Текст книги "Хуарес"

Автор книги: Иосиф Лаврецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Чистые либералы продолжали оставаться чистыми, они и не думали складывать оружия. Освободительная война продолжала полыхать по всей стране, партизанское движение ширилось, среди французских солдат росло недовольство. Многие французы, которым давно уже опостылела эта бессмысленная колониальная авантюра, мечтали только об одном: как бы поскорее вернуться восвояси, к своим семьям.

Хуарес тоже разлучился со своей семьей во второй половине 1864 года. В Сальтильо, где она временно обосновалась, родился его последний сын – Антонио, вскоре стала матерью и старшая дочь Хуареса, Мануэла, вышедшая замуж за кубинского революционера Сантасилию. Она родила девочку, сделав дона Бенито дедушкой.

Донья Маргарита со свойственными ей мужеством и стойкостью переносила все трудности, выпавшие на долю семьи во время кочевой жизни по пустынным штатам северо-западной Мексики. Сколько раз приходилось донье Маргарите с детьми спасаться от погони французских отрядов, засад предателей, терпеть голод, испытывать всевозможные лишения…

Опасаясь, чтобы кто-нибудь из его родных не попал в руки врагов, Хуарес направил семью в Соединенные Штаты, поручив Сантасилии все заботы по ее устройству и быту в этой стране.

Факсимиле письма Хуареса донье Маргарите.

Семья переехала с Сантасилией в Нью-Йорк. Письма от родных приходили к Хуаресу иногда с двухмесячным опозданием. Отсутствие сведений о семье удручало президента, он сильно переживал невзгоды и несчастья, преследовавшие его близких в Соединенных Штатах. Там умерли два сына Хуареса – Хосе и Антонио. Скупой на выражение своих чувств, Хуарес трогательно утешал в письмах донью Маргариту, которая после смерти сыновей в чужой стране, разлученная с любимым мужем, пришла в полное отчаяние. Только благодаря заботам Сантасилии удалось поправить пошатнувшееся здоровье доньи Маргариты, наладить воспитание детей.

Хуарес в своих письмах жене и зятю подробно сообщал о состоянии дел в Мексике, о борьбе с французскими интервентами, о положении в правительственном лагере. Его письма проникнуты верой в победу.

Хуарес часто спрашивал у Сантасилии, что думают в Соединенных Штатах о событиях в Мексике.

Пока шла гражданская война в США, заручиться какой-либо существенной, практической помощью со стороны правительства Линкольна но представлялось возможным. Ромеро, представитель Мексики в Вашингтоне, Добладо и Гонсалес Ортега, находившиеся там же, пытались закупить оружие, боеприпасы, вербовать добровольцев, но все это стоило огромных средств, кроме того, американцы требовали взамен предоставления им земельных концессий, особых прав и привилегий. Эти требования отвергались Хуаресом, который предупреждал Ромеро быть начеку и не соглашаться ни на какие комбинации, ущемляющие национальный суверенитет Мексики.

26 января 1865 года Хуарес писал Ромеро в Вашингтон: «Некоторые люди, как Вы мне пишете, предлагают уступить им часть нашей территории в обмен на помощь. Такие предложения не только антинациональны, но и вредны для нашего дела. Нация, через свой законный орган – конгресс, ясно и решительно заявила, что осуждает всякую уступку или сдачу в залог каких-либо частей своей территории. Если мы нарушим эту директиву, народ восстанет против нас, и мы тем самым поможем нашим врагам завершить завоевание. Враг может вторгнуться в нашу страну и грабить нас, если такова наша судьба, но мы не вправе узаконить это преступление, отдавая добровольно то, что от нас пытаются отобрать силой. Если Франция, Соединенные Штаты или любая другая страна захватит часть нашей территории я мы из-за нашей слабости не сможем изгнать их оттуда, мы тем не менее должны будем оставить грядущим поколениям право вернуть эти земли. Несомненно, было бы огромным злом, если бы более сильному противнику удалось нанести нам поражение, но будет несравненно хуже, если мы лишим наших сынов их законных прав на нашу землю, чтобы в будущем люди, по сравнению с нами более мужественные, патриотичные и выносливые, не смогли бы их использовать и вернуть то, что мы потеряли».

Текст этого письма после смерти автора был отлит в бронзе и навечно установлен в назидание потомству в его кабинете – в Национальном дворце в Мехико, где размещен теперь музей Хуареса.

Положение резко изменилось к лучшему после того, как в апреле 1865 года северяне разгромили южан и заставили их капитулировать. Теперь правительство Соединенных Штатов могло говорить более решительным языком с Наполеоном III. Президент Джонсон, пришедший к власти после трагической гибели Линкольна, и государственный секретарь Сьюард потребовали от Наполеона III эвакуации французских войск из Мексики. В подкрепление своих требований американцы сконцентрировали на мексиканской границе 100 тысяч солдат. Донья Маргарита была демонстративно приглашена в Вашингтон, где ее принял Джонсон, а Сьюард устроил в ее честь прием. Американским послом при Хуаресе был назначен генерал Шерман, один из героев гражданской войны. Все эти действия создавали впечатление о возможности активного вмешательства Соединенных Штатов в мексиканские дела. Правда, сам Хуарес был уверен, что США не станут воевать с Францией из-за Мексики. «Волки не кусают волков: они уважают друг друга», – писал Хуарес об отношениях между Соединенными Штатами и Францией.

Правительство Соединенных Штатов без восторга относилось к Хуаресу, более того, пыталось заменить его все тем же предателем Санта-Анной. В начале 1866 года Сьюард на военном корабле неожиданно выехал на карибский остров Сент-Томас, где жил в то время Санта-Анна. Согласно информации, полученной Ромеро от русского посланника в Вашингтоне барона де Штёкла, Сьюард намеревался договориться с Санта-Анной о создании мексиканского правительства под его руководством. Однако Санта-Анна произвел на Сьюарда отталкивающее впечатление, и Вашингтон отказался от своего плава использовать его.

Наполеон III не столько опасался угроз со стороны американского правительства, как растущей мощи Пруссии. Франция готовилась к схватке с этой новой своей соперницей в Европе и поэтому спешила закончить мексиканскую авантюру. Давление Вашингтона послужило лишь последним толчком к развязке. Наполеон III заверил США, что приступит к эвакуации своих войск из Мексики 1 ноября 1866 года.

Мексика явно не оправдала его надежд, она не только не стала для Франции Эльдорадо, но поглощала огромные средства, необходимые на содержание почти 40-тысячной армии, что ослабляло обороноспособность метрополии. По официальным данным, мексиканская авантюра обошлась Франции в 300 миллионов франков, по неофициальным – она стоила около миллиарда. Чувствительными была и потери в живой силе. Они превышали 6500 человек, или 20 процентов экспедиционной армии.

Не оправдал надежд Луи Бонапарта и его ставленник Максимилиан. Капризный и своенравный, он рассорился с маршалом Базэном и другими французскими чинами в Мексике, чем весьма огорчил своего французского покровителя и укрепил его в мысли поскорей выбраться из древней империи Монтесумы.

Наполеон III убедился, что невозможно завоевать и покорять мексиканский народ. Нет, Хуарес не располагал мощной армией, угрожавшей разгромом французам; наоборот, французы почти все сражения выигрывали и захватывали один город за другим, часто не встречая серьезного сопротивления. Но как только французы отступали, население сразу же переходило на сторону Хуареса, который оставался непобедимым, несмотря на все усилия огромной армии интервентов и их наемников. Большинство населения даже не знало, где обретаются Хуарес и его правительство. Командиры партизанских отрядов адресовали ему своя рапорты так: «Гражданину президенту дону Бенито Хуаресу. Пасо-дель-Норте или где бы он ни находился». Страну облетели его слова: «Где бы я ня был, на вершине горы или на дне оврага, возможно покинутый всеми, я не выпущу из своих рук знамя Республики до самого дня триумфа!»

И люди верили: пока знамя республики находится в руках «маленького индейца», надежда на победу жива, борьба продолжается. Сила мексиканцев, таким образом, заключалась в их патриотизме, и Луи Бонапарт знал, во что обошелся его августейшему дяде патриотизм испанцев. Выход поэтому был только один: убраться из Мексики в кратчайший срок с Максимилианом, если он того пожелает, или без него, если он откажется следовать велениям рассудка.

Еще на протяжении 1865 года Наполеон III, как, впрочем, и маршал Базэн да и Максимилиан, надеялся укрепить позиции, создав из предателей и европейских наемников – в основном австрийцев и бельгийцев – преторианскую гвардию, должную заменить со временем французов. Максимилиан даже отдалил от себя Мирамона и Леонардо Маркеса, зверства которых вызывали всеобщее негодование и осуждение. Первого он отослал изучать военные науки в Пруссию, а второго – в Палестину, на поклон «святым» местам. Их отъезд не увеличил притока добровольцев в ряды предателей, которые, лишившись своих вожаков, еще пуще злобствовали, терроризируя и грабя беззащитное население. Европейские наемники следовали их примеру, но в отличие от них тяжело переносили местный климат, часто болели и выходили из строя.

Еще теплилась надежда на то, что удастся избавиться от Хуареса, используя некоторых тщеславных деятелей из его окружения, претендовавших на президентское кресло. Такие планы связывались с именем генерала Гонсалеса Ортеги, занимавшего пост вице-президента. Согласно конституции 1857 года в случае, если истекал срок полномочий президента и обстановка в стране не позволяла провести выборы, президентская должность переходила к вице-президенту, в данном случае к Гонсалесу Ортеге. Срок конституционных полномочий Хуареса истекал в конце 1865 года, и Гонсалес Ортега из Соединенных Штатов, где он отсиживался в течение последнего года, потребовал отставки Хуареса и передачи ему президентского поста. Это требование поддержали Гильермо Прието и некоторые другие либеральные деятели.

Хуарес, находившийся тогда в Пасо-дель-Норте, оказался в результате этого в весьма щекотливом положении. С одной стороны, он во всей своей деятельности строго придерживался духа и буквы конституции, обязывавшей его передать власть 1 декабря 1865 года Гонсалесу Ортеге. С другой стороны, долг патриота повелевал ему не делать этого, ибо вице-президент самовольно покинул страну и стал дезертиром. Но самое главное заключалось в том, что Гонсалес Ортега выступал сторонником компромисса с французами и Максимилианом, был жаден на деньги и, заняв пост президента, мог погубить дело возрождения нации, которому посвятил свою жизнь Хуарес. Нечистоплотность Гонсалеса Ортеги в денежных делах доходила до того, что, купив в Нью-Йорке винтовки по 5 долларов за штуку, он пытался их перепродать своему же правительству, испытывавшему огромные финансовые трудности, по 15 долларов за штуку. Можно ли было доверить такому человеку пост президента, не рискуя судьбою родины? Разумеется, нет!

И Хуарес действует со свойственной ему в таких случаях решительностью. Ссылаясь на диктаторские полномочия, полученные им на время войны от конгресса, он издает три декрета. Первый из них предписывал всем офицерам, находившимся за границей без разрешения или с разрешения правительства, срок которого истек, немедленно вернуться в страну. Вторым декретом полномочия президента и вице-президента продлевались до выборов, которые должны были состояться после окончания войны. Третий декрет объявлял Гонсалеса Ортегу дезертиром, самовольно покинувшим свои посты вице-президента и генерала армии; декрет обязывал его вернуться в Мексику и предстать перед военным трибуналом. Эти декреты получили одобрение подавляющего большинства республиканских командиров и губернаторов. Дальнейшие события оправдали действия Хуареса.

Гонсалес Ортега вернулся в Мексику, но не для того, чтобы подчиниться Хуаресу, а для того, чтобы поднять восстание против него. Он был арестован и просидел в тюрьме до 1868 года. Выйдя на свободу, незадачливый претендент на президентский пост признал правительство Хуареса я получил пенсию. Весьма противоречивая фигура этого периода – Хесус Гонсалес Ортега умер в 1881 году.

Между отстранением Гонсалеса Ортеги от должности вице-президента и его мятежом была еще одна попытка со стороны Максимилиана перетянуть Хуареса на свою сторону, предложив ему пост председателя верховного трибунала. Хуарес даже не счел нужным ответить на это нелепое предложение императора. Тогда оккупанты выдвинули новый проект: Максимилиан отречется от трона и покинет страну, одновременно Хуарес подаст в отставку, на смену ему придет временное правительство из «нейтральных» лиц, которое путем голосования решит, быть ли Мексике республикой или оставаться монархией. И эта затея провалилась. Была сделана попытка подкупить Диаса: французы предложили ему уступить столицу, чтобы он объявил себя президентом и сместил Хуареса. Диас не пошел на предательскую сделку.

Чем больше юлил и вилял противник, выдвигая новые и новые проекты и комбинации, цель которых была получить хитростью то, чего он не смог добиться силой оружия, тем непреклоннее становился Хуарес.

Убедившись, что ему не удастся обмануть «маленького индейца», и все еще не желая расставаться с мексиканским троном, Максимилиан сбросил маску демократа, вернул из Европы Мирамона и из «святых» мест палача Маркеса, пошел на поклон к церковникам, призвал на ответственные посты махровых реакционеров и с их помощью и при поддержке маршала Базэна начал проводить политику террора, политику истребления всех противников его режима.

Для придания юридической формы этим зверствам Максимилиан опубликовал 3 октября 1865 года «Императорский декрет», так называемый «черный декрет», объявлявший правительство Хуареса вне закона, а всех тех, кто выступал против монархии, – бандитами, подлежащими после поимки немедленному расстрелу. За любую помощь патриотам, за отказ в их выдаче или в предоставлении сведений, необходимых оккупантам, виновные наказывались конфискацией имущества и длительным тюремным заключением. Маршал Базэн в специальном приказе по французской армии одобрил «черный декрет», указывая: «Репрессии становятся необходимостью я долгом… Наши солдаты обязаны уяснить себе, что с таким врагом не церемонятся. Мы ведем войну насмерть. Это беспощадная война между варварством и цивилизацией. Мы должны или убивать, или погибнуть сами. Другого выхода у нас нет».

И до опубликования этих драконовских распоряжений французские войска и палачи-предатели на службе империи беспощадно расправлялись с захваченными патриотами. Теперь же так называемую императорскую Мексику охватила настоящая оргия убийств. Пойманных патриотов вешали и расстреливали на площадях городов и селений, в присутствии согнанного специально для этого мирного населения. Враг не щадил ни женщин, ни малолетних, ни старцев. Даже священников расстреливали, если их подозревали в симпатиях к партии Хуареса.

Французы убили многих выдающихся патриотов, в их числе генералов Артегу и Саласара, 70-летнего губернатора штата Сакатекас – Чавеса, сподвижника Гарибальди и участника обороны Пуэблы генерала Гиларди, мужественную партизанку Игнасию Риэчи. Всего было казнено оккупантами свыше 20 тысяч мексиканцев, из них 968 человек в столице. Французы разрушили и сровняли с землей города Сан-Себастьян и Ситакуаро, население которых поддерживало патриотов.

Террор сопровождался грабежом населения. Если зуавы занимались мародерством, то Максимилиан, его министры, французские генералы грабили по большому счету. Одно содержание Максимилиана, которого обслуживало 26 слуг, стоило 1,5 миллиона песо в год. 100 тысяч в год получал Альмонте, в то время как жалованье президента Хуареса равнялось 30 тысячам песо. Налоги возросли в два раза. Бюджет правительства Максимилиана превышал в три с половиной раза бюджет республики, и дефицит был равен сумме доходов, причем половину расходов составляли проценты по иностранным долгам. Максимилиан все время нуждался в деньгах, которыми его снабжали французские банкиры, беря огромные проценты. Долг империя иностранным банкирам вырос на 190 миллионов песо по сравнению с долгами Мексики до вторжения французов. Французы стремились выкачать из Мексики максимум за свои услуга. Они забирали себе все таможенные сборы, вывозили серебро и другие драгоценные металлы, присваивали поместья и недвижимую собственность в городах.

Грабеж и чудовищные расправы не только не укрепили положения захватчиков, а, наоборот, еще больше изолировали их от населения. Люди всех возрастов и профессий, спасаясь от репрессий, шли в партизанские отряды, численность которых почти удвоилась к концу 1865 года. Партизанские отряды полностью господствовали в сельских районах и держали в осаде французские гарнизоны во многих городах. Базэн с большим трудом удерживал под своим контролем жизненно важную для него дорогу на Веракрус. Этой дорогой он пришел в Мехико, и этой же дорогой он думал покинуть негостеприимную страну, хотя его молодая жена и ее родственники всякими посулами пытались удержать маршала вместе с французскими войсками, надеясь с их помощью сохранить свои привилегии, земли и капиталы.

Базэн очень любил свою молодую донью Пепиту и был бы только рад удовлетворить ее просьбу, но тогда он ослушался бы Луи Бонапарта. А его повелитель проявлял все большую нервозность в связи с возрастающим давлением со стороны Соединенных Штатов и очевидной неспособностью Максимилиана и Базэна совладать с партизанским движением. В конце 1865 года он отдал маршалу приказ подготовиться к эвакуации французских войск из Мексики и осуществить ее в течение 18 месяцев. Максимилиана же Наполеон III предупредил, что либо тот предпримет героические меры с целью наладить свои финансы и создать собственную армию, либо ему придется отречься от престола и покинуть страну вместе с маршалом Казаном.

Максимилиан вознегодовал. Он написал дерзкое письмо Наполеону III, обвиняя его в нарушении мирамарского договора, по которому Франция обязывалась «всегда» оказывать ему помощь, и потребовал «немедленно» вывести французские войска из Мексики. «Со своей стороны, – надменно писал он Луи Бонапарту, – я постараюсь договориться с моими соотечественниками (то есть мексиканцами!) на справедливой основе, как и подобает Габсбургу…»

Некоторое время спустя пыл габсбургского отпрыска несколько поостыл и он стал умолять своего парижского покровителя не бросать его на произвол судьбы, обвиняя во всех неудачах империи маршала Базэна и других командиров французского экспедиционного корпуса.

Наполеон III, однако, с тем же упорством, с которым он ранее осуществлял свой прожект покорения Мексики, настаивал теперь на возвращении своих войск из этой страны. Его настойчивость приобрела форму паники, когда в июле 1866 года пруссаки разгромили австрийцев у Садовой. «Бисмарк, – отметил по этому поводу Хуарес, – напугал и взбудоражил других волков в Европе». Рисковать войной на два фронта, вернее на двух континентах – в Европе с пруссаками, жаждавшими «проучить» Францию, и в Америке с Хуаресом, а возможно, и с Соединенными Штатами, – было безумием даже для племянника великого Наполеона Г. Поэтому Луи Бонапарт резко сократил сроки эвакуации, потребовав завершить ее к началу 1867 года.

Да и сам маршал Базэн был не прочь побыстрее покинуть Мексику. Он советовал Наполеону III не считаться в этом вопросе с Максимилианом, проявлявшим по отношению к французам злую волю и черную неблагодарность. «Чем дольше мы будем оставаться здесь, – писал Луи Бонапарту Базэн, – тем меньше будет стараться правительство Максимилиана укрепиться своими силами, полагаясь всецело на помощь вашего величества, ибо считает, что Франция обязана содержать Мексику».

В марте 1866 года Базен стал стягивать свои войска к линии Мехико – Орисаба – Веракрус. Французы оставили Монтеррей, Сальтильо, Тампико и другие города, которые были немедленно заняты республиканцами. По всей стране партизанские отряды объединялись в крупные военный соединения. На северо-востоке ими командовал генерал Эскобедо, в прошлом батрак, на северо-западе – генерал Висенте Рива Паласио, поэт, адвокат по профессии, в Мячоакане – генерал Регулес, испанский демократ на службе мексиканской республики, в Оахаке – энергичный Порфирио Диас, в Герреро – неутомимый Альварес. Республиканцы наседали на отступающих французов, отбивали обозы, уничтожали отставшие части. Среди интервентов росло дезертирство. В Монтеррее восстали бельгийцы. Они подняли красный флаг и под возгласы «Да здравствует республика!» перешли на сторону Хуареса. В республиканских частях было несколько подразделений, сформированных из французских дезертиров – противников Наполеона III, демократов и республиканцев.

Перелом в пользу республики не сказался на настроении Хуареса. «Невозмутимый» не терял присутствия духа, когда дела шли плохо, я не впадал в необузданный энтузиазм, когда дела шли хорошо. В марте 1866 года, накануне ухода французов из Мексики, Хуарес незадолго до своего дня рождения писал донье Маргарите в Соединенные Штаты: «Живу без перемен. Только одна серьезная болезнь мне угрожает, и нет от нее спасения: через восемь дней мне исполнится шестьдесят лет. Но не думай, что эта болезнь меня удручает или пугает. Годы проходят, а я продолжаю свой путь».

И как во всех своих письмах к жене, так я в этом он пишет не только о себе и о своих близких, но и о судьбах своей родины: «Страшные испытания выпали на нашу долю в эти последние годы, но будущее у нас светлое, и я уверен, что оно не за горами. После этой войны американские республики, я не говорю о Вашингтоне, по крайней мере Мексика, будут полностью освобождены от тройного гнета – государственной религии, привилегированных классов и неравноправных договоров с европейскими державами. Признание этими державами императора Максимилиана порвало пакты, превращавшие нас в их вассалов».

Уход французов из Мексики открывал перед родиной Хуареса возможность встать на путь самостоятельного развития, для Максимилиана же он означал крушение всех его самолюбивых надежд. Его тщеславию был нанесен сокрушительный удар коварным, бесчестным Наполеоном III, нарушавшим взятые на себя обязательства но мирамарскому договору. С каким лицом мог вернуться восвояси этот опереточный император, обманутый Наполеоном III, побитый партизанами Хуареса, которого он десятки раз объявлял уничтоженным? Над ним хохотала бы вся Европа.

Шарлотта горячо уговаривала Максимилиана повременить с отречением. Она вызвалась поехать в Европу, переговорить с Луи Бонапартом, с императором Францем-Иосифом, с папой римским – убедить их не бросать ее дорогого венценосца на произвол судьбы. Шарлотта была уверена, что ей удастся добиться успеха. 9 июля она покинула Мехико. Максимилиан провожал ее до Орисабы, где императорская чета рассталась. «Прощай, мама Шарлотта, прощай, моя нежная любовь!» – распевали партизаны шуточный романс, сочиненный генералом Рива Паласио. Максимилиану не было суждено когда-либо увидеть вновь свою «маму» Шарлотту.

Уговаривала Максимилиана остаться в Мексике я его собственная мать. «Честь Габсбургов этого требует», – писала она своему сыну. Не выражал восторга по поводу возвращения своего братца и император Франц-Иосиф, опасавшийся его притязаний на австрийский трон. Призывал Максимилиана выполнить «свой долг» и Гутьеррес де Эстрада, сам не вернувшийся из Рима на родину. Идальго вернулся, но пробыл несколько недель и умчался в Париж, где прокучивал полученные от Максимилиана средства.

Но особенно уговаривала Максимилиана, заклинала и молила не покидать «его» народ, «его» родину, «его» горячо любимую Мексику реакционная свора во главе с предателями – Мирамоном, Маркесом и Мехией. Они обещали обогатить его, достать ему деньги – десятки, сотни миллионов песо. Пребывание Максимилиана в Мексике было их последним шансом на спасение. Они уже не рассчитывали на победу, хотя еще надеялись спасти свою жизнь и, возможно, даже свое состояние.

Каким образом? Оказывая до последнего сопротивление Хуаресу, чтобы в подходящий момент через дипломатических представителей великих держав (для этого-то им и нужен был Максимилиан) заключить мир с противником на условиях, гарантирующих им личную неприкосновенность и состояние. Правительство Максимилиана было признано Францией, Англией, Австрией, Пруссией, Испанией, Италией, Португалией и Бельгией, дипломатические представители которых находились тогда в Мехико. Империя Максимилиана была признана и Россией, хотя ее дипломатического представителя в Мексике не было. Мексиканские реакционеры рассчитывали, что эти европейские державы в последний момент спасут Максимилиана, а вместе с ним и их.

Максимилиан поддался этой игре. Его самолюбие было бы удовлетворено, если бы он покинул Мексику побежденным, но и не беглецом. Тогда он мог бы сказать: «Я все потерял, кроме чести!»

По совету своего нового советника и наперсника патера Фишера, авантюриста, ранее промышлявшего различными аферами в Калифорнии, Максимилиан созвал ассамблею нотаблей, которая отвергла его отречение. Максимилиан решил остаться. Когда он уведомил об этом маршала Базэна, тот воскликнул: «Его повесят!»

Теперь Базэна уже ничто не связывало с его бывшим протеже. Базэн форсирует эвакуацию французских войск из Мексики. 5 февраля 1867 года, в день, когда исполнялось десятилетие со дня принятия «реформистской» конституция, последние отряды французов покинули столицу. Республиканцы не препятствовали им. «Бегущему врагу – золотой мост». Республиканцы сохраняли свои силы для предстоящих сражений с императорской армией, которая насчитывала еще около 20 тысяч предателей и наемников, решивших дорого продать свою жизнь. Базэн из Орисабы, а потом из Веракруса призывал Максимилиана бросить все и вернуться в Европу. Но «император мексиканцев» оставлял без ответа послания маршала. Он был кровно обижен и оскорблен «предательством» Базэна и Луи Бонапарту.

12 марта 24 тысячи французов, 4500 австрийцев и 800 бельгийцев погрузились на транспорты в Веракрусе и взяли курс на Францию. Одним из последних покинул мексиканскую землю маршал Базэн. С ним покидала свою родину Пепита де Пенья, ожидавшая ребенка.

«Наконец-то я свободен!» – с облегчением сказал Максимилиан, узнав, что Базэн и его армия отплыли из Веракруса. Но это были только красивые слова, рассчитанные на придворных льстецов.