Текст книги "Творения, том 9, книга 2"

Автор книги: Иоанн Златоуст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

10. Кто из имеющих ум не предпочел бы лучше тысячу раз умереть, чем прожить таким образом один день? На следующий день после такого смешного препровождения времени человек по видимому встает и трезвым, однако, и тогда не имеет совершенного целомудрия, так как его глаза подернуты еще туманом после бури пьянства. Положим даже, что он и совершенно трезв: какая от этого польза? Трезвость его непригодна ни к чему иному, как только заметит порицателей его. Пока он был в безобразном положении, то имел ту выгоду, что не чувствовал насмешек, а с наступлением дня лишается и этого утешения, потому что сам замечает, как слуги перешептываются, жена краснеет от стыда, друзья осуждают и враги насмехаются. Что может быть печальнее такой жизни – в течение дня служить посмешищем для всех, а вечером опять приводить себя в то же безобразное положение? Но что? Ты желаешь, чтобы я представил тебе в пример лихоимца? И лихоимство есть пьянство своего рода, даже более неприятное, а если оно есть пьянство, то, без сомнения, есть и смерть, притом гораздо хуже той смерти, так как и самое опьянение сильнее. Не так гибельно упиться вином, как страстью к деньгам; там вред ограничивается болезнью и оканчивается бесчувственностью и гибелью самого упившегося, а здесь простирается на тысячи душ, всюду возбуждая различные нападения. Итак, противопоставим одно другому, посмотрим, что у них общего и в чем один превосходит другого, и сделаем сейчас сравнение обоих упившихся. Ведь с тем блаженным, живущих по Духу, их нельзя и сравнивать, а можно только рассматривать в отношении друг к другу. Итак, представим еще раз трапезу, за которой тысячи убийств. Что между ними общего и в чем они походят один на другого? В самом характере болезни: хотя вид пьянства различен, так как одно производится вином, а другое деньгами, но страсть одинакова, потому что они оба одинаково одержимы безумной похотью. Как упивающийся вином, чем больше выпьет чаш, тем больше их желает, так и любящий деньги, чем больше приобретает, тем сильнее разжигает пламя страсти и тем большею томится жаждою. В этом они имеют сходство между собою, а в другом сребролюбец, в свою очередь, имеет преимущество. В чем же именно? В том, что один переносит нечто сообразное с природою, потому что вино имеет горячительное свойство и, усиливая врожденную сухость, таким образом производит у пьяных жажду. А лихоимец вследствие чего постоянно желает большого? Отчего происходит, что когда он больше обогащается, тогда живет в большей нищете? Страсть эта неудобопонятна и походит больше на загадку. Но посмотрим на них, если угодно, когда опьянение их прошло; впрочем, сребролюбца никогда и нельзя увидеть по окончании пьянства, он всегда находится в состоянии опьянения. Итак, посмотрим на них обоих в состоянии опьянения, разберем, кто из них смешнее, и изобразим их самыми точными чертами. Представим себе человека, потерявшего рассудок от вина, как он при наступлении вечера смотрит во все глаза и никого не видит, как бесцельно и без причины блуждает кругом, натыкается на встречающихся, изрыгает, как он растрепан и обнажен до бесстыдства, как жена, дочь, служанка и все много смеются над ним. Выведем также на средину и сребролюбца. Здесь поступки достойны не только смеха, но и проклятия, сильного гнева и бесчисленных громов. Впрочем, рассмотрим пока одно смешное. И сребролюбец, подобно пьяному, никого не узнает, ни друзей, ни недругов, также слеп, хотя смотрит во все глаза, и как тот везде видит вино, так этот везде видит деньги. Изрыгаемое им гораздо гнуснее, потому что он извергает из себя не пищу, но слова хулы, оскорблений, вражды и смерти, привлекая тем на свою голову тысячи небесных молний. Как у пьяного тело бывает синее и расслабленное, такова же у сребролюбца душа, а лучше сказать, и самое тело у него не свободно от этой болезни, но подвержено ей в большей степени, потому что хуже вина изъедают и постепенно истощают его заботы, гнев, бессонница. Одержимый пьянством может хотя ночью протрезвиться, а сребролюбец пьян постоянно, и днем и ночью, и в бодрственном состоянии и во сне, подвергаясь наказанию больше всякого узника и работающих в рудниках или даже другому более тяжелому мучению.

11. Скажи же теперь – жизнь ли это, а не смерть ли, или – не хуже ли и всякой смерти? Смерть доставляет покой телу, избавляет от насмешек, стыда и грехов, а эти два рода пьянства ввергают во все это, заграждают слух, ослепляют глаза и держат рассудок в большом мраке. Сребролюбец ни о чем не хочет ни слышать, ни говорить, как только о прибыли и росте на прибыль, о бесстыдных барышах, о ненавистных торговых заведениях, о делах приличных рабам, а не свободному человеку; как собака, он на всех лает, всех ненавидит, от всех отвращается, против всех враждует без всякой к тому причины, восстает на бедных, завидует богатым, ни с кем не водит дружбы. Если он имеет жену, детей и друзей и если из всего этого нельзя извлечь ему для себя выгоды, то они являются ему врагами более злыми, чем враги действительные. Что может быть хуже такого безумия? Что несчастнее того, когда человек сам себе всюду устраивает утесы, подводные камни, стремнины, пучины и бесчисленные бездны, когда он имеет одно только тело и служит одному чреву? Если тебя привлекают к общественным делам, ты избегаешь этого, опасаясь больших издержек, а сам на себя налагаешь тысячи дел, которые гораздо труднее общественных, совершаешь маммоне служения, которые не только более убыточны, но и более опасны, и приносишь этому злому мучителю не только деньги, телесный труд, душевные мучения и скорби, но и самое тело свое, чтобы у тебя, жалкий и бедный человек, от этого варварского рабства что-нибудь прибавилось. А разве ты не видишь, сколько людей относится на кладбище каждый день, не видишь, что они идут в могилу нагими и лишенными всего и не только не имеют возможности взять ничего из своей собственности, но и то, чем прикрыты, должны уступить червям? Смотри же на них ежедневно и, может быть, это укротит твою страсть, если только, вследствие издержек на погребение, не будешь безумствовать еще больше: ведь страсть жестока, болезнь ужасна. Потому-то и мы в каждое ваше собрание беседуем об этом и постоянно оглашаем ваш слух, чтобы хотя вследствие повторения мог получиться какой-нибудь успех. Но не возражайте: эта разновидная страсть готовит вам многие мучения не только в будущий день, но и прежде его. Стану ли говорить о тех, кто постоянно находится в узах, или кто одержим долговременною болезнью, или борется с голодом, или о ком-либо другом, – ни о ком не смогу сказать, что он терпит столько же, сколько сребролюбцы. Что может быть ужаснее – для всех представляться ненавистным и всех ненавидеть, ни к кому не относиться хорошо, никогда не быть сытым, всегда терпеть жажду, непрестанно бороться с голодом, который гораздо тяжелее обыкновенного, иметь ежедневные скорби, никогда не быть в здоровом уме, постоянно находиться в волнении и тревогах? Все это и еще больше этого переносят сребролюбцы: в случае прибыли, хотя бы получили и владеют всем, они не чувствуют никакого удовольствия, потому что желают большего, а в случае ущерба, хотя бы потеряли один оболь, они представляют себе, что ни с кем не случалось большего несчастья, как будто они потеряли и самую жизнь. Какое слово может изобразить это зло? А если такова здешняя участь сребролюбца, то помысли, что ожидает его по смерти: лишение Царства, геенские муки, вечные узы, внешний мрак, ядовитый червь, скрежет зубов, скорбь, теснота, огненные реки, никогда неугасающая пещь. Собразив все это, и сравнив с удовольствием от денег, исторгни с корнем эту болезнь, чтобы, получивши истинное богатство и освободившись от ужасной этой нищеты, достигнуть тебе и настоящих и будущих благ благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 14

“Итак, братия, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти; ибо если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете” (8:12,13).

1. Показав, какова награда духовной жизни, которая вселяет в нас Христа, оживотворяет мертвенные тела, окрыляет к небу, делает стезю добродетели более удобной, (апостол) необходимо потом представляет увещание, говоря: итак, мы не должны жить по плоти. Впрочем, он не так сказал, а гораздо выразительнее и сильнее, говоря, что мы должники Духу, – словами: “мы не должники плоти” он именно на это указал. И всюду он это раскрывает, доказывая, что все, совершенное для нас Богом, было не по долгу, а по одной только благодати, все же происходящее после этого от нас, есть не дар, а долг. На это он намекает, когда говорит: “Вы куплены [дорогою] ценою; не делайтесь рабами человеков” (1 Кор. 7:23), и то же самое показывает, когда пишет: “Вы не свои” (1 Кор. 6:19). И о том же самом упоминает еще в другом месте, говоря: “Если один умер за всех, то все умерли”, и: “За всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили” (2 Кор. 5:14,15). То же подтверждает и здесь словами: “мы …должники”. Потом, так как сказал, “мы не должники плоти”, то, чтобы ты опять не отнес этого к существу плоти, он не остановился на этом, но присовокупил: “чтобы жить по плоти”. Многое обязаны мы делать и для плоти: питать ее, греть, покоить, лечить в болезни, одевать и оказывать ей множество других услуг. Итак, чтобы ты не подумал, что (апостол) запрещает такое служение плоти, он, сказав: “мы не должники плоти”, поясняет это, говоря: “чтобы жить по плоти”. Запрещаю, говорит он, иметь такое попечение о плоти, которое доводит до греха, а с другой стороны, желаю, чтобы были заботы и о ней, что он и разъяснил впоследствии. А именно, сказав: “и попечения о плоти не превращайте”, не остановился на этом, но присовокупил: “в похоти” (Рим. 13:14). Тому же и здесь учит, говоря: пусть и плоть будет предметом попечения, потому что мы должники ее в этом, но, конечно, не станем жить по плоти, то есть не станем делать ее госпожою нашей жизни. Необходимо, чтобы она шла позади, а не впереди, чтобы она не управляла нашей жизнью, а принимала законы Духа. Итак, определив это и подтвердив, что мы должники Духа, потом показывая, должниками каких благодеяний мы состоим, (апостол) говорит не о прошедшем, но о будущем, в чем и должно особенно дивиться его благоразумию. Хотя и прежних благодеяний было достаточно, но, однако же, он не представляет их теперь и не говорит о неизреченных тех милостях, а указывает на будущие. Многих обыкновенно трогает не столько оказанное уже прежде благодеяние, сколько ожидаемое и будущее. Намереваясь же (говорить о будущих благодеяниях, апостол) сперва устрашает скорбными и худыми последствиями плотской жизни и говорит так: “Ибо если живете по плоти, то умрете”, разумея здесь смерть бессмертную, то есть наказание и мучение в геенне. Лучше же сказать, – если тщательно рассмотреть это, – живущий по плоти мертв даже и в здешней жизни, как было уже вам объяснено нами в предыдущей беседе. “А если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете”. Замечаешь ли ты, что он говорит не о природе тела, но о плотских делах? Он не сказал: «если Духом умерщвляете телесное естество, будете живы», но – “дела” и притом не все, а порочные, это ясно и из последующего, где он говорит: если сделаете это, будете живы. Да и как это было бы возможно, если бы он говорил о всех делах вообще? Ведь и видеть, и слышать, и говорить, и ходить – есть плотское дело; и если станем умерщвлять такие дела, то настолько отрешимся от жизни, что подвергнемся обвинению и в самоубийстве. Итак, какие же дела (апостол) повелевает умерщвлять? Те, которые приводят к пороку, клонятся ко злу, которых невозможно умертвить иначе, как Духом. Убивши же другие дела, можно убить и себя самого, что не позволительно, а эти дела умерщвляются только Духом. Если Дух является, все волнения утихают, все страсти усмиряются и ничто не восстает против нас. Заметил ли ты, как (апостол) увещевает нас будущими благами (о чем я сказал выше) и доказывает, что мы должники не в силу только сделанного уже для нас? Благодеяние Духа, говорит он, состоит не только в том, что Он отпустил нам прежние грехи, но и в том, что соделывает нас и в будущем непобедимыми для греха и удостаивает бессмертной жизни. После того, указывая на новую награду, присовокупил: “Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии” (Рим.8:14).

2. Этот венец гораздо важнее прежнего. Потому не просто сказал: все живущие Духом Божиим, но – “Ибо все, водимые Духом Божиим”, чем выражает свое желание, чтобы Дух Божий был господином нашей жизни, как кормчий управляет кораблем, или возница парой коней. Не на одно тело, но и на душу (апостол) налагает такую узду. Он не желает, чтобы душа господствовала, но власть ее подчинил силе Духа. Чтобы (римляне), уповая на дар крещения, не пренебрегли последующей своей жизнью, (апостол) говорит, что, хотя ты и принял крещение, однако, если после этого не будешь водиться Духом, то утратишь дарованное тебе достоинство и право усыновления. Потому не сказал – те, которые приняли Духа, но: “Ибо все, водимые Духом Божиим”, - т.е., те, которые так живут в продолжение целой жизни, - “суть сыны Божии”. А как это достоинство дано было и иудеям, потому что сказано: “Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы” (Пс. 81:6); и еще: “Воспитал и возвысил сыновей” (Ис. 1:2); и опять: “Израиль [есть] сын Мой, первенец Мой” (Исх. 4:22), а также сам Павел говорит: “Которым принадлежат усыновление” (Рим. 9:4 – стояла сноска: 4:4), то он и раскрывает, какое существует различие между той и другой честью. Хотя названия одни и те же, говорит он, но дела не одни и те же. И ясное доказательство этого представляет в сравнении и благоуспевших, и сообщенных даров, и будущих наград. И, во-первых, показывает, какие дары сообщены были иудеям. Какие же именно? – Дух рабства. Потому присовокупил: “Потому что вы не приняли духа рабства, [чтобы] опять [жить] в страхе (Рим. 8:15). Потом, не сказавши о противоположном рабству, то есть, духе свободы, указал на то, что гораздо важнее, – именно на дух усыновления, чрез который сообщается и дух свободы, говоря: “Но приняли Духа усыновления”. Понятно, что значит дух усыновления, но что такое дух рабства, это непонятно, а потому необходимо это объяснить, тем более, что сказанное (апостолом) не только неясно, но даже совершенно невразумительно. Ведь народ иудейский не получил Духа, – о чем же говорит здесь (Павел)? Так он назвал письмена, потому что они были духовны, а равно и закон духовен, и вода из камня, и манна: “И все ели, – говорит, – одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие” (1 Кор. 10:3). И камень называет также духовным, говоря: “Ибо пили из духовного последующего камня” (1Кор. 10:4). Так как все эти действия были сверхъестественны, то (апостол) назвал их духовными, хотя участвовавшие тогда в них и не приняли Духа. Почему же ветхозаветные письмена были письменами рабства? Рассмотри всю жизнь иудеев и тогда ясно узнаешь это. У них и наказания воздавались вскоре, и награда следовала тотчас, будучи соразмерной и подобной какому-то ежедневному содержанию, выдаваемому слугам; повсюду пред взором их предносился сильный страх, строго соблюдались телесные омовения, до воздержания в поступках включительно. У нас же не так, но очищается помысел и совесть. (Христос) не говорит только – не убивай, но и – не гневайся, или не только – не прелюбодействуй, но и – не смотри нечистым оком, чтобы мы не из страха настоящего наказания, а из любви к Нему приобретали навык в добродетели и успевали во всем прочем. (Бог) не обещает земли, текущей медом и молоком, но делает нас сонаследниками Единородного, всеми мерами отклоняя нас от настоящих благ и обещая преимущественно даровать такие, какие свойственно получить сделавшимся сынами Божиими; у нас ничего нет чувственного, ничего телесного, но все духовно, иудеи, хотя и назывались сынами, но как рабы, а мы, как сделавшиеся свободными, получили усыновление и ожидаем себе неба; с иудеями (Бог) беседовал чрез других, а с нами Сам лично. Иудеи все делали, побуждаемые страхом наказания, а духовные все делают по желанию и любви и доказывают это тем, что преуспевают сверх предписанного в заповедях. Иудеи, как наемники и неблагодарные, никогда не переставали роптать, а христиане угождают Отцу; те, будучи облагодетельствованы, богохульствовали, а мы и в опасностях благодарим. Хотя грешникам и теперь должно подвергнутся наказанию, но и в этом большое различие, иудеев священники побивали камнями, сжигали и подвергали отсечению членов тела; равно и мы подлежим взысканию, но для нас достаточно отлучения от Отчей трапезы и удаления от созерцания ее на определенное число дней. Для иудеев усыновление было только честью наименования, а у нас за этим следует и дело – очищение посредством крещения, дарование Духа и ниспослание прочих благ. К этому можно прибавить много и других доказательств нашего благородства и их незначительности. Апостол, все это обозначив словами – Дух, страх и усыновление, представляет и другое доказательство того, что мы имеем духа усыновления. Какое же именно? “Которым взываем: «Авва, Отче!»”.

3. Насколько это важно – о том хорошо знают просвещенные, так как им в таинственной молитве повелевается прежде всего произносить это изречение. Итак, что же? Разве иудеи не называли Бога Отцем? Не слышишь ли, что говорит Моисей: “Заступника, родившего тебя, ты забыл, и не помнил Бога, создавшего тебя” (Втор. 32:18)? Не слышишь ли, как Малахия укоряет и говорит: “Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас” (Мал. 2:10)? Но хотя бы были приведены и другие многие изречения (Писания), однако, мы нигде не найдем того, чтобы иудеи называли Бога именем Отца и молились Ему. У нас же и священникам, и мирянам, и начальникам, и подчиненным – всем повелено так молиться. И это есть первое слово, которое мы произносим после чудесного того рождения и после нового и необычайного порядка вскормления. Притом, если иудеи когда-нибудь называли Бога Отцем, то по собственному разумению, а живущие по благодати называют так, побуждаемые силою Духа. Как есть дух мудрости, посредством которого немудрые сделались мудрыми, что и обнаружилось в учении, как есть дух силы, посредством которого немощные воскрешали мертвых и изгоняли бесов, есть также дух дара исцелений, дух пророчества и дух языков, так есть и дух усыновления. И как о духе пророчества мы знаем, что имеющий его предсказывает будущее, изрекая не от своего ума, но движимый благодатью, так должно сказать и о духе усыновления, что принявши его именует Бога Отцем, побуждаемый Духом. Апостол, желая показать истинное наше происхождение, употребил и еврейское выражение, он не сказал только – Отче, но – «Авва, Отче!», как преимущественно законные дети называют отца. Итак, сказавши о различии в жизни, в дарованной благодати и свободе, (апостол) представляет и новое доказательство превосходства, получаемого от этого усыновления. Какое же именно? “Сей самый Дух, – говорит он, – свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии” (Рим. 8:16). Я утверждаю это, говорит он, не только на основании слова, но и на основании причины, порождающей слово, так как произношу это по внушению Духа. Это (апостол) еще яснее выразил в другом месте, сказавши: “Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче!»” (Гал. 4:6). Что же значит – “Дух свидетельствует духу нашему”? Утешитель, говорит (апостол), свидетельствует о сообщенном нам даровании. Это – не только голос дарования, но и голос Утешителя, подавшего дар; Он Сам посредством дарования научил нас произносить это слово. А когда свидетельствует Дух, какое может быть недоумение? Если бы это обещал человек, или ангел, или архангел, или другая какая-нибудь подобная сила, то для некоторых сомнение, пожалуй, было бы возможно, но, когда высочайшее Существо и даровало это, и свидетельствует нам об этом тем словом, которое повелено произносить в молитве, тогда кто может сомневаться в достоинстве? Когда царь кого-нибудь жалует и пред всеми объявляет о его чести, то осмелится ли кто-нибудь из подданных ему противоречить? “А если дети, то и наследники” (ст. 17), – продолжает (апостол). Замечаешь ли, как он постепенно увеличивает дар? Так как можно быть детьми и не сделаться наследниками (ведь не все дети бывают наследниками), то (апостол) присовокупляет еще: “и наследники”. Иудеи, помимо того, что не были усыновлены, как мы, еще лишены были и наследства: “Злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям” (Mф. 21:41). А прежде того (Христос) сказал: “Что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном, а сыны Царства извержены будут” (Mф. 8:11,12). Но (апостол) и на этом не останавливается, а прибавляет нечто большее. Что же именно? То, что мы наследники Божии, почему и присовокупил: “наследники Божии”. И что еще важные, не просто наследники, но и “сонаследники же Христу”. Видишь ли, как (апостол) старается приблизить нас ко Владыке? Так как не все дети бывают наследниками, то он показывает, что мы и дети, и наследники. Далее, так как не все наследники бывают наследниками великих деяний, то он показывает, что мы и это имеем, будучи наследниками Бога. И опять, так как можно быть наследником Бога, но не сонаследником Единородного, то показывает, что мы и это имеем. И заметь мудрость (апостола): когда он говорил о том, что потерпят живущие по плоти, он не распространился в описании скорбей, а сказал только, что они умрут, а, коснувшись обетований, говорит гораздо обширнее, упоминает о воздаянии наград и перечисляет различные и великие дары. Если и быть сыном – неизреченная благодать, то представь, насколько важно быть притом и наследником. А если это важно, то гораздо выше быть сонаследником. Потом, желая показать, что все это не есть дар одной благодати, и вместе придать более достоверности словам своим, (апостол) присовокупил: “Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться” . Если мы, говорит (Павел), участвовали (со Христом) в скорбях, тем более будем участвовать в радостях. Тот, Кто одарил такими великими благами еще не оказавших никаких заслуг, не тем ли более вознаградит их, когда увидит, что они и потрудились, и столько страдали?

4. Итак, доказав, что воздаяние действительно существует, апостол, чтобы речь его получила достоверность и чтобы никто не сомневался, снова доказывает, что оно имеет также силу благодати, – отчасти для того, чтобы и сомневающиеся поверили сказанному, и поверившие не стыдились, будто бы они всегда спасаются по милости, отчасти для того, чтобы ты знал, сколько воздания Божии превосходят труды твои. Первое он выразил, сказав: “Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться”, а относительно второго прибавил, говоря: “Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас” (ст. 18). В предыдущих словах (апостол) требует духовного исправления нравов, когда говорит: вы не должны жить по плоти, то есть должны удаляться похоти, гнева, сребролюбия, тщеславия, зависти; а теперь, после того как напомнил верующему о всем данном ему даре, имеющем значение и для будущего, после того как укрепил и возвысил его упованиями, поставил близ Христа и объявил сонаследником Единородного, теперь смело выводит его на бедствия. Не одно ведь и то же побеждать страсти, в нас возникающие, и переносить внешние искушения – побои, голод, лишение имущества, заточения, оковы, ведение на казнь. Для последнего много нужно благородства души и бодрости. И заметь, как (апостол) вместе принижает и возвышает мудрование подвизающихся. Всякий раз, как он указывает на то, что награды выше трудов, он побуждает к большим трудам и не допускает высоко о себе думать, как побеждаемых воздаянием венцов. И в другом месте он говорит: “Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу” (2 Кор. 4:17). Эта речь у него была к более любомудрым; здесь же он не признает страданий легкими, а утешает в них воздаянием будущих благ, говоря: “Что нынешние временные страдания ничего не стоят”. И не сказал: ничего не стоят в сравнении с будущей радостью, но – что гораздо сильнее – в сравнении с будущею славою. Где радость, там не всегда бывает и слава, а где слава, там, конечно, и радость. Потом, сказав, что слава есть будущая, доказывает, что она уже и существует. Не сказал: в сравнении с тою, которая будет, но: “которая откроется”, т.е., она и теперь есть, но скрыта, что яснее он выразил в другом месте, сказав: “Жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге” (Кол. 3:3). Итак, уповай на эту славу: она уже готова и ожидает твоих трудов. Тебя печалит то, что она еще впереди, но это самое и должно радовать тебя, так как там уготована слава великая, неизреченная и превосходящая настоящее твое состояние. (Апостол) не без цели сказал: “Нынешние временные страдания”, но с намерением показать, что будущая слава превосходит настоящую, не только качеством, но и количеством. Нынешние страдания, каковы бы они ни были, прекращаются с настоящею жизнью, а будущие блага простираются на бесконечные века. И так как (апостол) не мог подробно исчислить и изобразить их словом, то наименовал их славою, которая в особенности представляется для нас приятною, потому что почитается вершиною и главою всех благ. (Апостол) и другим способом ободряет слушателя и усиливает речь указанием на творение, имея в виду в следующих словах две цели: внушить презрение к настоящему и – желание будущего; вместе с этим он имеет и третью цель, которую правильнее назвать первою, – именно показать, насколько любезным является Богу человеческий род и в какой чести у Него естество наше. Кроме того, одним этим учением (апостол), как паутину и детские игрушки, ниспровергает все толки философов, составленные ими об этом мире. Но, чтобы это было более ясно, выслушаем собственные апостольские слова. “Ибо тварь с надеждою ожидает, – говорит, – откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде” (ст. 19,20). (Апостол) говорит здесь о следующем: тварь эта сильно мучится, чая и ожидая тех благ, о которых мы теперь сказали – чаяние и есть сильное ожидание. А чтобы речь была выразительнее, (апостол) олицетворяет весь этот мир, как делают и пророки, говоря, что реки рукоплещут, холмы скачут, горы прыгают, – но не затем, чтобы мы считали их одушевленными и приписывали им какой-нибудь помысел, но для того, чтобы мы заключали о преизбытке благ, простирающихся и на самые бесчувственные твари.

5. То же самое (пророки) нередко делают и при изображении чего-нибудь печального, говоря, что виноградник плачет, вино, горы и своды в храмах громко шумят, – чтобы мы опять поняли чрезмерность зол. И апостол, подражая (пророкам), олицетворяет здесь творение и говорит, что оно стенает и мучится не потому, чтобы действительно он услышал стенание земли и неба, но с целью выразить изобилие будущих благ и желание освобождения от настоящих зол. “Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее”. Что значит – “тварь покорилась суете”? Сделалась тленною. Для чего же и по какой причине? По твоей вине, человек. Так как ты получил смертное и подверженное страданиям тело, то и земля подверглась проклятию, произрастила терния и волчцы. А что и небо, обветшавшее вместе с землею, впоследствии будет иметь лучший жребий, послушай, как говорит об этом пророк: “В начале Ты, основал землю, и небеса – дело Твоих рук; они погибнут, а Ты пребудешь; и все они, как риза, обветшают, и, как одежду, Ты переменишь их, и изменятся” (Пс. 101:26,27). И Исаия восклицает: “Поднимите глаза ваши к небесам, и посмотрите на землю вниз: ибо небеса исчезнут, как дым, и земля обветшает, как одежда, и жители ее также вымрут” (Ис. 51:6). Понял ли ты, как тварь послужила суете и как она освобождается от тления? Один говорит: “Как одежду, Ты переменишь их, и изменятся”, а Исаия говорит: “Жители ее также вымрут”, указывая не на совершенную гибель, так как живущие на земле, то есть люди, подвергнутся не конечной, а временной гибели, от которой перейдут в бессмертие; также и тварь. Все это (пророк) и выразил словами: “также вымрут”. То же самое говорит и Павел впоследствии, а пока он рассуждает о рабстве и показывает, отчего оно произошло, и причиною считает нас самих. Итак, что же? Неужели тварь, подвергаясь этому из-за другого, оскорблена? Нисколько, потому что она для меня и существует. А если она существует для меня, то каким образом она может подвергаться обиде, как скоро переносит это для моего исправления? Да и вообще, к неодушевленному и бесчувственному не следует и прилагать понятия о справедливом и несправедливом. Но Павел, после того как олицетворил тварь, и не входит в дальнейшие рассуждения по поводу сказанного, а спешит как можно более утешить слушателя другою мыслию. Какою же именно? Что ты говоришь? рассуждает он: неужели тварь чрез тебя потерпела зло и стала тленною? Но ей не причинено этим никакой обиды, потому что чрез тебя же она опять будет нетленною, как это и указано словом – “в надежде”. Когда же говорит – “покорилась … не добровольно”, то этими словами он вовсе не показывает, что тварь владеет разумом, но вразумляет тебя, что все было делом попечения Христова, а не ее заслуги. Дальше (апостол) говорит, в какой надежде (тварь покорилась суете). “Что и сама тварь освобождена будет” (ст. 21). Что значит: “сама”? Не ты один, но то, что ниже тебя, что не имеет ни разума, ни чувства, – и то будет с тобою участвовать в благах. “Освобождена будет, – говорит (апостол), – от рабства тлению”, то есть, не будет уже тленной, но сделается соответственной благообразию твоего тела. Как тварь сделалась тленною, когда тело твое стало тленным, так и тогда, когда тело твое будет нетленным, и тварь последует за ним и сделается соответственною ему. Выражая это, (апостол) прибавил: “В свободу славы детей Божиих”, то есть посредством свободы. Как кормилица, воспитавшая царского сына, когда он получит отеческую власть, наслаждается вместе с ним благами, так и тварь, по словам апостола. Видишь ли ты, что человек всюду бывает впереди и что все для него делается? Замечаешь ли, как (апостол) утешает подвизающегося и доказывает неизреченное Божие человеколюбие? Зачем скорбишь по поводу искушений? говорит он. Ты терпишь сам за себя, а тварь за тебя терпит. И не только утешает, но и доказывает достоверность сказанного им. Если надеется тварь, которая из-за тебя стала тем, что она теперь, тем более надейся ты, чрез которого тварь будет наслаждаться всеми теми благами. И люди обыкновенно одевают слуг в лучшее платье ради чести сына, когда ему нужно показаться во всем своем достоинстве. Так и Бог облекает тварь нетлением в свободу славы чад. “Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне” (ст. 22).