Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 10"

Автор книги: Иосиф Сталин (Джугашвили)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Вы видите, что Коминтерн предвидел события, он во-время сигнализировал об опасностях и предупреждал китайских коммунистов о гибели уханского Гоминдана, если гоминдановцы не сумеют стать революционными якобинцами.

Каменев говорил, что в поражении китайской революции повинна политика Коминтерна, что мы “вырастили Кавеньяков в Китае”. Товарищи, так может говорить о нашей партии лишь человек, готовый итти на преступление против партии. Так говорили о большевиках меньшевики в период июльского поражения 1917 года, когда появились на сцену русские Кавеньяки. Ленин писал в своей статье “К лозунгам”, что июльское поражение есть “победа Кавеньяков”. Меньшевики тогда злобствовали, утверждая, что в появлении русских Кавеньяков повинна политика Ленина. Думает ли Каменев, что в появлении русских Кавеньяков в период июльского поражения 1917 года повинна политика Ленина, политика нашей партии, а не что-либо другое? Приличествует ли Каменеву подражать в данном случае господам меньшевикам? (Смех.) Я не думал, что товарищи из оппозиции могут пасть так низко...

Известно, что революция 1905 года потерпела поражение, причём поражение это было более глубокое, чем нынешнее поражение китайской революции. Меньшевики говорили тогда, что в поражении революции 1905 года повинна крайняя революционная тактика большевиков. Не думает ли Каменев и здесь взять за образец меньшевистское толкование истории нашей революции и бросить камень в большевиков?

А чем объяснить поражение Баварской Советской Республики? Может быть, политикой Ленина, а не соотношением классовых сил?

Чем объяснить поражение Венгерской Советской Республики? Может быть, политикой Коминтерна, а не соотношением классовых сил?

Как можно утверждать, что тактика той или иной партии может отменить или перевернуть соотношение классовых сил? Наша политика в 1905 году была правильной или нет? Почему мы потерпели тогда поражение? Разве факты не говорят, что при политике оппозиции революция в Китае пришла бы к поражению более быстрым темпом, чем это имело место на деле? Как назвать людей, которые забывают о соотношении классовых сил во время революции и пытаются объяснить всё и вся одной лишь тактикой той или иной партии? Об этих людях можно сказать лишь одно, – что они порвали с марксизмом.

Выводы. Главнейшие ошибки оппозиции:

1) Оппозиция не понимает характера и перспектив китайской революции.

2) Оппозиция не видит разницы между революцией в Китае и революцией в России, между революцией в колониальных странах и революцией в странах империалистических.

3) Оппозиция рвет с ленинской тактикой в вопросе об отношении к национальной буржуазии в колониальных странах на первом этапе революции.

4) Оппозиция не понимает вопроса об участии коммунистов в Гоминдане.

5) Оппозиция нарушает основы ленинской тактики в вопросе о соотношении между авангардом (партией) и арьергардом (миллионными массами трудящихся).

6) Оппозиция рвет с резолюциями VI и VII пленумов Исполкома Коммунистического Интернационала.

Оппозиция шумливо расхваливает свою политику в китайском вопросе, утверждая, что при этой политике в Китае было бы теперь лучше. Едва ли нужно доказывать, что при тех грубейших ошибках, которые допустила оппозиция, китайская компартия загнала бы себя окончательно в тупик, если бы она усвоила антиленинскую, авантюристскую политику оппозиции.

Если коммунистическая партия в Китае выросла за короткий срок из маленькой группы в 5—6 тысяч человек в массовую партию в 60 тысяч членов; если китайской компартии удалось за это время организовать в профсоюзы около 3 миллионов пролетариев; если китайской компартии удалось разбудить от спячки многомиллионное крестьянство и вовлечь десятки миллионов крестьян в революционные крестьянские союзы; если китайской компартии удалось за это время завербовать на свою сторону целые полки и дивизии из состава национальных войск; если китайской компартии удалось за это время превратить идею гегемонии пролетариата из пожелания в факт, – если китайской компартии удалось добиться в короткий срок всех этих завоеваний, то это объясняется, между прочим, тем, что она шла по пути, начертанному Лениным, по пути, указанному Коминтерном.

Нечего и говорить, что при политике оппозиции, при её ошибках, при её антиленинском курсе в вопросах колониальной революции, этих завоеваний китайской революции либо не было бы вовсе, либо они были бы сведены к минимуму.

Сомневаться в этом могут разве только “ультралевые” ренегаты и авантюристы.

III

ОБ АНГЛО-СОВЕТСКОМ КОМИТЕТЕ ЕДИНСТВА

Вопрос об Англо-Советском комитете. Оппозиция уверяет, что мы ставили будто бы ставку на Англо-Советский комитет. Это неверно, товарищи. Это одна из тех сплетен, к которым так часто прибегает обанкротившаяся оппозиция. Весь мир знает, а значит, должна знать и оппозиция, что мы ставим ставку не на Англо-Советский комитет, а на мировое революционное движение и на успехи нашего социалистического строительства. Оппозиция обманывает партию, говоря, что мы ставили или ставим ставку на Англо-Советский комитет.

Что же представляет из себя, в таком случае, Англо-Советский комитет? Англо-Советский комитет представляет одну из форм связи наших профсоюзов с профсоюзами английскими, с профсоюзами реформистскими, с профсоюзами реакционными. Свою работу по революционизированию рабочего класса в Европе мы ведём в настоящее время по трём каналам:

а) по каналу Коминтерна, через коммунистические секции, имеющие своей ближайшей задачей ликвидацию реформистского политического руководства в рабочем движении;

б) по каналу Профинтерна, через революционные профсоюзные меньшинства, имеющие своей ближайшей задачей преодоление реакционной рабочей аристократии в профсоюзах;

в) через Англо-Советский комитет единства, как одно из средств, могущих облегчить Профинтерну и его секциям борьбу за изоляцию рабочей аристократии в профсоюзах.

Первые два канала являются основными и постоянными, обязательными для коммунистов, пока есть классы и классовое общество. Третий канал является лишь временным, вспомогательным, эпизодическим и потому непрочным, не всегда надёжным, а иногда и вовсе ненадёжным. Ставить на одну доску третий канал с двумя первыми каналами – значит итти против интересов рабочего класса, против коммунизма. Как можно после всего этого болтать, что мы ставили ставку на Англо-Советский комитет?

Идя на образование Англо-Советского комитета, мы добивались того, чтобы наладить открытые связи с профессионально организованными рабочими массами Англии.

Для чего?

Для того, во-первых, чтобы облегчить создание единого фронта рабочих против капитала или, по крайней мере, затруднить борьбу реакционных лидеров профессионального движения против создания такого фронта.

Для того, во-вторых, чтобы облегчить создание единого фронта рабочих против опасностей империалистической войны вообще, против опасностей интервенции в особенности или, по крайней мере, затруднить борьбу реакционных лидеров профсоюзов против образования такого фронта.

Допустима ли вообще работа коммунистов в реакционных профсоюзах?

Не только допустима, но иногда прямо обязательна, ибо в реакционных профсоюзах имеются миллионы рабочих, а коммунисты не имеют права отказываться от того, чтобы войти в эти профсоюзы, найти дорогу к массам и завоевать их на сторону коммунизма.

Посмотрите книжку Ленина “Детская болезнь “левизны” в коммунизме” , и вы увидите, что ленинская тактика обязывает коммунистов не отказываться от работы в реакционных профсоюзах.

Допустимы ли вообще временные соглашения с реакционными профсоюзами, соглашения по линии профсоюзной или соглашения по линии политической? Не только допустимы, а иногда прямо обязательны. Что профсоюзы на Западе являются в большинстве случаев реакционными, это известно всякому. Но дело вовсе не в этом. Дело в том, что эти союзы являются массовыми союзами. Дело в том, что через эти профсоюзы можно получить доступ к массам. Вопрос в том, чтобы такие соглашения не стесняли, не ограничивали свободу революционной агитации и пропаганды коммунистов, чтобы такие соглашения облегчали разложение реформистов и революционизирование рабочих масс, идущих пока что за реакционными лидерами. При этих условиях временные соглашения с массовыми реакционными профсоюзами не только допустимы, а иногда прямо обязательны.

Вот что говорит на этот счёт Ленин:

“Капитализм не был бы капитализмом, если бы “чистый” пролетариат не был окружен массой чрезвычайно пёстрых переходных типов от пролетария к полупролетарию (тому, кто наполовину снискивает себе средства к жизни продажей рабочей силы), от полупролетария к мелкому крестьянину (и мелкому ремесленнику, кустарю, хозяйчику вообще), от мелкого крестьянина к среднему и т.д.:– если бы внутри самого пролетариата не было делений на более и менее развитые слои, делений земляческих, профессиональных, иногда религиозных и т. п. А из всего этого необходимость – и безусловная необходимость для авангарда пролетариата, для его сознательной части, для коммунистической партии прибегать в лавированию, соглашательству, компромиссам с разными группами пролетариев, с разными партиями рабочих в мелких хозяйчиков вытекает с абсолютной необходимостью . Всё дело в том, чтобы уметь применять эту тактику в целях повышения, а не понижения, общего уровня пролетарской сознательности, революционности, способности к борьбе и к победе” (т. XXV, стр. 213).

И далее:

“Что Гендерсоны, Клайнсы, Макдональды, Сноудены безнадежно реакционны, это верно. Так же верно то, что они хотят взять власть в свои руки (предпочитая, впрочем, коалицию с буржуазией), что они хотят “управлять” по тем же стародавним буржуазным правилам, что они неминуемо будут вести себя, когда будут у власти, подобно Шейдеманам и Носке. Всё это так. Но отсюда вытекает вовсе не то, что поддержка их есть измена революции, а то, что в интересах революции революционеры рабочего класса должны оказать этим господам известную парламентскую поддержку” (там же, стр. 218—219).

Несчастье оппозиции в том именно и состоит, что она не понимает и не признаёт этих указаний Ленина, предпочитая ленинской политике “ультралевую” трескотню о реакционности профсоюзов.

Стесняет ли нашу агитацию и пропаганду Англо-Советский комитет, может ли он стеснить её? Нет, не может. Мы всегда критиковали и будем критиковать реакционность лидеров английского рабочего движения, раскрывая массам рабочего класса Англии измену и предательство этих лидеров. Пусть попробует оппозиция опровергнуть тот факт, что мы всегда вели открытую, беспощадную критику реакционной работы Генсовета.

Нам говорят, что критика эта может повести к тому, что англичане взорвут Англо-Советский комитет. Что же, пусть рвут. Дело вовсе не в том, будет разрыв, или не будет его. Дело в том, на каком вопросе произойдёт разрыв, какую идею будет демонстрировать разрыв. Сейчас дело идёт об угрозе войны вообще, об интервенции – в особенности. Если англичане порвут, рабочий класс будет знать, что реакционные лидеры английского рабочего движения порвали из-за нежелания противодействовать своему империалистическому правительству в деле организации войны. Едва ли можно сомневаться, что разрыв при этих условиях, произведённый англичанами, облегчит работу коммунистов по развенчанию Генсовета, ибо вопрос о войне есть теперь основной вопрос современности.

Возможно, что они не решатся порвать. А что это значит? Это значит, что мы закрепили за собой свободу критики, свободу продолжать критику реакционных лидеров английского рабочего движения, разоблачая их предательство и социал-империализм среди широких масс. Хорошо ли это будет для рабочего движения? Я думаю, что не плохо.

Вот каково, товарищи, наше отношение к вопросу об Англо-Советском комитете.

IV

ОБ УГРОЗЕ ВОЙНЫ И ОБОРОНЕ СССР

Вопрос о войне. Я должен, прежде всего, опровергнуть совершенно неправильное, не соответствующее действительности заявление Зиновьева и Троцкого о том, что будто бы я принадлежал к так называемой “военной оппозиции” на VIII съезде нашей партии. Это совершенно неверно, товарищи. Это сплетня, сочинённая Зиновьевым и Троцким от нечего делать. У меня имеется в руках стенограмма, из которой ясно, что я выступал тогда вместе с Лениным против так называемой “военной оппозиции”. Наконец, тут имеются участники VIII съезда партии, которые подтвердят, что я выступал тогда, на VIII съезде, против “военной оппозиции”. Я не выступал так враждебно против “военной оппозиции”, как это угодно было, может быть, Троцкому, потому, что я считал, что среди военных оппозиционеров имеются великолепные работники, без которых нельзя обойтись на фронте, но что я безусловно выступал и боролся против военных оппозиционеров – это факт, против которого могут спорить разве только такие отпетые люди, -как Зиновьев и Троцкий.

О чём шёл тогда спор на VIII съезде? О необходимости кончить с добровольчеством и партизанщиной, о необходимости создать настоящую регулярную рабоче-крестьянскую армию с железной дисциплиной, о необходимости привлечь к этому делу военных специалистов.

Был один проект резолюции, представленный сторонниками регулярной армии и железной дисциплины. Его защищали Ленин, Сокольников, Сталин и др. Был другой проект, проект В. Смирнова, представленный сторонниками сохранения элементов партизанщины в армии. Его защищали В. Смирнов, Сафаров, Ворошилов, Пятаков и др.

Вот выдержки из моей речи:

“Все вопросы, затронутые здесь, сводятся к одному: быть или не быть в России строго дисциплинированной регулярной армии.

Полгода назад у нас была новая армия, после развала старой, царской, – добровольческая, плохо организованная армия, с коллективным управлением, не всегда подчинявшаяся приказам. Это был период, когда обозначилось наступление со стороны Антанты. Состав армии был главным образом, если не исключительно, рабочий. Ввиду отсутствия дисциплины в этой добровольческой армии, ввиду того, что приказы не всегда исполнялись, ввиду дезорганизации в управлении армии, мы терпели поражения, сдали противнику Казань, а с юга успешно наступал Краснов... Факты говорят, что добровольческая армия не выдерживает критики, что мы не сумеем оборонять нашу Республику, если не создадим другой армии, армии регулярной, проникнутой духом дисциплины, с хорошо поставленным политическим отделом, умеющей и могущей по первому приказу встать на ноги и идти на врага.

Я должен сказать, что те элементы, нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии – крестьяне, не будут добровольно драться за социализм. Целый ряд фактов указывает на это. Ряд бунтов в тылу, на фронтах, ряд эксцессов на фронтах показывают, что непролетарские элементы, составляющие большинство нашей армии, драться добровольно за коммунизм не хотят. Отсюда наша задача – эти элементы перевоспитать в духе железной дисциплины, повести их за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать за наше общее социалистическое дело и в ходе войны завершить строительство настоящей регулярной армии, единственно способной защищать страну.

Так стоит вопрос.

...Либо создадим настоящую рабоче-крестьянскую, строго дисциплинированную регулярную армию и защитим Республику, либо мы этого не сделаем и тогда дело будет загублено.

...Проект, представленный Смирновым, неприемлем, так как он может лишь подорвать дисциплину в армии и исключает возможность создания регулярной армии” .

Таковы, товарищи, факты.

Вы видите, что Троцкий и Зиновьев опять наклеветали.

Далее. Каменев здесь утверждал, что мы за последний период, за эти два года промотали тот моральный капитал, который имели раньше в международном мире. Верно ли это? Конечно, неверно! Совершенно неверно!

Какие слои населения имеет в виду Каменев, среди каких слоев населения Востока и Запада потеряли мы или приобрели влияние, – этого не сказал Каменев. А между тем для нас, марксистов, решающим является этот именно вопрос. Взять, например, Китай. Можно ли утверждать, что мы растеряли свой моральный капитал среди китайских рабочих и крестьян? Ясно, что нельзя. До последнего времени нас мало знали миллионные массы рабочих и крестьян Китая. До последнего времени авторитет СССР ограничивался узким кругом верхушки китайского общества, узким кругом либеральной интеллигенции из Гоминдана, деятелей вроде Фын Юй-сяна, кантонских генералов и т. д. Теперь это изменилось коренным образом. Сейчас СССР пользуется таким авторитетом в глазах миллионных масс рабочих и крестьян Китая, которому может позавидовать любая сила, любая политическая партия в мире. Но зато авторитет СССР значительно понизился в глазах либеральной интеллигенции Китая, всяких генералов и т. д., а многие из этих последних начинают даже вести борьбу против СССР. Но что же тут удивительного и что тут плохого? Разве можно требовать от СССР, от Советской власти, от нашей партии, чтобы наша страна имела моральный авторитет во всех слоях китайского общества? Кто же, кроме пустых либералов, может требовать этого от нашей партии, от Советской власти? Что лучше для нас: авторитет среди либеральной интеллигенции и всяких реакционных генералов Китая или авторитет среди миллионных масс рабочих и крестьян Китая? Что является решающим с точки зрения нашего международного положения, с точки зрения развития революции во всём мире: рост авторитета СССР в миллионных массах трудящихся при несомненном падении авторитета СССР среди либерально-реакционных кругов китайского общества или авторитет среди этих последних либерально-реакционных кругов при падении морального веса в широких массах населения? Стоит только поставить этот вопрос, чтобы понять, что Каменев попал пальцем в небо...

А на Западе? Можно ли сказать, что мы промотали моральный капитал в пролетарских слоях Запада? Ясно, что нельзя. О чём говорят, например, последние выступления пролетариата в Вене, общая и угольная забастовки в Англии, многотысячные демонстрации рабочих в защиту СССР в Германии, во Франции? Говорят ли они о том, что моральный вес пролетарской диктатуры падает в глазах миллионных масс рабочего класса? Конечно, нет! Наоборот, они говорят о том, что моральный вес СССР подымается и крепнет среди рабочих Запада, что рабочие на Западе начинают драться со своей буржуазией “по-русски”.

Несомненно, что среди известных слоев пацифистской и либерально-реакционной буржуазии нарастает вражда против СССР, особенно в связи с расстрелом 20-ти “светлейших” террористов и поджигателей. Но неужели Каменев больше дорожит мнением либерально-реакционных пацифистских кругов буржуазии, чем мнением многомиллионных пролетарских масс Запада? Кто решится отрицать тот факт, что расстрел 20-ти “светлейших” вызвал глубочайший сочувственный отклик среди миллионных масс рабочих как у нас в СССР, так и на Западе? “Так их, мерзавцев!”, – вот каким возгласом встретили расстрел 20-ти “светлейших” рабочие кварталы.

Я знаю, что у нас имеются известного сорта люди, утверждающие, что чем тише будем вести себя, тем лучше будет для нас. Они, эти люди, говорят нам: “хорошо обстояло дело СССР, когда с ним порвала Англия; ещё лучше стало дело СССР, когда убили Войкова; но дело СССР стало хуже, когда мы показали зубы и расстреляли, в ответ на убийство Войкова, 20 “светлейших” контрреволюционеров; до расстрела 20-ти нас жалели в Европе и сочувствовали нам; после расстрела, наоборот, сочувствия не стало, и стали нас обвинять в том, что мы не такие пай-мальчики, какими хотело бы видеть нас общественное мнение Европы”.

Что сказать об этой реакционно-либеральной философии? О ней можно сказать лишь то, что её авторы хотели бы видеть СССР беззубым, безоружным, падающим ниц перед врагами, капитулирующим перед ними. Была “окровавленная” Бельгия, изображение которой то и дело красовалось одно время на этикетках папиросных коробок. Почему бы не быть “окровавленному” СССР, – ему бы тогда все сочувствовали, его будут тогда все жалеть. Нет уж, товарищи! Мы с этим не согласны. Пусть лучше убираются ко всем чертям все эти либерально-пацифистские философы с их “сочувствием” к СССР. Было бы у нас сочувствие миллионных масс трудящихся, – остальное приложится. И если уж нужно, чтобы кто-либо стал “окровавленным”, мы приложим все силы к тому, чтобы разбитой в кровь и “окровавленной” оказалась какая-либо буржуазная страна, а не СССР.

Вопрос о неизбежности войны. Зиновьев разорялся тут, утверждая, что в тезисах Бухарина говорится о “вероятности” и “неизбежности” войны, а не о безусловной её неизбежности. Он уверял, что такая формулировка может запутать партию. Я взял и просмотрел статью Зиновьева “Контуры будущей войны”. И что же оказалось? Оказалось, что в статье Зиновьева нет ни одного, буквально ни одного слова о том, что война стала неизбежной. В статье Зиновьева говорится о возможности новой войны. Там имеется целая глава, доказывающая, что война возможна. Глава эта кончается фразой: “Вот почему для большевиков-ленинцев важно и необходимо подумать сейчас о возможности новой войны”. (Общий смех.) Обратите внимание, товарищи, – “подумать” о возможности новой войны. В статье Зиновьева говорится в одном месте о том, что война “становится” неизбежной, но ни одного, буквально ни одного слова не сказано о том, что война стала уже неизбежной. И этот человек имеет – как бы это сказать помягче – смелость бросать обвинение против тезисов Бухарина, говорящих о том, что война стала вероятной и неизбежной.

Что значит говорить теперь о “возможности” войны? Это значит тянуть нас, по крайней мере, лет на семь назад, ибо еще лет семь назад говорил Ленин, что война между СССР и капиталистическим миром возможна. Стоило ли Зиновьеву повторять зады, выдавая своё движение вспять за новое слово?

Что значит говорить теперь, что война становится неизбежной? Это значит тянуть нас, по крайней мере, года на четыре назад, ибо мы еще в период керзоновского ультиматума говорили, что война становится неизбежной.

Как могло случиться, что Зиновьев, вчера только написавший такую путаную и ни с чем несообразную статью о войне, где нет ни единого слова о том, что война стала неизбежной, как могло случиться, что этот человек решается нападать на ясные и определённые тезисы Бухарина о неизбежности войны? А случилось это потому, что Зиновьев забыл то, о чём он писал вчера. Дело в том, что Зиновьев принадлежит к числу тех счастливых людей, которые пишут для того, чтобы на другой же день забыть написанное. (Смех.)

Зиновьев утверждал здесь, что Бухарина “толкнул” написать его тезисы в духе вероятности и неизбежности войны тов. Чичерин. Я спрашиваю: кто “толкнул” Зиновьева написать статью о возможности войны теперь, когда война стала уже неизбежной? (Смех.)

Вопрос о стабилизации капитализма. Зиновьев нападал здесь на тезисы Бухарина, уверяя, что в вопросе о стабилизации тезисы отходят от позиции Коминтерна. Это, конечно, глупость. Этим Зиновьев показал лишь своё невежество в вопросе о стабилизации, в вопросе о мировом капитализме. Зиновьев думает, что ежели стабилизация, то, значит, пропало дело революции. Он не понимает, что кризис капитализма и подготовка его гибели растут из стабилизации. Разве это не факт, что капитализм за последнее время усовершенствовал и рационализировал свою технику, создавая огромные массы товаров, которых нет возможности реализовать? Разве это не факт, что капиталистические правительства всё более фашизируются, наступая на рабочий класс и укрепляя временно свои позиции? Следует ли из этих фактов, что стабилизация стала прочной? Конечно, нет! Наоборот, именно эти факты ведут к обострению того кризиса мирового капитализма, который является несравненно более глубоким, чем кризис перед последней империалистической войной.

Именно тот факт, что капиталистические правительства фашизируются, именно этот факт ведёт к обострению внутреннего положения в капиталистических странах и к революционным выступлениям рабочих (Вена, Англия).

Именно тот факт, что капитализм рационализирует технику и производит огромную массу товаров, которых не может поглотить рынок, именно этот факт ведёт к обострению борьбы в лагере империалистов за рынки сбыта, за рынки вывоза капитала, к нарождению условий для новой войны, для нового передела мира.

Разве трудно понять, что неимоверный рост производственных возможностей капитализма при известной ограниченности мирового рынка и стабильности “сфер влияния” усиливает борьбу за рынки и углубляет кризис капитализма?

Капитализм мог бы разрешить этот кризис, если бы он мог поднять в несколько раз заработную плату рабочих, если бы он мог улучшить серьёзно материальное положение крестьянства, если бы он мог, таким образом, поднять серьёзно покупательную способность миллионов трудящихся и расширить ёмкость внутреннего рынка. Но тогда капитализм не был бы капитализмом. Именно потому, что капитализм не может этого сделать, именно потому, что капитализм обращает свои “доходы” не на подъём благосостояния большинства трудящихся, а на усиление их эксплуатации и на вывоз капитала в менее развитые страны для получения ещё более крупных “доходов”, – именно поэтому борьба за рынки сбыта, борьба за рынки вывоза капитала порождает отчаянную борьбу за новый передел мира и сфер влияния, борьбу, которая сделала уже неизбежной новую империалистическую войну.

Почему известные империалистические круги косятся на СССР, организуя против него единый фронт? Потому, что СССР представляет богатейший рынок сбыта и вывоза капитала. Почему те же империалистические круги интервенируют Китай? Потому, что Китай представляет богатейший рынок сбыта и вывоза капитала. И так далее и тому подобное.

Вот где основа и источник неизбежности новой войны, всё равно – разгорится ли она между отдельными империалистическими коалициями, или против СССР.

Несчастье оппозиции состоит в том, что она не понимает этих простых, элементарных вещей.

Вопрос об обороне нашей страны. А теперь позвольте остановиться на последнем вопросе, на вопросе о том, как собирается оборонять СССР наша оппозиция.

Товарищи! Революционность той или иной группы, того или иного течения, той или иной партии проверяется не на том, какие заявления или декларации будут вынесены ими. Революционность проверяется делом, практикой, практическими планами той или иной группы, того или иного течения, той или иной партии. Нельзя верить заявлениям и декларациям людей, как бы они ни были эффектны, если они не подтверждаются на деле и если они не проводятся в жизнь.

Есть один вопрос, который ставит водораздел между всеми возможными группами, течениями, партиями и проверяет их революционность или антиреволюционность. Этим вопросом является теперь вопрос об обороне СССР, вопрос о безусловной, безоговорочной защите СССР от нападений со стороны империализма.

Революционер тот, кто без оговорок, безусловно, открыто и честно, без тайных военных совещаний готов защищать, оборонять СССР, ибо СССР есть первое в мире пролетарское революционное государство, строящее социализм. Интернационалист тот, кто безоговорочно, без колебаний, без условий готов защищать СССР потому, что СССР есть база мирового революционного движения, а защищать, двигать вперёд это революционное движение невозможно, не защищая СССР. Ибо кто думает защищать мировое революционное движение помимо и против СССР, тот идёт против революции, тот обязательно скатывается в лагерь врагов революции.

Два лагеря создались теперь перед лицом угрозы войны и в связи с этим две позиции: позиция безусловной защиты СССР и позиция борьбы против СССР. Тут надо выбирать, ибо нет и не может быть третьей позиции. Нейтральность в этом деле, колебания, оговорочки, искание третьей позиции – являются попыткой уйти от ответственности, увернуться от безусловной борьбы в защиту СССР, оказаться в нетях в ответственнейший момент обороны СССР. А что значит уйти от ответственности? Это значит незаметно соскользнуть в лагерь противников СССР.

Так стоит теперь вопрос.

Как обстоит дело с оппозицией с точки зрения обороны, защиты СССР?

Позвольте сослаться, если уж на то пошло, на известное письмо Троцкого в ЦКК, для того, чтобы продемонстрировать перед вами ту “теорию” обороны, тот лозунг обороны, который держит Троцкий про запас, на случай войны против СССР. Цитату из этого письма уже приводил в своей речи тов. Молотов, но он привёл не всю цитату. Позвольте привести её целиком.

Вот как понимает Троцкий пораженчество и оборончество:

“Что такое пораженчество? Политика, направленная на то, чтобы содействовать поражению “своего” государства, находящегося в руках враждебного класса. Всякое другое понимание и толкование пораженчества будет фальсификацией. Так, например, если кто скажет, что политическая линия невежественных и бессовестных пшаргальщиков должна быть выметена, как мусор, именно в интересах победы рабочего государства, то он от этого никак еще не становится “пораженцем”. Наоборот, в данных конкретных условиях он-то и является подлинным выразителем революционного оборончества: идейный мусор победы не даёт!

Примеры, и весьма поучительные, можно было бы найти в истории других классов. Приведём только один. Французская буржуазия в начале империалистической войны имела во главе своей правительство без руля и без ветрил. Группа Клемансо находилась к этому правительству в оппозиции. Несмотря на войну и военную цензуру, несмотря даже на то, что немцы стояли в 80 километрах от Парижа (Клемансо говорил: “именно поэтому”), он вёл бешеную борьбу против мелкобуржуазной дряблости и нерешительности – за империалистическую свирепость и беспощадность. Клемансо не изменял своему классу, буржуазии, наоборот, он служил ей вернее, твёрже, решительнее, умнее, чем Вивиани, Пенлеве и К°. Дальнейший ход событий доказал это. Группа Клемансо пришла к власти и более последовательной, более разбойничьей империалистической политикой обеспечила французской буржуазии победу. Были ли такие французские газетчики, которые называли группу Клемансо – пораженцами? Наверно были: глупцы и клеветники тащатся в обозе всех классов. Но они не всегда имеют возможность играть одинаково значительную роль” (из письма Троцкого тов. Орджоникидзе от II июля 1927 г.).

Вот вам, с позволения сказать, “теория” обороны СССР, предлагаемая Троцким.

“Мелкобуржуазная дряблость и нерешительность” – это, оказывается, большинство нашей партии, большинство нашего ЦК, большинство нашего правительства. Клемансо – это Троцкий с его группой. (Смех.) Если враг подойдёт к стенам Кремля километров на 80, то этот новоявленный Клемансо, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в 80 километрах от Кремля, а потом взяться за оборону. И если это удастся сделать нашему опереточному Клемансо, то это, оказывается, и будет настоящей и безусловной обороной СССР.