Текст книги "Открывая Итаку"

Автор книги: Ион Хобана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Голос прошлого[2]2
  Перевод Е. Нарти


[Закрыть]

Где-то справа, в неясном освещении сумерек Нил плавно катил свои воды. Он казался сонным, ленивым, будто ему навеки суждено было оставаться в его просторном русле. Но через несколько месяцев, когда большая Ассуанская плотина…

– Послушай, молодой человек…

Игорь очнулся, поняв лишь тогда, что вертолет застыл над пустыней.

– Ты тут размечтался, – продолжал профессор, – а мы чуть не потеряли сегодня последний след!

– Простите, Николай Петрович…

Игорь склонился над экраном. Отраженные скрытыми стенами ультразвуки зарегистрировали странные контуры: три параллельные линии, чуть изогнутые к концам.

Профессор размышлял, посасывая конец трубки из пемзы. Ему хотелось бы зажечь ее и шагать из угла в угол, заложив руки за спину, как он делал в своей квартире на улице Горького… Коротко решил:

– Немного выше!

Тройной пропеллер увеличил число оборотов, превратившись в огромный дымчатый диск. Вертолет начал подниматься.

На экране параллельные линии росли и изгибались, как тетива, натянутая невидимой рукой. Затем их вершины начали сближаться.

– Что скажешь, Игорь?

Юноша провел кончиком языка по пересохшим от волнения губам. Линии превратились в пояса. В три концентрических пояса. Посредине темнело прямоугольное пятно.

– М-да, – пробормотал профессор, – но очень-то схоже с…

Повысив голос, он обратился к пилоту:

– Запиши координаты! Мы вернемся завтра со всем необходимым. В первую очередь, с людьми.

Юсеф кивнул головой:

– В Абу Симбеле очень нуждаются в землекопах… Может, найдем там внизу.

Последив за его взглядом, профессор и Игорь обнаружили сквозь все более густой покров сумерек нагромождение жизни.

– Хорошо, – согласился профессор. – Спустимся. Село, вернее хутор, теснилось на обочине полей. Не было видно ни одной тропы.

– Каждую пядь земли обязательно засевают, – пробормотал Юсеф. – И все же призрак голода витает над нами. Вот когда будет возведена плотина, тогда у нас будет вдоволь орошаемой земли. Тогда и тропинки проложим.

Сказал и пошел искать омдеха.

– Я заинтригован, Николай Петрович, – признался Игорь. – Эти расположенные по кругу стены…

Но профессор не был расположен к разговору. Пробормотав что-то невнятное, он продолжал набивать трубку ароматным табаком.

В темноте раздался вой шакала. Так они выли в Абу Симбеле, рыща вокруг большого археологического лагеря. В первое время ассистент Игорь Никитин укрывался с головой одеялом, чтобы не слышать их воя. Да и не только он. Многие исследователи, которые ответили на призыв правительств Объединенной Арабской Республики и Судана, впервые попали в пустыню. Они приехали отовсюду, вдохновленные идеей спасти некоторые уникальные свидетельства прошлого. Они привыкли и к шакалам, и к сворам собак в селах, к суховею и зною. Работали день и ночь, посменно, стараясь вырвать из объятий песков как можно больше сокровищ.

Юсеф вернулся с омдехом – низкорослым сухощавым человеком, который совмещал обязанность старосты, судьи, писца и, в случае необходимости, врача. Одет он был в бедный наряд феллаха: тюрбан и рубаху до колен.

Договорились они очень скоро. Местные жители знали, что в скором времени воды Нила скоро сомкнутся над их прежними поселениями. Они готовились переселяться всем селом на новое место, отведенное властями, и хотели узнать, что скрывается под землей, исхоженной ими и их предками…

Работа началась с рассветом. Электрические приборы определяли плотность почвы, фотобурение подтвердило, что записи сонара оказались точными. В сумерки у трех обнаженных круговых сегментов слышалось скрежетание металла при раскопках. А Игорь все пытался вспомнить, где он читал об этих стенах, облицованных бронзой, оловом и… Металл с красноватым отливом мог быть медью… или золотом, потускневшим от времени.

Охваченный необычайным волнением, профессор торопил феллахов, орудуя рядом с ними киркой и лопатой. Сегменты превратились в полукруги. Через несколько дней черное пятно на экране сонара оказалось храмом, одетым в серебро, с золотым коньком крыши.

Постепенно весь храм был высвобожден из своего тысячелетнего савана. Стены сохранились нетронутыми под оправой из ценного металла. А внутри…

Игорь жил в постоянном изумлении. Внутри стены, колонны, пол были облицованы плитами из слоновой кости. Несколько золотых статуй были разбросаны по углам, а посредине, доставая головой до потолка, высился гигантский Посейдон, управляющий шестеркой крылатых коней. Вокруг него толпились нереиды на дельфинах тоже из золота.

«Греческий храм? – удивлялся юноша. – Здесь, в сердце Египта?!»

Одна из колонн в особенности привлекла его внимание. Она была из того же металла с красноватым отливом, который покрывал третий полукруглый внутренний пояс стен. На ней были выгравированы знаки, которые не принадлежали ни к одному известному алфавиту.

– Похоже на письменность гуанчей с Канарских островов, – установил профессор с блестящими глазами. – И на надпись на кольце, найденном в Тартессе.

– Следует добавить и берберские буквы, записанные Ганото в 1860 году, – заметил Игорь.

– Точно! Предполагаемая линия распространения – Атлантический океан, Испания, берберский Атлас и Египет!

– Тогда… – поторопился Игорь.

Профессор жестом остановил его. Будто боялся, что поспешность формулировки развеет еще шаткую гипотезу.

Через несколько дней новое открытие. Юсеф, который временно променял рычаги управления вертолета на орудие труда археологов, обнаружил в подземном помещении храма несколько глиняных амфор, сохранившихся в прекрасном состоянии. Они были мастерски вылеплены по образцу, напоминающему стилизованные линии женской фигуры, и содержали сотни медных ромбов.

– После Перу, Мексика! – воскликнул Игорь. – Эти ромбы будто из Паленгуе!

– Или из доисторической Ирландии и Скандинавии, – добавил профессор.

– Треугольник сомкнулся: Европа, Африка, Америка. Вывод напрашивается сам по себе.

– Я учил тебя не торопиться с выводами, – тихо сказал профессор.

– Но, Николай Петрович!..

– Я связался по радио с Каиром. Завтра прибудет специалист по магнитным определениям. Потерпи до тех пор.

* * *

Специалист – словоохотливый египтянин с крошечной феской на макушке, приехал вместе с молчаливым великаном, который отрекомендовался Ионом Прокой.

– Румын? – обрадовался Игорь, пожимая ему руку. – Румын, – улыбнулся скорее глазами другой.

И расположился в тени со своим объемистым чемоданом, будто только ради этого летел на вертолете несколько часов.

– Это ваш помощник? – спросил чуть озадаченный профессор.

Специалист пожал плечами все с той же энергией, которая сквозила во всех его движениях.

– Я познакомился с ним в аэропорту. Его привел директор археологического музея.

– Али Надир? – удивился профессор. – Я знаю, что он прикован к постели приступом подагры!

– Он выглядел неважно, – согласился специалист. – Однако пришел с этим мамонтом, который убивает меня своим молчанием.

Археологи слишком торопились, чтобы заниматься дальнейшими расспросами. Пусть себе Прока молчит, а они взялись помогать специалисту распаковывать аппараты.

Окончательно покоренный чарами прошлого Юсеф хотел узнать, в чем заключается магнитное определение. Его соотечественник не упустил случая прославить свое занятие массой подробностей. Он начал с того факта, что глиняный предмет после обжига в печи намагничивается. А так как направление магнита зависит от положения магнитных полей Земли, то можно установить, в какой именно период земное магнитное поле имело такое направление.

– Эти магнитные полюсы так же непостоянны, как дочери Аллаха, – жаловался специалист. – Те меняют предмет страсти, а эти географическое положение…

И начал напевать арию герцога из «Риголетто». К счастью, только первые строчки, потому что, не отрываясь от работы во время разговора, он быстро закончил ее. Лихорадочно исследовал какие-то старые, истрепанные от частого употребления таблицы, что-то рассчитал на обрывке бумаги и заявил с неестественной скромностью:

– Даже при расчете, возможном в любом случае, кажется, что амфоры насчитывают более одиннадцати тысячелетий. Вернее, они были обожжены одиннадцать тысяч двести семьдесят лет назад, с точностью до одного десятилетия.

Только объявив этот результат, он понял всю значимость цифры:

– Не может быть! Такая обработка за девять тысячелетий до нашей эры?! Где вы их нашли?

Профессор указал на стены, которые сверкали под беспощадными лучами полуденного солнца.

– Хотите сказать, что это сооружение относится к…?

– Я хочу только сказать, что эти сосуды находились в подземном помещении этого храма.

Специалист посмотрел на него проницательным взглядом, словно хотел убедиться, что профессор не шутит, и снова принялся за дело. На этот раз молча, сосредоточив внимание на аппаратах, в более медлительном темпе. По сравнению с быстротой предыдущих движений их можно было воспринять, как замедленные кадры фильма.

Когда он развел руками в знак недоумения, вызванного подтверждением его предположений, Прока ленивыми шагами подошел к небольшой группе и сказал так, словно попросил закурить:

– Мне нужны эти сосуды на… несколько часов.

Прочитав в глазах профессора удивленный отказ, который тот не успел еще выразить, великан поспешил предупредить его, вынув из огромного кармана пиджака миниатюрный магнитофон. Надавил на клавиши и мужской, немного хриплый голос, неожиданно начал:

«Дорогой профессор…

– Али Надир! – воскликнул Николай Петрович.

– …диктую эти строки в машине, едущей на аэропорт. Я еще болен, и только совсем необычное дело заставило меня выйти из дому. Это открытие Проки. Не время и не место объяснять, в чем дело. Я уверен, что вас это увлечет так же сильно, как меня. Жду подтверждения. До свидания».

Щелчок, и магнитофон остановился.

– Хорошо, товарищ Прока, – согласился профессор. – Мы дадим вам амфоры. Только эта загадочность…

– Тут ничего нет загадочного. Если вы вспомните, как работали древние гончары…

«Древние гончары»… Игорь представил рисунок с исключительно ясными контурами: гончар вертит ногой круг и формует глину тонкой и заостренной деревянной палочкой. Вокруг люди с флейтами, арфами и кимвалами. Точно! Ну и что же?

– Я вспомнил, но все равно не вижу связи, – признался и профессор.

С явным сожалением Прока начал расходовать фразы, которых ему хватило бы на целый день:

– Гончар и окружающие разговаривали или пели во время работы. Звуковые колебания передавались палочке, которая переносила их на свежую глину. А я их воспроизвожу.

Увидев, что аудитория ждет, чистосердечно удивился:

– Вас интересует и способ?

Специалист схватился за голову и в отчаянии обернулся к остальным:

– Этот человек сведет меня с ума! Только послушайте, о чем он спрашивает!

Прока вздохнул и покорно согласился стать более многословным.

– Хорошо… В действительности, я физик… Электроник. Эта идея возникла у меня внезапно. Я был в отпуске и… может быть, вы были в Истрии?

– Я там работал, – подтвердил профессор.

– А метод, метод? – настаивал специалист.

– Очень простой. Небольшой кибернетический комплекс с самоуправлением устанавливает скорость вращения сосуда во время его формовки. Затем иголка вставляется в углубления, нанесенные вибрирующей палочкой. Фильтры улавливают шумы, усилители усиливают голоса или музыкальные звуки. Это не совсем высокая точность, но и первые фонографы тоже были не безупречны. Впрочем…

Прока снова включил магнитофон. Послышались шумы, затем повторяющийся слабый скрип.

– Круг гончара не смазан, – комментировал инженер.

Скрип покрывали неясные голоса, смех, звуки арфы и флейты. Профессор и Игорь смотрели еще скептически. Затем резко повернулись к аппарату: отчетливый голос завел какой-то монотонный напев. Египтяне также внимательно прислушивались.

– Будто коптский язык! – воскликнул специалист. – Не понимаю, однако, некоторых слов.

– Не понимаете, потому что это древний египетский язык периода средневекового Египта, примерно за два тысячелетия до нашей эры.

– Али Надир был такого же мнения, – сказал Прока, остановив магнитофон. – После того, как доверил мне сосуд…

– Чего же мы ждем, товарищ профессор! – сказал Игорь изменившимся от волнения голосом.

– Пусть товарищ Прока установит аппараты.

– Что устанавливать? – засмеялся инженер. – Стоит только открыть чемодан и поставить амфору на пластинку археофона.

– Археофон, – повторил специалист. – Красиво!.. Звуки древности… «Звуки прошлого»…

– Голос прошлого, – пробормотал Игорь, глядя на храм одетый в золото и серебро.

– Начали! – решил профессор.

* * *

Игорь не мог заснуть. В его ушах настойчиво звучали слова, которые археофон сумел извлечь из глины, обработанной одиннадцать тысячелетий назад. Это были слова с причудливыми звуками, которые напоминали иногда берберские и кельтские. Профессор на лету опознал группы фонем, встречающиеся в языке гуанчей и записанные испанцами: алкорак, алио, гуам, гуамф, се – бог, солнце, человек, старик, луна. Сначала надписи на металлической колонне, теперь слова…

Прока зарегистрировал все, что смог, и улетел в Каир, вместе со специалистом по магнитным определениям. Игорь подумал о том, какую бурю вызовут эти записи повсюду. Может быть, наконец, ученые всего мира начнут совместно штурм самой волнующей загадки в истории человечества.

Веки у Игоря были налиты свинцом. Он услышал какой-то шорох, и тень скользнула по его лицу. Прохладная струя проникла в кабину вертолета одновременно со струйкой ароматного дыма.

Ему удалось открыть глаза. Профессора уже не было рядом с ним. Он вышел, оставив в кресле открытую книгу. Игорь взял ее и стал разбирать при слабом свете луны ее заглавие: «Критий». И фразы диалога Платона, выученные когда-то наизусть, стали слетать с его губ, как звуки песни.

«Они одели бронзой стену внешнего пояса укреплений, оловом – стену второго пояса, а тот, что окружал саму крепость, – орикалком, металлом с отблеском огня».

Он поднялся с раскладного кресла, набросил пиджак на плечи и спустился по лестнице вертолета. Пошел к раскопкам, шепча: «Посредине возвышался храм Клито и Посейдону… Вся внешняя сторона была одета в серебро… Стены, колонны, пол покрыты слоновой костью. Там виднелись золотые статуи и в особенности одна, изображающая божество, стоящее во весь рост на колеснице, которую тянет шестерка крылатых коней; статуя эта была так велика, что доставала головой до сводов храма, а вокруг нее сотня нереид на дельфинах… высший закон, первые из них выгравированы на колонне из орикалка, воздвигнутой посредине острова в храме Посейдона».

Он увидел профессора, сидящего на внутренней стене. Хотел что-то сказать ему, обнять… Остановился, молчаливый и неподвижный.

На западе, за Геркулесовой колонной, в глубине Атлантического океана, спал континент, который связывал когда-то нитями той же цивилизации Нил и Перуанские Анды, Мексику и. Иберийский полуостров. А здесь лучи Луны освещали стены и храм Посейдона, возведенные изгнанниками, для которых Атлантида была не легендой, а родиной, потерянной «в один день, в одну роковую ночь».

Люди и звезды[3]3
  Перевод Д. Рошка


[Закрыть]

I

Пресс-конференция была длинная и скучная. Захваченные врасплох поспешным отлетом «Альбатроса», репортеры лихорадочно рылись в старых подшивках газет, в поисках необычайных вопросов для интервью, которое должно было состояться во второй половине того же дня. Правда, энтузиазм их коллег старшего поколения мог бы предложить им достаточно ресурсов: но так как эта мысль пришла в голову им всем, то вопросы походили один на другой, как две одинаковые ракеты.

Сухощавый англичанин, беспрестанно смахивавший с лацкана пиджака воображаемые пылинки, старался быть оригинальным.

– Как вы разрешите вопрос личной гигиены? Думаю, что запаса воды едва хватит для питания.

– Господин Гаррис может не беспокоиться, – ответил Матей Чинку. – С помощью ультразвукового душа, мы предстанем перед марсианами в культурном виде.

– Ультразвуковой душ?..

– Вот именно. При определенном числе колебаний в секунду, все нечистоты исчезают.

А так как Гаррис казался не вполне убежденным, то Билль сунул ему под нос свои безупречно чистые руки:

– Эффект утреннего душа. Лучше любого английского мыла!

Укорительный взгляд профессора заставил Билля воздержаться от вмешательства во второй «инцидент», происшедший на пресс-конференции. Зато на пути к Вене он не выдержал:

– Ну и тип же, однако, этот безбородый!.. Готов поклясться, что он занимается «Уголком рыболова-любителя» и что его прислали сюда исключительно потому, что остальные в отпуску.

«Безбородый» – молодой репортер малоизвестной французской газеты – вступил в спор с профессором Громовым по вопросу атомных двигателей. Вернувшись к устаревшим аргументам, имевшим хождение более двадцати лет назад, он утверждал, что «подобные двигатели опасны» и что «ученым следовало бы лучше заняться усовершенствованием классических моторов».

– Катаракта, – пробормотал профессор, поправляя на носу очки. А так как журналистам во что бы то ни стало хотелось узнать, что он этим хотел сказать, то он пояснил им с иронической улыбкой в уголке губ: – В конце прошлого века один из собратьев моего уважаемого оппонента посетил Универсальную выставку. В то время много шума наделали новые лампы накала… Знаете, что написал о них этот журналист? Передам вам его текст дословно, стоит запомнить: «Необходимо воспротивиться распространению этого изобретения, могущего стать первоисточником бесчисленных неприятностей, как, например, катаракты. Напротив, мы всецело заинтересованы в том, чтобы поддержать единственную усовершенствованную систему: освещение керосиновой лампой…»

Под взрыв общего хохота, безбородый поспешил скрыться. Воспользовавшись этим моментом, Ларсон шепнул стоявшим рядом с ним на трибуне коллегам:

– А не съездить ли нам в Вену? Сегодня вечером премьера балета «Влюбленный робот».

– А билеты вы взяли? – скептически спросил Матей.

– Билеты? Вы недооцениваете меня, молодой человек! Дирекция театра предоставляет в распоряжение «Покорителей космоса» ложу!

– Дирекция или госпожа директор? – вмешался Билль.

– Вероятно, ты связался с ней по видеотелефону… чтобы легче ее убедить, – вошел в игру Матей.

– Перестаньте говорить глупости! – отмахнулся Ларсон. Однако за этим протестом угадывалась удовлетворенная гордость.

* * *

Не отвечая на вопрос, Ларсон пристально глядел на еще не поднявшийся занавес. Желая привлечь его внимание, Матей дотронулся до его руки. И ощутил под тонким сукном дрожь напряженных мышц.

– Свен, что с тобой?

– Что? – встрепенулся инженер. – А, ничего! Думы разные.

Сконфузясь без всякого основания, Матей собрался было завязать нейтральный разговор, когда ему на выручку пришел тяжелый шорох подымавшегося занавеса.

Поглощенный тем, что происходило на сцене, он вскоре забыл и о Ларсоне и об остальных.

К железному остову были прикреплены тонкие золотые, серебряные и платиновые листки, тускло поблескивающие в заливавшем зал рассеянном свете. И вдруг где-то слева вспыхнул луч прожектора. Как бы пробужденные его ярким светом, листки начали мелко дрожать, ударяясь друг о друга, и весь остов с металлическим шелестом наклонился в его сторону…

Матей почувствовал необходимость услышать свой голос:

– Остроумный трюк. Фотоэлемент…

– Ерунда! – оборвал его Билль. – Нечто в том же духе я уже видел на Бродвее. Не стоит тратить на это времени, даже бесплатно!

– Во всяком случае, это не вполне подходящее зрелище для тех, кто желает поразвлечься, – пробормотал Громов, старающийся, как всегда, никого не обидеть.

Ларсон не пытался извиниться за свою неудачную затею. Казалось, этот металлический кошмар взволновал его больше, чем других. Лицо его вдруг исказилось; резко поднявшись со своего места, он вышел из ложи. После минутного колебания остальные последовали его примеру. В этот последний проводимый на земле вечер они должны были оставаться вместе.

Ларсон ждал их в кулуаре, нервно покуривая пахнувшую свежим медом сигару. Лицо у него было такое мрачное, что Билль со своей обычной непосредственностью предложил:

– А не съездить ли нам в Пратер?..

* * *

Вагонетка стремительно мчалась вниз по покатому спуску «горки». Навстречу ей стремительно неслось ее отражение в пруду. Михай вцепился руками в спинку переднего сидения. «Теперь!» Отражение разлетелось вдребезги и исчезло. Скользя по металлическим рельсам, вагонетка рассекала воду заостренным носом. Сидя на скалах, среди воды, влюбленная пара дружески кивала космонавтам шаровидными касками. Чуть дальше, в отведенном для них уголке, дети играли в горелки, оседлав маленькие подводные мотороллеры…

Прежде чем войти в бар-автомат, профессор оглянулся на пруд, в который как раз погружалась другая вагонетка.

– Ускорение намного меньшее, чем на вращающемся кресле, и все же у меня захватило дух, – сказал он.

– И у меня тоже, – признался Матей. – Вероятно, потому, что здесь мы на «гражданском положении».

Окинув их скучающим взглядом, Ларсон вошел в бар. Когда они догнали его, он уже сидел за кубическим столом, посереди которого сверкала клавиатура автоматического распределителя.

– Что пьем? – спросил Билль.

– Я слышал, что выпущен в продажу новый коктейль: клубника, ананас и кокосовое молоко, – подсказал Матей.

– Оставь ты меня в покое со своими новшествами! – вспылил Ларсон. – Сегодня я хочу рюмку «проперголя»!

С этими словами он нажал на клавиш. Окошко открылось, и на столе появился меленевый флакон с жидкостью, отливавшей чудесным фиолетовым цветом.

– Одну только рюмку, Свен, – негромко произнес профессор. – Мы вылетаем завтра ночью.