году свои мемуары о Лермонтове, Шан-Гирей не сам, конечно, придумал пресловутую легенду о байронизме. Он лишь повторил то, что писали о Лермонтове в те годы. «Надо сказать правду, – отмечал в 1861 году некрасовский „Современник“, – в наших критических статьях о Лермонтове гораздо более говорилось о байронизме и о Байроне, чем о нем». И, опровергая эту точку зрения, автор статьи, М. Л. Михайлов, решительно отказался считать Лермонтова за «покорного подражателя Байрона, какого хотят во что бы то ни стало видеть в нем» [294]294
«Современник», 1861, №. 2, февраль, отд. II, с. 318. (Заметка о Лермонтове. По поводу нового издания его сочинений). В кн. И. Ф. Масанова «Словарь псевдонимов» (т. I. M., 1941) на с. 526 указано, что автором этой статьи был поэт М. Л. Михайлов.
[Закрыть].
Повторяя чужие слова о лермонтовском байронизме, Шан-Гирей не только не прояснял, а, наоборот, всячески затемнял конкретный смысл лермонтовских стихотворений. Мысль же о том, что Лермонтов, старший его на четыре года, просто не хотел посвящать его в то время в свой внутренний мир, очевидно, даже не приходила ему в голову.
С добродушной иронией рассказывает Шан-Гирей случай, когда Лермонтов прочел ему «своего сочинения стансы ″К***″». «Меня ужасно интриговало, – пишет Шан-Гирей, – что значит слово с т а н с ы и зачем три звездочки? Однако ж промолчал, как будто понимаю» [295]295
А. П. Шан-Гирей. М. Ю. Лермонтов. – В кн.: Е. Сушкова. Записки, с. 359.
[Закрыть].
На самом деле многое он не понимал, а многое просто не помнил и, не располагая впоследствии фактами, объяснял непонятное для него самого происхождение лирических посвящений Лермонтова общими фразами о байронизме.
Шан-Гирей, как и многие современники, ошибался. Он видел в стихотворениях Лермонтова лишь то, что хотел видеть. В свою очередь, его утверждения воспринимались критикой и читающей публикой уже как факт непреложный: «родственник пишет…». И мало-помалу байронизм был объявлен основным, определяющим признаком лермонтовской поэзии.
Отрицать воздействие Байрона на европейскую поэзию, в частности на поэзию русскую, нет никаких оснований. «Властителем дум» молодежи двадцатых-тридцатых годов прошлого века Байрон, конечно, был. И в России это засвидетельствовали и Пушкин, и Рылеев, и Кюхельбекер, да и сам Лермонтов:
И Байрона достигнуть я б хотел…
Дело не в отрицании явления, а в определении меры воздействия, ибо оно не лишило поэзию Лермонтова ни самородности, ни самобытности, не лишило своеобразия исторического, национального, личного, – не лишило по той причине, что вся поэзия Лермонтова была порождением не литературы, а прежде всего жизни, что все стихи, в которых Шан-Гирей и многие из его современников хотели видеть только старательные литературные имитации, на самом деле были отражением реальных событий лермонтовской биографии, в которых принимали участие совершенно реальные люди. Но для того чтобы это установить, потребовалось немало труда и времени.
2
Так, среди юношеской лирики Лермонтова уже давно обращал на себя внимание ряд стихотворений 1830–1832 годов, объединенных темой любви и измены. Четыре стихотворения этого цикла озаглавлены инициалами некой Н. Ф. И.
Первое из этих стихотворений, обозначенное буквами «Н. Ф. И…вой», относится к 1830 году. «Любил с начала жизни я угрюмое уединенье», – признается Лермонтов вдохновительнице этого задушевного обращения и делится с ней сомнениями, которые прежде бережно таил от других:
Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила его написать это стихотворение, было искренним и серьезным.
В стихотворении 1831 года «Романс к И.» молодой поэт снова обращается к этой же девушке, как к верному своему другу, который сумеет, по его мысли, защитить и оправдать его в глазах «бесчувственной» светской толпы:
Но уже из текста стихотворения, написанного летом 1831 года и адресованного Лермонтовым «К Н. И…», видно, что в их отношениях наступил трагический перелом. Новое посвящение начинается с горестного упрека:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Уязвленный изменой любимой девушки, Лермонтов вспоминает в этом стихотворении о прежнем:
В те дни, когда, любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой,
Прощальный поцелуй однажды
Я сорвал с нежных уст твоих;
Но в зной, среди степей сухих,
Не утоляет капля жажды.
Дай бог, чтоб ты нашла опять,
Что не боялась потерять;
Но… женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть! [298]298
Лермонтов, т. I, с. 209–210.
[Закрыть]
О прощальном поцелуе снова говорится в стихотворении с утаенным обращением ″К***″:
Речь здесь идет все о том же роковом разрыве с Н. Ф. И.
Тема измены и неизбежной разлуки составляет содержание еще одного стихотворения, относящегося к 1831 году, в заглавии которого снова стоит посвящение ″К***″:
При внимательном чтении лирики 1831 года видно, что Лермонтов продолжал жестоко страдать от любви и ревности.
Я не хочу, чтоб сновиденье
Являло мне ее черты, —
пишет он в стихотворении «Ночь».
Глубокое и чистое чувство, отравленное горечью несбывшихся надежд, проходит сквозь длинный ряд стихотворений 1831 года.
Печалью вдохновенный, я пою
О ней одной, —
признается поэт в стихотворении «Я видел тень блаженства» [303]303
Там же, с. 225.
[Закрыть]. Действительно, прочитанные в новой связи, стихотворения эти раскрывают целую историю любви. В продолжение 1831–1832 годов Лермонтов постоянно обращается к этому драматическому эпизоду и посвящает ему «Виденье», «К***» («О, не скрывай, ты плакала об нем…»), «Стансы» («Не могу на родине томиться…»), «К***» («Я не унижусь пред тобою…»), «Измученный тоскою и недугом…», «Когда последнее мгновенье…», «Сонет» («Я памятью живу с увядшими мечтами…») и целый ряд других. Получается стихотворный дневник, в котором Лермонтов отмечает основные события этого горестного романа.
Обращаясь в стихотворении, помеченном датой «Сентября 28», все к той же Н. Ф. И., Лермонтов вопрошает ее о своем счастливом сопернике:
Около двух лет мучило Лермонтова неразделенное чувство к Н. Ф. И. И только в одном из последних стихотворений, к ней обращенных, он с упреком напомнил ей о своих «лучших годах», которыми ради нее жертвовал.
Стихотворениями, написанными весною 1832 года, заканчивается история юношеской любви, вдохновившей Лермонтова на создание этого «лирического дневника», посвященного неведомой нам Н. Ф. И.
История отношений с ней оказывается, таким образом, одной из центральных тем лирики 1831–1832 годов.
3
Начало этого цикла находится в так называемой XI лермонтовской тетради, которую поэт стал заполнять в июле. А к этому же времени относится «романтическая драма» Лермонтова – «Странный человек». На обложке ее чернового автографа выставлена дата «1831 года. Кончена 17 июля. Москва».
Конфликт, положенный в основу этой драмы, совпадает с историей увлечения Лермонтова и совершенно так же кончается изменой. Лермонтов изобразил в пьесе девушку – Наталью Федоровну Загорскину, которая предпочла молодому поэту Арбенину его друга (в драме он назван Белинским). В одной из сцен студент Заруцкий читает стихотворения Арбенина, посвященные Наталье Федоровне Загорскиной. Это как раз те самые стихи, которые Лермонтов посвятил Н. Ф. И. В черновом варианте пьесы находится стихотворение «Когда я унесу в чужбину…», в отдельном автографе известное под названием «Романс к И…». Все это невольно наводит на мысль, что сходство инициалов Н. Ф. И. с именем Натальи Федоровны Загорскиной не случайно. В предисловии к «Странному человеку» Лермонтов пишет: «Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет. Лица, изображенные мною, все взяты с природы; и я желал бы, чтоб они были узнаны…» [305]305
Лермонтов, т. V, с. 205.
[Закрыть]
Таким образом, не остается сомнений, что в 1831 году Лермонтов пережил трагедию, связанную с девушкой, образ которой он воссоздал потом в своей «романтической драме». Предисловие к драме как бы обязывает узнать ее имя и ввести в биографию Лермонтова новое важное лицо. Ибо вывод,
добытый путем исключительно литературного анализа, еще не может служить материалом для биографии, пока он не подтвержден фактами нелитературного порядка. Используя литературное произведение в качество прямого источника для биографии, исследователь неизбежно попадает в порочный круг и часто оказывается в положении П. А. Висковатова, который в целом ряде случаев строил комментарий к произведениям Лермонтова не на фактах его реальной биографии, а на основе биографических догадок, извлеченных из тех же самых произведений.
Исследователи уже прежде отмечали совпадение между циклом 1831 года и текстом «Странного человека» [306]306
Б. В. Нейман. Одна из воспетых Лермонтовым. – «Русский библиофил», 1916, кн. 8, с. 61–70.
[Закрыть]. Но для того, чтобы добыть новые факты, надлежало преодолеть целый ряд трудностей. Начать с того, что вплоть до 1880 года стихотворение «Н. Ф. И…вой» в собраниях сочинений поэта печаталось с измененными инициалами: «М. Ф. М…вой», а «Романс к И…» с 1843 года по 1910 год перепечатывался без начальной буквы посвящения: просто «Романс к***».
Буквами «М. Ф. М…вой» стихотворение озаглавил Дудышкин, впервые опубликовавший его в 1859 году [307]307
С. Дудышкин. Ученические тетради Лермонтова. – «Отечественные записки», 1859, кн. XI, с. 250.
[Закрыть]. Подлинная рукопись Лермонтова с посвящением Н. Ф. И…вой находилась при этом в его руках. Инициалы Дудышкин переменил не по собственной прихоти, а выполняя, очевидно, просьбу какого-то заинтересованного в этом лица. Следовательно, он знал, к кому обращены стихи, то есть знал имя, отчество, фамилию Н. Ф. И…вой. Может быть, даже знал ее лично. Однако, вместо того чтобы напечатать ее имя полностью, Дудышкин нашел нужным еще крепче зашифровать его. Вероятно, об этом позаботилась сама Н. Ф. И. или кто-нибудь из ее близких, для того, чтобы никто не мог угадать имени той, которая когда-то вызвала в Лермонтове такое истинное и сильное чувство.
В то время как Е. А. Сушкова публиковала «Записки», в которых с увлечением рассказывала о знакомстве с Лермонтовым и о своей отвергнутой им любви, Н. Ф. И., сама так равнодушно покинувшая поэта, тридцать лет спустя старательно вытравляла из его биографии свое имя, чтобы будущие комментаторы «Странного человека» не смогли расшифровать его. Что побуждало ее к этому?
В строфе большого стихотворения, озаглавленного датой «1831-го июня 11 дня», Лермонтов, обращаясь к ней, писал:
Но для того, чтобы повторять название, надо знать это название. Иначе говоря, биограф должен был разгадать инициалы Н. Ф. И. и собрать о ней новые факты.
4
Из лермонтовских писем 1831 года до нас дошло только одно. Оно датировано 7 июня и адресовано Николаю Поливанову, другу, уехавшему на лето из Москвы в деревню.
«Я теперь сумасшедший совсем», – пишет Лермонтов. Сообщая далее Поливанову о предстоящей свадьбе его кузины Лужиной, он посылает к черту все свадебные пиры и восклицает: «Мне теперь не до подробностей… я не могу тебе много писать: болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры. – Source intarissable (неиссякаемый источник. – И. А.). – Много со мной было; прощай…» [309]309
Там же, т. VI, с. 408–409.
[Закрыть]
Письмо состоит всего из нескольких строчек и представляет собой приписку к письму их общего друга Владимира Шеншина, который, сообщая Поливанову московские новости, между прочим упоминает: «Мне здесь очень душно, и только один Лермонтов, с которым я уже пять дней не видался (он был в вашем соседстве у Ивановых), меня утешает своею беседою».
Итак: в первых числах июня Лермонтов гостил у Ивановых, к семье которых может быть, принадлежала Н. Ф. И. – Н. Ф.
…Иванова? «Пять дней не видался», – следовательно, Ивановы эти жили недалеко от Москвы.
Это предположение поддерживается текстом одного из стихотворений Арбенина в черновой редакции «Странного человека»:
Клязьма протекает недалеко от Москвы. Еще точнее: в пяти верстах от столыпинского Середникова, где Лермонтов гостил каждое лето в 1829–1832 годах.
Обратимся снова к тексту «Странного человека».
Если верить предисловию и видеть в драме изложение «истинного происшествия», допустим, в качестве рабочей гипотезы, что в лице Н. Ф. Загорскиной черты Н. Ф. И. и факты ее биографии воспроизведены очень точно.
В этом случае допустим также:
1) Что если в драме указано, что Загорскиной восемнадцать лет, то в 1831 году восемнадцать лет было и Н. Ф. Ивановой.
2) Что если в драме упомянута сестра Загорскиной, то сестра была и у Ивановой.
3) Что если в «Странном человеке» оговорено, что у Загорскиной нет отца (реплика Белинского: «их две сестры, отца нет»), то отец Н. Ф. Ивановой действительно умер до описываемых событий, то есть до 1831 года.
Если же все эти сопоставления правильны, то надо найти такого Федора Иванова, который, так сказать, годился бы ей в отцы. Из текста пьесы о нем известно не много: умер до 1831 года (но не раньше 1813 года – предполагаемого года рождения Натальи Федоровны). У него две дочери.
С этого надо было начинать поиски нового материала.
5
Федор Федорович Иванов родился в 1777 году, а умер 31 августа 1816 года. Судя по этим датам, Н. Ф. И. могла быть его дочерью. Известный в свое время драматический писатель, автор популярной пьесы «Семейство Старичковых» и трагедии «Марфа Посадница» [311]311
«Сочинения и переводы Ф. Ф. Иванова», в 4-х частях, М., 1824.
[Закрыть], он состоял членом Московского общества любителей российской словесности и был особенно дружен с А. Ф. Мерзляковым и Ф. Ф. Кокошкиным, а также с актерами Померанцевым, Плавильщиковым и Шушериным. Он устраивал в своем доме литературные вечера, на которых, кроме его задушевных друзей, появлялись В. Л. Пушкин, А. Ф. Воейков, кн. И. М. Долгорукий, П. А. Вяземский и К. Н. Батюшков и где проводили время «весело, с пользою и с чашею в руках» [312]312
«Биография А. И. Кошелева», т. I, кн. 2. М., 1889, с. 271.
[Закрыть]. Иванов слыл по Москве занимательным собеседником, весельчаком и записным театралом и сам нередко участвовал в любительских спектаклях на домашнем театре князя С. С. Апраксина [313]313
К. Н. Батюшков. Сочинения, т. III, изданы П. Н. Батюшковым. СПб., 1886, с. 674–675.
[Закрыть]. Здесь в начале 1814 года исполнялся гимн сочинения Ф. Ф. Иванова, посвященный памяти Кутузова; он получил распространение и бытовал вплоть до 30-х годов.
В том же 1814 году широкое распространение получила солдатская песня неизвестного сочинителя «В память князя Кутузова-Смоленского», снабженная в печати, вместо подписи автора, указанием на село Загорье, где она была сочинена. Не трудно допустить, что автором этой песни был тот же Ф. Ф. Иванов. И не отсюда ли произвел Лермонтов в своем «Странном человеке» фамилию Наташи Загорскиной? [314]314
«Песни, собранные П. В. Киреевским», вып. 10, М., 1874, с. 167 и 184.
[Закрыть]
Иванов был женат на сестре А. И. Кошелева – Екатерине Ивановне. У них были дети, ибо, по свидетельству Мерзлякова, Иванов оставил в «неутешной печали» супругу и «двух милых малюток» [315]315
«Труды Общества любителей российской словесности при Московском университете», ч. 7. М., 1817, с. 119.
[Закрыть], – очевидно, Н. Ф. И. и ее сестру. Первой из них в 1816 году, по изложенным выше расчетам, должно было быть около трех лет. Вот и все! Таким образом, изучение биографии Ф. Ф. Иванова помогло установить только то, что у Иванова было двое детей лермонтовского возраста, другими словами – что Н. Ф. И. могла быть его дочерью [316]316
Имя Ф. Ф. Иванова в этой связи, неизвестно на основании каких данных, в осторожной, вопросительной форме называл В. В. Каллаш («Иллюстрированное полное собрание сочинении Лермонтова», т. I. М., изд-во «Печатник», 1914, с. 272). Гораздо решительнее, ссылаясь на автора настоящей работы, заявит об этом Б. М. Эйхенбаум («Литературная учеба», 1935, № 6, с. 29).
[Закрыть]. Могла быть, но была ли? Никаких сведений в подтверждение этого отыскать мне не удалось.
Не трудно допустить, однако, что в начале 1830-х годов Н. Ф. И. вышла замуж. Тогда ее следовало разыскивать в дальнейшем уже под какой-то другой фамилией. Но прежде надо было узнать: была ли она замужем? А если была, то за кем? Оставалось одно: установить по родословным книгам, кто в XIX веке женился на Ивановых.
Наталью Федоровну Иванову я отыскал в «Родословном сборнике русских дворянских фамилий», составленном В. В. Руммелем и В. В. Голубцовым. Она оказалась женой Николая Михайловича Обрескова. О нем в родословии сказано: «Поручик, за постыдный офицерскому званию поступок разжалован (30 мая 1826 года) и лишен дворянского достоинства; уволен из военной службы 14-м классом в 1833 году; в гражданской службе с 1836, титулярный советник (28 декабря 1843 года); 14 февраля 1846 года возвращены ему права потомственного дворянства, надв. советник (1857)» [317]317
В. В. Руммель и В. В. Голубцов. Родословный сборник русских дворянских фамилий, т. II. СПб., 1887, с. 192, № 47.
[Закрыть].
Ни в «Алфавите декабристов», ни в «Некрополях», ни в картотеке Б. Л. Модзалевского – нигде имени Н. М. Обрескова нет. Зато в «Московском Некрополе» находим имя Обресковой Натальи Федоровны, которая скончалась 20 января 1875 года на шестьдесят втором году от рождения и погребена на Ваганьковском кладбище [318]318
«Московский Некрополь», т. II. СПб., 1908, с. 358.
[Закрыть].
Если в 1875 году ей было около шестидесяти двух лет, значит, она родилась в 1813 году. Вспомнив, что это и есть предположенная нами дата рождения Н. Ф. И., мы уже с большой долей вероятности можем утверждать, что Н. Ф. И. и Наталья Федоровна Обрескова – одно и то же лицо.
Но этого мало.
6
Биография Обрескова не только не помогла уяснить, – она еще больше усложнила и без того трудные розыски. Книжные источники были исчерпаны. Оставался последний ход: к ныне покойному Н. П. Чулкову, который своими обширными познаниями в области генеалогии, архивных и историко-бытовых вопросов оказывал важные услуги не одному поколению литературоведов.
Чулков подтверждает:
«Наталья Федоровна – дочь драматурга Ф. Ф. Иванова. В браке с Николаем Михайловичем Обресковым. Их дочь, – продолжает Н. П. Чулков, и здесь внимание мое нарастает, – их дочь состояла в браке с Сергеем Владимировичем Голицыным. Она умерла в 1924 году».
Оказывается, Чулков знал ее лично, знал и дочь ее – Христину Сергеевну Арсеньеву, которая в 1920-х годах жила в Москве, возле Кропоткинских ворот. Даже бывал у них. Где X. С. Арсеньева в настоящее время – Чулков не знает. Того дома, где она прежде жила, уже нет, он снесен. Надо узнать новый адрес.
Для этих целей существует адресный стол. Но адресный стол гор. Москвы утверждает, что Христина Сергеевна Арсеньева в Москве не живет. Тогда я обращаюсь к Николаю Владимировичу Голицыну, ибо теперь уже сфера поисков расширилась и нити ведут к Голицыным. Судя по родословной книге [319]319
«Род князей Голицыных». Составил князь Н. Н. Голицын. СПб., 1892, с. 229 и 230.
[Закрыть], Н. В. Голицын – родственник Христины Сергеевны и, может быть, знает ее адрес.
К сожалению, он знает другое: Христина Сергеевна умерла. У нее были сестры – другие внучки Н. Ф. Ивановой, но о них у Голицына нет никаких сведений. Сведения, очевидно, может дать племянник мужа X. С. Арсеньевой – Сергей Иванович Арсеньев, адрес которого следует узнать в адресном столе.
Наконец, в семье С. И. Арсеньева мне сообщают новые данные: в Москве живет сестра Христины Сергеевны Арсеньевой – Наталья Сергеевна Маклакова. Стоит только зайти в адресный стол.
