Текст книги "Щупальца спрута"

Автор книги: Иосиф Фрейлихман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА VII

Олег был единственным сыном профессора Кораллова. Он хорошо учился, не чуждался и общественной работы.

Мать Олега, тщеславная женщина, мечтала о блестящей карьере для сына. Она охотно снабжала его так называемыми карманными деньгами. Кораллова не видел ничего дурного в том, что сын иногда покутит с компанией друзей, приволокнется за хорошенькой девушкой. Среди студентов Олег слыл душевным, отзывчивым товарищем.

У профессора Кораллова не было оснований тревожиться за сына: парень хорошо учился, о нем отзывались с похвалой. Поэтому профессор, уступая просьбам сына, купил «Победу».

Матери Олега тоже было приятно блеснуть перед же нами сослуживцев мужа собственной машиной.

Олег же с компанией знакомых, по большей части случайных, частенько выезжал на машине за город, где в небольшом, но уютном ресторане, вдали от глаз студентов и преподавателей, предавался кутежам. Но даже и здесь Олег вел себя осмотрительно, никогда не напивался допьяна и благополучно возвращался на машине домой.

В последнее время Олег ловил себя на том, что постоянно думает о Лидии. Из головы не выходил тот день когда они познакомились при таких необычных обстоятельствах. Не лишенному тщеславия юноше хотелось поскорей ввести ее в круг своих друзей. Но Лидия как в воду канула.

Когда она наконец позвонила, Олег чуть не подпрыгнул от радости. Истины ради надо сказать, что эту радость вызывало не только желание щегольнуть перед друзьями пикантной знакомой. К Лидии в душе его зарождалось более серьезное чувство. Условились встретиться на том же самом месте, где расстались, – у кинотеатра.

Лидия явилась точно в назначенное время. На ней было скромное, со вкусом сшитое платье, босоножки на высоких каблуках. Светлые волосы, заплетенные в косы, лежали на голове короной. Она выглядела очень молодо и влюбленному Олегу казалась почти девочкой.

Вечер они провели вдвоем. Гуляли по улицам города, ели мороженое, смотрели фильм. Время летело, как на крыльях.

После нескольких встреч Лидия согласилась познакомиться с его друзьями. Компания собралась в загородном ресторане.

Разделяя увеселительные затеи Олега, Лидия все же предпочитала уединение, и Олегу приходилось с этим считаться. Он уже успел крепко привязаться к ней.

Лидия осторожно расспрашивала Олега о его учебе, практике, сослуживцах по заводу. Постепенно из этих разговоров она составила себе представление о заводе и многое узнала о коллективе, Олег особенно восторженно отзывался о конструкторе Степанковском – друге их семьи.

Однажды Олег сказал, что на следующий день они не смогут встретиться, потому что у них на даче собираются гости. Ждут начальника конструкторского бюро Валентина Александровича Степанковского…

Лидия заметно помрачнела; это расстроило, а вместе с тем и обрадовало Олега.

– Мне будет очень скучно одной, Олежка…

В голосе Лидии было столько неподдельной грусти, что Олегу стало жаль ее. И все же было приятно, что именно он является причиной этой грусти.

– Понимаете, Лидочка, – с виноватой улыбкой объяснил Олег, – по установившейся традиции у нас ежегодно к окончанию дачного сезона устраивается званый обед. Собираются родные и друзья. Не явиться просто невозможно!

– Понимаю… – Лидия доверчиво опиралась на его руку. – Но мне так хорошо с вами, что и один вечер без вас кажется целым годом.

– И я постоянно хочу вас видеть, – взволнованно заговорил Олег, – хочу не разлучаться с вами. Я уж и не помню, когда бывал в своей компании. Друзья звонят, упрекают, но меня и не тянет туда. Только вы в моих мыслях. Что со мной делается – сам по пойму.

– Со мной тоже происходит что-то непонятное, – в голосе Лидии послышалась грусть. – У меня никакой компании нет, но я ее и не ищу. – Она замолчала, думая о чем-то своем. – Знаете, Олег, в последнее время мне почему-то постоянно вас недостает… Веду себя, как девчонка, а ведь я, чего греха таить, старше вас, должна быть посерьезнее…

– Перестаньте, Лидочка, какое значение это имеет? – горячась, прервал ее Олег.

– Так… к слову пришлось, – тихо ответила Лидия о посмотрела Олегу в глаза. – Давайте завтра выберемся на озеро, покатаемся на лодке. Погуляем в парке. Хотите? Ведь скоро зима…

– Очень хочу, Лидочка, но завтра этот обед…

– Ах, да, я и забыла, – в голосе Лидии было столько сожаления, что Олег в душе проклинал так некстати пришедшийся семейный праздник.

Некоторое время они шли молча. Вдруг Олег остановился, схватил Лидию за плечи, закружил ее.

– Меня осенила гениальная идея! – воскликнул он. – Почему бы вам не разделить с нами этот обед? Раз от него нельзя отделаться, пойдемте со мной вместе.

– Не говорите глупостей, Олег! Меня никто в вашем доме не знает, не приглашал…

– Я приглашаю. Маме я говорил о нашей дружбе. – Он радостно глядел на Лидию. – Папа добряк и большой любитель женского общества. Что касается гостей, то им и подавно нет дела до того, кого я приглашу. Вы пойдете со мной, и все!

– Честное слово, Олег, вы ребенок! Никуда я не пойду! – Уже более мягко проговорила Лидия. – Ну как можно ни с того ни с сего ввалиться в чужой дом! Это же просто неприлично! Незваный гость хуже татарина. Ни за что не пойду!

– Нет, пойдете! Мой дом не чужой для вас, – решительно заявил Олег, – И прошу не упрямиться. Поймите, мы будем целый день и вечер вместе…

Они остановились около большого каштана, недалеко от дома, где жила Лидия. Опустив глаза и надув губки, она молчала.

– Лидушка, ну не огорчайте меня, – Олег старался заглянуть ей в глаза. – Увидите, как все будет хорошо!

– Право, Олежка, неудобно как-то… – Она вскинула на него глаза, и в голосе послышались просительные нотки, – Лучше я не пойду, а? Буду весь вечер сидеть дома и думать о вас.

– Перестаньте. Вопрос решен безоговорочно. Ну, Лидочка, выше голову. – Олег взял Лидию за подбородок и заглянул в лицо. Она улыбнулась. – Вот так-то лучше.

– Если уж вы так настаиваете, Олег, то я пойду, но при одном условии…

– Согласен заранее на все условия!

– Я не шучу…

– Выкладывайте ваши условия.

– Одна я с вами не пойду, Олег.

– А с кем же? – удивленно спросил Олег.

– Пригласите еще кого-нибудь из знакомых девушек, ну, скажем, свою сокурсницу. Кого хотите. Иначе я не пойду.

– Довольно странное условие, – озадаченно пробормотал Олег.

– Олежка… – Лидия ласково взглянула на Олега и чарующе улыбнулась.

– Хорошо, согласен.

ГЛАВА VIII

В этот вечер в доме Коралловых царили оживление и веселье. Гостей было много. И несмотря на то, что некоторые из них присутствовали в доме Коралловых впервые, все чувствовали себя непринужденно, свободно. Только Лидия держалась скованно, мало разговаривала и почти ничего не ела. Олег всячески старался развлечь ее, но это ему не удавалось.

– Ничего не ест, – пожаловался Олег Майе, девушке лет двадцати четырех, сидевшей рядом со Степанковским. – Очевидно, мама приготовила невкусно.

– Нет, нет, что вы! Очень вкусно, – укоризненно глядя на Олега, запротестовала Лидия. – Я ем наравне со всеми.

– А вы Майя, тоже плохо едите, – сказал Степанковский, кладя на тарелку Майи большой кусок жаркого.

Краснея от неловкости, Майя попыталась отодвинуть свою тарелку, и мясо упало на скатерть, От этого она еще больше смутилась и покраснела.

– Вот видите, Валентин Александрович, что я по вашей милости натворила! – укоризненно проговорила Майя.

– Право, Майечка, я только хотел поухаживать… Ну, ничего, сейчас мы исправим ошибку.

Не успела Майя опомниться, как перед ней оказалось блюдо с целиком зажаренным поросенком.

Под общий смех Майя поставила блюдо на место и окончательно сконфузилась.

– Вы сегодня просто несносны, Валентин Александрович…

– Ну, вот я вас и обидел, – виновато проговорил Степанковский. – Извините меня…

А на другом конце стола шел свой разговор.

– Что ни говорите, – убеждал Матвеева Юрий Михайлович Кораллов, – а медицина – гуманнейшая из наук. Что может быть благороднее науки, служащей непосредственно человеку?

– Вы правы, Юрий Михайлович. Поэтому я и избрал Ольгу в спутницы жизни, – отшутился Матвеев.

– Это, пожалуй, единственный случай, когда медицина оказалась негуманной, обманув доверчивую девушку, – поглядывая влюбленными глазами на мужа, со смехом проговорила Ольга.

– Я утверждаю, – продолжал Кораллов, – что боле благородного труда, чем забота о здоровье и продлении жизни человека, на земле нет и не будет!

– А по-моему, самая интересная работа – это геологоразведка, – запальчиво заговорила сокурсница Олега Люся. – В любую погоду, подчас даже рискуя жизнью, искать и открывать для человечества нечто новое, отдавать всего себя работе, чувствовать, что ты делаешь нужное людям дело…

– Люся – будущий геолог, – со снисходительной улыбкой пояснил Олег. – Она и во сне видит неразведанные земли, а себя – их первооткрывателем.

– Весьма похвально, Люся, – вмешался в разговор Степанковский. – Если хватит пороху, не сдавайтесь.

– А я и не думаю. Скорее бы закончить практику и защитить диплом…

– Ты, Люся, всегда куда-то торопишься, – перебил ее Олег. – И я мечтаю о труде как о подвиге, но зачем же так торопиться? Надо пожить и в свое удовольствие, пока молод.

– К хорошему всегда торопиться надо, – внимательно взглянув на Олега, сказала Майя.

– Майя, безусловно, права, – подхватил Степанковский.

– Вот приятное единодушие, – многозначительно глядя на Степанковского, с улыбкой проговорила Ольга.

Олег нагнулся и что-то шепотом сказал Лидии. Она неохотно поднялась и последовала за Олегом в соседнюю комнату. Вскоре оттуда послышались звуки рояля. Играли вальс Чайковского.

А спор между тем разгорался.

– Только труд… Труд и есть счастье для советского человека. Известный английский философ Гоббс писал о человеке как об эгоисте. Он говорил, что человек человеку – волк. Каждый, дескать, стремится уничтожить другого, чтобы очистить место для себя. Такова природа буржуазного общества. У пас же действуют иные законы…

Тихо перебирая клавиши, Лидия прислушивалась к разговору. Постепенно она начала играть громче. Все притихли. Каскады аккордов нарастали. В них слышался то призыв к борьбе, то смятение души, рвущейся в неведомое. Стремительные порывы сменялись нежной проникновенной лирикой. И опять буря, опять настойчивое преодоление чего-то трудного. И наконец торжество победы…

– Хорошая музыка, – заговорил Степанковский, когда умолкли звуки рояля, – рождает желание творить… созидать.

– У меня музыка вызывает такое же чувство, – мечтательно сказала Люся.

– Да, друзья, тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет, – вдруг заговорил строками из песни Юрий Михайлович Кораллов, поглаживая свою белоснежную бородку.

 
Нет на земле такого существа,
Столь жесткого, крутого, адски злого,
Чтоб не смогла хотя на час один
В нем музыка свершить переворота.
 

– Кто это сказал? – старый профессор лукаво скопил глаза на Люсю.

– Шекспир, – задумчиво и с каким-то благоговением произнесла Майя. – Как это верно сказано!

– Даже удивительно, что еще есть люди, лишенные дара воспринимать и любить музыку, – серьезно сказал Степанковский.

В соседней комнате вновь зазвучал рояль. Лидия играла вдохновенно. Олег, как зачарованный, смотрел на нее. Постепенно у рояля собрались все. Только Матвеев и Степанковский остались в столовой покурить.

Олег на цыпочках вышел и принес стулья. Стараясь не шуметь, все сели. Лидия словно не замечала никого вокруг. Ее пальцы легко бегали по клавишам. Вот послышались первые аккорды арии мадам Баттерфляй. И вдруг Лидия запела. Гости в изумлении переглянулись.

Матвеев и Степанковский присоединились к обществу. Валентин Александрович подошел к роялю. Лидия подняла на него глаза. Степанковский понимал, что он сейчас во власти музыки, и все-таки сердце его дрогну по. Когда Лидия кончила петь, раздались дружные рукоплескания. Она, смутившись, выбежала в соседнюю комнату. Олег последовал за ней.

– Кто эта девушка? – спросила Ольга Кораллову.

– Знакомая Олега. Какой дивный голос. Правда?

Степанковский, стоя у рояля, видел в раскрытую дверь соседней комнаты, как Олег горячо упрашивал Лидию спеть еще.

– Ну скажите вы ей, Валентин Александрович, – обратился он к подошедшему Степанковскому. – Не хочет петь больше. Лидочка, ну, я прошу вас.

Лидия подняла глаза на Степанковского. И опять Валентин Александрович почувствовал, как учащение забилось сердце.

– Я вас тоже очень прошу… – проговорил он.

Лидия молча поднялась и, сопровождаемая Степанковским и Олегом, вернулась к роялю.

К всеобщему удовольствию Лидия спела несколько новых песен и арий из опер. Когда утих восторженный шум похвал, Олег включил радиолу и начались танцы.

Степанковский не отходил от Лидии. Он как будто не замечал недоуменного взгляда Майи и на все танцы приглашал Лидию.

Растерянный Олег впервые в жизни испытал острое чувство ревности.

ГЛАВА IX

За окнами низко проносились тяжелые серые тучи. Одинокое облетевшее дерево гнулось под порывами ветра, озябшие крикливые галки кружили над крышами домов. Все это еще больше усиливало гнетущее настроение, овладевшее Майей.

Она с тоской посмотрела на часы. Стрелки неукоснительно совершали круг за кругом. Близился конец ее смены. А ей так не хотелось уходить домой, где придется остаться наедине со своими мыслями.

Она сложила в стопку истории болезней, убрала все лишнее в ящик стола, открыла сумочку и посмотрела на себя в зеркальце. Под большими грустными глазами залегли тени. Невольно вспомнились слова Ольги: «К такому цвету лица обязательно нужно красить губы».

Как будто краска может снять с ее лица печать тоски… Ольге, наверно, в голову не приходит, что это под силу только любви. Один взгляд Валентина способен вернуть и блеск глаз, и веселый смех, и все, что красило ее жизнь.

Горько улыбнувшись своему отражению, она расчесала длинные волосы, свернула их тугим жгутом и уложила на затылке. Постояв в нерешительности еще немного, надела шляпку, пальто и вышла из комнаты.

Резкий порыв ветра заставил пригнуть голову и ухватиться за шляпку. В воздухе закружились крупные снежинки. Они оседали на крыши домов, автомашины, голые ветки деревьев, мостовые и тротуары. Это был первый, – пожалуй, несколько преждевременный для этих мест – снег.

Вот и зима пришла… Как она любила эту пор^! Морозный воздух, скрипевший под ногами ослепительно белый снег, яркие лучи солнца звали к движению, к радости… Скоро Новый год, традиционный вечер с музыкой, танцами, веселыми рассказами и шутками в тесном уютном кругу семьи Матвеевых.

– Майя Николаевна!

Она вздрогнула от неожиданности и увидела улыбающегося Семена Яковлевича Варшавского за рулем «Победы». Он приглашал ее сесть рядом.

Майя приветливо поздоровалась, но от приглашения отказалась. Улыбка сбежала с уст, когда она увидела, как потускнело красивое лицо Семена Яковлевича. Но что поделаешь, если мысли и сердце занимал другой человек, может, не такой внимательный и не такой красивый, как этот, но очень дорогой сердцу. Невольно подумалось: «Вот уж подлинно, не по хорошу мил, а по милу хорош!»

Майя попрощалась и тут же забыла о Варшавском. Вновь нахлынули мысли, мучительно одолевавшие с тог момента, когда она поняла, что полюбила Степанковского. Любовь обрушилась неожиданно, как снежный обвал, и захватила так, что стало трудно дышать, жизнь без Степанковского, без его глаз, улыбки казалась просто бессмысленной. Странно, что всю пугающую власть этой любви она осознала только тогда, когда появилась та, другая. После двух – трех встреч в доме Коралловых Лидия овладела Валентином целиком видно, прочно.

Да и сам Степанковский, всегда сдержанный, спокойный, стал каким-то другим. Он преобразился. Появилась изысканность в одежде, предупредительность в обращении с женщинами, чего раньше за ним не наблюдалось.

Майе казалось, что еще немного, и она тут же, на людях, расплачется. И все же, несмотря на всю горечь тоски, несмотря на боль, ни за что на свете не рассталась бы Майя с этой мукой в сердце. Пусть она несчастна в своей любви, но она узнала любовь, пусть, к сожалению не сладость ее, а муки, но любовь настоящую. А это не каждому дано…

Так думала Майя, идя по шумным улицам родного города. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как подошла к дому, и только тут вспомнила, что обещала зайти к Матвеевым. Отсюда до них уже было далеко, и, пожалуй, к семи не успеть, если не взять такси. Как на грех, машин на стоянке не оказалось. Видно, к Матвеевым сегодня не попасть.

Дома Майя включила плитку, поставила чайник, взяв книгу, прилегла на диван. Но книга оставалась открытой все на одной и той же странице.

Вода уже вскипела, а Майя ничего не замечала.

Резкий стук в дверь заставил ее очнуться. Соскочив с дивана, Майя выключила плитку и, машинально поправляя волосы, открыла дверь.

В комнате запахло морозом и снегом.

– Майка, негодница! – воскликнула Ольга, обнимая подругу. – Я так и знала. Преспокойно лежит на своем диванчике, а мы извелись, ожидая ее. Ведь опаздываем в театр. Даю две минуты на переодевание. Поторопись! – повелительно закончила Ольга.

Владимир Петрович стоял у дверей и с улыбкой наблюдал за женщинами.

– Здравствуйте, Майя, – пожимая ей руку, мягко произнес он.

На его гладко выбритом лице особенно резко выделялся глубокий шрам, проходящий через левую щеку. Шрам придавал лицу суровое выражение, в то время как добрые, слегка выпуклые глаза смотрели на собеседника с ласковой доверчивостью.

– Боже, какая ты копунья, Майка, – вновь накинулась на подругу Ольга. – Мы же опаздываем.

Заметив вопросительный взгляд Майи, она резко повернулась к мужу, и ее голубые глаза сверкнули.

– Отвернись же, Володя! Неужели так трудно сообразить? – притворно сердито прикрикнула она и повернула его лицом к стене.

Майе очень хотелось спросить, приглашен ли Степанковский. За последние несколько лет, да и раньше, когда Майя не была знакома с ними, Матвеевы и Степанковский все вечера проводили вместе.

Работая в одной больнице, Майя подружилась с Ольгой и ее мужем. Мать Ольги Вера Андреевна, с ее чуткой душой, отзывчивым характером, стала для Майи родным человеком.

Потеряв всю родню во время войны, Майя дорожила этой искренней дружбой. Здесь, у Матвеевых, она встретила Валентина Александровича Степанковского…

Посещения театра или кино, традиционные встречи праздников без Степанковского не мыслились А сегодня? Будет ли он с ними?

Но рядом в ложе оказались посторонние люди.

Только в антракте после второго действия она увидела в фойе Степанковского под руку с Лидией. Та была в платье стального цвета с черной отделкой, оттенявшей белизну шеи и рук. Волосы были уложены в замысловатую прическу. Слушая Степанковского, она то и дело заглядывала ему в глаза. А тот так был захвачен разговором, что не замечал никого вокруг.

Как только Майя увидела Степанковского в обществе Лидии, весь интерес к спектаклю у нее пропал. Едва дождавшись конца, она безвольно дала себя увезти к Матвеевым, у которых обычно ночевала, когда задерживалась поздно в городе.

Вера Андреевна сразу заметила подавленное состояние Майи. Ни о чем не расспрашивая, она заботливо уложила гостью в свою постель и потушила свет. Поправляя одеяло, Вера Андреевна почувствовала, как плечи Майи дрогнули. Хрупкое тело девушки забилось в рыданиях.

– Успокойся, дитя мое, – Вера Андреевна прижала девушку к груди и тихонько погладила мягкие, рассыпавшиеся по плечам волосы. Она поняла, что Майя полюбила.

Лишь перед рассветом, когда в квадраты окон заглянула редеющая синева, Майя уснула, всхлипывая во сне как ребенок. Вера Андреевна осторожно высвободила руку из-под головы девушки и на цыпочках вышла,

ГЛАВА X

Валентина Александровича Степанковского и Владимира Петровича Матвеева связывали дружба и долголетняя совместная работа. На этот завод они пришли почти одновременно, за два года до войны. Первый, несмотря на молодость, – со званием кандидата технических наук, второй – с опытом партийной и хозяйственной работы. За год до начала войны Валентин Александрович защитил докторскую диссертацию, но с завода уйти не захотел. Он считал, что научной работой можно заниматься и в цехах завода. Степанковский был назначен начальником конструкторского бюро, а Матвеев – директором того же завода. Общность интересов и личная симпатия очень сблизили их.

Во время эвакуации жена и маленькая дочь Степанковского погибли.

Узнав о гибели жены и дочери, Валентин Александрович замкнулся в своем горе. Трудно было узнать в нем того жизнерадостного, энергичного, всегда аккуратно одетого человека, каким привыкли видеть Степанковского всегда. С годами он, правда, несколько оттаял, стал больше следить за собой, но, кроме как у Матвеевых и с Матвеевыми, нигде ни с кем не бывал.

Матвеевы искренне желали, чтобы у их друга была своя семья. Но Валентин Александрович так и не женился. Слишком глубокую боль причинила война. Требовалось время, чтобы зарубцевались раны.

Степанковский питал к Майе теплые чувства, но ему и в голову не приходило, что эта девушка может полюбить его, стать женой. После пережитого он чувствовал себя слишком старым душой рядом с юной, жизнерадостной Майей.

С появлением Лидии дремавшие до сих пор чувства властно заявили о себе. Серьезный, фанатично влюбленный в свое дело инженер, он в последние недели ловил себя на том, что даже во время работы над проектом нового самолета не переставал думать о Лидии.

Хотя проект нового самолета, которому Степанковский отдал долгие годы, уже был готов, тем не менее строительство требовало усилий ума, ясности мысли, творческого поиска. А в последнее время работы над строительством выдвинули ряд задач, решение которых не терпело отлагательства.

Недавно у него состоялся неприятный разговор с директором завода Матвеевым и секретарем партийного бюро Владимиром Николаевичем Крыловым. Валентин Александрович испытал чувство раздражения и недовольства собой.

Крылов, еще молодой человек со светлыми, строгими глазами, внимательно глядел на собеседника.

– Чем вы, товарищ Степанковский, объясняете эту потерю ритма? Так мы рискуем затянуть срок пробного вылета.

Его высокий лоб прорезали три глубокие морщины, а лицо хмурилось, когда он выслушивал сбивчивые ответы Степанковского.

Матвеев смотрел на друга недоумевающе. И Валентин Александрович понял, что в сущности ему нечего ответить товарищам. С тяжелым чувством он покинул кабинет директора.