Текст книги "Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды"

Автор книги: Ира Аллор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

Глава 22

Едва ступив на широкую мраморную лестницу, недомайар и Ауле с Курумо услышали в вышине грохот.

Небо стремительно потемнело. Через мгновение ураганный ветер обрушился на землю, едва не сметя их со ступеней. Яростный вой бури порой напоминал голос. Ауле, запрокинув голову к потревоженному небосклону, усмехнулся:

– Кажется, Манвэ всерьез разозлился… Нечто подобное я наблюдал только при сотворении Арды да еще когда Мелькор Деревья Унголиант скормил. Но тогда это были еще цветочки…

Новая бешеная волна чуть не оторвала их от земли. Аллор вцепился в перила, прикрыв собой Эльдин, Курумо распластался на камне.

– Так вас и в море унести может, – нахмурился Ауле. Он коснулся скалы рядом с лестницей, закрыл глаза, погладил ладонью шершавую поверхность. Внезапно она раздалась, образовав небольшую пещеру.

– Быстро туда! – прошипел Вала. Рев бури притих, они скользнули внутрь, и тут же смерч с новой силой пронесся над скалой, вздымая тучи пыли и ворочая камни.

– Сможет ли он вернуться? – проговорил задумчиво Аллор. – По-моему, такое должно затягивать…

Эльдин мечтательно зажмурилась:

– Вот так нестись куда-нибудь… Но для этого просторы Эа подходят…

– Я уж было забыл, что именно эта стихия ему подвластна, – пробормотал Курумо. – Как-то и сейчас не увязываются в сознании он и это буйство.

– Плохо ты его знаешь, – проворчал Ауле. – Надо как-то добраться в Ильмарин.

– А может, можно внутри горы пройти? – проговорила Эльдин. – Ауле, ты можешь такое?

Вала с интересом посмотрел на нее, переглянулся с Курумо. Тот широко улыбнулся:

– Ну и идея! Прямо подкоп или тайный ход!

– А что делать? – хмыкнул Аллор. – Погода сегодня явно для прогулок неподходящая.

Ауле уперся ладонями в стену – вперед и вверх. Камень начал подаваться, как мягкий воск, стало даже боязно – вдруг оплывет свечой Таникветиль, погребя их под собой. Вала утер пот со лба – с сотворения Арды он почти никогда не делал подобного, – и снова взялся за работу.

* * *

Возвращающийся в залу Эонвэ был немало удивлен, когда на склоне возникли четыре фигуры, в которых он узнал Аллора с Эльдин и Ауле с Курумо. Вала шел по почти отвесному склону к ближайшей площадке, остальные двигались, держась за него.

Эонвэ воззрился на новых гостей.

– Откуда вы взялись? – спросил он, не забыв, впрочем, почтительно поклониться Ауле.

– Горой прошли, – усмехнулся Вала, перелезая через перила. Майар взобрались следом. – А то нас бы снесло. Что случилось, кстати?

Эонвэ мрачно покачал головой и пожал плечами:

– Они в комнате остались, потом раздался грохот, дверь и окно высадило, а там – ураган и облики безжизненные… Мелькор их привести в чувство пытался. Потом Ирмо с Ульмо пришли, они вместе дозвались как-то.

– Дозвались? – Аллор переглянулся с Эльдин. – И далеко они ушли?

– Куда – ушли? – подался вперед Курумо.

– Не знаю… – неуверенно проговорил Эонвэ. – Манвэ что-то про звезды говорил. Я не особо расспрашивал, захочет – скажет… Вы в тронный зал проходите, все соберутся там.

– Что же, мы подождем. – Аллор направился в указанном направлении.

– Звезды, – протянула Эльдин. – Неужели они преодолели Пустоту и добрались до Путей? Получается, они пытались уйти?

– Сильно нужно было допечь, чтобы они пошли на такое, – сощурился недобро Аллор. – А вот если вернулись…

– Все разнесут, – злорадно усмехнулся Курумо. Ауле задумчиво промолчал, что-то решая.

Они вошли в тронный зал, где уже был накрыт стол, и в то же время из другой двери появились хозяева Ильмарин и их гости.

Король и Королева заняли свои места во главе стола, и трапеза началась как ни в чем не бывало.

* * *

Направляясь в Ильмарин в сопровождении сотворенных, Тулкас целиком погрузился в мрачные размышления. Готовность майар заколоть создателя при неблагоприятном для них исходе Круга его не удивила, даже не вызвала ни возмущения, ни обиды – наверное, он сам бы поступил так же в подобной ситуации. Поэтому он только неопределенно ухмыльнулся, глядя на несколько озадаченные и почти смущенные лица Охтариэн и Талиона.

А вот что будет дальше, после того как Манвэ объявил свою волю и Творец весьма недвусмысленно отреагировал? Участники Круга не могли не заметить этого, а что промолчали, неудивительно – Владыка сам пусть разбирается с Единым, а соваться – себе дороже, еще с двух сторон попадет. И все же… Он, Вала-Воитель, в стороне оставаться не сможет; хотя чего проще – просто исполнять приказы, что он и делал все это время. Что-то подсказывало Тулкасу, что он должен выбрать – сам. Впрочем, выбор сделан – свое слово он сказал, помогая Владыке подняться на ноги…

Строгий голос, проникший в его сознание, даже не удивил Валу – но как давно они говорили в последний раз…

* * *

– Что огорчает Тебя, о Единый? – порывисто приблизился к сияющему престолу лучащийся огненно-золотистым светом один из младших Айнур.

– Ничего особенного, не думай об этом… отступнике, – словно бы вырвалось у Илуватара.

– А что случилось? – Айну Тулкас весь превратился в слух.

– Я надеялся, что Мелькор займется созиданием и это будет во благо ему и другим. Но он жаждет главенства надо всеми, а пока искажает все, что они делают. Я мог бы вмешаться, но…

– Ну почему Ты, о Единый, должен растаскивать их в стороны? Они что, сами справиться не могут? – вскипел Айну.

– Мелькор силен, дары его многообразны, и он искусно ссорит Валар меж собой, сбивая с пути. Вместо того чтобы творить, они тратят время на борьбу со злом… – Эру вздохнул.

Тулкас решился:

– Позволь мне, о Единый! Я сражусь с ним, и он не посмеет больше мешать им заниматься своим делом.

– Он сильнейший…

– Я попробую! Побеждает тот, кто прав, – а правда на нашей стороне, ведь так? – Глаза Айну загорелись.

* * *

Когда Эру развернул перед Айнур музыку, один из младших Айнур, Тулкас, не решился вплести свой мотив в мелодию. То ему казалось, что слишком неуместным он будет, то – ненужным, ибо и так все совершенно. Попробовал присоединиться, когда возник диссонанс Мелькора, – все равно уже возникло смятение… Его привлекали бешеные ветра Манвэ и яростное пламя Мелькора, неистовая мощь вод Ульмо и весомая красота построений Ауле. Старшие – сильные, умелые…

Когда они уходили, чтобы дать бытие предпетому миру, неясная робость не дала ему выйти вперед и отправиться туда же, дабы создавать и развивать многообразие форм и сущностей, смутно роившихся в воображении. Куда ему – младшему, не обретшему ясной темы, не увидевшему что-то свое, особенное в ткани видения… Не решился…

Но забыть, как это сделали многие, едва обратившие внимание на уход четырнадцати, – не смог. А для него словно потускнели Чертоги Творца – без золотисто-лазурного пения Манвэ и переливчато-сияющей улыбки Варды, струящейся зелени танца Йаванны и неугомонного кружения Оромэ. Даже черно-стальной вихрь Мелькора вспоминался без неприязни.

А еще – стремительно-веселая, как блик на гребне увиденной в видении волны, звонко-яркая, лучащаяся… Нэсса. Ему не хватило тогда ее задорной, беззаботной решительности. Она звала его с собой, но он не мог идти просто так – он должен был быть – кем-то, быть нужным…

* * *

И вот его час настал – он будет с ними, он защитит их покой, их творение, их музыку.

– Позволь мне, Отец…

Перед ним предстала Арда – затянутая дымом, корчащаяся в чаду и угаре, сотрясаемая вскипающей лавой…

Валар – изменившиеся, усталые, озабоченные… Помрачневший Манвэ, сердитый Оромэ, возмущенный Ульмо. И радостно кинувшаяся навстречу Нэсса.

– Тулкас, это ты! Ты все-таки пришел! А у нас тут такое… Но ничего, справимся, а я так рада…

И он рассмеялся – счастливо-неуместно. Он был – дома. И он защитит этот дом, где его ждали. Ничто и никто не остановит его. И сильнейший из Айнур не выдержал бурного натиска и отступил во Тьму.

А новый Вала приблизился к Манвэ и произнес слова присяги Повелителю нового мира: «…отныне и впредь, во имя Арды…»

– Ныне это твой дом, брат, – произнес Манвэ, положив руку на плечо Валы. – И наречешься отныне Астальдо, ибо это твоя тема в музыке.

Лучились ясным светом луга в Альмарэн, буйно тянулись к умытому дождями небу сотворенные Йаванной колонны деревьев, и с немыслимой высоты рассеивали свет Ормал и Иллуин.

Нэсса самозабвенно кружилась в танце, не пригибая высоких причудливых трав, чутко отзываясь движением на колебания струн лютни под тонкими пальцами Манвэ. Ниэнна тихо напевала чуть грустную песню, отчего все казалось непрочным и зыбким, и от этого еще более дорогим и любимым.

Но вот песня стала веселее, и тут сестра Оромэ приблизилась к Тулкасу и, схватив за руку, увлекла в радостную пляску. Эстэ сплела венки из выбранных Йаванной цветов, и Намо, улыбаясь, водрузил их на головы танцующей пары под поздравления и смех собравшихся. Долго сидели в тот день Валар все вместе; колдовские видения Ирмо окутывали сад, музыка и цвет, мерцание и смутный звон уводили куда-то в сказочный, неясный мир, щемяще-светлый, еще не виданный, не похожий ни на что уже виденное, и они плыли по мягким туманным волнам, одни в новом, незавершенном пространстве, и были – как одно целое. Астальдо счастливо погрузился в зыбкий сон.

* * *

Потом было многое, и думать хотелось все меньше. Был долг, и была присяга, и была злость: Отступник словно смеялся над ним самим своим существованием – если бы не было этого бунта, он, Тулкас, не был бы нужен? Значит, своим счастьем он обязан – Мелькору?! Так что, его благодарить, что ли, – Врага?! Бред… Вот расправится с ним окончательно – тогда поблагодарит…

* * *

Как давно это было… Сейчас полузабытый голос звал его, настойчиво и даже нетерпеливо.

– Я к твоим услугам, Великий…

В это время с вершины Таникветиль раздался грохот, и ураганный ветер чуть не смел Астальдо со ступеней.

– Что это? – машинально спросил Тулкас.

– К тебе обращаюсь, Астальдо, и на тебя Моя надежда, – продолжал Творец, словно ничего не произошло. – На верность твою надеюсь, ведь ты по своей воле сошел на Арду, дабы навести здесь порядок. А теперь Отступник вновь на свободе из-за затмения, нашедшего на Манвэ, прельщенного лживыми уверениями и обманувшего Мое доверие. Презревший Мое благоволение должен быть отстранен от власти и низложен, ибо гибелью обернется для Арды его падение. Взгляни, что делается! Пользуясь Моим расположением, он подчинил всех своей власти и начал творить беззаконие, бессовестно Меня же виня во всех своих ошибках и злодеяниях.

– Но разве не исполнял он всегда и во всем Твою Волю, о Единый?

– Исполнял, но, как оказалось, без должного рвения и понимания. И теперь, пользуясь данной ему властью и невзирая на Мои увещания, он принес зло в Валинор. Да еще смеет упорствовать в своем безумии!

– Разве Айнур подвержены подобному?

– Выходит, что так. Я, в милосердии Своем, предпочитаю считать его нуждающимся более в исцелении, чем в наказании. Ибо если он сознательно пошел против Меня… Так или иначе, ты должен призвать его к порядку, да смирится перед величием Замысла и высшей Волей, творящей сущее.

– Как же я буду указывать моему Королю, что ему надлежит делать?

– Если он не склонится перед Предопределенностью, то не быть ему более Королем Мира, и не Мне тебе рассказывать, как надлежит поступать с отступниками.

Тулкас собрался было возразить, но Единый продолжал:

– Манвэ – разрушитель по природе своей, по, исполняя Волю Мою, не творил зла, и сдержано было буйство его. А теперь должно смирить бунтовщика, пока не натворил бед.

Грохот бури стих, и над Валинором воцарилось недоброе молчание.

– И мне, младшему из Айнур, Ты предлагаешь справиться с этим? – спросил Астальдо, решив потянуть время.

– Ты не побоялся выступить против Мелькора. Впрочем… – В голове Астальдо снова возникла тишина. Он ускорил шаги, стремясь к вершине: что там стряслось? Он и так отстал от Ульмо с Ирмо – остановился, дабы выяснить, идут ли сотворенные с ним в Ильмарин. Оказалось – идут. Потому что… Потому.

Голос Творца раздался снова:

– Для тебя не составит труда справиться с ним, да и с Мелькором в придачу – у них сейчас не хватит сил сопротивляться. Ты возьмешь власть в свои руки и охранишь Замысел от буйных безумцев, чье место в Мандосе, – раз они не понимают по-хорошему. И Варда должна понести наказание вместе с ее супругом – в конце концов, таков был ее выбор. Твои майар помогут тебе – и получат Мое прощение, и их грехов не вспомяну более. И к остальным в Валиноре, не утратившим разум и верность, воззови немедля, объединив на борьбу с Искажением…

Вала вскипел: дивное предложение – опять добивать… А что? Добил же он тогда Мелькора. Для Врага много не бывает. А то, что гадко это все… Надо – значит надо. И вчера собирался сделать то же самое. Значит, правильно его Эльдин обругала. И Единый его иначе не воспринимает – конечно, для того на Арду и отпустил, чтобы расправился с кем надо. С кем прикажут… А ведь он хотел защищать, мыслил, что он – воин, а не… Тулкас не докончил мысль, обратившись к Единому – тихо и зло:

– Я воин, а не наемник. Манвэ поступил по закону, и не мне оспаривать его решение. К тому же я присягал ему.

– Ты прибыл на Арду, дабы хранить ее от зла – какая тут присяга?!

– Вот я и буду хранить! – огрызнулся Тулкас, вваливаясь в разгромленную комнату.

– Проходи, Астальдо, – проговорил сидящий на полу Манвэ. – Как добрался? Что с тобой? – поинтересовался он, глядя на перекошенное лицо Воителя.

– Настроение больно хорошее, – прошипел в ответ Тулкас.

Присутствующие вопросительно уставились на него, тот зло рубанул кулаком воздух:

– Мне наконец-то прямо объяснили, какова моя Тема. Впрочем, я это давно понял: просто бить морду тем, на кого укажут. Вчера Мелькору, как всегда, сегодня – тебе, Манвэ…

– Легко! – усмехнулся Владыка.

– Вот сейчас и врежу, честное слово! Ты позабыл, что я после Круга сказал?!

– А теперь, вижу, Отец соблаговолил лично побеседовать с тобой.

– Это не имеет значения. Клятвы не стареют. И пусть голову сверлит, сколько влезет, нечему там болеть – кость. – Вала постучал себя по лбу указательным пальцем. – Сам такого сотворил.

– Успокойся, – улыбнулся Манвэ. – И спасибо тебе… Пошли пока в тронную залу – а там и решим, что делать.

* * *

Присутствие Ауле и майар несколько оживило застолье, но ненадолго. Все участники были мрачны и настороженно вслушивались в свои ощущения, ожидая удара. Тихие полумысленные разговоры шелестели от одного к другому: отношения стоило довыяснить заранее. А также обсудить дальнейшие защитные действия – в мирный исход всем верилось слабо.

– Похоже, придется собираться заново: выбор никого не минет, – произнес Манвэ, вертя в пальцах самокрутку.

– Ну и пускай! – бросил Тулкас. – Лишь бы не вмешивались – те, кто против…

– Будем Арду из-под власти Эру извлекать? – мрачно усмехнулся Ульмо. – Ну почему Он настолько возмутился из-за этой истории? За что Он тебя так, а, Манвэ?

– За все разом… Да что уж теперь… Я столько о себе лестного от Него услышал, что более инструментом в Его музыке быть не в состоянии, да и не желаю – пусть и ведущим… – Владыка вздохнул.

– Ну чем плохо, если мы все помиримся? – всплеснул руками Ирмо. – Не будет больше войн – не в этом ли Замысел?

– Он не верит, что я не попытаюсь еще раз что-то нарушить или изменить, – покачал головой Мелькор. – Не то важно, чтобы мир был, но чтобы он соответствовал. А я, чего доброго, возьму и снова что-то учиню… – Вала невесело усмехнулся.

– Так и Валинор-то уже не на Арде – что уж тут учинять? – пожал плечами Ирмо.

– Не в этом дело. Просто либо мы готовы без разговоров делать то, что Он нам прикажет, либо будем поступать по собственной воле. Главное – отношение, – процедила Варда, отпив из кубка. – А какое уж тут отношение… – Она покосилась на супруга.

– Значит, будем обороняться. Может, и устоим, – проговорил, нахмурившись, Тулкас.

– Но прежде каждый должен определиться – заставлять воевать с Единым я никого не собираюсь, – Манвэ движением головы отбросил волосы с лица. – Значит, опять всех на Круг буду созывать.

– А может, лучше у меня в Садах соберемся? – предложил Ирмо. – Там как-то уютней, – улыбнувшись, добавил он.

– А если начнется что-то? Жаль Садов. – Тень пробежала по лицу Владыки. – И для тебя неприятностей не хочу.

– Неприятности… – скривился Мастер Грез. – А то так у меня существование безмятежное! А в Садах, кстати, поди выяви, где грезы, а где – мысли.

– Может, ты и прав, – улыбнулся еле заметно Манвэ. – А соберу остальных я сам – попробую дотянуться. Нечего Эонвэ лишний раз светиться, – добавил он.

– Подумаешь! – передернул плечами майа.

– Думаю сейчас я. И так полагаю лучшим, – отрезал Владыка.

– Как пожелаешь. – Эонвэ склонил голову.

– Тогда я приглашаю всех собраться вечером в Лориэне, – сообщил Манвэ присутствующим и сосредоточился, взывая к остальным Валар.

* * *

До вечера еще было время. Ожидание выматывало.

– Спеть, что ли? – задумчиво проговорил Златоокий.

– И правда, спой! – смущенно поддержал его Гортхауэр.

Присутствующие присоединились к просьбе. Вардонэль, с начала обеда не отлучавшаяся из залы, сбегала за лютней и протянула ее майа. Тот осторожно принял инструмент, подтянул струны. Тихо взял первый аккорд. Песня о чем-то далеком и прекрасном, хрупком и дорогом заструилась, мерцая теплым светом, мягко обволакивая зал… Допев, Златоокий протянул лютню черному майа. Тот удивленно взглянул на него:

– Мне? Я давно уже не играл… Мне меч привычнее…

– Вот и играй теперь – помнишь, как мы когда-то песенные поединки устраивали? – слегка улыбнулся Златоокий.

Гортхауэр кивнул и с неожиданной робостью взял в руки лютню. Покосился на Мелькора – тот ободряюще ухмыльнулся.

Слова языка, прежде никогда не звучавшего под сводами Ильмарин, почему-то сейчас оказались понятны всем – и словно повеяло в зале терпкими ветрами Эндорэ; запахи хвои и морской соли, нагретой сухой травы и дорожной пыли скупыми, выразительными штрихами вырисовывали очертания живых земель, открытых времени и переменам…

* * *

Не успел Владыка сосредоточиться на призыве, как в дверь залы постучали и на пороге объявилась очередная гостья – всем присутствующим хорошо известная. Да и кто в Валиноре не знает Амариэ Прекрасную, первую красавицу Валмара, надменную ученицу Повелителя Арды?

Сейчас утонченное лицо эльфийки выглядело встревоженным, взлетающие к вискам вслед за бровями глаза цвета северных морей тревожно блестели. На мгновение замерев у входа, она отыскала взглядом Короля Амана и поспешно приблизилась к нему.

– Учитель, приветствую тебя! – Она поклонилась, согласно этикету; впрочем, видно было, что многочисленные гости тому причиной. Она огляделась, ее глаза слегка расширились, задержавшись на Мелькоре, но ни один мускул на лице не дрогнул.

Мелькор не без труда подавил дрожь – Йолли, последняя Королева Ирисов…

– Здравствуй, Амариэ, – произнес Манвэ, прервав попытки дотянуться до отсутствующих собратьев. – Проходи, присаживайся. Выпей вина – тебя что-то встревожило? – Его голос прозвучал непривычно мягко. – Говори, не смущайся.

– Да, Учитель. Что-то стряслось в Блаженной земле… – Амариэ присела на табурет у стола и отпила глоток из кубка, что протянул ей Эонвэ. – Я слышала о Круге и об… – Она чуть помедлила, – Указе… Но этот ураган – у нас несколько крыш снесло, я хотела раньше прийти, но дверь даже не открыть было… Что это было? Почему? – она смущенно умолкла, неотрывно глядя в лицо Манвэ.

«И ей все рассказывать? Еще не хватало и ее втянуть! Или сказать ей правду – о ее происхождении в том числе – может, отшатнется, уйдет? От нее мало что скрывалось, но – это? Нечего ей здесь делать, эльфийке, – где Валар скручивает. Или просто услать, она не может не послушаться…»

– Этот смерч… Это – ты?! – Чуть дрогнули нежные, красиво очерченные губы. – Что случилось… с тобой?

– Ты же видишь – ничего. А это… так… сорвался.

– Ты?!

– Ну бывает. Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет, только у нескольких – ушибы, волной отбросило…

Владыка облегченно вздохнул.

– Может, домой пойдешь? У меня дела. Если хочешь, завтра побеседуем…

Кто осмелится не исполнить просьбу Короля? «Завтра… С чего ты взял, что оно наступит – это завтра?..»

– Можно, я останусь? – «…откуда этот страх в глазах?» – Пожалуйста, разреши, я тихонько посижу, слова не скажу… Не гони меня, прошу! Учитель…

Манвэ неожиданно беспомощно огляделся по сторонам, словно ища совета. Эонвэ, не высидевший в Лориэне и нескольких часов, Златоокий, оставшийся на свою голову… Да что они все, сговорились?!

– Учитель! – Амариэ, соскользнув с табурета, неожиданно припала к его ногам. – Умоляю…

«Я же не учил – этому! Ее – не учил! Зачем…» Манвэ резко поднял девушку с пола, впрочем, тут же как можно бережнее погладил золотисто-огненный шлейф пышных волос.

– Не надо, не поступай так больше. Ну успокойся… Можешь остаться, если так хочешь. А потом – поговорим.

Он усадил ее в кресло, и она застыла, незаметно поглядывая па мятежных майар и на Мелькора с Гортхауэром.

Владыка же вновь настроился, стараясь дотянуться до Оромэ. Ответ пришел почти сразу:

– Слушаю, Владыка.

– Приходи вечером в Лориэн. Будет сбор. Сообщи это и Ване с Йаванной.

– Хорошо, Манвэ. Значит, в Лориэне?

– Да, я жду.

Вдруг его дыхание словно перехватило. Сначала он не понял, что это, но в следующее мгновение стало ясно – золотое колье, сдавив шею, гнуло к полу. Попытался освободиться – замок не поддавался.

– Ты опять за свое? – раздался все тот же голос. – Думаешь, из себя вышел, так тебя уже и достать нельзя? Забыл в неуемной гордыне своей, что Мне все в этом мире подвластно? Что же, коль скоро тебе расхотелось быть Владыкой, будешь цепным псом – кем ты, собственно, и был – так ведь тебе казалось?!

Манвэ не отвечал, пытаясь содрать проклятое колье, в самом деле всегда напоминавшее ему ошейник. Металл плющился под пальцами, но не рвался. Да и сил почти не осталось – их высосала последняя отчаянная вспышка.

Ошейник пригнул его к полу, вынудив упасть на колени.

– Вот так… Раз не понимаешь по-хорошему… И бешеных псов можно выучить. Полагаешь, управы на тебя нет? А ну, место! Место, Манвэ!

«Сорвать, немедленно сорвать… Сил нет даже на то, чтобы еще раз покинуть облик…»

– Хоть бы не позорился… Отец! – Последнее слово Манвэ словно выплюнул с непередаваемым презрением – в этот момент ему было непереносимо стыдно за Сотворившего.

– Ну, видишь, кому служишь? Он – всего лишь инструмент в руке Моей, сторожевой пес, натасканный на врагов Замысла, – раздалось в голове у Тулкаса. – Скрути его, чего ты ждешь?!

Оторопевшая на мгновение публика бросилась к Манвэ, пытаясь помочь, еще не очень соображая, в чем дело на сей раз.

Айо вцепился мертвой хваткой в плечи Златоокого, пытаясь накрыть сознание друга спасительной пеленой, – толку от бессильного возмущения не могло быть никакого.

Пытавшихся приблизиться Валар отталкивало от цели нечто, подобное сильному встречному течению. Объединив усилия, они попытались пробить эту стену. Наконец Тулкасу, Мелькору и Ульмо это удалось, и Вала-Воитель принялся выламывать заклинивший замок.

Что-то невыразимо гадкое, как волна полузабытого кошмара, поднялось перед глазами Курумо. Ошейник с острыми зубцами, вязкая струйка крови на известковой белизне подбородка, судорожно сжатые пальцы и – над ними – стальные браслеты наручников… Браслеты… Жаркая пелена затянула зрение, он бросился вперед, крикнув: «Браслеты! Снимите…»

Его отбросило в сторону словно ударом по голове, раскаленные клещи сдавили лоб и виски.

Ауле, протянув Тулкасу свой режущий железо нож, рванулся к ученику, пытаясь привести его в чувство.

Бешеный клубок напряжения и злобы словно ускорил надвигающиеся сумерки, в зале потемнело. Отшвырнув искореженный ошейник, Тулкас взрезал браслеты – по возможности осторожно. Манвэ прошипел: «Быстрее!», и Астальдо несколькими резкими рывками завершил работу. Нож было заскользил в крови, но это было последнее движение, изорванные браслеты, отличавшиеся некогда тонкостью работы и изяществом отделки, валялись на полу, покрываясь кое-где бурой коркой.

Амариэ, сжавшись в кресле среди поднявшейся суматохи, судорожно пыталась осмыслить происходящее. В том числе происходящее с ней – что-то росло из глубин сознания, наливалось мутно, как опухоль или готовый вот-вот лопнуть нарыв. Песня, услышанная еще из-за двери, – странно знакомая, точнее – язык ее, похожий на шелест трав или перестук капель в сталактитовой пещере… Ей показалось, что она разобрала слова, – но откуда ей было понять их? Каким образом? И почему такими болезненно знакомыми показались ей лица Мелькора и Гортхауэра, если она и Черного Валу-то видела один раз, да и то… А знала Амариэ именно это лицо в обрамлении ночного цвета волос, помнила – звездные глаза. Откуда? Почему когда-то, в раннем детстве, облик Манвэ напомнил ей кого-то очень близкого? Взгляд ее упал на покореженные браслеты и красноватые потеки на прихотливом узоре, их покрывающем. Кровь… ее запах: так уже было – капли, приторно пахнущие, дым и – звуки речи, тот язык, на котором пел черный майа… Что это? Кто говорил с ней? Откуда ей помнить подобное? Хоть бы Манвэ объяснил, он же никогда не отказывал во внимании своей ученице. Да какое там…

* * *

Владыка всматривался в узкое лицо спящей в мягкой траве Лориэна девчонки-эльфа. Грустно опущенные углы губ и чуть нахмуренные брови. Она последней осталась в Саду, не распрощавшаяся со сном для новой жизни. Остальные уже разошлись по новым семьям. Покосившись на Ирмо, Король, сам не зная почему, погладил тепло-золотые, как свет Лауреллина, волосы. Девчонка сонно пошевелилась, смешно потерла копчик носа. Потом открыла глаза с начавшей проступать через серую дымку морской бирюзой.

Они скользнули по лицу Ирмо и остановились на Манвэ, радость мелькнула в них, словно увидела когото знакомого. Она широко улыбнулась Владыке и потянулась к нему. Тот неуверенно протянул ей руку, она уцепилась за пальцы, потом зевнула и улеглась, положив на них голову.

Король еле заметно закусил губу и прикрыл глаза. Чуть сгорбился, тяжелые темно-золотые волосы почти закрыли лицо.

– Как ее звали? – мерно проговорил он, не глядя на Ирмо.

– Какая теперь разница? – поморщился Лориэн. – Кажется, Йолли… Да, точно, Йолли.

– Хорошо. Пусть спит, я пришлю за ней кого-нибудь из дома Ингвэ. Попозже.

Девочка улыбнулась чему-то во сне и разжала пальцы. Король осторожно высвободил руку из-под ее головы и резко встал.

– Значит, Йолли… – Он как-то неуверенно кивнул Ирмо и быстро зашагал к выходу.

* * *

Амариэ вжалась поплотнее в кресло, обхватив голову, – сейчас ее Учителю явно было не до расспросов.

* * *

Пока Тулкас расправлялся с браслетами, Ауле пытался привести в чувство ученика. Курумо не отзывался, и Великий Кузнец почувствовал, что отчаянная злость заполняет его мутным потоком, ворочающим мусор давних обид. Сколько можно?! Ладно, ему в свое время досталось, и Манвэ есть за что платить, хотя последнее деяние Единого и не укладывалось уже в рамки разумного, но Курумо – за что?! За умение видеть и мыслить? За нерадостную память? За что – так?!

Запрокинув голову к потолку, Ауле уже не осознавал, что кричит, посылая проклятия в Чертог, которого они вряд ли достигнут, но услышаны – будут. Все, что накопилось за эти эпохи, вспоминал Вала-Кузнец, задыхаясь от бессильной ненависти.

– Никогда… Слышишь, Ты, никогда больше я не буду повиноваться Твоим приказам – не будет больше ни цепей, ни ошейников!

Он вновь склонился над Курумо, пытаясь передать майа хоть часть силы, тот слабо застонал, но не пошевелился, даже глазные яблоки под опущенными веками были неподвижны.

– Ненавижу… – прошептал Кузнец, вглядываясь в застывшее, словно мраморная маска, лицо ученика. Безнадежность. Вдруг – не вернется больше? Если не удастся дозваться – как с трудом удалось это тогда, в семьсот шестьдесят третьем году Второй Эпохи…

* * *

Семьсот с лишним лет угасающей с каждым днем надежды. Хорошо еще, Ульмо подсказал направление, поделился тем, что донес ему крошечный подземный ручей…

Очередной тоннель привел в высокую сталактитовую пещеру – в одной из стен некогда был пролом, но сейчас он оказался завален каменным крошевом обвала. Майа не было и здесь – что же, придется искать дальше, прочесывая горы. Бездумно обойдя нерукотворный зал, Ауле опустился на плоский камень рядом с обвалом и вдруг почувствовал, как волной ударили в грудь отчаяние и боль, дохнуло – смертью. Жаждой и одновременно страхом гибели. Вскочив, он кинулся к груде камней, внутри которой билось, угасая, чье-то сознание. Чье? Может ли это быть?

– Курумо! – невольно вырвалось у Ауле, позабывшего, как опасно кричать в горах; впрочем, нового обвала не последовало – все-таки свое творение, и только эхо робко и как-то фальшиво откликнулось на зов. Только ли эхо? Снова накатила волна тоски и бессилия, словно кто-то рвался на свободу из силков или паутины.

Бросившись к камням, откуда сочилось это ощущение, Вала начал лихорадочно разбирать их, разгребая крошку и откидывая крупные осколки. Внезапно рука коснулась чего-то мягкого – с содроганием склонившись поближе, Ауле разглядел край плаща…

Липкий, душный ужас мешал двигаться, но он заставил себя осторожно убрать камни и пыль, а потом – взглянуть на то, что было под ними.

Курумо лежал, неловко подогнув под себя руку, запрокинутое, словно выточенное изо льда лицо исказилось от боли. Другая рука была откинута в сторону, кисть придавил упавший камень, и пальцы, подобно раздавленному пауку, высовывались из-под него.

Ауле бережно очистил лицо – от скулы до подбородка тянулся надрез от лежащего тут же острого осколка.

Вала снял плащ и, завернув в него ученика, вышел на воздух – семьсот лет поисков подошли к концу и… что дальше? Майа не было в этом мире, точнее, тонкая нить еще привязывала к жизни умирающую сущность, а сам он пребывал неизвестно где. Среди зыбких, скользких теней, струящихся в удушливой мгле. Ауле трясло от этого неопределимого, но явного присутствия совершенно чуждой Арде силы. Враждебной. А сейчас она перемалывала, переваривала его ученика, единственного, незаменимого, любимого, наконец. Не смог уберечь – ни одного, ни другого – зря их ему, трусу безвольному, доверили.

Как он упустил майа, как позволил уйти из чертога после того, как видел эти глаза, впившиеся в огонь…

– Курумо! – позвал он снова, всем существом потянувшись к ученику. Ему вновь почудился слабый отклик. Или все же не почудился? Он слился сознанием с камнем, вся сила гор переливалась в него, и скала, в которую он начал превращаться, двинулась в липкую муть.

В следующий миг его внесло словно в середину огромной воронки, в центре которой, в переплетении паутинных нитей, источая волны отчаяния и гибели, висело нечто. Сгусток сути, слабо и судорожно мерцающий во мгле, подобно искорке…