Текст книги "Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи"

Автор книги: Иосиф Гольман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И какое же это было счастье!

Виктор боялся дотронуться до жены, чтоб не спугнуть очарование момента. Анечка была вынуждена сама деликатно напомнить теперь уже мужу, что они собираются иметь много детей.

И хотя любовь была у них уже не раз, но такая – впервые. Если раньше боялись огласки, то теперь было наплевать. Если раньше боялись беременности, то теперь оба хотели ребенка. Оказалось, что такая страсть гораздо слаще прежней.

Насытившись в первый раз, Виктор, с разрешения жены, вышел покурить во двор.

Полуголый, в накинутом наспех военном своем кителе. Зажег спичку, жадно затянулся. Потом, мгновенно приняв решение, загасил сигарету о заранее припасенную консервную жестянку. Курить он больше не будет. Каждая минута рядом с Аней дорога. Зачем же своими руками уменьшать их число?

Развернулся, чтобы идти в дом.

В этот момент его окликнули. Оборачиваясь, уже понял – кто.

Алешка Куницын.

Глаза как у наркомана. В руке – «макаров».

– Что, страшно, кривоногий?

– Нет, – честно ответил Виктор.

В обычном смысле слова страшно действительно не было. Уже потом понял, что боялся – очень боялся! – за Аньку. Вряд ли даже сбрендивший Алешка стал бы ее убивать. Но Аньке вполне могла выпасть незавидная участь их матерей. А в том, что внутри Аньки они вдвоем только что заронили жизнь, Виктор почему-то не сомневался.

– Что-то не верится, – усомнился милиционер.

– Ты спросил, я ответил, – спокойно сказал Рыбаков.

– В общем, разрушил ты мне жизнь, – пожаловался Куницын, пряча пистолет.

– Еще наладится, – не слишком уверенно сказал Виктор. Если б он остался без Аньки, его бы жизнь точно не наладилась. Никогда.

– У меня – не наладится, – холодно отрезал лейтенант. – Но и у твоего сына счастья не будет.

– Что ж ты такое говоришь, Лешка? – попытался остановить его Виктор. – То – мы, а то – дети.

– Что слышал, – жестко ответил тот. – Лучше и не рожайте.

И в считаные мгновения скрылся в темноте.

В смятении Виктор вернулся к молодой жене. Рассказывать? Не рассказывать?

Она каким-то звериным женским чутьем все поняла.

– Он тебе угрожал?

– Не мне.

– А кому? Мне, что ли?

– Нашему сыну.

Потом долго сидели молча.

Потом Аня обняла мужа и сказала:

– Иди ко мне!

Больше они в ту ночь не разговаривали. Да и после старались не вспоминать. Было, и нет.

Но рожая очередную девчонку – УЗИ тогда и в городах особо не практиковали, – Анна каждый раз смутно радовалась: этому ее ребенку Лешкино проклятье точно не угрожает.

Всего девчонок родилось пять.

Шестым родился сын.

Именно он сейчас сидит в особо охраняемом крыле тюрьмы, ожидая почти неминуемой высшей меры…

Москва

Томский, похоже, влюбился.

Шеметова – давно и точно

Утро Ольга начала с родной конторы. Она и в самом деле за эти годы стала родная. Никоим образом не казенное заведение. Все свои.

Валентина Семеновна спросила, ела ли девушка с утра. И отругала, что рабочий день Шеметовой начался без завтрака. Заставила съесть принесенное из дома и собственноручно запеченное яблоко.

Проще всего, казалось бы, Ольге соврать, сказать, что поела. Но с враньем у нее с детства не складывалось. Во-первых, было стыдно и некомфортно. А во-вторых, щеки начинали становиться в цвет пионерского галстука. В итоге все привыкли, что «Олечка никогда не врет». Это с годами выросло в своеобразный капитал, иногда совершенно необходимый.

Вторым встреченным был Волик. Вот уж кто не забывает позавтракать, ни утром, ни в полдень. А если повезет – то до обеда и третий заход прокатит.

Он тоже угостил Ольгу – половинкой роскошного пирожного «Черный лес». Для удовлетворения своих желудочных прихотей Волик – единственный в конторе – имел в кабинете маленький холодильник. Есть ему нравилось постоянно, а вот ходить за своими тортиками к Валентине Семеновне, в общественный старинный пузатый «ЗиЛ» – никогда.

Если б Волик мог – вообще работал бы в огромном мягком кресле, которое тоже стояло у него в кабинете. А поскольку имелась и стандартная мебелишка: стол, два посетительских стула и шкаф для бумаг, – то его комнатенка была самой забитой в конторе, места свободного не оставалось.

Сейчас же он еще что-то туда припер.

Ольга не поленилась, засунула голову посмотреть, что. Оказалось, тренажер, беговая дорожка. Чтоб ее воткнуть, Волику вчера вечером пришлось с помощью Олега Всеволодовича попереставлять всю остальную мебель.

– А это тебе зачем? – ошарашенно спросила Шеметова, знавшая о врожденной ненависти Волика Томского к любым физическим упражнениям.

– Решил привести себя в порядок, – объяснил коллега.

– Скинуть лишний центнер, – внесла ясность подошедшая на разговор ни разу не деликатная Валентина Семеновна.

Имела полное моральное право. Она единственная, кто не потерял надежды повлиять на Волика в борьбе за его здоровье. Подсовывала книжки о диетпитании, отравляла радость от поедания «наполеонов» и «праг» рассказами про страдания диабетиков и даже пару раз приносила из дома геркулесовую кашку на воде.

Весь наличный состав конторы собирался у кабинета Волика поглазеть. Даже интеллигентнейший Гескин. Томский злился, но, понимая, что каша принесена от чистого сердца, ел. Всем, кроме него и Валентины Семеновны, было очень смешно.

– А что тебя вдруг смутило? – поинтересовалась Шеметова. – Ты вроде никогда не комплексовал.

– Я влюбился, – коротко ответил Томский.

Вот уж чего никто не ожидал услышать.

Только Валентина Семеновна нерадостно всплеснула руками:

– И зря! Эти длинноногие… (здесь она добавила неприемлемое для данного текста существительное во множественном числе) тебя до добра не доведут.

К сожалению, сказанное было чистейшей правдой. Все без исключения девушки Вольского – а их за три года прошла целая вереница – были красивы, стройны и длинноноги. И все какого-то единого людоедски-хищного вида: мечта о прописке и большой московской квартире (даже не мечта, а бизнес-план) была прямо-таки начертана на ухоженных и тщательно накрашенных лицах.

– Валентина Семеновна, вы же ее еще не знаете! – вступилась за бедолагу Ольга.

– Я, детка, их всех наперед знаю! – парировала многоопытная секретарь конторы. – У всех одно на уме.

– Волик, покажешь, – шепнула ему Шеметова.

– Сегодня в обед, – тихо ответил он.

Валентина Семеновна удалилась к себе, продолжая рассуждать о правильном выборе невесты. Получалось, что лучшая невеста – из глухой деревни и круглая сирота.

– Или глухонемая сирота из космоса, – тихонько добавил Волик.

Он побаивался Валентину Семеновну, но, как представитель ораторской профессии, не мог не оставить за собой последнего слова.

А тут уже и остальные пришли, сначала Гескин, потом Багров. Работа закипела, потому что было ее у всех до черта.

Ольгу в первую очередь интересовало все связанное с делом Леонарда Францевича. Она работала очень быстро и успела много. Жалобы в казанский суд и просьба о повторной экспертизе уже были посланы курьерской почтой. Были отправлены и два письма свидетелям обвинения, на голубом глазу утверждавшим, что Юлия Морозова и Леонард Родригес долгое время вели общее хозяйство и что Родригес первое время вовсе не отказывался от своего отцовства.

В письмах Шеметова информировала гражданок Заборнову Е.М. и Федотову О.А. о недопустимости ложных показаний и о грозящей ответственности за официально данные ложные показания. Никаких угроз, естественно. Только сухая информация. Плюс сообщение о грядущей повторной экспертизе (без указания города и учреждения).

Важный момент: письма были электронными, практически анонимными и отправленными с несуществующего айпи-адреса (соответствующую программку Ольге недавно подарили друзья по универу).

Вообще-то работа с этими дамами – судя по всему, коллегами Морозовой – находилась на втором плане. В деле об установлении отцовства генетическая экспертиза – царица доказательств. Но адвокат Шеметова была так устроена, что всегда плела всю паутину аргументов. И первого ранга, и второго, и если были доступны доказательства десятого ранга – она занималась бы и ими. Чудовищная работоспособность Ольги плюс ее высокая «скорострельность» делала этот неочевидный метод «стрельбы по площадям» весьма эффективным: неизвестно, какой патрон в итоге выстрелит, а здесь их даже не одна обойма.

– Обедать пойдем? – Это Олег.

Ого, три часа прошло за работой! А казалось – одно мгновение.

Олег Всеволодович казался уставшим. На него много свалилось. Он по-прежнему ходит в суд, из-за которого его чуть было не лишили адвокатского звания. Оказывает моральное давление на «противную сторону» и моральную же поддержку «нашим». Хотя своим, пожалуй, не только моральную. Багров тщательно фиксирует все процессуальные действия, помогая недавно вошедшим в процесс адвокатам быть на высоте.

И только вчера решился вопрос по прокурорской жалобе.

Коллегия выказала непослушание и оставила Олега Всеволодовича в своих рядах. Хотя председатель, много чего повидавший и до сих пор практикующий адвокат, прямо сказал Багрову:

– Вы и в самом деле виноваты. Тоже мне Цицерон. За красивую фразу вылетели из процесса. Вам парня невиновного надо было вытащить или ораторское самолюбие потешить?

И Олегу Всеволодовичу, несмотря на всю его гордость, пришлось согласиться с большей частью доводов председательствующего.

В то же время Багров занимался подготовительной работой по делу обвиняемого Куницына. Командировка откладывалась, но не отменялась. Анна Ивановна раз в три дня четко отзванивала и строго напоминала. У нее точно не забалуешь!

– Я и не заметила, как время прошло, – сказала Ольга, выбираясь из-за стола, изрядно заваленного документами. Багров и здесь ее опережал: у него всегда царил идеальный порядок.

– Идем в «Царицу». Я угощаю, – сообщил Волик.

«Царица», недавно открытый кабачок недалеко от конторы, еще ничем не прославилась, но у Томского, видать, уже и там завелось деловое знакомство.

– Десять процентов скидки? – ехидно поинтересовалась Шеметова.

– Семьдесят, – веско отрезал Томский.

– Серьезно, – уважительно отметил Багров. Действительно серьезно: с такой скидкой можно было есть все что хочешь по цене бизнес-ланча. – Единственный минус – таких скидок не бывает.

– Врешь ты все, – просто сказала Ольга.

– Вот и не вру, – обиделся Волик. – Захочу – вообще восемьдесят сделаю.

– Тогда уж сто делай, – рассмеялась Шеметова.

– Сто нельзя, – с некоторой грустью вздохнул Томский.

– Почему восемьдесят можно, а сто нельзя? – Тут даже Багров заинтересовался.

– Потому что у меня есть партнер. И он здесь не обедает. Неудобно сто. В одну сторону получается.

– Так это твой кабак? – поразилась Шеметова.

– Ага, – довольно подтвердил Волик. – Наполовину. Ну, и еще папа добавил, у меня не хватало.

– Восемьдесят процентов? – подколола Шеметова.

– А сколько мама дала? – не удержался и Олег Всеволодович.

Волик не обижался.

Друзьям дозволялось подшучивать над этим талантливым большим человеком. А в том, что Багров и Ольга были его друзья, сомнений не имелось никаких.

До «Царицы» идти минут десять, не больше.

Народу в зале было на удивление много, даже для обеденного часа. Похоже, Волик и в самом деле затеял прибыльное предприятие.

Томского отсутствие свободного столика не смутило. Он бодренько провел друзей через общий зал и, открыв неприметную дверь, завел, по-видимому, в приватный кабинет. Там стоял не только сервированный стол на шесть персон, но и достаточно большой диван, а под потолком висел широкоформатный телевизор. Еще одна узкая дверца вела в следующее помещение, скорее всего, санузел.

– А за сортиром – запасной выход? – спросил Багров.

– На дальнюю улицу, – ответила за Томского Шеметова. – Мечта шпиона.

– Или женатого изменщика, – добавил Багров. Тут же получив от Ольги ощутимый толчок в бок.

Потому что, кроме них, в помещении находились еще люди. Точнее, один человек. Женщина.

– А это Марина.

Волик произнес ее имя так нежно, что у коллег временно отпала охота шутить. Похоже, друг реально попал в когтистые лапы Купидона, причем всерьез.

Марина оказалась раза в полтора меньше Волика и, навскидку, раза в четыре легче. Она была худенькая, темненькая (брюнетка с хвостиком) и в не слишком модных очках.

Нет, вовсе не страшненькая. Но разительно отличавшаяся от прежних Воликовых подружек, чьи ноги непременно шли непосредственно от ушей.

Шеметова мгновенно почувствовала в девушке родственную душу, ботанку-отличницу, коей и сама являлась все восемнадцать лет учебы (школа – МГУ – аспирантура).

– А я – Ольга, – представилась она, протянув руку. Ладонь у девушки была узенькая, но пальцы неожиданно цепкими.

– Вы случайно не хирург? – спросила Шеметова. – Такие сильные пальцы.

– Нет, я математик.

– Кто? – выдохнул Багров, никогда в своей жизни не встречавший женщин-математиков.

– Математик в чистом виде, – улыбнулась Марина, разом став симпатичнее. – Вся моя работа – бумага да ручка.

– Никаких накладных расходов, – внес вклад в беседу Волик.

– Ответ неверный, – рассмеялся Олег. – Жизнь после свадьбы – сплошные накладные расходы.

Умозаключение по ряду причин Шеметовой не понравилось, но снова тыкать шефа в бок она не стала.

Все четверо уселись за стол. Официанты начали приносить яства, мало напоминающие стандартные ингредиенты комплексных обедов.

Успевали и поговорить, конечно. Ведь Волик их для этого и позвал – чтобы потом, собрав информацию, друзья могли сообщить свое мнение о девушке Марине. Впрочем, приглашенные эксперты уже понимали, что их мнение будет вежливо выслушано и забыто за ненадобностью.

Потому что Волик действительно влюбился. Достаточно было посмотреть, с какой нежностью он подает Марине салфеточку или со всей мощью своего стосорокакилограммового тела бросается приоткрыть занавеску, когда Мариночке показалось, что в комнате темновато.

– А почему все-таки математика? – никак не мог расслабиться Олег Всеволодович.

– Не знаю, – задумалась девушка. – Может, потому, что у нас в семье все математики. Мама, папа, дедушки. Династия, в общем. Я лет до пяти думала, что других профессий в мире вообще не существует.

– И вам нравится? – ужаснулся Багров.

– Конечно, – улыбнулась Марина. Она явно не хотела втягиваться в ехидный диспут. – Как математика может не нравиться? Красота и полное отсутствие вранья.

– Это она на адвокатов намекает, – встрял Волик, глядя на предмет своего восхищения.

– Ни на кого я не намекаю, – улыбнулась Марина.

– А пальцы сильные, потому что каждый день ручку держат? – решила разрядить обстановку Ольга.

– Думаю, нет, – вновь серьезно ответила та. – Я еще каждый день на виолончели играю. Два часа минимум.

– А зачем? – совсем ошалел Багров.

– Потому что красиво, – повторилась Марина.

– И никакого вранья, – добавил Волик. – Вообще-то она в оркестре играет.

– В квартете, – поправила она.

– Хобби такое? – наконец понял Олег.

– Они даже по миру гастролируют, – снова влез Волик. Его прямо-таки распирало от гордости.

– А как удается совмещать? – теперь уже не поняла Ольга, тоже любившая во всем четкость и ясность.

– Гастролируем – это громко сказано, – объяснила Марина. – Есть фестивали непрофессиональных коллективов. Вот туда ездим.

– Значит, все четверо – с хобби? – Все-таки Багров был удивлен.

– Да, если так можно выразиться про музыку. Великий Бородин, он что – музыкант-любитель? Он же химик был выдающийся. А у нас первая скрипка – доктор медицинских наук.

– Не хотел бы лечиться у скрипача. – Почему-то эта история Багрова задела.

– И зря, – Марину ничем было не пробить. – Очень заслуженный человек. Рентгенолог. Один из лучших в стране специалистов по магнитно-резонансной томографии. Вторая скрипка – инженер. Альт – домохозяйка. Вот и весь коллектив. Как говорит Волик, минимум накладных расходов.

Тут официанты принесли такой роскошный шашлык из ягненка, что диспут прикрылся сам собой – рты-то заняты.

Ольга понимала, почему взвился Багров. Для него работа была всем. А какое при этом может быть хобби? Единственное, умный Олег Всеволодович не учел, что все люди разные. И каждый из нас – всего лишь один из семи миллиардов. Так что скромнее надо быть, товарищ Багров. Впрочем, это обстоятельство многие не учитывают.

После ягненка народ расслабился.

А затем, как всегда, вернулись к делам насущным.

Волик был наслышан про дело убийцы милиционера, к нему же Куницына тоже заходила. Не оценив, правда, его профессиональных возможностей.

– Так как вы парня собираетесь защищать? – поинтересовался он. – План-то есть?

– Наметки, – кратко ответил Олег Всеволодович.

– Тяжко вам придется, – посочувствовал коллега. Юристом он был отменным, хоть и не любил дел, связанных с серьезными трагедиями. – Весь джентльменский набор: группа, умысел, представитель власти при исполнении.

– Плюс чужой суд. Плюс общественный обвинитель. Плюс показательный процесс, – добавил Багров.

– У меня схемка есть, – сказала Ольга, отметив позитивный интерес к своей персоне со стороны Марины: тоже небось почувствовала коллегу-ботанку.

На вынутом из портфельчика электронном планшете высветились прямоугольники с нанесенными неприятными текстами. Так и было обозначено, как сказано: «группа», «умысел», «при исполнении».

На втором скриншоте был тот же, только увеличенный, прямоугольничек с надписью «группа», но в него впивались три острые стрелки, на концах которых тоже были прямоугольники с текстом.

Атакующие стрелки имели следующие обозначения: «дурачок», «общие цели», «взаимовлияние».

– Что за красоты? – заинтересовался Томский.

Багров тоже глядел на экран внимательно.

– Второго парня Анна Ивановна все время называет дурачком. Похоже, это не фигура речи, а физиология. И ему только-только исполнилось восемнадцать. Если доказать несоответствие возраста интеллектуальному развитию, есть такие экспертизы, то парень станет несовершеннолетним, а возможно, и вообще не отвечающим за свои действия. Удар и по «группе», и по «умыслу».

– И затягивание процесса, – с одобрением сказал Багров.

– А это вам надо? – усомнился Волик. – Торчать в какой-то деревне под Архангельском.

– Почти ночь от Архангельска на поезде ехать, – уточнил Олег.

– Тем более. Зачем затягивать?

– Затем, что суд показательный. Прокурор из Архангельска, судья из Архангельска. Конвой тоже не местный, хотя их мнение роли играть не будет.

– Вот, может, и поторгуемся: мы не удлиняем вам процесс, а вы не удлиняете нам сроки.

Блоки «умысел» и «при исполнении» на следующих скриншотах также были атакованы несколькими стрелками. Но рассматривать их уже не стали, опасаясь, что музыканту-математику Марине и без того скучно с юристами-юристами.

Тем более что трапеза подошла к десерту.

Волик аж глазки узкие прикрыл от подвалившего счастья. Тут и невесомое безе, и все тот же классический, но совсем не магазинный наполеон, и роскошный, облитый черным шоколадом, коричневый тортище из первоклассного какао. Томскому явно хотелось сожрать все, причем немедленно.

Но не тут-то было.

Марина, как бы между делом, не акцентируя, отодвинула от избранника все тарелки и столовые приборы. А вазочку с нарезанными свежими фруктами, наоборот, придвинула. И выделила из ранее зажатых столовых приборов изящные, под серебро, ложечку и вилочку.

– Кушай, милый, – ласково сказала она.

Ах да, еще нежно погладила Волика по пухлой руке.

И – о чудо! – Волик смирился!

То, что не смогли сделать за многие годы самые дорогостоящие врачи-диетологи и даже всесильная Валентина Семеновна, похоже, с легкостью делала худенькая и очкастенькая виолончелист-математичка.

Даже Багров, не одобрявший смешение увлечений с работой, уважительно посмотрел на девушку.

Ольга же вообще была в восторге и от метода, и от реализации.

Впрочем, процесс удивления Мариной окружающих еще не был закончен.

– Это ведь, я понимаю, смотрины? – спросила она у присутствующих.

Волик тихонько молчал, как толстая большая мышь, с ртом, набитым полезными фруктами. Багров тоже не нашел что ответить.

Одна Шеметова отреагировала:

– Думаю, именно так, – согласилась она.

– Не стану спрашивать, какую оценку я у вас заработала, – усмехнулась та. – Но справедливо будет, если вы посмотрите на меня и в естественной среде обитания.

– Стол, бумага, ручка? – обрел дар речи Олег Всеволодович.

– Нет. Гостиный Двор, арт-выставка, концерт струнного квартета, – спокойно поправила Марина. – Сегодня вечером. В десять тридцать.

Предложение было принято.

Уходя, Ольга обернулась к Марине и молча показала ей большой палец. Та ответила веселой улыбкой.

Похоже, у Волика наконец появится настоящая, любимая и любящая, жена. А у Шеметовой, не исключено, умная и хорошая подруга.