Текст книги "Бега (Скачки)"
Автор книги: Иоанна Хмелевская
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– У тебя есть конкретные подозрения?
– В каком смысле конкретные? Насчёт самого явления – очень сильные, а вот насчёт действующих лиц – туманные…
– Я имел в виду твои предложения – за кем следить.
– Лучше сразу за всеми. Хотя, может, необязательно: я попробую напророчить, что там будет в среду…
Я открыла программку на среду. В нескольких заездах нетрудно было сориентироваться, какие лошади окажутся фаворитами. Я постучала пальцем по Вишняку на Сигнале.
– Весь ипподром будет на него ставить, зуб даю. И если он придёт, я удивлюсь, как давно не удивлялась. В шестом едет Ровкович, он железный фаворит, но ставка будет разбита, потому как участвует Куявский на Палитре, на неё тоже будут ставить, и бабушка надвое сказала, кто придёт. Так вот, если кого-то подкупать, то этих троих. Убрать Ровковича, особенно в шестом заезде – и Палитра гарантирована, убрать Палитру – тогда у Ровковича нет конкурента…
– А если бы так обоих?..
– Если обоих, то остальные все одинаковы, скажем, лезет вперёд Замечек, а его конюшня до сих пор для плохих лошадок держала, они если и приходили, то только фуксами… Знаешь, а ведь это идея! Я на всякий случай на него поставлю! Смотри, как хорошо из нашего трёпа получается, сама я бы не догадалась… Замечек… А если рискнуть и на него одного поставить?.. Предположим, что эти не поедут… Слушайте, а вы не могли бы мне в среду утром шепнуть: был у них кто или нет, приносили деньги или нет? Януш захохотал.
– – Такие побочные результаты следствия не были предусмотрены. Погоди, дай-ка мне эти бумаги, я помчусь сразу копировать и устраивать слежку. Не для того, чтобы ты на Замечека ставила. Но идея неплохая, попробуй. За результаты до среды не ручаюсь, потому что они могли и раньше сговориться. Когда становится известно расписание бегов?
Он показал на программку. Я задумалась.
– С предыдушей среды можно получить черновые наброски. А на бегах все знают за две недели. Может, ты и прав, может, я опоздала, но на Замечека я и так поставлю. Могу взять черновик на следующую неделю… Господи, а почему я, ведь ваш человек тоже может, как его там, минутку.., а, старший комиссар Ярковский. Если он бывает на бегах, то и без меня скажет, кого подкупили, чтобы придержать лошадку! Зачем ты вообще со мной разговариваешь?!
– Ради собственного удовольствия. В Ярковского я не влюблён. Кроме того, ладно уж, скажу, Ярковский лучше разбирается в людях, чем в лошадях, он главным образом специализируется на букмекерах со всей кодлой вокруг. Другой объём работ, другой подход, причём его взгляды на жизнь не веселят. В отличие от твоих.
– Понятно, дополнительная выгода. Я хотела бы ещё знать, что сказал мальчик. Тот, перепуганный.
– Ничего по нашей теме. С ним сперва надо подружиться. Это требует времени.
Меня дико разозлила необходимость ждать. Я этого никогда не любила.
– Что-то мне кажется, что у меня больше шансов разузнать все от Мети, причём немедленно, – сказала я раздражённо. – Если, конечно. Метя хотя бы полсвиста надерётся, потому как втрезве он и словечка не пискнет. Бери эту макулатуру, завтра мне отдашь, только пораньше, а то я начну нервничать…
Метя безнадёжно зациклился на паштете. Превозносил до небес его качество и приглашал откушать ещё, и совершенно не зря, паштет был сенсационный. Но меня терзал голод не только физический, посему я не слезала с темы. Половину ужина разговор шёл по двум направлениям, поскольку Мария меня поддержала лишь после того, как кончился фаршированный перец. Наши совместные усилия сломили выдержку Мети.
– Ну ладно, есть мафия, есть, – сказал он сердито; – И эта мафия действует. Но к ней не обязательно присоединяться, есть свобода выбора, и это радует, правда? Чего вам ещё хочется?
– Хочется, чтобы её вовсе не было, – просветила его Мария.
– Ну и требования у тебя! В таких условиях? Ты радуйся, что не принуждают.
– Интересно, за что это Куявский так лихо схлопотал по рёбрам пятнадцать лет назад, – перебила я. – «Скорая» его отвозила, я случайно при этом была. Тогда он ещё кандидатом в жокеи был. Я знаю, что это прямого отношения к делу не имеет, потому что та мафия и эта мафия – совершенно разные, но мне просто интересно. Имею я право поинтересоваться или нет? Ты об этом что-нибудь знаешь?
– Куявский, как правило, получал по рёбрам за то, что приходил, хотя и говорил, что не придёт, – не задумываясь ответил Метя. – Никогда не было наоборот.
– Болек начисто забывает, что должен не прийти, – поддакнула Мария. – Он мне сам жаловался когда-то, что ему приходилось возвращать деньги, потому что его понесло. Если лошадь вдет вперёд, у него душа рвётся за ней.
– Да и без всяких взяток, по расчётам, он не должен был прийти, а приходил первым. Он плохо оценивает или лошадей, или себя самого, по доброте душевной кому-нибудь говорит, что на него рассчитывать нечего…
– Например, Вальдемару…
– А хоть бы и ему! Он своему родимому шурину тоже так сказал. Ну и получил пару раз по морде, потому что человек поставил на другого, а пришёл Болек.
– И тебе кажется, что пятнадцать лет назад то же самое было?
– Просто уверен. У других могло получаться наоборот, дали наводку на себя, а тут кранты, и им кто-нибудь нервный мог рыло начистить, но уж Болек постоянно портит условленную игру.
– Кому? – разгневанно спросила я.
– Да этим игрокам паршивым, мамуся их такая-сякая, нехорошего поведения.
– Тем, кто верит в идиотский трёп, – вставила Мария. – Ты сама за ними ни стыда, ни совести не признаешь. Они получают с конюшни последовательность лошадей, Болека нет, мчатся ставить миллионы, а Болек тут возьми и приди первым или вторым.
– Да это я сама от века знаю и хочу вам заметить, что некогда такие же финты откалывал Мельницкий. Если уж как следует шла к финишу установленная заранее последовательность, то Мельницкий безошибочно лез в самую середину. Я на этом множество денег выиграла. А теперь мне бы только поподробнее узнать, кто с кем эти гешефты устраивает.
– Да все со всеми…
– Есть такой один, с кривым носом, Владя, – вдруг вспомнила Мария. – Сколько он денег проиграл на подсказках из конюшни – ни в сказке сказать, ни пером описать. Он получает лошадок от Бродавского…
– Да ведь Бродавский – дурак!
– Вовсе не дурак, – энергично запротестовал Метя. – Может, в езде и дурак, но вообще-то у него котелок очень неплохо варит!
– Не знаю уж, что у него в котелке, потому что Владя вечно ходит в проигрыше…
– А то же самое у него в котелке, что и у всех. Будто вы не знаете, чего все эти их сведения стоят! Они уговариваются, как приедут, а Болек им всю обедню портит!
– А вообще хоть кто-нибудь бывает в выигрыше? – влезла в разговор Гонората, которая до сей поры с интересом нас слушала.
– Я лично таких не знаю, – ответил Метя.
– Ну, может, кто-то один, – одновременно сказала Мария. – Такой средний, лысый, и вокруг лысины у него кудряшки. Я уж пару раз подглядела, когда он ставит мало, когда По-крупному, но если поставит побольше, то всегда попадает в точку. Не знаю, с кем у него шайка-лейка.
Лысина с кудряшками у меня ассоциировалась лишь с Блахеем Фигатом, единственным типом, фамилию которого мне удалось узнать. Мария фамилии не знала, мы с ней ещё уточнили подробности, получилось, что это тот самый.
– Мне почему-то кажется, он из МВД, – объявила я. – Когда-то, я это наверняка знаю, МВД велело сделать специально под них заезд, и это единственный случай, когда я точно знаю, что ехал заранее условленный заезд. Им нужны были деньги на какие-то побочные цели, ставка была ещё по двадцать злотых, а заплатили чуть больше восьмидесяти. Пришёл фукс, и все удивлялись, что такой маленький выигрыш, а они взяли половину денег с ипподрома. Кроме того, я знаю двоих, которые всегда в выигрыше.
– Кого?!
– Один такой маленький, лысоватый блондин, тихий и спокойный, не знаю, как его фамилия, но знаю, что он выиграл, потому что смотрела ему под руку, а он не прятал, что пишет. Он играл только на верных лошадок, и случалось, что за целый день ставил только один раз. Но по-крупному. За двенадцать лет вынес с ипподрома кооперативную квартиру, дачку лад Бугом, скутер, машину и мебель. Я была при этом и видела собственными глазами, а вдобавок ему везло. Один раз он ошибся, в пяти конях забыл, что у нас ставка только в одну сторону, и поставил один-два. Потом сообразил и поставил ещё раз, два-один, потому что очерёдности уже не сменить. Двойка была железным фаворитом. А пришла к финишу как раз его ошибка, один-два, за ставку двадцать злотых платили двести пятьдесят, поэтому он унёс с ипподрома сразу двадцать пять тысяч. И уже не успел их проиграть, потому что перестал приходить. А второй – это Юрек.
– Который это Юрек? – подозрительно поинтересовался Метя.
– Тот, что сидит передо мной. Он только один раз за два года проиграл. Какой-то бес в него вселился, и он поставил по тем сведениям, которые у него были. Я ему, как дураку, говорила, чтобы не делал этого, и он наконец послушался. Снова ставит только на собственные идеи и после каждого сезона более или менее в выигрыше. Иногда даже по-крупному.
Тут я смолкла, потому что вспомнила, что пришла сюда получать сведения, а не делиться ими. Мария заметила, что мой сын тоже из этого дела всегда почти выходил в выигрыше, и я поддакнула. Гонорату заинтересовало, откуда же берут люди деньги на проигрыши, и объяснение вырвалось у меня само.
– Вот насчёт одного человека могу тебе сказать точно. Это был прокурор, я его лично знала. Он страшно выигрывал в покер, причём специально для того, чтобы проигрывать на бегах. На бегах он проигрывал ещё страшнее. Метя, не уходи от темы, как насчёт этой мафии?
– Которой мафии? – ядовито спросил Метя. – Там их штуки три.
– Можно про каждую по очереди. Ты кого, в конце концов, предпочитаешь, меня или ментов?
– Да уж лучше ментов, ты непредсказуема.
– Ох, смотри, прокачу тебя! – вдруг пригрозила ему Мария.
– Что?..
– На машине прокачу! С ветерком! Метя смертельно испугался.
– Нет! Это уголовно наказуемые угрозы! Изыди, сатана! Гонорка, сделай что-нибудь, они же пытки третьей степени применяют!
– Связанным прокатим! – подсказала я, прежде чем Гонората успела хоть словечко сказать. – Впихнём тебя в машину, силой или хитростью, и побьём рекорд на шоссе до Блоня.
– А почему именно до Блоня? – удивилась Гонората.
– Просто в ту сторону самое оживлённое движение. Метя получит полные штаны счастья.
От возмущения и страха Метя забулькал. Он никак не мог простить Марии её водительского мастерства, каким она его угостила, когда они оба куда-то спешили и она на крошечном «фиате» обгоняла «фольксвагены» и «мерседесы», выделывая на шоссе дьявольские штучки. Она всегда ездила быстро, а на сей раз даже превзошла самое себя, и Метя громогласно молился, чтобы им попался патруль ГАИ или иная Господня милость. Он поклялся, что никогда этого не забудет, и пока что, кажется, клятву держал крепко.
– По мне, пусть уж лучше скажет все, – решила Гонората, – а то, помню, после той поездки он три дня трясся со страху. Метя, рассказывай про мафию. Я тоже хочу услышать.
Метя перестал булькать. Он предложил тост за своё чудесное спасение и немного остыл.
– Про одну мафию весь мир знает, – сказал он.
– Кроме меня, – напомнила я. – Я составляю исключение. Присоедини, пожалуйста, меня ко всему миру.
– Потому что ты в своём санатории занята и ни с кем не разговариваешь. Кроме тебя, все знают, что есть такие трое из Ломжи, они живут в Италии. Ломжинская мафия…
– Про ломжинскую мафию я слышала, – перебила я. – Она вроде как в Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке, видимо, какая-то другая ветка. Может, филиал. Туг работают эти трое, и, ради Бога, я тебе могу даже сказать, как работают. Это не тайна. Во-первых, именно они платят за то, чтобы придерживали коней, и, например, Ровкович у них просто на ставке. Некоторые другие тоже у них на ставке, а некоторые работают по договору. Ты логически подумай! Вот прибежит к Гомореку или там к Сарновскому тип и сунет в лапу пять миллионов, чтобы тот не пришёл, так любой ведь из них умеет считать: если придёт, получит сто восемьдесят тысяч, а если проиграет – получит пять миллионов. Так какой вариант окупится?
– А уж если он едет на лошади без особых шансов… – подпустила шпильку Мария.
– А за таких, без шансов, тоже платят? – удивилась я.
– Преимущественно да, – подтвердил Метя. – Они понятия о бегах не имеют, примитивы со дна общества, я даже не уверен, что они умеют читать. Они не сами прибегают, только присылают посредника с деньгами. Они уберут с заезда одного или двух, а на оставшихся ставят так по-идиотски, что в голове не умещается.
– У меня не умещается в голове то, что ты сейчас говоришь. Почему по-идиотски?
– Потому что они ставят на то, что им подскажут. А жокеи вкупе с букмекерами очень старательно следят, чтобы выбрать что-нибудь такое, что наверняка первым не придёт. Точнее говоря, одного коня они подсказывают ещё так-сяк, а второго – просто от фонаря, и два воскресенья тому назад дали им Даниэлу. И эти лохи поставили на Даниэлу.
Мне определённо показалось, что Метя не иначе как врёт.
– Не может быть. Не могли они поставить на Даниэлу. Самая худшая двухлетка на бегах, она уже это доказала, я специально проверяла. Ну может, есть ещё один или два ещё хуже, но она уж точно в последней тройке. Кто ставил на Даниэлу?!
– Как раз эти пни. Я тебе слово даю.
– А!.. – вдруг вспомнила я. – Ну да, как раз пришла Элиана, лошадь высшего класса, за последовательность дали около двадцати тысяч! Я даже не спрашивала себя, на что. Боже милосердный, эти люди ставили…
– Как раз на Даниэлу. Они играют и в кассах, и ещё у букмекеров. Букмекеры обожают их больше собственной жизни, потому что у них ставка сто миллионов. Они ставят в последний момент, лошади к виражу подходят, а они ещё пихают букмекеру деньги. На такой идиотизм… Это же чистая прибыль!
В доли секунды я поняла как минимум половину комбинации. Букмекеры, которые принимают деньги, обычно стараются застраховаться и сами ставят деньги в кассе, особенно если в игре участвуют фавориты. То, что на лошадей ставят заранее, позволяет им сориентироваться в ситуации и протолкаться к кассе, потом они выплачивают выигрыши, но и сами их получают. С закрытием последней кассы они предоставлены собственной судьбе, страховки уже не получат, поэтому должны рисковать. Значит, если кто-то надеется на бессмысленные фуксы, они зарабатывают, забирая себе ставки, и получают чистую прибыль. Кретины, которые делают ставки на безнадёжных лошадей, должны им безгранично импонировать. Кого-нибудь, кто способен разумно ставить, они, может быть, возненавидели бы смертельно и отказывались бы принимать у него деньги или пытались бы избавиться от него любым другим способом…
– А этот Дерчик, часом, у букмекеров не игрывал? – вырвалось у меня.
– Ты очень разумно мыслишь, – похвалил меня Метя. – Не знаю, но вроде нет. Кажется, не играл.
– Если бы играл, я бы знала, кто его убил… Сговор с жокеем им необходим. Лошадь, которая наверняка не выиграет, гораздо легче заметить и выбрать, чем ту, которая придёт первой. Почти в каждом заезде я могла бы указать по крайней мере одну лошадь, на которую я могла бы поставить все сокровища мира в уверенности, что её на первых местах не будет ни в коем разе. Жокеи, конюхи или кто-то из сотрудников подсказывают плохую лошадь лопухам, лопухи мчатся к букмекерам, доходверный, как в швейцарском банке. Особенно при таких суммах…
Я вдруг увидела ещё одну возможность. А если Дерчик по глупости, по злобе или по каким-то другим причинам подсказывал кому-нибудь хороших лошадей? Может, ему просто везло и он попадал в яблочко случайно? Этот кто-то, неважно, из мафии или нет, играл у букмекеров и обошёлся им в страшную кучу денег… Но вроде никто не ставит так много, как эти жлобы…
– А они всегда играют по сто миллионов?
– Как минимум. Если удастся, то и дороже. Сами они не успели бы, у них курьеры на побегушках, рассылают их во все стороны. И мне что-то кажется, что эти посредники-курьеры обогащаются больше всех.
– Потому что у них мозги есть и они на ерунду не ставят?
– Ну конечно. Хотя раз накололся один, не поставил, потому что считал, что конь не придёт.
– А он пришёл?
– Пришёл. Бегал он, как ошпаренный кот, чтобы одолжить деньги на выплату выигрыша, одну треть вроде как раздобыл. Морда у него потом была как отбивная, но бюллетеня брать не стал. Должен выплатить все до конца, кажется, у него ещё до сих пор какая-то часть долга осталась, потому что у него теперь бзик и он боится не ставить. С жокеями тоже проделывают номер, дают, например, те жлобы для Сарновского или Замечека пять миллионов, а они передают четыре или даже три. А ведь и три миллиона больше, чем эта глупая награда за победу, правильно?
– Погодите, – перебила нас удивлённая Гонората. – Из того, что вы мне тут наговорили, получается, что примитивная мафия проигрывает? Я не ослышалась?
– Не ослышалась, ненаглядная жена, – поддакнул Метя. – Она действительно проигрывает.
– Так Зачем им все эти штучки?
– Этого никто не знает. Нравится им, видимо. Раза два за сезон им случается выиграть, но не больше, потому что парни за этим следят.
– Ну хорошо, а откуда в таком случае они берут на это деньги?
– Из чего-нибудь другого. Как Иоаннин прокурор. Где-нибудь ещё выигрывают, чтобы на бегах проигрывать. Вообще они родились богатыми, всю жизнь фарцовкой занимались, и легализация этой процедуры им принесла непоправимый вред. Но у них ещё много осталось. Глупость непостижимая, но я вам с самого начала говорил, что это деревенские лопухи.
– Ты прав. Метя, я тоже сомневаюсь, умеют ли они читать, – согласилась я. – Достаточно было бы один раз в программку заглянуть, чтобы сообразить, что их надувают. Но и так у меня тут концы с концами не сходятся, потому что если у них хватило мозгов обогатиться на чужой валюте, то должно было бы хватить мозгов и на то, чтобы её теперь не потерять.
– А какое им дело? Выигрывают в рулетку и в казино.
– Думай логически и не говори глупостей. Если бы им не хотелось выиграть, они бы вообще этим не занимались.
– Они азартные, – предположила Мария;
– Естественно, но куда в таком случае делась их деловая смётка на прибыль? Нет, я стою на своём, что-то тут не сходится, какой-то падалью из-под земли попахивает. Не говоря уже о том, что Дерчик мне все больше и больше кажется информатором. Если его укокошили не букмекеры за то, что давал игрокам хороших лошадок, тогда его шлёпнула мафия, потому что давал плохих. В конце концов они озверели и прикончили его из мести или обыкновенно, со злости. Так у меня получается.
– В какой-то степени у тебя даже слишком хорошо получается, потому что один из этой троицы человек очень нервный и прямо-таки рвётся к мордобитию, – подтвердил Метя. – Так могло быть, но не знаю, что здесь можно доказать.
Я подозрительно на него посмотрела и вспомнила, о чем должна была его спросить.
– Метя, говори правду. У меня два скромненьких вопросика. Почему тебя так этот Дерчик потряс? Ты ведь не столь уж впечатлительный, так в чем же дело?
– В том, что мне хотелось коньячку, – не задумываясь ответил Метя. – И такой хитроумный способ показался мне самым лучшим.
– Ты уже по балде за укрывательство сведений получил, – заметила ему Мария. – Хочешь ещё разок?
– От вас?
– Можешь и от нас, но в первую очередь я имела в виду злоумышленников.
– А что общего между моим шоком или коньячком и злоумышленниками?
– Гонората, он каждый день в это время не в своём уме? – озабоченно спросила я. – Или, может, только сегодня? Ему нехорошо?
– Ну как ты себе это представляешь? Жестокая и бессердечная баба бестактно и грубо рассказывает мне о страшном преступлении, что человека убили…
– Метя, она говорит то же, что и я, – перебила его Гонората. – Если ты будешь молчать как дурак, то они тебя ещё раз шандарахнут. А если ты все расскажешь, они потеряют повод, – Как же, сейчас! – сердито фыркнул Метя. – Они меня шандарахнут из мести. А вообще кто сказал, что я что-то знаю?
– За километр видать, – сухо заметила я. – Слепой увидит. И второй вопросик: кто такой Василь?
Метя покраснел, побледнел, потом снова покраснел. Потом он начал как-то странно фукать. Мы все втроём укоризненно смотрели на него, не делая скидок на его разбитую голову. Гонората положила ему кусочек паштета.
– На вот, съешь, запей и перестань этими сведениями давиться. Какой такой этот Василь? Я о нем ничего не слышала.
– Никто о нем не слышал! – пробулькал Метя. – Она одна! Прицепилась и прицепилась, вьщумала себе все!
– А вместе со мной Сарновский и Бялас, – отчётливо выговорила я.
Метя застыл с паштетом на вилке.
– Что?!..
– Сарновский и Бялас. Как раз они с сёдлами выходили. Я так поняла, что Василь велел Сарновскому спустить заезд на тормозах, хотя он фаворитом не был. Так что это за какой-то Василь? Перестань дурака валять, потому что у нас всех глаза есть и колет нам глаза то, что ты не просто знаешь что-то, но ещё и трусишь, как канадский скунс.
– Но я на сто миль не воняю! – бурно запротестовал Метя и сожрал паштет. – Ну ладно, хорошо, скажу. Не знаю, кто это, но знаю, что существует нечто такое. Может, это символ, а может, псевдоним…
– А может, человек…
– Тварь паршивая, а не человек! Ну ладно, хорошо, есть один такой. Ну ладно, вот вам, я тоже подслушал. Не знаю, кто разговаривал, два голоса я слышал, о Дерчике как раз разговор шёл. Никаких цитат, ничего не помню, что они говорили, но у них получалось, что Дерчик слишком много языком треплет и надо его утихомирить. И когда я узнал, что его радикально утихомирили, имел я право занервничать, а?
– Имел, Метя, имел, – примирительно сказала Гонората и погладила его по голове.
– Руки прочь от Кореи! – завопил Метя. – А, это моя жена… Ну ладно, я тебя люблю больше всех на свете. А этот Василь, кажется, такое что-то…
Он вдруг замолчал. Тщетно мы ждали продолжения. Метя занялся винцом.
– И где это было? – спросила я с нажимом.
– Что где было?
– Да разговор о том, что Дерчика надо утихомирить.
– В пожарной части в Ожарове.
– Где?! – поразилась Мария.
– А что это ты делал в пожарной части в Ожарове? – подозрительно спросила Гонората.
– Там клуб или просто забегаловка? – поинтересовалась я, потому что некогда в одной пожарной части существовал жокейский клуб. Это было давно и случайно, но все-таки…
Метя явно не был уверен, кому из нас отвечать первой. Разумно поступив, он выбрал жену.
– В Ожарове я был по службе, любимая моя жена, и туда пошёл устраивать дела за селёдочкой и чашечкой вполне невинной жидкости. А ты почём знаешь насчёт клуба? – напустился он на меня с обидой.
– Не знаю, я просто угадала. По жизненному опыту. Так есть клуб?
– Ну, что-то в этом роде. В подробности пускаться не стану, потому что, строго говоря, я это подслушал в туалете, и они покинули это заведение раньше меня, потому не знаю, кто это был. Одного могу угадать, это такой букмекер, среднего возраста, худой, волосики на башке поредели, зато брови кустистые.
– А! – вспомнила я, потому что этого букмекера знала в лицо.
– Ну хорошо, и что дальше? – помогла мне Мария. – Какое отношение имеет к этому какой-то Василь?
Метя словно перестал нервничать. Возможно, его успокоило винцо.
– Василь – таинственная фигура. Я могу только поклясться, что никто не знает, имя это или сокращение от василиска. О нем только шёпотом и говорят. Я так понял, что он всю развлекательную индустрию в кунаке держит. И ты мне теперь говоришь, что Сарновский!..
– Ну и что? Ты считал, как и все, что Сарновский там правит бал? А теперь вроде как получается, что Сарновский подчиняется Василю?
– Ну да, так оно получается, и мне это совсем не нравится. Теперь-то я вам всю правду скажу до конца. Я был по службе на одном таком банкетике на рабочем месте. Малиновский организовывал для заграничного посредника, и там говорилось про.., как бы это лучше сказать.., обман партнёра. Что тёмных лошадок показали.., что-то в этом роде.
– Малиновский?! – изумилась Мария.
– Какое там Малиновский! Он в этом участия не принимал и ничего не слышал. А посредник по-польски только и мог сказать, что «пошалюста» и «пошель на хрэнь». Не знаю, почему его именно этому научили. А когда поднимал бокал, говорил «фаше здароф», дальше у него не получалось. А не понимал вообще ни слова…
– Метя, кончай жалеть заграничного посредника, говори эту страшную правду, – призвала я его к порядку. – Речь шла об арабских скакунах?
– Да вовсе нет. Он интересовался разведением, вообще производителями. И многообещающими трехлетками, они ведь там берут бешеные деньги за покрытие кобылы.
– Мы и маток продаём, как идиоты, – заявила Мария прокурорским голосом. – Не знаю, кто это решает, но, должно быть, враг нашего коневодства.
– Да им деньги нужны.
– Ну так это политика мало сказать близорукая, она же просто ведёт назад! Если они не видят дальше собственного носа, то у них нос просто вдавленный! Отрубленный!
– Не кажется ли вам, что вы слегка оторвались от темы? – неуверенно вставила Гонората.
– Гадюку я пригрел на своей груди! – душераздирающе простонал Метя. – Никуда мы не отошли, это и есть тема. Ну да, самых лучших маток, самых лучших производителей нужно оставлять себе, а если уж какой-нибудь кретин захочет их продать, надо сделать так, чтобы он не смог. Понимаете, что я говорю?
– Понимаем, – безжалостно сказала я, потому что Метя явно не хотел говорить дальше. – Надо сделать какой-нибудь трюк, лучших Лошадей спрягать, показать тех, что похуже, иностранный покупатель купит похуже, а лучших вообще не увидит, и вредный кретин не сможет продать самых-самых. Зато получит больше бабок за тех, что поплоше, и его, может быть, это утешит.
– Ты просто за меня эти золотые слова сказала! – запальчиво выкрикнул Метя. – За твоё здоровье! Чествовать её!
Я позволила за себя выпить, лично приняла в этом участие, но от Мети не отцепилась.
– Валяй, Метя, дальше. Где-то тут зарыт Василь.
– Он там был, – сказал Метя через пару минут молчания, уставившись на цветущий кактус Гонораты. Мы подождали ещё минутку.
– Василь был там, на том приёме? – уточнила Мария.
– Да. Головой ручаюсь. Так получалось из разговора. Это можно устроить без проблем, такой показ коней похуже и укрывание лучших. И вообще это пустяк, тьфу и растереть.
– То есть из всего этого следует, что Василь – личность положительная? – проговорила я с большим сомнением.
– Да, – подтвердил Метя. – А Дерчик – вещественное тому доказательство.
Ровно три секунды я думала, могут ли полбутылки вина дать такие последствия. Да пет, невозможно, я же начала с паштета! Буря в мыслях – следствие сложностей жизни, а не избытка алкоголя.
– Метя, подожди, – попросила я кротко. – Ты слышал трёп. Я свято верю, что ты его абсолютно правильно понял. Кто там что говорил, ты, наверное, знаешь. Я хочу сказать, ты отгадал, кто такой Василь, на основании тех слов, которые он высказал?
– Ты как-то уж очень мудрено выражаешься, но я гениальный и все понял, – ответил Метя. – Нет, не отгадал.
– Почему?
– Потому что я не мог сориентироваться, кто что говорит. Не исключено, что я смутно помнил, кто есть кто, и двоих-троих вообще забыл. Я склонен думать, что троих.
– Метя, ты что, был в сосиску пьян? – с упрёком спросила Гонората.
– Был. Но я очень прилично притворялся трезвым. И за то страдаю. За талант.
Пощупав голову с мученическим выражением лица, он откинулся назад и из-за оконной шторы вытащил очередную бутылку вина. Я пододвинула ему штопор.
– И ты столь талантливо симулировал трезвость ума, что все поверили, – сообразила я. – Теперь Василь уверен, что ты его расшифровал, поэтому велел тебя обезвредить. А ты и впрямь не знаешь, кто это?
– Я и впрямь не знаю, – заверил меня Метя. – Один из четверых. Но я никого из них не знаю и не знаю, как их зовут. Могу вам поклясться, я спрашивал Малиновского, он тоже понятия не имеет, кто эти типы, но в банкете принимали участие двадцать семь человек. Двое отпадают: Малиновский и заграничный посредник, они как раз трепались у окна, остаётся двадцать пять человек.
– Двадцать четыре. Ещё и ты отпадаешь. Если бы Василем был ты, ты бы про это знал.
– Двадцать четыре. Тоже неплохо. Между ними Василь, который считает, что я его знаю. Так что мне делать? Драпать в Аргентину?
– Он один из тех, кто ходит на бега, – подсказала Гонората.
– Да все, кто там был, ходят на бега.
– Ежи… – начала я. – То есть, пардон, Малиновский. Он же должен знать, кого приглашал на раут. Как ты думаешь, он сможет вспомнить? Ментов надо натравить дипломатично.
– Весьма дипломатично, потому что дело было в прошлом году. Не знаю, вспомнит ли он, но секретарша у него хорошая, может, она что-нибудь знает. Мы узнаем фамилии двадцати четырех типов, строго говоря, восемнадцать из тех двадцати четырех я знаю лично, ну и что мы с этого получим?
– Не мы, а менты. У них будет двадцать четыре штуки подозреваемых…
– И это их так обрадует?
– Это все-таки лучше, чем двадцать четыре тысячи. А в лицо ты бы их не узнал?
– Кого?
– Тех четверых, среди которых был Василь? Метя налил всем вина, подсунул Гонорате тарелку, получил кусок паштета и задумался.
– Нет, – сказал он. – Органы зрения у меня в тот момент работали хуже, чем органы слуха. Я вам признаюсь, что их временами было восемь, но я помнил, что их четверо, и развлекался тем, что пытался угадать, которые из восьми настоящие.
– Ну да, – с ужасом сказала я, – теперь-то я все понимаю. Он пристально на них таращился, и не исключено, что таращился прямо на Василя. А тот это заметил. И никакая сила его не убедит, что Метя его не знает. Не представляю, что и делать.
– У Мети бюллетень, – сказала Гонората. – Я его дома запру на ключ. Нельзя ли все это распутать, пока у него ещё бюллетень?
– Если у тебя есть шансы напустить на них полицию, так сделай это, – посоветовала мне Мария. – У всех хватит ума все им рассказать, а если этот чёртов Василь действительно существует и подстраивает бега, то он у меня в печёнках. Пусть поймают его и что-нибудь плохое ему сделают.
– Аминь, – торжественно произнёс Метя, поднимая бокал. – А сейчас бы посмотрел, что там в среду.
– Шанс у меня есть, полицию натравлю, – обещала я. – Я бы тоже посмотрела, что там в среду, и можете спокойно говорить, где Болек обещает прийти первым, я и так на это внимания не обращаю…
– В четвёртом заезде идут две лошади, и не знаю, зачем там записаны шесть, – объявил пан Злись сразу как пришёл.
– И что это за две такие лошади? – подозрительно спросила я.
– Двойка и шестёрка. Остальных все равно что нет.