Текст книги "Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб"

Автор книги: Иосиф Линдер

Гимн специальных частей

 
Когда идешь ты с группой на свинец,
Идешь, как взгляд сквозь прорезь капюшона,
И может, жизни настает конец,
А может, выход в сказку про шпиона.
Есть только взгляд и то тепло ствола,
Который в руки врос твои давно,
Есть только друг и песня от стола,
Прервать которую и смерти не дано.
И не дано нарушить этот строй,
Хотя друзей немало убивало,
Но каждый павший словно бы живой,
А память возвращает вновь к началу…
Мы долго не видали матерей,
И никогда всей правды не расскажем,
Ведь правду всю раскроют для людей
Тогда, когда в сырую землю ляжем.
Нас мало было в первом том ряду,
Мы часто выходили брат за брата,
Но взгляд я никогда не отведу,
Ведь будет за погибшего расплата…
Когда идешь один ты на свинец,
Шанель, Карден, за поясом Чезетка,
Не может жизни наступить конец,
Хотя цветы кладут на камень редко…
Спецчасти – это чудо света,
Разведаем, пробьемся, победим,
На все вопросы знать хотим ответы
И в бой всегда уходим незаметно,
Но Родины своей не предадим…
 

Дорога

Машина, казалось, замерла на одной из трасс, параллельной второму автобану Австрии, хотя стрелка спидометра показывала сто двадцать километров в час. Автомобили неспешно нагоняли мою машину и, подержавшись за нами пару минут, молниеносно обходили и скрывались за ближайшим поворотом. Нас было в машине трое. Музыка изливалась из динамиков в салон. Мы просто наслаждались кусочком спокойствия, вырвавшись из стремительного потока повседневности. Моросил мелкий дождь, но от этого настроение не становилось хуже. Мы просто смотрели по сторонам, восхищались красотой очередной вершины в этой стране бесконечных гор и замков, не случайно названной Бургенланд.

Мелодия очередной песни задела что-то внутри, и поток ассоциаций внезапно унес в прошлое на полтора десятка лет назад.

…Нас было в машине трое. Кондиционер спасал от нестерпимого зноя, хотя в любой момент грозил подарить что угодно в ряду от банального насморка до классического воспаления легких или жуткой болезни легионера. Легкий белый костюм не только гармонировал с белым цветом «мерседеса» и хоть чуть-чуть отражал натиск солнечных лучей, но и позволял воздуху циркулировать, проникая через свою льняную ткань.

От этого на душе становилось чуть легче и приятнее. Толстяк Мишель устало сидел рядом со мной и отчаянно пытался направить на себя струи холодного воздуха, совершенно бессильные против его кожаной куртки. Несмотря на жару и пот, обсыпавший его лоб, он категорически отказывался ее снимать. Я перестал уговаривать его расчехлитьсвое упитанное тело и только изредка бросал беглый взгляд на этого добряка с манерами комика.

Сзади, как обычно, дремал Джеймс, полулежавший на сиденье по диагонали. Каждые тридцать – сорок километров он просыпался, доставал свою заветную бездоннуюфляжку и, традиционно предложив ее нам и получив столь же традиционный отказ, делал один дозированно маленький глоток виски. Виски Джеймс пил, никогда не разбавляя и всегда стандартными глотками. Погода, политика, настроение, война, время суток и иные катаклизмы никак не влияли на этот процесс. Его состояние можно было определить девизом: «Социально – полупьян, профессионально – полутрезв». Короче, свои «наркомовские сто грамм»он доблестно принимал на грудь ежедневно в тройном размере, не считая дополнительных доз за завтраком, обедом и ужином. Мужик был почти вдвое старше меня и Мишеля и принадлежал к породе вечных сержантов, чем, кстати, сам очень гордился. Но, имея этого вечного наемника у себя в тылу с его неизменной М-14 на коленях, я чувствовал себя более спокойно.

Первое время Мишель пытался отстаивать преимущества своей М-16 перед старушкой М-14 Джеймса, но тот со свойственной американцам прагматичностью упорно опровергал все доводы француза. А когда он достал и примкнул к винтовке уродливую батарею из трех соединенных скотчем обойм с увеличенным запасом патронов, Мишель виновато улыбнулся, попросил у дядипрощения и, поставив оружие между коленей, примирительно вздохнул.

Моя скромная безгильзовая Г-11 германского производства с четырьмя запасными магазинами по пятьдесят пуль в каждом в дискуссии не участвовала, а мирно дремала в чехле рядом со мной, по-видимому все уже окончательно решив для себя.

Мы ехали уже несколько часов по совершенно безлюдному шоссе. Ситуация напоминала школьную задачку для пятого класса, когда нужно было проехать от точки А к точке Б. Но ни время в пути, ни даже сама возможность осуществить подобную автопрогулку не поддавались измерению. Так сказать, классическая задача с неизвестными. Для нас крайне важным было решить задачу в один прием и, самое главное, без осадка в виде непредвиденных обстоятельств.

Продумывая «операцию по убеганию», мы старались отработать все возможные варианты и шансы на успех каждого из них. Конечно, можно было собрать кулак из всех свободных на данный момент представителей вооруженного сообщества. Но скорость передвижения колонны и возможная утечка информации со стороны тех, кому было поручено нас обеспечивать всем необходимым, сводили на нет все наши усилия. Мы становились медлительной, плохо управляемой, хотя и сильно вооруженной, разношерстной и разноязыкой командой. Двигаться только этим составом было безумием. Нас просто поймали бы на одном из участков и усмирили одним кровавым махом.

Решение вызрело после нескольких часов обсуждения – разделиться на двойки и, взяв по одному человеку из числа приданных, но не местных лиц, просачиваться во все мыслимые и немыслимые стороны. Уровень риска был не меньшим, а вот вероятность проскочить заметно повышалась. К тому же противник должен был рассредоточить свои силы и искать нас по всем возможным направлениям, а определенная ограниченность его сил в ближайшие два дня давала неплохие шансы на успех. Если мы промедлим хотя бы сутки, то на второй день противник утроит свои силы и расставить на нас сети будет намного проще. Сборы заняли всего несколько часов. Сопровождающих отбирали строго и только по признакам личного доверия и сложившихся отношений.

Проведя все отвлекающие и прикрывающие мероприятия, мы рассыпались в разные стороны, и каждый стал выбирать свой маршрут до намеченного в качестве конечного или промежуточного пункта.

Нас было в машине трое. Мотор ровно рокотал под капотом, приборы не вызывали тревоги. Автомобильный колдун Мишель, рассовавший всюду защитные щитки, вселял надежду, если преследующие не застрелят нас сразу, то, во всяком случае, достать выстрелами наш мотор им будет еще сложнее. Запас топлива был более чем с двойным перекрытием. Запаса питьевой воды и пищи было вполне достаточно на три-четыре дня. Главное заключалось в том, чтобы удачно преодолеть несколько критических пунктов на трассе. Если мы пройдем эти первые полтысячи с гаком километров и выскочим на побережье, то можно считать, что дальнейшее будет зависеть только от нашей машины. А вот если мы засядем на этом пустынном отрезке, то наши кости рассыплются в пыль от солнца и дождей раньше, чем их кто-либо обнаружит.

Я отогнал неприятные и настораживающие мысли. Сейчас мой отрезок пути и еще добрые пару сотен километров я должен думать только о дороге и вести нашу машину как можно быстрее и аккуратнее.

«Мерседес» то осторожно переваливался с боку на бок, перебираясь через препятствия, то вырывался на ровный участок и требовал сильнее давить на педаль акселератора. Временами облачка сухой жаркой пыли бросались на нас, словно бы стараясь остановить или сбить с дороги, и тогда я с волнением посматривал на приборную доску, не подползает ли стрелка термометра к угрожающей красной зоне. Но та, словно бы понимая волнение пассажиров, как исправный часовой стояла в желто-зеленом секторе, иногда заглядывая в розовую зону, но избегая соблазна сорваться в красный сектор.

Я мельком глянул на спидометр. Ого! За последний час мы буквально пролетели большой отрезок, миновав несколько выделенных нами критических зон. Мишель легонько шлепнул меня по плечу и одобрительно заулыбался. Джеймс поменял позу на более расслабленную, и опять, развалившись поперек сиденья, привычным движением извлек из-за пазухи свою заветную фляжку. Мы с Мишелем улыбнулись и, как обычно, отказались разделить удовольствие с американцем. Джеймс понимающе кивнул, сделал свой мерный глоток, аккуратно закрыл фляжку и откинулся на спинку.

Со старым другом Бертраном Флаудером на полигоне в Европе

Машина, словно почувствовав, что выбралась на простор, рванулась вперед, уверенно набирая скорость. В машине нас было трое. Я не услышал никакого звука, как вдруг полоса пыльных фонтанчиков наискось пересекла дорогу в нескольких метрах от накатывающего автомобиля. Я сбросил газ и, резко вильнув рулем, нажал на кнопку: стекло стало опускаться вниз, в салон ударила жаркая волна воздуха. Вторая очередь, теперь уже слышная, прошла вдоль левого борта машины, не задев нас.

– Одиннадцать! – гаркнул Мишель, заметив предательские вспышки пулеметной очереди.

Нога сама утопила педаль газа до пола, и «мерседес», взбрыкнув своими тремястами лошадиными силами, пулей полетел по трассе. Промчавшись метров двести – триста, я резко затормозил, бросив машину к обочине, и схватился за свою пластиково-безгильзовую спасительницу Г-11.

– Все вон! – ору я непонятно на каком языке, но меня понимают.

Мишель рывком открывает дверь и толчком ноги распахивает ее. Я практически одновременно делаю то же самое. Ну конечно же – ведь школа одна! Что происходит с Джеймсом, я не знаю, но по движению сзади чувствую, что он уже на полу «мерседеса».

Дальнейшее происходит как бы не со мной. Мишель уже смещается в сторону двери, как вдруг из моей глотки вырывается звериное:

– Хальт!

Мишель скорее на генетическом уровне осознает, что происходит, и на мгновение замирает. В тот же миг мои ноги взлетают над его животом, отжавшись от скрипнувшего сидения, я пролетаю рядом с Мишелем, задев его щеку локтем, и скатываюсь в пыль под переднее колесо машины. Через мгновение Мишель всей своей тушей тяжело плюхается рядом со мной.

Очередная порция свинца почти одновременно дырявит машину от левого переднего крыла, задевает капот, лобовое стекло, место водителя и тонет где-то в заднем сиденье или багажнике. Мы с Мишелем смотрим в туда, где должен быть Джеймс, но около открытой двери его нет. Только в проекции заднего колеса в заднем крыле видны две дырки с вывороченным металлом.

Я сжимаю до боли зубы. Мишель с хмурым видом сопит, и в это время с другой стороны дороги мы слышим короткую очередь М-14 Джеймса.

Я чуть выползаю под колесо и, приникнув к окуляру прицела, сканирую каменную гряду, с которой ведется огонь. Еще немного правее, и вот я уже ловлю в перекрестье прицела голову и плечо человека, выглядывающего из-за пулемета странной формы. Анализировать его конструкцию нет времени. Пулемет дает короткую очередь в сторону Джеймса, и я даже не умом, а нутром чувствую, что следующая очередь пойдет в нашу с Мишелем сторону.

Еще немного, и перекрестье ложится на шейно-плечевую зону пулеметчика, палец мягко выбирает холостой ход. Только спокойнее – второй попытки может и не представиться. Но в это время опять грохочет винтовка Джеймса, и я вижу, как две или три рикошетирующие от камней пули разрывают шею и голову нашего противника. В прицеле видно, что часть головы просто оторвана и на камнях сзади пулеметной точки заметны буровато-красные пятна. Палец замирает на критической точке, но я не стреляю. Мы все втроем ждем, что последует за этим.

Джеймс свистит, я выглядываю и вижу, как он показывает мне жестами, что нам предстоит делать. Я поворачиваюсь и повторяю эту пантомиму для Мишеля. Тот понимающе кивает и медленно приподнимается над капотом около передней правой стойки, выносит свою М-16 и ловит нужную зону в прицел.

– Вперед, – говорит он по-французски, и я отрываюсь от горячей пыли, уходя вправо от пулеметной точки.

Джеймс, увидев мое движение, пригибаясь, обходит точку слева. Мы осторожно огибаем гряду и почти одновременно приближаемся к ней. Джеймс чуть отстает и, увидев тело поверженного противника, кивает на него, а сам взбирается чуть выше и принимает обычную для него позу. Теперь моя задача – под прикрытием коллег осмотреть место.

Опасаться пулеметчика никаких оснований нет. Его смуглое тело, прикованное к пулеметному станку цепью за руку и за ногу, да к тому же почти обезглавленное, уже не представляет опасности, а вот опасаться его прикрытия или тех, кто его «пасет», надо, и это серьезное дело. Если они приковали человека на такой жаре и заставили его стать смертником, значит, они могут выкинуть любой фокус или оставить веселенький «сюрприз».

Я приближаюсь к трупу и чуть поворачиваю его, чтобы удобнее было обыскать и осмотреть. Половина головы разворочена, и один закатившийся глаз, глядящий куда-то вверх и в сторону, выглядит совершенно неестественно. В нос ударяет сладковатый запах мозга и крови, которая очень быстро сохнет на солнце.

Стоп! На этом нельзя акцентироваться, иначе накатит дурнотворная, неконтролируемая волна отвращения. Я облизываю пересохшие губы и быстро обыскиваю костюм пулеметчика. Ну конечно, ничего нет. Карманы пусты. Только на шее болтается дешевая цепочка с серебряным медальончиком в виде кобры. Пуля, разворотившая шею, чудом не задела цепочку, и та осталась целой.

Я снимаю ее, отмываю от крови под струей воды из канистры, которая как раз оказалась под рукой.

Огневая точка приспособлена для длительного пребывания: маленький навес над головой стрелка защищает от палящих лучей, канистра с питьевой водой, запас сухой пищи на один-два приема, сигареты. Пачка сигарет очень дешевая, местная, еще не распечатанная. Значит, можно надеяться на какие-то следы. Хотя сейчас тащить из машины чемоданчик и собирать все вещественные доказательства совершенно не хочется. Зачем? Еще раз взглянув на убитого, я понимаю, что других интересующих меня улик нет.

Учиться, учиться и учиться!

Мой свист привлекает внимание Джеймса. Я показываю ему, что закончил. Он машет рукой в сторону машины. Я киваю и, опять описывая дугу, выхожу к месту, где затаился прикрывающий нас Мишель. Увидев меня метрах в двадцати от себя, Мишель убирает винтовку в салон и, дернув рычаг, открывает капот. Теперь дело за ним. Надо проверить, что могло быть повреждено в моторе и чем это грозит.

Я смотрю, как Мишель колдует над движком, и понимаю, что сейчас ему никто не нужен. Еще раз осмотрев окрестности и удостоверившись, что движения или чего-то достойного внимания нет, я возвращаюсь опять к машине, приоткрываю дверь водительского сиденья и застываю как столб. У меня ком подступает к горлу, и я чувствую, струйки пота потекли по спине, по вискам и щекам.

Две пули продырявили стекло и прошли именно там, где я сидел, – одна продырявила насквозь сиденье и, пробив пол, ушла под машину. А вторая разворотила подголовник и, оставив большую рваную рану в открытом подлокотнике заднего сиденья, отрикошетила от стальной пластины, прикрывающей салон с тыла. Теперь, вся искореженная, она валялась на подушке сиденья.

Я глотаю застрявший в горле ком, нервно провожу по лицу ладонью, смахивая пот. Мишель хлопает крышкой капота и подходит ко мне. Проследив взглядом траекторию выстрела, он с пониманием качает головой и протягивает ладонь, как нищий, который просит подаяния. Я кладу в нее искореженную пулеметную пулю. Он посмотрел на нее и подтолкнул меня к машине. Я сел, осторожно повернул ключ зажигания. Мотор заработал практически сразу без какого-либо почихивания или перебоев.

Мишель занял свое место, и мы поехали не торопясь. Проехав метров пятьдесят, я чуть притормозил, чтобы направлявшийся к дороге Джеймс успел подойти к точке встречи. Когда он приблизился к шоссе, мы были от него метрах в двадцати. Осталось только слегка притормозить, и через секунду наш рейнджер оказался в салоне. Он деловито ощупал подлокотник, задвинул его внутрь спинки, ощупал изуродованный подголовник у меня за головой.

– Счастливчик, – обыденно произнес он и, как обычно, полез в карман за своей фляжкой.

Мы с Мишелем одновременно протянули к нему руки с немым вопросом в глазах. Он сразу понял, в чем дело, и это привело его в неописуемый восторг. Он гоготнул и вначале вложил фляжку в мою ладонь. Я сделал маленький, как у нас говорят, мерный глоток и передал фляжку Мишелю. Тот проделал ту же процедуру и вернул емкость с живительной влагой хозяину. Джеймс завершил процесс точно таким же глотком, убрал фляжку в карман и, стряхнув на пол осколки стекла и ошметки моего подголовника, поудобнее устроился на сиденье.

Обжигающая волна алкоголя прокатилась по пищеводу. Захотелось потянуться и снять напряжение мышц. Я повел плечами, чуть напряг спину и ощутил, как напряжение понемногу начинает отпускать. Мыслями я постоянно возвращался к двум дыркам от пуль в лобовом стекле, окруженным сеточкой трещин, которые продолжали медленно удлиняться от сильной тряски. Но триплекс держался хорошо, и оставалась надежда, что мы доедем до места назначения с лобовым стеклом, а не в «полукабриолете».

В машине нас было трое. Дорога то была прямой, как стрела, то начинала судорожно петлять, словно металась из стороны в сторону. Мишель пару раз пытался сменить меня за рулем, но я упрямо качал головой, отметая его попытки. Сегодня я должен был сам довести машину до конечного пункта. Мишель понимающе кивнул и больше не возобновлял попыток отобрать у меня руль.

Впереди показалась развилка, после которой дорога, словно река, разделялась на два рукава, огибавших с двух сторон лесной островок, чтобы затем снова соединиться через несколько километров. Джеймс наклонился вперед, напряженно всматриваясь в заросли, Мишель контролировал правый сектор, я смотрел вперед и чуть влево от дороги. Машина продолжала мчаться вперед, ветер неприятно свистел в пулевых отверстиях на лобовом стекле, иногда постреливая через них в лицо песчинками. Подъезжая к развилке, я, подчиняясь внутреннему посылу, чуть вывернул руль влево, и мы вышли на встречную полосу.

Пассажиры отреагировали на этот маневр молчанием, и мы продолжили движение. Вдали показалось место соединения дорог в конце лесного островка. Деревья и кусты начали редеть. Вдруг вправо от нас промелькнули три серо-зеленые тени, и почти сразу раздалось несколько возгласов и послышалась беспорядочная стрельба. Пули засвистели позади «мерседеса». Одна или две чиркнули по багажнику, остальные либо застряли в стволах деревьев, либо унеслись в никуда.

В зеркало заднего обзора я увидел, как две бронемашины, проложив себе трассу через кустарник, выбираются на дорогу. Нога утопила педаль газа до пола. Мишель и Джеймс напряженно смотрели назад. Рейнджер готов был стрелять. Но я прекрасно понимал, что доводить до перестрелки нельзя: более сорока человек с автоматическим оружием и три тяжелых пулемета против нас троих – это более чем достаточно. Теперь все зависело только от скорости. «Мерседес», напрягая все свои силы, постепенно увеличивал расстояние между нами и преследователями. Броневики не могли тягаться с нами в скорости, но прямой участок дороги позволял им вести огонь.

Сзади раздались глухие звуки пулеметных очередей. Пули засвистели вокруг машины, заплясали по шоссе, несколько кусочков металла ударили в багажник. Но защитные керамические пластины, которые Мишель рассовал по всем углам, спасли нас. Джеймс, направив свой ствол в сторону стрелявших, прицелился, нажал на спуск и выпустил весь свой магазин с увеличенной емкостью. Посыпалось заднее стекло. Свист ветра стал еще слышнее, но пулемет на передней бронемашине на время смолк. Пока Джеймс, припав к сиденью, менял магазин, Мишель выпустил весь магазин из своей М-16. Затем Джеймс принял у него эстафету. Мы не видели результатов стрельбы, но старались заставить стрелявших спрятаться за бронированным бортом, чтобы не дать им вести прицельный огонь.

Нам надо было выиграть еще немного времени, чтобы уйти на извилистый участок дороги и скрыться за деревьями, которые его обрамляли. Мишель и Джеймс продолжали стрелять, сменяя друг друга. В ответ один только раз прогромыхала очередь, но расстояние было уже достаточно велико, и когда мы вошли в первый изгиб дороги, вздохнули с заметным облегчением.

В машине нас было трое, и торжествующее молчание было в этот момент самым красноречивым выражением нашего восторга. Мои руки словно срослись с рулем, увеличенный бак позволял не думать о дозаправке. Только раз Мишель, не отвлекая меня от дороги, переключил рычажок резервного бака, что позволило еще около четырехсот километров не думать о топливе.

Поздно ночью мы подкатили к тяжелым воротам угрюмого сооружения на окраине небольшого городка. Ворота открылись практически сразу, пропустив нас во внутренний шлюз, и тут же закрылись за нами. Яркий свет прожекторов, знакомые властные команды, внезапно выросшие у машин люди – все это было как в сказке. Проверка документов, идентификация личностей – мы воспринимали все это как праздник.

Самое главное, что мы добрались без потерь и что мы могли предъявить себя для идентификации сами, а не быть предъявленными кем-то для опознания. Когда все закончилось и нам принесли термос с ароматным кофе и бутерброды, мы, как дети, долго не могли унять вдруг нахлынувшей радости и с наслаждением поглощали все, что было приготовлено. Оказывается, мы были ужасно голодны. Или нам это тогда казалось? В довершение Джеймс достал свою фляжку, и мы разлили ее содержимое по трем кофейным чашкам. Поровну и по-честному. Посмотрев друг на друга, мы молча выпили. Только сейчас я почувствовал усталость после долгого дня и всех сопутствовавших ему приключений. Мы были грязные, запыленные, измученные долгим ожиданием. Но мы были счастливы!

Теперь в машине нас было трое, как и тогда. Воспоминания петляли, как и дорога между горными хребтами, то убегая в тоннель, то вырываясь на равнину, то спускаясь в ущелье. Что спасло нас тогда? Профессионализм или удача? Я не знаю. И наверное, искать ответ на этот вопрос можно всю жизнь.

28.03–01.04.1999 года Вена – Пинкафельд – Зальцбург

Австрия