Текст книги "Бесконечная шайка"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Подойдя к столу, Алиция склонилась над картой и минут пять разыскивала название городка, потом сконфуженно поглядела на меня.

– Ты права, его тут нет. Не могло же оно само сойти с карты!

– Кто его знает! Может, надоело ему там торчать...

– Ничего не понимаю! – сокрушалась Алиция.

– А что тут понимать? Ты по своей рассеянности просто-напросто перепутала карты и украла другую. Когда ты последний раз рассматривала ее?

– Последний раз? Да тогда и рассматривала, когда крала.

– И все эти годы ее в глаза не видела?

– Да нет, видела, когда уезжала в Данию, паковала все вещи. Но не разглядывала и даже не разворачивала. Ведь она мне без надобности, украла я ее просто так, на память... А все прочие остались лежать в редакции, восемь штук их было.

– И куда они делись?

– Мундя пришел, когда меня не было, и забрал их.

– А что вообще этот Мундя делал в редакции?

– Просто околачивался. Алиция огляделась, нашла половинку сигареты, закурила и продолжила рассказ.

– Я уже тебе сказала, Мундя старался подружиться с журналистами, ведь они самые квалифицированные люди, а он тогда явно что-то искал. Крут знакомых у него был очень широкий, и он знакомился все с новыми людьми. Достаточно ему было познакомиться с кем-то одним в редакции, газете, конторе, как он уже нахально втирался в коллектив и чувствовал себя там как дома. И в нашу редакцию приперся без приглашения, и карты забрал с моего стола. Я хотела сказать ему, что из восьми карт одну взяла себе, совсем не собиралась присваивать ее тайком, но меня разозлило, что он остальные взял без спросу, и ничего не стала ему говорить.

– А не могло получиться так, —спросила я Алицию, —что, наоборот, ты по своей рассеянности стащила семь карт, а Мунде оставила лишь одну? Или кто другой забрал остальные, а не Мундя? А Мундя до сих пор считает, что карты у тебя?

– Какое мне дело до того, как считает Мундя? – совсем разгневалась Алиция. – Плевать мне на Мундю и его мнение! Не знаю, где он, что с ним, и знать не желаю! А ты желаешь знать, что было дальше, или мне не стоит рассказывать?

Я быстренько оставила Мундю в покое, чтобы не злить Алицию, и заверила ее, что горю желанием услышать продолжение. Продолжение оказалось на удивление кратким.

– А потом один человек рассказал мне множество интересного и умер, – сказала Алиция и надолго замолчала, продолжая изучать календарик.

Я долго ждала, не перебивая и даже не дыша, потом не выдержала:

– Боюсь, ты изложила события в излишне сжатой форме. Нельзя ли немножко подробнее?

Алиция заглянула в свою чашку:

– Как, я уже выпила весь кофе? Надо еще заварить, сейчас я приступлю к самому важному.

В те годы судьба свела Алицию с одним старым и очень больным человеком. Совсем посторонним, незнакомым. Жил он в соседнем доме, Алиция узнала о нем от приходящей уборщицы и не была бы Алицией, если бы немедленно не занялась им. Известно ведь – если кто-то болен, одинок, несчастен и к тому же беден – забота Алиции ему гарантирована. Она сама бы разболелась, если бы не оказала помощи такому человеку. Ей бы в больнице работать... Так вот, тот больной старичок сначала лишь стонал, потом стал проявлять признательность, а потом в знак признательности попытался открыть Алиции какую-то тайну.

– Когда малость окреп, стал рассказывать мне историю своей незадавшейся жизни, —говорила Алиция.

– По его словам выходило, что он знал какую-то тайну;, и вынужден был ее продать, так как заболел и не смог работать. Рассказывал по кусочку, был уже очень слаб. Иногда заговаривался, вроде как бредил, так что впечатление от его откровенностей и тогда у меня было сумбурное, а сейчас и вовсе многое позабыла. Вот что записано в календарике: «Возвращенные Земли. Немцы преступники и грабители. Не все. Карты. Одна продана. Важный документ. Шайка мошенников. Один важный тип. Меха».

– И что дальше? – спросила я, потому что на «мехах» Алиция замолчала и не собиралась продолжать.

– Ничего. Этот человек умер.

– И ты не пыталась его получше расспросить, чтобы все узнать?

– Не пыталась, наоборот, велела ему замолчать, так как говорил он с трудом. Это был умирающий, а ты – «порасспросить»! Но уже в предсмертном бреду несколько раз повторял – «важный тип», и при этом всегда «меха», «меха».

– Выходит, скорняк?

– Теперь выходит – скорняк. Тогда у меня вообще ничего не выходило, да и не придавала я значения его словам, считала, просто бредит человек.

– Нет, оказывается, вовсе не бредил, смотри, очень даже логично выглядит все вместе взятое, только по-прежнему не разобраться. Посмотри в своих записях, может, там еще что есть?

Раскрыв очередной календарик, Алиция принялась его просматривать, бормоча себе что-то под нос. Я сидела молча, вопросов не задавала, чтобы ее не отвлекать. Вот Алиция добралась до середины календарика и заявила с торжеством:

– И тут Мундя сбежал за границу. Вот тебе и раз! Я была разочарована.

– А почему же тогда ты его обозвала свиньей? – высказала я претензию. – До сих пор ничего особо свинского он не совершал.

– А вот тут как раз это и записано! Свинью он подложил не мне, а другому человеку, но все равно. Уехал за границу учиться по рекомендации своего профессора и не вернулся. Знаешь, какими последствиями оборачивалось в те годы такое? Профессора освободили от занимаемой должности, он стал невыездным, ну и прочее. Сначала Мундя осел в Вене и, по слухам, занялся распродажей нелегально вывезенных из Польши предметов нашего искусства, ты как раз это очень любишь...

– Ну, и теперь ты меня окончательно запутала, – недовольно сказала я, вставая из-за стола. – А уж казалось, поняла, в чем дело. Мундя заполучил карту с Хоэнвальде, по ней определил, где зарыты награбленные фон бароном сокровища, откопал твои часы и вывез их за границу. И конец загадки. Теперь же вижу-никакой не конец, только начало. Может, попробуем все разложить по полочкам, вместе поломаем головы?

– Попробуем. А раз уж ты встала, сделай кофе. Во рту пересохло.

Канвой для рассуждений мы избрали исповедь умирающего человека, ибо она могла служить основой для всех происшествий и была настолько неопределенна, что к ней можно было приладить абсолютно все.

Все известные нам события набросали мы в хронологическом порядке на эту канву, и вот что у нас получилось.

Итак, события разворачивались на вполне определенной почве – на Возвращенных Землях. Это их фрагмент изображен на карте с лепешками, обнаруженной в родном доме Мунди. На этих землях Мундя мог встретиться с умирающим человеком, и тот мог раскрыть Мунде свою тайну. Далее в записях Алиции стояло: «Немцы преступники и грабители. Не все». Как первая, так и вторая часть этой исторической записи не вызвали у нас ни сомнений, ни дискуссии. Далее шло – «Карты». И тут все совпадало. Судя по всему; Мундя разыскивал и присваивал карты, карты с самого начала, можно сказать, сами лезли в руки. А что означает «Одна продана»?

– Может, продана та самая карта, которая составляла тайну умирающего человека? – предположила Алиция.

– Он продал ее, чтобы не умереть с голоду, когда заболел.

– И ты считаешь, продал ее Мунде?

– Не думаю. Прямо тот человек ничего не сказал, но у меня осталось в памяти – не Мунде. Почему, лучше не спрашивай, я и сама не знаю.

– Жаль, что этого ты не записала.

– Теперь ничего не сделаешь. Что там в нашей канве дальше идет?

– «Важный документ».

Важный документ так и повис в воздухе, во всей дальнейшей истории не оказалось ничего, что можно было бы подвести под эту рубрику. Да и вообще, все следующие за важным документом пункты нашей канвы не удалось ни к чему привязать. Сплошные вопросы. Особенно много вопросов вызвал скорняк, автоматически вытекающий из «мехов».

– Скорняка ты бы могла и лучше запомнить, раз уж с ним столкнулась лично, – упрекнула я Алицию. – А он в нашей истории путается по ходу событий почти так же настырно, как и Мундя.

– Сын скорняка, —поправила меня Алиция. – Я лично встречалась только с сыном скорняка. Помню, был молодой и не противный. И не придирайся, я и так много запомнила.

– Могла бы как-то по-хитрому разузнать, что именно искал сын скорняка.

– Я же тебе говорила-могилу матери.

– Не смеши меня!

Мне удалось убедить Алицию, что могила матери была лишь предлогом, искал он, конечно, сокровища, спрятанные бароном, и вполне мог быть тем самым «одним важным типом», фигурировавшим в Алициных памятных записках. Что же касается шайки мошенников, тут у Алиции не было сомнений. В ее составе обязательно был Мундя.. Рассуждала она примерно так:

– Если существовала шайка мошенников, Мундя обязательно был ее членом. А если Мундя был членом какой-нибудь шайки, это непременно была шайка мошенников. Разве непонятно? Единственный не вызывающий сомнений факт.

Я возразила-не вызывающих сомнения фактов у нас несколько. Например – у нас две идентичные карты, одна из них принадлежала Мунде, видимо, и вторую он тоже перефотографировал.

– Или это сделал Михалек, они уже тогда были друзьями.

– Могли быть в сговоре. И судя по блондинке, именно Михалек отнес доску с наклеенной картой пану Северину, и в конечном итоге она обнаружена была в доме Мунди. Выходит, все-таки он... Все это настолько расплывчато, что, пытаясь уточнить их роль в шайке, мы с тобой занимаемся чистым искусством ради искусства, – сказала я Алиции. – Хотя стародавние тайны тоже интересно разгадывать...

– Ты считаешь, стародавние?

– А ты их отнесла бы к актуальным?

– Мои часы продолжают ходить. И мне очень интересно, какой они прошли путь. Мундя сбежал в пятьдесят девятом году. Ты что же, думаешь, с тех пор шайка прекратила свою деятельность, никто ничего больше не разыскивал и ничего не украл?

– Пожалуйста, не сбивай меня, – рассердилась я. – Ты говоришь о продолжении, я же хочу восстановить самое начало. И сдается мне, идя по пути твоих часов, мы бы могли до кое-чего добраться. Путь их начался с Хоэнвальде, это точно. Знать бы, куда подевалась твоя карта! Ты уверена, что у тебя ее нет?

Алиция выразительно пожала плечами. Ничего не поделаешь...

– Ну, ладно, придется дедуцировать без карты, – обреченно согласилась я. – Выходит, какие-то неизвестные нам пока лица, пользуясь неизвестными нам пока сведениями, принялись разыскивать награбленное немцами во время войны имущество. Кое-кто делал это планомерно, ибо располагал даже картами...

– Кто, например?

– Мундя и компания, скажешь, нет?

– Мне кажется, что компаний, то бишь шаек, было как минимум две, – возразила Алиция.

– Почему ты так считаешь?

– Сама подумай, ведь не может быть, что те люди, которые запрятали сокровища, махнули на них рукой? Отступились, не пытались заполучить обратно? А в этой шайке Мундя не мог состоять, ведь он во время войны, да и сразу после нее был еще сопляком. Сведения о награбленном немцами имуществе он принялся собирать несколько лет спустя после войны, а раз принялся собирать сведения, значит, ими не располагал, значит, к той, грабительской, шайке не принадлежал. Выходит, шаек, как минимум, было две и разного возраста.

Я вынуждена была согласиться, хотя и с оговорками.

– Может, ты и права, а может, и нет. Не исключено, что первоначальные грабители действовали индивидуально, а не коллективно. Мундя мог их индивидуально отлавливать и индивидуально же доить...

– Да нет же, как раз Мундя не мог действовать индивидуально, мы же знаем, что на вторичном этапе уже действовала шайка.

– И кто же в нее входил, кроме Мунди? – поинтересовалась Алиция.

– Ну, во-первых, Михалек...

– Глупости! – коротко отрезала Алиция.

– Почему глупости?

– Потому что Михалек лежал на полу у твоего шкафа.

Она права! Пришлось на ходу менять концепцию. Цыганку Гатя разыскивала по указаний) брата. Я забрала у Гати чертежную доску, Гатя об этом знала, она не дура и не забывчивая рохля, и, если бы Михалек был с ними в сговоре, знала бы, что я выношу из ее квартиры. Да и не стала бы Гатя прятать драгоценный портрет в казенной доске. А Михалек разыскивал именно доску, так что, возможно, представлял конкурирующую фирму, то бишь шайку.

– Так и быть, с конкурентами я, пожалуй, соглашусь, – снизошла Алиция, – хотя и не знаю, что нам это даст. Ладно, выходит, было две шайки и еще конкуренты. И что дальше?

– Пока точно не знаю. Обрати внимание, они делали упор на карты. Я имею в виду Мундю и компанию. Не мог он действовать один, ты согласна? Пока мы не знаем, кто входил в его шайку, но работа была поставлена на широкую ногу. Собирали сведения, разыскивали старые немецкие штабные карты, переснимали их, не знаю, что еще. Очень меня заинтриговали эти карты. И на одной, и на другой в определенных местах вместо местности пустые лепешки. На лепешках крестики наверняка не случайно проставлены, наверняка что-то значат... Ох, хотела бы я сравнить лепешки с крестиками – на одной карте и на другой.

– Возьми мою и сравни, кто тебе не дает?

– Может, и возьму... Хотя... Аааа!

– Ты что?

– Осенило меня, – ответила я, раскупоривая очередную бутылку пива. – Все время ломала голову – почему Мундя сразу не забрал с собой «Цыганку»? Судя по нервному поведению Гати, она ему нужна была безумно, он сделал все, чтобы с удобствами вывезти ее за границу: перефотографировал, уменьшил формат, ведь карта в натуральную величину представляла бы с полтонны макулатуры, скрыл карту в портрете и не вывез?

– Побоялся таможенного контроля, – спокойно пояснила Алиция. – В те годы таможенники просто свирепствовали, вот он и велел сделать портрет, тем более что у него была фотография оригинала...

– Да в том-то и дело, не было у него фотографии. Фотография была у канадских Доманевских...

И тут мы поняли, что зашли в тупик со своими рассуждениями. Выяснили, правда, причину, по которой цыганка осталась в Варшаве, но с другой стороны, если Мундя и в самом деле состоял в шайке, у них операция сорвалась. Без карты с лепешками они ничего не смогли бы отыскать. А тут еще Алицины часы оказались за океаном...

– Скорняк тоже пребывал в Канаде, – напомнила Алиция. – Тебе это ни о чем не говорит?

За пивом мне пришлось совершить несколько рейсов в садик, где его держали по случаю жары. Лепешки на карте давили на психику, не давали покоя. А может, это просто белые пятна на карте, может, Мунде просто не удалось раздобыть карт этих мест? Неимоверно интриговала потерявшаяся штабная карта с Хоэнвальде, ведь этот факт свидетельствовал о принадлежности к шайке также скорняка и ординарца...

– Две шайки, – задумчиво рассуждала Алиция, прихлебывая пиво. – Ты не думаешь, что они специально сделали такие карты, на которых ничего нельзя разобрать? Ты, кажется, упоминала, что твоя сделана на каком-то прозрачном листе?

– Да, моя прозрачная. А что?

– Не могут эти две карты составлять две половины одной? Их требуется сопоставить, может, наложить одну на другую, чтобы получилась целая... Может так быть?

Идея мне понравилась.

– Очень может быть! Специально сделали карты так, чтобы компаньоны не могли обмануть друг друга, чтобы действовали вместе. Выходит, одна половина была у Михалека и он вламывался в мою квартиру в поисках второй половины?

– Не обязательно Михалек. Вторая половина могла быть у кого-то из второй шайки.

– Возможно. А Михалек пытался разыскать первую, тогда бы без него до сокровищ не добрались. Собака на сене... Смотри, хитро придумали, все провернули и ничего у них не получилось.

– Почему ты так думаешь?

– Если бы получилось, карта в «Цыганке» не находилась бы сейчас в моем доме. Предлагаю подумать над тем, что именно у них не получилось.

– Наверняка могу сказать лишь одно, – ехидно рассмеялась Алиция, —не могли они завладеть вот этой картой, которая здесь лежит. Зато часами моими завладели, – вздохнула она.

– Минутку, не сбивай меня своими часами, – попросила я и продолжила список неудач шайки: – Не могли они вывезти «Цыганки» с картой, а это наверняка являлось главным номером их программы. Надеюсь, не удалось им и всеми сокровищами завладеть. Что еще?

– А из каких соображений нам необходимо составить перечень их неудач? Для морального удовлетворения? – поинтересовалась Алиция.

– Не только. Нам необходимо знать, чего они еще не успели сделать и, следовательно, что намерены делать.

Алиция задумалась. В задумчивости принесла чайник с кипятком, в задумчивости расставила чашки, в задумчивости раскрыла банку с кофе. И только после всего этого заявила:

– По-моему, ты рассуждаешь логично. Я тебя целиком поддерживаю, и мне тоже хотелось бы проникнуть в планы шайки. И думаю, у них и в самом деле что-то сорвалось с этими картами. Вот, одна лежит у меня, вторая у тебя, карту с Хоэнвальде я совершенно точно у них в свое время свистнула, только она куда-то затерялась... Какие у них достижения, кроме моих часов?

Алйцины часы с каждым шагом нашего расследования набирали все больше веса, и их загадка вырастала до неразрешимой проблемы. А тут еще ее карта с Хоэнвальде. Ее тайна и вовсе впивалась в меня, прямо как хищная пиранья...

– Вряд ли преступники ограничились только часами, —раздраженно ответила я.

– Может, припомнишь все-таки, какие еще редкости принадлежали твоей тетке?

– Зачем? Чтобы меня и вовсе кондрашка хватила?

– Нет, чтобы у нас еще появился какой-то след. Устремив невидящий взгляд в окно, Алиция нащупала на столе мою зажигалку, закурила и принялась напряженно вспоминать.

– Знаю! – радостно вскричала она после продолжительного раздумья. Ваза – эпохи Минг.

– Спятила? – не поверила я.

– Сама ты спятила! Сейчас принесу фотографию, убедишься. Возьми только лупу. И еще у тетки были предметы мейсенского и севрского фарфора, ранней эпохи!

На фотографии были представлены гости, сидящие за изысканно сервированным столом в богатой квартире. Вооружившись лупой, я принялась тщательно изучать сервировку.

– Балда!-разозлилась Алиция.

– Ты куда смотришь? На стены смотри! Я все-таки не из королевского семейства, драгоценных сервизов у нас не было, только отдельные предметы, и мы ими не пользовались. Видишь на заднем плане сервант?

– Вижу, толстый дядька заслоняет.

– Не придирайся, не весь заслоняет. На серванте очень хорошо просматривается та самая ваза, потом вот, видишь, соусник, а это кусочек чайника. Ваза эпохи Минг, соусник севрский, а чайник мейсенского фарфора.

Я перестала придираться и с помощью двух луп даже разглядела на чайнике какой-то узор. Очень понравился мне соусник – хитрой формы, неимоверно изысканной, и тоже чем-то расписанный. О чайничке ничего сказать не могу, его почти целиком закрывала голова одного из гостей.

– Увеличить надо было, – недовольно сказала я.

– Что за прелестный соусник! Очень редкой формы, ранний Севр, тогда они еще не занимались массовым производством. Жаль, чайника не разглядишь. Если в доме тетки было много подобных ценностей, я не удивляюсь, что немецкий полковник вывез целый грузовик.

– Было! – с горечью подтвердила Алиция. – В том числе и наши вещи, я же тебе рассказывала. Например, моя мать получила в приданое старинный секретер, ровесник часов. И столовое серебро, я уж о нем и не говорю! Всего не упомню, впрочем, тогда я не особенно интересовалась этим по малолетству, уже потом мне старшие рассказали. И мать, и тетка никак не могли примириться с потерей, все вспоминали.

– А вот моя мать не выносила антиквариат, – со вздохом призналась я, —и в детстве я тоже не интересовалась всем этим, увлеклась уже в сознательном возрасте. Так что, увеличим?

– Здесь? В Дании? Здесь же жутко дорого.

– Могу забрать с собой в ПНР. Там у меня знакомые, сделают.

– А зачем нам это?

– Примемся разыскивать где только возможно и сравнивать. Вернувшись в Варшаву, просмотрю все фамильные фотографии, присланные из Канады, может, где что и обнаружится. Часы добрались до Канады, почему не могут добраться и другие вещи? О Господи, как все запутано! Канада выдвигает на первый план скорняка, карта с Хоэнвальде – Мундю, ведь наверняка он ее забрал. Ничего не понимаю!

– О поместье в Хоэнвальде знал и ординарец, – напомнила Алиция, – О нем я говорю не для того, чтобы бросить на человека подозрения, просто как честная девушка. А ординарец мне тогда даже понравился.

– Ты его хоть немножко помнишь?

– Помню. Мне он казался порядочным человеком, на грабителя не походил.

– И остался в Польше после войны... А как его звали, помнишь?

– Нет, забыла, но знала. Может, где и записала, только не в календарике, там нет его фамилии, я все просмотрела.

Я лишь вздохнула. Если записано не в календарике – дохлый номер, ни за что не найти, уж я-то знала. Алиция немного смутилась.

– Ты считаешь, нам надо знать его фамилию? Я только плечами пожала. Идиотский вопрос!

– Ну ладно, поищу, – сказала Алиция. – Потом поищу, когда будет время. И если найду, напишу тебе. А для чего нужна его фамилия?

– Пока точно не знаю, но, чтобы разобраться во всех этих шайках и махинациях, необходимо прояснить два элемента: карту с Хоэнвальде и ординарца. Других путей нет. Не могу же я начать с розысков Михалека! Что ты могла сделать с той картой? Ну вспомни, , пожалуйста. Может, просто сунула в корзину для бумаг?

– Не было у нас там никакой корзины для бумаг!

– Обязательно должна была быть!

– Отцепись от корзины! – разозлилась Алиция, – Я прекрасно помню, как сложила карту и отложила в сторону. Во всяком случае, она могла просто свалиться на пол...

Еще долго мы с Алицией обсуждали на все лады злополучную карту и оставившего хорошее впечатление немецкого ординарца, абсолютно не пытаясь решить, к чему нам вообще разгадывать загадки, оставленные войной. Впрочем, тайны всегда привлекают своей загадочностью и чем-то нереальным, таинственным. Правда, в данном случае все началось с совершенно реальных фамильных часов Алиции.

– А грабеж имущества мирных граждан можно отнести к военным преступлениям? – спросила, подумав, Алиция. – Насколько мне известно, военные преступления не имеют срока давности.

Я с сомнением покачала головой:

– Боюсь, в нашем случае речь идет о возвращении похищенных произведений искусства, которые по закону должны быть возвращены по принадлежности. Так что твой Мейсенский фарфор, возможно, следует вернуть в ГДР...

– Протестую! – воскликнула Алиция. – Мой фарфор следует вернуть мне!

– Тогда эти предметы лучше всего выкрасть, – посоветовала я. – У их теперешнего владельца. Хотя не исключено, что этот человек ни в чем не виноват, просто приобрел их честно, за большие деньги.

– А если украл?

– Тогда нет проблем, ты у такого крадешь с чистой совестью. Но что касается Доманевских, у которых стояли твои часы, так они в Канаде живут с незапамятных времен, в Польшу никогда не приезжали, их обижать не стоит. Надо найти того, что украл и продал им, украсть у него нужную сумму, потом подкинуть эту сумму Доманевским и украсть у них свои часы. Единственный реальный выход.

– Ты серьезно считаешь такой выход реальным? – поинтересовалась Алиция.

– А другого вообще не вижу. Так можно взять фотографию?

– Если не потеряешь... Возьми, конечно; когда увеличишь – вернешь мне оригинал. И штабную карту можешь взять, сложи аккуратно и сразу забирай, а то потом забудешь.

Поскольку Алиция, как хозяйка дома, решила наконец проявить заботу о гостье и приготовить что-то вроде обеда, мы сделали перерыв в исторических изысканиях. Алиция отправилась в магазин за продуктами и пивом, я оказалась предоставленной самой себе. Попробовала заняться делом – ничего не получилось, проклятые карты не шли из головы. Я опять вытащила только что убранную немецкую штабную карту, вооружилась двумя лупами и с этим хозяйством разместилась за столом на террасе с задней стороны дома, где еще было солнце.

На карте я без труда различила такие элементы, как дороги, строения, рельеф местности, колодцы и прочее. Не удивлял меня тот факт, что горушки были пронумерованы, а дороги обозначались буквами и цифрами. Все обозначения на первоначальной карте были понятны, сомнения вызывали те, что были явно нанесены от руки впоследствии.

Поскольку картой пользовались в немецком штабе, все эти кружочки, треугольнички и прочие закорючки могли обозначать расположение различных частей, разных родов войск, укрепленных пунктов, минных полей и тысячи еще тому подобных вещей. Вот это похоже на окопы, а эта линия могла обозначать линию фронта. Стрелками, вероятнее всего, обозначались направления боевых ударов или отступлений на заранее подготовленные позиции. Стрелки были большие, жирные, разноцветные, одно удовольствие на такие смотреть. Совсем другое дело названия населенных пунктов. С двумя лупами не разберешь, до того мелко. С трудом удалось разобрать то, что было напечатано буквочками покрупнее. Ворм... и дальше не разберешь. На это место приходился изгиб карты, и окончание стерлось от времени. Сбегала в комнату, разыскала атлас, притащила на террасу и отыскала там в алфавитном указателе географическое название, начинающееся на Ворм. Оказалось – Вормдитт, правильно, на штабной карте сохранилось последнее «т». Я опять бросилась в дом, на этот раз в кухню к Алиции и потребовала у нее карты современной Польши (атлас был еще довоенный), лучше всего автомобильные.

Занятая мытьем салата, Алиция махнула листиком в направлении своей комнаты.

– Поищи сама. Должна быть на полке, знаешь, там, где стоят карты городов.

На полке оказалось несколько польских карт, в том числе и одна автомобильная. Я вернулась с ней на террасу, разыскала бывшую Восточную Пруссию и определила, что теперь городок называется Орнета.

Когда Алиция закончила наконец готовить обед и пришла ко мне на террасу, я уже не сомневалась в том, что сделала открытие.

– Как раз собиралась позвать тебя. Слушай внимательно. Всю карту я поделила на квадратные сантиметры и изучила каждый сантиметр. И нашла только одну вещь, которая не относится к военным действиям и которой не было на первоначальной типографской карте. Вот тут, смотри! Через две лупы смотри, а еще лучше – через четыре.

– Нет у меня четырех, – сказала Алиция и наклонилась над картой.

Костел просматривался четко, за ним почти вплотную – кладбище. Обозначенное, как обычно, крестиками. Кладбище смыкалось с лесом, отдельные деревья росли на кладбище, наверное, было старое. Недаром я столько лет сидела над чертежами, глаз у меня был наметанный, и я сразу заметила разницу. Все крестики были одинаковы: с вытянутой вниз вертикальной чертой, и только один отличался – все пересекающиеся черточки были одинаковы. Стоял он на самом краю кладбища, почти в лесу. Крестик не был напечатан типографским способом, как остальные крестики кладбища, он был нарисован от руки! Тоненькой черной тушью кто-то старался сделать его неотличимым от типографских.

Выпрямившись, Алиция со стоном растерла поясницу.

– Сочувствую тебе, если, разгадывая загадку, ты провела несколько часов в такой позиции. Я-то думала, что для разгадывания загадок нужен только ум, а оказывается, физические упражнения тоже.

– Теперь можно пройти в дом, – разрешила я. – А мне без солнца было не обойтись.

– Где находится этот крестик?

– В Орнете.

– А это где?

– На Мазурах.

– И ты уверена, что этот крестик не напечатан в типографии?

– Потому я и просила тебя посмотреть внимательно, ведь ты в чертежах сидела дольше моего.

– А может, относится к военным обозначениям?

– Нет, уверена на все сто процентов.

– Почему же ты так уверена?

– Потому что военные обозначения наносились размашисто, четко, не до красивостей им было. А этот, видишь? Тонюсенький, ровнюсенький. И как ты думаешь, что этот крестив обозначает?

– Еще одну могилу.

– Но крестик не такой, как другие на кладбище.

– Кладбище протестантское, а этот крестик может обозначать, например, могилу католика.

– Слушай, – сказала я, стараясь не выходить из себя. – Ведь тебя же не заставляют ехать туда и копать! Я только высказываю предположение, что в этом месте может быть что-то припрятано. Ты согласна со мной?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это единичный случай. Вот если бы ты привела мне несколько таких примеров... Пусть даже и на разных картах. И если бы еще в одном из таких мест что-нибудь нашли...

– Пива хочу! – сказала я. – Надо чем-то поддержать себя, иначе спятишь с тобой.

– Но ведь эти твои рассуждения, эти твои предположения из пальца высосаны! Кто тебе сказал, что они так обозначали?

– Никто, но ведь должны же они были как-то обозначать! Вот, представь, что ты грабишь и награбила уже для себя множество ценных вещей на всем пространстве от Одера до Волги...

– На Одере тогда еще не крали!

– Ну хорошо, от Вислы до Волги, от Балтики до Балкан. Награбила, говорю, и не хочешь, чтобы твои дружки об этом узнали. Что ты для этого предпримешь?

– Не могу представить, чтобы я что-то подобное могла сделать.

– Ну хорошо, не ты, а эти бандюги. Награбили и куда девают награбленное добро? Прячут где-нибудь! Прячут!

– Ничего подобного! Отсылают в Фатерланд – мамочке, папочке, женушке.

– По почте? Не всегда была почта, не всегда были возможности переслать, не всегда хотелось, чтобы знали об этих посылках. Да и много ли в посылках отправишь? Вот и прятали в укромном месте свои сокровища, обозначая на карте, чтобы потом можно было отыскать.

– Рискованно обозначать на казенной штабной карте.

– Так ведь незаметно!

– Безопасней просто запомнить место.

– Не всегда клад был спрятан только в одном месте. И потом, грабитель не был уверен, что сам явится за награбленным, мог сказать о нем близкому человеку. Ты права только в одном – жаль, что нам попался только один такой крестик. Надо было тебе тогда все карты забрать!

Алиция вдруг разозлилась:

– Да что ты пристала ко мне с этими картами! Если они тебе так нужны, отправляйся сама к Роману и спроси его, не он ли их взял.

– К какому еще Роману?

– Ромек Настермах, мы тогда работали с ним в одной комнате, вернее, в его комнате, он взял меня на работу. В той комнате я и прихватила карту.

– А как мне разыскать этого Ромека?

– Вот уж не знаю. С той поры я его не видела. Раз как-то прислал мне поздравительную открытку из Греции. Но уже давно.

– Очень ты мне помогла, спасибо. Но предупреждаю – я этого Ромека постараюсь разыскать!

Карты он мог и не брать, но вдруг помнит, кто в те годы мог рыться в ваших бумагах. Ты сказала, взял тебя на работу? В газету? Ты хоть название газеты помнишь?

– Ну, знаешь! – обиженно отозвался в телефоне Матеуш, когда по приезде я ему позвонила. – Названиваю тебе и названиваю, а тебя все нет!

– Не было, час назад я вернулась из Дании. А сколько до этого я тебе звонила! И все попусту. Наверное, мы как-то не совпадаем в Варшаве. «Цыганку» помнишь?

– Еще бы! Такие вещи не забываются.

– Вот по этому поводу нам и надо встретиться. Мое предложение как будто смутило Матеуша.