355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иосиф Пилюшин » У стен Ленинграда » Текст книги (страница 19)
У стен Ленинграда
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 12:21

Текст книги "У стен Ленинграда"


Автор книги: Иосиф Пилюшин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Не ожидая моего согласия, Зина быстро уползла.. Скоро ее маскировочный костюм слился со снежной пеленой, и я потерял ее из виду. Я всматривался в каждый колышек, каждую жердь забора на околице Местанова, но увидеть хотя бы вспышку выстрела или перебегающего с места на место немца не мог.

«А если Зина не заметит запорошенную снегом мину?» Эта страшная мысль засверлила мозг. «Зачем я не остановил ее!» В висках стучала кровь, да так сильно, что я не слышал выстрелов. Глаз слезился от напряжения, не хватало времени не только осмотреться по сторонам, но даже смахнуть рукой слезу – я боялся упустить вражеского стрелка, который мог заметить Зину и убить ее. Мне захотелось ползти как можно быстрее по ее следу, догнать ее, чтобы никогда больше ни на одну секунду не разлучаться с ней.

Я продолжал пристально вглядываться то в заросли бурьяна, то в дома на околице Местанова. Мне казалось, что прошла вечность, а Зина все не появлялась на условленном месте. Я потерял всякое терпение. Непреодолимое желание быть с ней рядом толкало меня вперед. Но вот зашевелились стебельки бурьяна…

– Зина! – невольно вырвалось у меня.

Она подняла марлю капюшона, и ее разрумянившееся лицо резко выделилось на снегу.

Я пополз быстро, не оглядываясь, по ее следу. Осмотрелся: впереди небольшой снежный холм, из-за которого не было видно домов деревни. На снегу в сторону холмика – следы человека. Пригибаясь к земле, забыв осторожность, я бросился бежать по этому следу.

– Ползи! Сумасшедший, заметят!

Я упал на снег и осмотрелся. Недалеко от меня лежала Зина, вернее, я увидел подошвы ее валенок.

– Иосиф, что случилось?

– Поволновался… Все пройдет.

– Я тоже. Не будем больше в бою разлучаться.

До Местанова теперь было не более пятисот – шестисот метров, но, где укрываются немцы, не было видно. Заснеженные крыши домов, казалось, своей тяжестью вдавливали в землю бревенчатые стены, окна виднелись на уровне снежного покрова.

– Фрицы, видимо, стреляют с чердаков. Нам необходимо отползти в сторону, чтобы их увидеть, – предложил я.

– Ползать по полю нет надобности, будем следить за улицей и палисадниками домов, – ответила Зина, согревая дыханием кончики пальцев левой руки.

Где-то совсем близко слева и справа открыли огонь станковые и ручные пулеметы, дружно захлопали винтовочные выстрелы.

«Наши подошли вплотную к Местанову», – подумал я с облегчением.

– Иосиф, видишь скирду соломы у стенки сарая?

– Вижу, а что?

– А ты лучше присмотрись к ней. Мне кажется, что солома шевелится.

– Следи за ней, а я буду смотреть за улицей.

В тот момент когда бойцы батальона Круглова обложили деревню со всех сторон, через наши головы пронеслись одна за другой очереди «катюш». На улицах, в огородах взлетели в воздух копны дыма и огня, разом загорелось несколько домов. Со двора одного горящего дома вырвалась на улицу пара светло-рыжих лошадей, запряженных в пароконные сани; они бешеным галопом понеслись вдоль деревни в нашу сторону. Испуганные взрывами снарядов, лошади усиливали бег. Из больших ноздрей их вырывались клубы пара. Они промчались мимо нас напрямик по полю, а когда выбежали на дорогу, послышался взрыв. С пронзительным ржанием лошади взвились на дыбы и рухнули на землю.

– Иосиф, посмотри скорей, скирда соломы ожила! Из скирды, словно цыплята из-под крыльев клуши, высунулись головы фашистов и, будто испуганные появлением ястреба, разом нырнули в солому. Вдруг скирда поднялась над землею и повернулась на одном месте. Я успел увидеть спину одного из немцев. Зина в ту же секунду выстрелила в эту спину. Гитлеровец упал на землю. Один немец выскочил из соломы, забежал за угол сарая и, прижимаясь к стенке, стал глядеть в нашу сторону.

Перезаряжая винтовку, я думал, что Зина пристрелит фашиста. Она, видимо, ждала, что это сделаю я, а в это время немец по-своему решил свою судьбу: он сорвал с себя белую маскировочную куртку и, размахивая ею над головой, побежал навстречу советским бойцам.

Бой за последний опорный пункт немцев, прикрывавший подступы с севера к стыку шоссейных дорог Ленинград – Волосово – Кингисепп, разгорался. Гитлеровцы, окруженные со всех сторон в Местанове, дрались с отчаянием обреченных. Они вели пулеметный и минометный огонь из окон и чердаков домов. Повсюду слышались автоматные очереди и винтовочные выстрелы, но бой еще не дошел до рукопашной схватки.

Мы стреляли и по окнам, откуда вели огонь станковые и ручные пулеметы немцев. Вдруг Зина дернула меня за руку:

– Видишь немцев? – спросила она. – Да ты куда смотришь! Вон они возле дома, у высокого дерева, с минометом возятся.

Я едва разглядел минометчиков, как Зина выстрелила. Один немец упал на бок, два мигом скрылись за углом.

– Так-то лучше… Вздумали на глазах с минометом крутиться, – сказала Зина, перезаряжая винтовку.

Каждая минута боя приближала нас к рукопашной схватке. И как назло, повалил крупный снег. Он мешал видеть, что намеревается делать враг на улицах деревни.

– Иосиф, надо менять позиции, ничего не видно.

Мы не успели переменить свои позиции, как роты батальона Круглова ворвались в опорный пункт немцев. Завязалась рукопашная схватка. Автоматные очереди, разрывы ручных гранат, беспорядочная стрельба из окон, из-за углов домов, сараев, крики людей…

Я бегом направился к сараю со скирдой соломы. Зина бежала следом за мной. Откуда-то прострочил пулемет, пули зачокали вокруг, но не задели меня. Добежав до угла сарая, я оглянулся. Зины не было видно.

– Зина! – крикнул я.

Ответа не последовало. Я бросился назад по своему следу. Недалеко от того места, где мы вели стрельбу, увидел Зину: она лежала на снегу, поджав под себя ноги.

– Зина! Куда ранило? Что с тобой?

Она молчала. Ресницы дрогнули, но глаза не открылись. Румянец на лице поблек, губы сомкнулись. Она была мертва… Сколько я пролежал с ней рядом, уткнувшись лицом в снег, не помню. Я не слышал, когда прозвучал последний выстрел на улицах Местанова. С наступлением сумерек я взял на руки верного боевого друга, прижал к груди, как самое дорогое, – женщину, которую мой осиротевший сын называл мама, и унес в деревню. На улице меня встретил Найденов. Он молча сдернул с головы ушанку, прикусив губы, и пошел за мной туда, где у палисадника лежали подобранные погибшие товарищи. Я положил тело Зины рядом с ними.

Круглов достал из нагрудного кармана ее партийный билет и солдатскую книжку. В ней он нашел залитую кровью фотографию Зинаиды Строевой в военной форме и молча подал мне…

По знакомым местам

Коротки солдатские минуты прощания с павшими в бою друзьями-товарищами. Торопливо обнажив голову, опустившись на колено у братской могилы, украдкой, будто невзначай, смахнешь ладонью жгучую слезу, кося глаза на запад, и опять шагаешь навстречу новым боям.

Батальон майора Круглова задержался в освобожденном Местанове, поджидая подхода остальных батальонов 602-го полка. Ночевали в полуразрушенных домах, сараях… А на заре двадцать седьмого января мы снялись с места и в стремительном броске перерезали шоссейную дорогу Ленинград – Кингисепп в районе Кирковицы. Отбросив гитлеровцев от дороги, мы без передышки преследовали по полю отступавшего врага. К вечеру вышли на берег реки Сумы. Но передохнуть нам не пришлось.

Батальон получил новую задачу: выбить немцев из поселка Кайболово и соединиться с соседними частями, действовавшими вдоль шоссе и железной дороги Котлы – Удосолово. В выполнении этой боевой задачи нас опередили бойцы второй ударной армии: до нашего прихода они вышибли немцев из поселка, форсировали реку Суму и уже вели бои за перекресток железной и шоссейной дорог на подступах к населенному пункту Кихтолка.

Проходя по поселку, где только что кипел бой, мы увидели знакомую картину: повсюду валялась изуродованная боевая техника, вражеская и наша, на каждом шагу – трупы солдат. Возле разрушенного дома одиноко стояла женщина с узелком в руках. Глядя на развалины дома, она плакала…

Наш батальон отошел вниз по реке Суме и остановился у ее излучины на опушке леса. Здесь мы могли передохнуть, выпить кружку горячего чая, а если позволят обстоятельства – и вздремнуть часок.

Найденов и я – после смерти Зины он не покидал меня – разгребли снег у корней приземистой березы, расстелили плащ-палатку и, укрывшись от ветра, зажгли спиртовку. Сергей открыл банку консервов, нарезал хлеб, достал флягу:

– Осип, надо по чарке выпить, а то внутри все колотится.

– Не хочется, Сережа.

– А ты брось горевать, ведь знаешь – не вернешь.

– Сережа, прошу, не жалей меня, я сам разберусь…

– А ты не серчай. Весь батальон горюет. Ребята только и говорят о Строевой.

Найденов махнул рукой, налил кружку водки и одним духом выпил ее.

На опушке леса показались Круглов, Романов и капитан артиллерии. Они вполголоса о чем-то разговаривали.

– С нами завтракать, товарищи командиры! – пригласил их Найденов.

– Если угостите чем-либо горяченьким, ребята, а полным удовольствием, ответил Круглов, опускаясь на корточки возле спиртовки.

Круглов, осторожно прихлебывая обветренными губами кипяток из кружки, искоса поглядывал на меня, Я видел, вернее, чувствовал его взгляд и ждал вопроса, но майор молчал. Романов выпил водки и с аппетитом ел бутерброд с колбасой. Артиллерист, сославшись на то, что он уже завтракал, сидя на углу плащ-палатки, курил.

Круглов поставил кружку, спросил артиллериста:

– Вы, капитан, эти места знаете?

– Нет, а что?

– А мне каждый шаг напоминает сорок первый год. По этим дорогам и полям мы отступали. Трудно вспоминать о тех, кто сложил голову, не дождавшись сегодняшнего дня.

– Я на Южном фронте воевал, не легко и нам было пятиться до Волги.

Командиры умолкли, думая каждый о своем пути, пройденном за эти годы.

Ломая сучья, по лесу к нам бежал связной командира полка сержант Базанов. Тяжело дыша, он подал записку Круглову и сказал:

– К немцам подошли свежие танковые и стрелковые части. Ожидается контратака.

Круглов пробежал глазами записку и сказал отрывисто:

– Передайте командиру полка: приказ будет выполнен. Идите.

Виктор Владимирович достал из планшета карту, бережно разложил ее на согнутых коленях и обратился к капитану-артиллеристу.

– Александр Васильевич, махнем на ту сторону реки, а?

– Можно.

– А сумеешь перебраться с пушками или помочь? Мы будем вас дожидаться вот на этих холмиках, – Круглов ткнул пальцем в карту.

Артиллерист также достал свою карту и пометил на ней холмы на подступах к населенному пункту Кихтолка:

– Через реку, товарищ майор, прошу подсобить перебраться: берега больно крутые да и лед нынче слабый. А там сами управимся.

– Не опоздаете?

– Да что вы, у нас ребята крепкие, успеем!

Круглов подал записку командира полка артиллеристу:

– Читай, да не забудь, я буду ждать.

Капитан ушёл.

– Петр Владимирович, – обратился Круглов к Романову, – веди своих орлов на помощь артиллеристам, а я с остальными ротами пойду к холмам – догоните.

Мне было неизвестно, какую боевую задачу предстоит выполнить батальону, но я твердо знал: каждый из нас готов выполнить любую задачу по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом.

Круглов встал. Поблагодарив за чай, командиры ушли.

Спустя час дивизион противотанковых пушек уже был переправлен на западный берег реки Сумы. Батальон Круглова, перейдя реку, продвигался развернутым строем. Справа от нас за лесом слышались разрывы снарядов и частая ружейно-пулеметная стрельба. Слева – ни единого звука, впереди полная неизвестность. Шли с большой осторожностью, ожидая нападения противника. Обогнув излучину реки, мы остановились у подножия возвышенности, ожидая возвращения разведки. Бойцы быстро зарылись в снег, укрываясь от ветра и глаз противника. Круглов в двух метрах от Найденова и меня сидел на снегу, опершись плечом об острый край камня. Он смотрел в бинокль в сторону моста через Суму.

Возвышенность оказалась не занятой немцами. Мы быстро взобрались на нее и очутились в непосредственной близости от грунтовой дороги, идущей вдоль железнодорожного полотна Котлы – Веймарн.

Найденов и я облюбовали для себя местечко на склоне небольшого овражка, у корней высокого тополя. Отсюда мы вели наблюдение за грунтовой дорогой и участком шоссейки на подходе к мосту через реку Суму.

– Осип, ты эту местность знаешь?

– Еще бы не знать! Эти места никогда не забудутся. Здесь могилы боевых друзей, павших еще в сорок первом.

– Да… А куда идет этот большак и железная дорога?

– В Кингисепп.

– До города еще далеко?

– Километров десять – пятнадцать.

– Скоро доберемся.

– Как сказать, – послышался голос Гаврилы, пулемет которого находился от нас метрах и пяти в снежном окопе.

– Эти слова «как сказать» ты, Гаврила, забудь, – сердито прошипел Сергей. – Раз пошли, значит, дойдем не только до Кингисеппа, но и до Берлина.

Пулеметчик промолчал. Найденов, не отрывая глаз от окуляра прицела, локтем толкнул меня:

– Видишь?

– Где? Что?

– Вон на второй сопке – люди в халатах.

– Не стрелять. Нужно выяснить. Возможно, там наши.

Солдаты в маскировочных костюмах, с автоматами в руках то терялись из виду в кустарнике, то опять появлялись; низко пригибаясь, они перебегали от укрытия к укрытию, пробираясь в нашу сторону.

– Сережа, ты следи за ними, а я доложу комбату. Майор Круглов не знал, чья это разведка действует.

Я вернулся к Найденову.

– Узнал? – спросил Сергей.

– Комбат не знает, чьи это разведчики, наши или противника. Приказал следить, куда они пойдут. Где они?

– Вон у ствола березы собрались. Глазеют по сторонам как сычи.

Неизвестные солдаты один за другим на спинах съехали с холмика и остановились в мелком кустарнике, о чем-то разговаривая и указывая в разные стороны руками. Их было пятеро.

Держа на прицеле того, кто, видимо, командовал, я ждал. Куда они пойдут? Что намереваются делать?

Найденов, как и я, следил за каждым движением разведчиков.

После короткого совещания двое разведчиков во весь дух бросились бежать через лощину в нашу сторону и скрылись у подножия холма. Остальные стояли на месте и смотрели в нашу сторону, затем один из них стал взбираться на вершину холма. Мне стало ясно, что неизвестные солдаты становятся в живую цепочку для зримой связи, чтобы быстро известить своих о замеченном движении противника.

– Надо нарушить эту живую связь, – сказал Найденов.

– Подождём еще минуту. Успеем.

Теперь я смотрел на двоих, стоявших на прежнем месте. Один из них зачем-то полез в нагрудный карман и сбросил с головы капюшон маскировочной куртки. На шапке-ушанке этого человека я разглядел звездочку. Из груди невольно вырвался глубокий вздох.

– Наши! – воскликнул Найденов, утирая рукавом лоб. – А я чуть было не пальнул…

От одной мысли, что второпях мог убить своего, перехватило в горле. Я снял онемевшую руку с шейки приклада, изменил положение застывшего тела.

Не прошло и пяти минут, как к нам на наблюдательный пост пришел Круглов, с ним капитан-артиллерист и два разведчика-артиллериста.

– За этим холмиком метрах в пятистах по обе стороны грунтовой дороги в кустарнике стоят замаскированные танки, – докладывал разведчик.

– Сколько их? – спросил капитан.

– Мы видели восемь и четыре самоходки.

– А пехоты не видели?

– Нет.

– За насыпью железной дороги были?

– Нет.

– Кто остался наблюдать?

– Сержант Володин.

– Что же это немцы задумали? Хорошо бы их на месте стоянки накрыть, обратился капитан к Круглову.

– Неплохо. Да вот приказ командира полка. Самовольничать не имеем права.

– Поставим в известность командование, пусть вызовет авиацию. Я сейчас вернусь. – Артиллерист по-пластунски уполз к рации.

– План противника понятен, – в раздумье заговорил Круглов, ни к кому из нас не обращаясь. – Гитлеровцы хотят отбросить нас назад за Волосово, чтобы освободить путь для вывода своего обоза, зажатого нашими на перешейке шоссейной дороги Волосово – Бегуницы. Но не те времена сейчас: взятое назад не отдаем.

Слушая Круглова, я смотрел через прицел на лежащего возле березы сержанта Володина, со страхом думая о том, что мог убить этого человека. Я не заметил, когда ушел от нас Круглов и разведчики-артиллеристы. Вдруг взрыв страшной силы всколыхнул воздух: мелкие деревца, словно травинки, припали к земле, ударяясь друг о друга оголенными ветками. Над головой ствол тополя протяжно застонал, сбрасывая на землю тяжелые шапйи снега.

– Мост на Суме взорвали! Э-эх, не успели наши отбить, – сказал Найденов, отстегивая гранатную сумку. – Это, видимо, у немцев сигнал к атаке.

В воздухе уже шел бой. Артиллерия пока молчала.

– Куда вас, черти, занесло? Полчаса ищу! Я оглянулся. Это был снайпер Бодров.

– Что случилось? – спросил Найденов.

– Тебе письмо из дому.

Обветренное лицо Сергея расцвело радостной улыбкой, глаза загорелись ласковым огоньком. Я не ждал писем, но, когда получали письма товарищи, меня захватывала чужая радость, будто и для меня приносили в солдатский дом на линию фронта нежное, теплое слово из другой жизни.

Но Найденов не успел даже вскрыть конверт, как гитлеровцы перешли в контратаку. Первые снаряды, минуя нас, разорвались на опушке леса, где мы завтракали.

Вдруг из-за насыпи железной дороги прямо перед нами, как из-под земли, появились толпы немцев. Перегоняя друг друга, они добежали до грунтовой дороги и попадали в снег. Но почему-то все они смотрели не в нашу сторону, а туда, где наши разведчики обнаружили танки. «Ждут подхода танков, чтобы под их прикрытием броситься в атаку», – подумал я, глядя на пулеметчика Гаврилу. Он лежал за пулеметом, изготовившись к стрельбе, не сводя глаз с немцев.

– Что же это наша артиллерия молчит? – спросил Найденов. Он прекрасно знал, что я так же обо всем осведомлен, как и он, но в минуту, когда видишь перед собой врага, сидишь в засаде и не смеешь до поры до времени его убить, – в такую минуту человеку хочется хотя бы слово кому-нибудь сказать.

– Не знаю, Сережа.

– Теперь в самый раз лупить их, когда они лежат на снегу, словно тюлени, – добавил Найденов, пряча конверт под шапку.

Я мельком взглянул на Сергея, С его небритого лица стерлась блуждающая улыбка, густые брови насупились, прищуренные глаза остро поблескивали через узенькие щелки век. Это поблескивание ничего хорошего не сулило.

Артиллерийский разведчик, к которому я изредка присматривался, вдруг торопливо отполз от ствола березы, возле которой лежал, и кубарем покатился вниз. Добравшись таким образом до своих товарищей, лежавших на снегу в мелком кустарнике, он что-то сказал им, и они все вместе бросились бежать в нашу сторону.

– Ребята что-то приметили. Жди, сейчас начнется атака, – шепнул Найденов, нахлобучивая шапку на уши.

В это время из-за леса вынырнула шестерка краснозвездных штурмовиков. Летчики на бреющем полете обстреляли из пушек и пулеметов лежавших на снегу немцев, словно пришивая их к месту, затем, как бы спохватись, что не все сделано, развернулись, еще раз – уже из пушек – обстреляли танки и самоходки и скрылись.

Гитлеровцы, как раки, высыпанные на песок, стали расползаться; некоторые направились к насыпи железной дороги, другие устремились под прикрытие своих танков, многие остались лежать на месте, уткнувшись лицом в снег.

– Крепенько их угостили наши летчики, – сказал Сергей, согревая дыханием кончики пальцев.

– Авиация наша не дремлет, а вот когда начнет артиллерия? Два часа лежим на снегу, кожа трещать начинает, – отозвался Гаврила.

– А ты поштопай ее, покамест делать нечего.

– К черту шутки, я всерьез говорю.

– Ну, тогда лязгай зубами, это помогает.

Вдруг на берегах реки, вблизи взорванного моста, вспыхнула жестокая схватка. Артиллерийский огонь нарастал с обеих сторон. Совсем рядом, за холмиком, по ту сторону большака, в кустарнике зарокотали моторы вражеских танков, где-то поблизости затявкал пятиствольный миномет противника.

– Наша «катюша» все еще молчит, хитрит, красавица… – сказал Найденов, запуская пальцы под шапку и щупая письмо от Светланы. Но, как будто наткнувшись на оголенный электрический провод, отдернул руку, схватился за винтовку: – Осип, глянь, на бугорке, где лежал наш разведчик, фрицы объявились.

– Не стреляй, – предупредил нас строгий голос. Это был Романов. Мы не заметили, как он подполз к нам. – Один преждевременный выстрел может обойтись нам слишком дорого. Будем ждать немецкой атаки, тогда и ударим им во фланг. Да какая это атака! – продолжал командир, не отрывая от глаз бинокля. – Одна тень прежних атак! В сорок первом, помнишь, они не прятались, переползая от кустика к кустику, а перли на нас под барабанную дробь колоннами. Теперь перед нами одни ошметки прежней фашистской армии.

Только сейчас я увидел, что слева и справа от нас заняли позиции наши бронебойщики; длинные стволы их ружей лежали на снегу, как колья.

Слушая Романова, я ни на секунду не терял из виду лежащего в пятистах метрах врага.

– Фашистская сила, лейтенант, еще велика. – Я оглянулся, услышав знакомый голос Круглова. Он лежал в двух метрах позади меня вместе с капитаном-артиллеристом. – Скажи лучше, – продолжал майор, – что боевой дух гитлеровского солдата повыветрился, с этим я согласен. А силенка у них еще есть, да мы стали другими. Видите, с какой осторожностью они готовятся нанести нам удар. С этими ошметками нам придется крепко драться, чтобы не дать им высвободить свой обоз.

– Товарищ командир, танки!

– А-а!.. Зашевелились, – сказал Круглов громко. Затем шепотом что-то приказал командиру взвода бронебойщиков и уполз от нас вместе с капитаном-артиллеристом.

Головной танк противника, выйдя из укрытия на грунтовую дорогу, развернулся на месте и умчался в сторону шоссе.

– Во фланг нацелились, – сказал Найденов.

Это же проделали и остальные семь танков врага, на бортах которых лежали автоматчики.

– Что ж любуются ими наши артиллеристы и бронебойщики? – сказал Гаврила, перекладывая поближе к пулемету коробки с лентами. – Вот теперь самый раз их, чертей, расстреливать.

– Помолчи, зуда, и без тебя тошно! – оборвал пулеметчика Сергей.

Вдруг лежавшие перед нами на возвышенности немцы встали во весь рост и с криком: «Ля-ля-ля!» – бросились бегом по склону к излучине реки, заходя во фланг нашим частям, ведущим наступление на Пружицы. Перегоняя свою пехоту, «тигры» с десантниками на бортах на бешеной скорости устремились к реке Суме. Следуя за танками, новые и новые толпы немцев выбегали из-за насыпи железной дороги. Подбадривая себя криками и пальбой в воздух, они бежали, не отставая от танков. Я впервые за годы войны как бы со стороны видел идущих в атаку немцев. «Неужели и мы с таким ожесточением идем навстречу противнику?» – подумал я, глядя на идущего с пистолетом в руке гитлеровского офицера. Он шел размашистым шагом по мелкому снегу, наклоня голову вперед.

– Огонь! – послышалась команда Романова.

Эта команда сразу была заглушена грохотом десятков станковых и ручных пулеметов. Вслед танкам понеслись снаряды, захлопали противотанковые ружья.

Лейтенант выхватил из кобуры пистолет и, покрутив им над головой, прокричал:

– Товарищи, за мной! Ура-а!

Бойцы роты Романова бросились к грунтовой дороге, отсекая путь немцам к укрытию за железнодорожной насыпью.

– Глянь, глянь! Один задымил! – хором закричали бронебойщики.

– Чего попусту орете? А что, если он ставит дымовую завесу, укрывает пехоту от наших глаз? – оборвал общий восторг голос командира.

Все замолчали. Слышались лишь редкие ружейные выстрелы.

Остальные роты батальона Круглова ударом во фланг приостановили движение противника. Гитлеровский офицер уже лежал, разметав руки. Немцы, пятясь назад, отстреливаясь, пытались укрыться за насыпью железной дороги, откуда они появились, но, попав под огонь роты Романова, бросились бежать в сторону поселка Пружницы.

Два «тигра» горели. Один с перебитой гусеницей, как цепная собака, вертелся на одном месте.

Преследуя по пятам немцев, мы подошли вплотную к поселку.

Здесь разгорелась короткая схватка. Она была самой жестокой из всех, в которых мне довелось участвовать за годы войны. Гитлеровцы, зажатые нашими войсками с трех сторон, дрались с лютой яростью обречённых. Они сами пристреливали своих раненых, кончали самоубийством. Те, которые нами были взяты, умирая от смертельных ран, стонали и просили помощи по-русски.

– Кто они? Что это за страшные люди? – спрашивал Найденов, глядя в лица умирающих солдат, одетых в гитлеровские шинели.

Это были власовцы!

* * *

Полки 109-й дивизии до полной темноты преследовали отступавшего противника. Батальон майора Круглова остановился на подходе к реке Салке лишь для того, чтобы заслушать приказ Верховного главнокомандования, обращенный к войскам Ленинградского и Волховского фронтов. Слушая приказ, я мысленно представил себе ликование ленинградцев. Солдаты и командиры ловили каждое слово затаив дыхание, боясь переступить с ноги на ногу, чтобы не нарушить эту торжественную минуту.

Как скрыть радость, когда она наполняет сердце, освещает лица людей, как утренний солнечный луч? Она снимает усталость с плеч солдата, воодушевляет его на новые ратные дела.

Ночью к нам пришло подкрепление. Возвратился из госпиталя и пулеметчик Максим Максимович Максимов. Мы наперебой просили его рассказать о Ленинграде: как теперь живет город? Видел ли он первый салют?

– Невозможно, братцы мои, передать словами, что я в этот день видел на улицах города. Люди, не знавшие друг друга, обнимались, плакали, смеялись, а нас, солдат, ну просто душили, обнимая. Одна пожилая женщина обняла меня и сквозь слезы говорит: «Сынок, я не только тебя обнимаю на радостях, а всю нашу армию, спасибо ей». И надо же случиться такому со мной – ведь в жизни не плакал, а тут, на вот тебе, на глазах у людей разнюнился. Я глотаю слезы, а женщина сухонькой рукой гладит меня по плечу, словно мальчугана, и говорит: «А ты, соколик, не глотай слезы, хватит мы их понаглотались, а теперь можно порадоваться от души». Не знаю, чьи руки насовали мне в карманы шинели папирос, спичек, плиток шоколаду, конфет. За пазухой, ну убей не помню как, оказалась бутылка русской горькой и вот эти шерстяные варежки. Да вот еще, смотрите, нашел в кармане новую трубку. Верно, дядька какой-нибудь догадался сунуть… Это кстати. – Максимов закурил трубку, оглядел нас и продолжал: – А как только прогремел первый залп салюта, ну, братцы мои, тут люди вовсе ошалели: кричали, плясали, протягивали руки к небу, где рассыпались разноцветные ракеты. Первый раз в жизни довелось видеть такую большую человеческую радость… – Максимов умолк. Он внимательно осмотрел слушающих, ища кого-то глазами, затем толкнул меня локтем:

– Осип, а где Зина? У меня для нее есть подарочек.

Я стоял молча, опустив голову. Максимыч хотел что-то сказать, но только потоптался на одном месте, как будто вспоминая, куда ему идти, махнул рукой и, не глядя ни на кого из товарищей, торопливо зашагал к своему пулемету.

На рассвете двадцать девятого января батальон майора Круглова напрямик по заснеженному полю подошел к берегу знакомой нам по сорок первому году реке Салке. На нашем пути в кустарниках, в лощинах, у насыпи железной дороги, где только можно было укрыться от глаз врага, стояли пушки, танки, транспортеры. Под мостом железной дороги стояли две «катюши». Максимыч, установив на позицию пулемет, подошел к ним:

– Гляньте, ребята, на этих красавиц. Спасибо вам, голубушки, от русского солдата за помощь, за бойкий ваш нрав.

Взошло солнце. Перед глазами лежала панорама, знакомая по боям, которые мы вели в этих местах в сорок первом году. Только тогда было лето, а сейчас – зима, тогда мы отступали, а сейчас сурово караем врага. Справа, будто очарованные, стояли громадные ели, сдерживая на зеленых иглах веток огромные пласты снега. В этой тишине явственно послышался стук дятла. В кустике лозы на противоположном берегу реки копошилась какая-то пичуга в ярко-красном кафтане.

Из-за вершин леса, поблескивая в лучах солнца голубизной лака, вылетали одна за другой эскадрильи краснозвездных бомбардировщиков, а над ними высоко в чистом небе, словно пчелки, шныряли по сторонам истребители; воздух наполнился мощным рокотом моторов. Это звучало как грозный голос возмездия справедливой кары за все злодеяния врага. Пичуга вспорхнула с веточки и, как бы ныряя в волнах воздуха, улетела в лес. Позади нас, на земле, работали моторы танков. Самоходные пушки приподняли стволы, как бы обнюхивая воздух. «Катюши» выровняли свои стрельчатые заборы, направив их в сторону селения Ополье.

При виде такой грозной боевой техники, возбужденных лиц лежащих рядом товарищей боевой азарт, как невидимый огонь, загорался в крови.

Батальон майора Круглова под прикрытием танков и самоходок уничтожил жиденькое прикрытие левого фланга немцев, обошел с запада опорный пункт противника в Ополье, оседлал перекресток шоссейной и грунтовой дорог и закрыл противнику путь отступления к берегам реки Луги и к городу Кингисеппу.

В трех километрах восточнее нас горело Ополье. Там танки, авиация и полки 109-й дивизии добивали зажатых с трех сторон гитлеровцев.

– Что же это мы, товарищ командир роты, со стороны любуемся, как наши товарищи дерутся, а? – обратился Максимыч к Романову.

– Не бойся, Максимыч, нас не обойдут.

Пулеметчик молча почесал затылок, искоса поглядывая на смеющихся товарищей.

– Война, Мак-симыч, в-война. Как говорится, всему свой черед, заплетающимся языком сказал Гаврила.

– Чья бы буренушка мычала, а твоя, Гаврила, молчала бы, – отозвался Найденов. – Глянь на себя: за эти дни ты превратился в квашеную дыню от этого паршивого рома, который глотаешь. Даже нос распух, глаза покраснели. Эх! Смотри, не доведет это до добра.

Гаврила пренебрежительно отмахнулся рукой, осклабился:

– Ты за собой следи, снайпер, а мы сами с усами…

Романов внимательно взглянул на пулеметчика и отчетливо произнес:

– Ты, Гаврила, бросай свой ром! Не первый раз говорю. А сейчас уйди от пулемета.

– Спокойствие и выдержка – украшение солдата. А кружка рома крепость дает, чуете? – хрипло проговорил Гаврила, отходя в сторону от пулемета.

Его никто не поддержал.

Вдали от Кингисеппа на шоссейной дороге появились и стали приближаться две черные точки – немецкие мотоциклисты. Лейтенант Романов приказал мне и Бодрову заменить снайперские винтовки трофейными автоматами, закрыть на дороге шлагбаум, а остальным – укрыться.

Командир тщательно проверил нашу экипировку, сказал:

– Ни слова, что бы я ни делал с ними.

– Что затевает лейтенант? – шепнул мне Бодров, поглядывая на прохаживавшегося по дороге Романова.

– Не знаю, будем ждать.

Два здоровенных гитлеровца мотоциклиста с красными от мороза и быстрой езды лицами, увидя нас у закрытого шлагбаума, остановились.

– Пропуск? – обратился к ним по-немецки Романов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю