Текст книги "Запретная Зона"

Автор книги: Иннокентий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

8

Я проснулся от осторожного, но настойчивого стука. Некоторое время я продолжал лежать, безучастно слушая его и даже не пытаясь сообразить, где я нахожусь, и почему вокруг так темно. Потом включился свет, и я увидел, что лежу на кафельном полу ванной на расстеленном махровом халате. Я тяжело встал с пола и, пригладив волосы пятернёй, открыл дверь. Передо мной была Женя. – Что ты тут делаешь?– сказала она. – Теперь уже ничего,– хрипло сказал я.– Я здесь спал. – А почему здесь? – Не знаю,– сказал я.– Не помню. Наверное, просто захотел спать. – Ты что, спал здесь всю ночь? – А сколько сейчас времени? – Думаю, тебе лучше умыться,– сказала она. И закрыла дверь ванной. Я повернулся к умывальнику и включил воду. Потрогал. Сделал воду теплее. Стал умываться. Всё происходило очень медленно. Она ждала за дверью. Я умылся, вытер руки и лицо полотенцем и вышел к ней. – Ванная свободна,– сказал я.– Можешь умываться, а я пока сварю кофе. – Ты не знаешь, где что. Я сама всё сделаю. Не трогай ничего. Она закрылась в ванной. Я пошёл на кухню, включил свет и сел на табуретку за стол. Приоткрыл окно и, взяв с подоконника пачку сигарет, достал сигарету и закурил. ........................................................................ Она вошла на кухню. – Ты уже куришь?– сказала она.– Натощак? – Это вредно? – Конечно. Я затушил сигарету. – Больше не буду. – Я сейчас приготовлю завтрак. – Тебе помочь? – Не надо,– сказала она и открыла холодильник. Она выставила на стол маслёнку и блюдце с нарезанным сыром. – Ты что хочешь, яичницу или варёное яйцо? – Яичницу,– сказал я.– С сыром. – Не смотри на меня. Я не накрашена. – Ты лучшая женщина на земле. И что с того, что ты не накрашена? Когда солнце светит сквозь дымку, оно всё же остаётся солнцем. Просто потому что другого солнца у нас нет. – Ты очень быстро пришёл в себя,– заметила она. – Вовсе нет,– возразил я.– Я всё ещё в прострации. – Заметно. Она зажгла конфорку и, достав из духовки сковороду, поставила её на огонь и налила на неё масло. – Тебе два яйца? – Можно три,– сказал я.– А можно и ни одного. С меня хватило бы простого бутерброда с сыром. Только давай сварим кофе. – Ты не завтракаешь? – Когда как. – Я тоже,– сказала она.– Сейчас сделаю кофе. Она вылила на сковородку яйца, выбросила скорлупки в мусорное ведро и, ополоснув руки, вытерла их кухонным полотенцем и принялась за кофе. Я наблюдал за ней. – Тебе на работу?– спросила она. – Да,– сказал я.– А тебе? – Мне тоже. – На собеседование. – Да. – И во сколько? – Время ещё есть. А тебе? – Как приеду. – У тебя такая работа? – Нет. Просто такой уж я есть. – А,– сказала она.– Понятно. – Они могут уволить меня в любой момент, но вряд ли смогут изменить меня... – Я поняла,– сказала она.– Ты любишь сильно зажаренную? – Яичницу? Нет. Она достала тарелки. – А где грязная посуда?– спросила она. – Я помыл. Ночью. – Ты ночью мыл посуду? – Да, а что? – Да нет, спасибо конечно... Просто... – Мне нечем было заняться, вот я и вымыл посуду. – Спасибо. – У тебя яичница подгорит,– сказал я.– Ты сделала слишком сильный огонь. И забыла посолить. Она выключила конфорку и, сняв сковороду с плиты, опрокинула яичницу на тарелку. – А ты?– спросил я. – Я не хочу. – Ты сделала яичницу из четырёх яиц. – Да,– сказала она.– Сейчас будет кофе готов. Она поставила на стол чашки. – Сядь,– сказал я. – Тебе достать кетчуп? – Да. Она достала из холодильника бутылочку кетчупа и поставила её передо мной. – Сейчас будет кофе готов. – Да,– сказал я. Она опустилась на табуретку. Я протянул к ней руку, коснулся её руки. Она сидела, не глядя на меня. – Положи сыр,– сказала она,– а то не расплавится... – И что же нам делать? – Остынет, и не расплавится. Ты хотел яичницу с сыром. Она посмотрела на меня. – Я не могу иначе,– сказал я. – А мне?– тихо сказала она.– Думаешь, легче? – Ведь ты всё понимаешь... – А где ты работаешь?– сказала она, убирая руку. – Что? – Не мучай меня. – Я сопротивляюсь изо всех сил,– сказал я.– И лучше бы тебе оставить меня одного. – Я не могу,– сказала она. – Не можешь? – Нет. – Я тоже. – Мне на работу, я должна выпить кофе... Это было бы неправильно. – Да. Но так тоже нельзя. – Нельзя. Сейчас мы выпьем кофе, и ты уйдёшь. Она выключила кофеварку. – Да,– сказал я.– Именно так и будет. И я знаю, что это будет так, и ты знаешь, что иначе нельзя... Она наливала кофе. – ...Просто потому что нельзя, и всё. А у тебя сегодня собеседование, и ты тоже уйдёшь. И ему на работу, и он тоже уйдёт, мы все уйдём. И пусть без нас здесь всё решится само собой. – Что значит, само собой?– сказала она.– Вовсе не само собой! – Но это уже произошло. – Вовсе не само собой. – Ты борешься с этим... – У тебя остынет яичница, и сыр не расплавится... – Я не могу просто взять и уйти,– сказал я.– Потому что мне некуда бежать от этого. Потому что это и есть моя жизнь, весь мир. Куда же мне бежать от жизни? Есть только один путь, но и там, куда он ведёт, ты настигнешь меня... Мы не можем делать вид, будто ничего не произошло... – Не надо,– сказала она. – Да. Мы молчали. Я смотрел на её губы. Она замерла. Она смотрела на мои губы. Она стала медленно подаваться ко мне. Наши губы сближались. Я не мог остановить этого.

9

Я подумал, что он, может быть, проснулся и лежит сейчас в комнате, прислушиваясь,– а она закусывала губы, но всё же не могла сдержать рвавшихся из неё стонов,– и эта мысль нисколько не охладила меня, я только пришёл ещё в большее неистовство, словно бы мстя ему или всему миру... И она стонала, содрогаясь в оргазмах. А потом мы неподвижно лежали на полу. Было тихо. Кофе остыл. На столе стояла тарелка с яичницей. Я тяжело поднялся и сел на табуретку. Я закурил. Она продолжала лежать на полу. Потом я услышал её голос. Она сказала: – Раскури мне тоже. Я отдал ей свою сигарету, а себе взял другую. Мы молча курили. Я взял чашку и стал пить остывший кофе. Она медленно поднялась с пола и запахнула халат. Потом повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Мы всё поняли. Она знала всё с самого начала. И я всё знал. Она села за стол и взяла свою чашку. Мы сидели молча. Я смотрел на её губы. Она подняла на меня глаза. – Нет,– тихо сказала она.– Я больше не могу. Я продолжал смотреть на её губы. – Я больше не могу,– снова сказала она. Я потянулся к ней. Она опустила чашку мимо блюдца. Я остановился. Она смотрела на мои губы. Она потянулась ко мне, и мы встретились.

Уже рассвело, и я встал и выключил свет. А потом ушёл в ванную и, опустившись на пол, долго сидел, бессмысленно уставившись в стену.

Он открыл дверь ванной и с удивлением посмотрел на меня. Я поднял голову. – Привет,– вяло сказал я.– Как спалось? – Ты чего тут сидишь? – Да так,– сказал я.– Устал. – Ты не спал, что ли, совсем? – Что? – Ты не спал, что ли? – А где бы я спал? – Ну да,– сказал он.– Извини. Я молча смотрел на него, а он всё не решался войти. – Ну, и что?– сказал я. – Что? – Что дальше? – Ничего,– сказал он.– Может, ты хочешь позавтракать? – Может быть. – Что-то мы вчера многовато, да? – Я выпил то, что было в холодильнике, но там было мало. – Да. Ничего, если я войду? – Входи,– сказал я, не меняя позы. – Да ладно,– сказал он, входя.– Давай, вставай! Сейчас будем завтракать. – Ты расцветаешь просто на глазах,– без выражения сказал я.– А я даже не могу встать. – Тебе помочь? Он подал мне руку. Я взялся за неё, и он попытался поднять меня с пола, но не смог. – Вот видишь,– сказал я.– Как всё непросто. – Ну ты что, придуриваешься, что ли? – Да нет. Кажется, на этот раз всерьёз... – Ладно,– сказал он, снова подавая мне руку.– Давай попробуем ещё раз. – Не нужно. Я сам. Я вцепился руками в край ванны и, собравшись с силами, рванул её на себя. Он подхватил меня и потянул вверх. Я встал на ноги и, пошатнувшись, прислонился спиной к стене. – Ну что?– сказал он.– Всё в порядке? – Нет,– сказал я.– Совсем не в порядке. Но ты умывайся, не обращай внимания. Я вышел из ванной и вошёл на кухню.

Женя стояла у окна спиной ко мне. Я стоял и смотрел на неё. Из ванной доносился шум воды. – Повернись,– сказал я. Она не пошевелилась. – Повернись,– повторил я. Она медленно повернулась. – Посмотри на меня. Она подняла взгляд. Мы смотрели в глаза друг другу. Её губы дрожали, и на глаза медленно наворачивались слёзы. – Я сейчас уйду,– сказал я.– Не бойся. Всё страшное уже позади. Она не ответила. – Я не знаю, что будет дальше. Я сидел на полу в ванной и думал, что же будет дальше, но ничего не придумал. Но что-то, уж точно, будет. Что-то должно быть, раз мы всё ещё живы. Она молчала. – Я хочу курить,– сказал я.– И мне пора на работу. Почему ты молчишь? – Я не молчу. – Теперь мы будем вместе. – Я позвоню тебе. – Когда? – Сегодня. – Может быть, сказать ему об этом сейчас? – Нет!– сказала она.– Не надо! Я прошу тебя. – Но это придётся сделать. – Давай подождём. – Ожидание ничего не изменит. – И всё-таки, давай подождём. Я позвоню тебе. – Ладно,– сказал я.– Мне очень легко сейчас. Потому что всё разрешилось, и теперь будет очень-очень хорошо. Ты веришь мне? Она молча смотрела на меня. – Ты веришь мне? – Да,– сказала она.– Я позвоню тебе завтра... – Сегодня. – Да. – Не бойся,– сказал я. – Я не боюсь,– сказала она.– Только ты уходи сейчас, ладно? – Я ничего ему не сказал. – Я позвоню.

Я кивнул, повернулся и вышел из кухни. Оделся в прихожей и, открыв дверь, вышел и захлопнул её. Я вспомнил, что оставил сигареты на кухне.

В городе было светло. Лежал снег, и дул слабый ветер.

10

Я шёл очень медленно, и меня обгоняли прохожие. На остановках толпились люди. Я посмотрел на часы. Сейчас я должен был подойти к своему столу и включить компьютер. Потом будет кофе и первая... нет, вторая сигарета за утро. Я опоздал на работу. Я вспомнил, что забыл сигареты и, сняв перчатку, полез в карман за деньгами. Купив пачку "Уинстон" (моих "Житан" не было) и вскрыв её, я вспомнил, что забыл и зажигалку. Я купил зажигалку. Я закурил и пошёл дальше. Мне некуда было идти. Этот день начался без меня, и меня не было в нём. А люди спешили, каждый по своим делам, и никто из них не догадывался об этом. Об этом знал только я. И может быть, она. Мне было радостно. Холодный воздух приятно освежал лицо, и было легко дышать им. Ноги то и дело подгибались, я с трудом держался и шёл очень медленно. У метро надо будет что-нибудь выпить. Хотя это можно сделать и сейчас. Я подошёл к ларьку и купил бутылку пива, попросил открыть. Сигарета мешала, и я выбросил её в снег. Потом я стоял, пил пиво и смотрел, как мимо проезжают машины, автобусы и троллейбусы.

Я вошёл в стеклянные двери метро. Меня обдало жаром. Я подошёл к кассе и купил проездной, но месяц ещё не начался, и на сдачу я попросил жетоны. Потом я ехал на работу, а когда приехал, оказалось, что на должность меня не берут, и я могу получить расчёт. Меня вызвали к директору, и он сообщил мне об этом. Мне показалось странным, что мне заплатят какие-то деньги. Наверное, я улыбался, потому что он сказал: – Я вижу, вы не очень огорчены. Я не ответил. Потом мне выдали деньги и я, не пересчитывая, сунул их в карман. По коридору сновали люди. Я ещё не успел ни с кем толком познакомиться, и со мной никто не здоровался. Я медленно шёл по коридору к выходу и улыбался. Я думал о ней. На улице было светло. Я пошёл по утоптанному снегу дорожки через двор к арке дома напротив. Вышел на улицу и повернул направо. Я шёл по улице, а мимо шли люди, и проезжали машины и общественный транспорт. Я прошёл мимо метро. Я лишился работы, и теперь в этом мире была она. И не стало меня. В этом мире больше нет меня, и не будет. Потому что мы из другого мира, и этот другой мир прекрасен. И так легко дышать, и хорошо. Я был свободен. И не нужно было даже пить, но в кармане у меня были деньги, и мне было всё равно, на что их потратить. Я купил бутылку "Хайнекен" и, увидев поодаль скамейку, направился к ней. Смахнув с неё снег, я сел и достал сигареты. Закурил. Я сидел и пил пиво. Я думал о том, что теперь всё будет совсем иначе, но мы должны скрывать это, поэтому внешне ничто не изменится. И я буду работать, но не сегодня. Сегодня будет всё по-другому. И завтра. Теперь всё будет совсем по-другому, но никто ни о чём не догадается и не узнает. В этом мире ещё нет меня, но уже есть она. И всегда была. Ещё вчера это было нельзя.

11

Я вышел на Садовое кольцо. У здания американского посольства стояла кучка людей с плакатами. – Против чего протестуем?– подойдя, спросил я пожилого небритого человека в дублёнке. – Против гадов,– лаконично ответил он. – Что-то мало у вас тут женщин,– заметил я. – Да,– согласился он.– Но мы не для этого здесь. – Понимаю. – А ты чего, с нами? – Конечно,– сказал я.– А иначе зачем я вернулся? – Откуда?– не понял он. – Да так, неважно. Раз уж я здесь, раз я вышел на улицу, раз никто не должен ни о чём догадываться... Наверное, я должен сказать речь? – Ну давай, скажи. – Минуту внимания!– громко произнёс я. Все повернулись ко мне и притихли. – Я хочу произнести речь, то есть, не речь, а просто сказать... Я не знаю, зачем вы здесь, то ли просите ускорить рассмотрение прошений на выезд в США, то ли протестуете против внешней политики этого государства, но так или иначе, а я скажу то, что думаю, и неважно по какому поводу вы собрались здесь, тем более что я не вижу среди вас симпатичных женщин, а значит, плевать мне на этикет и на то, какое впечатление я произведу, на условности, в общем... Я не настроен лицемерить. Гады они все! Послышался одобрительный гул. – Почему они так ненавидят Россию? Я имею в виду западный мир, Европу, Америку, всю эту натовскую сволочь... Почему? Только лишь потому, что наша страна не вписывается в границы их понимания того, что правильно, и что неправильно? Воля ваша, что-то тут не так. В той части истории, которую мы знаем достоверно, для этого нет никаких причин. Россия всегда вела себя деликатно по отношению к Европе, и никогда не позволяла себе лишнего. Мы оккупировали Польшу? Да, но то же самое делала и Германия, и тем не менее, к немцам у поляков нет никаких претензий. По Мюнхенскому сговору Франция и Англия предали Чехию, но у чехов нет претензий к этим странам. Так откуда же эта русофобия? Ведь нет такой низости, подлости, гнусности, на которую они бы не пошли, только бы досадить России, уязвить её, причинить ей вред. Это комплекс неполноценности? Россия – источник талантов, светоч культуры... это и теперь так, несмотря на геноцид, который устроили нам коммунисты... в этом всё дело? Или в чём-то другом? Наверное, есть и комплекс неполноценности, и вековой страх перед огромной империей... Но есть и что-то ещё. А что, не знаю. Может быть, та история, которую мы знаем, лжива, и какие-то факты скрыты от нас... Может быть. Но теперь эти сволочи, которых ещё вчера мы считали друзьями, в открытую поддерживают чеченских бандитов, которые крадут людей, отстреливают им пальцы, снимают это на видеокамеру и отсылают плёнку родственникам несчастных жертв, чтобы вытянуть из них деньги, эту мразь, которая распинает русских людей на оконных рамах и выставляет в окнах, насилует русских женщин, выкалывает глаза и отрезает головы, в том числе и этим сраным англичанам, которые их так любят, потому что слепо ненавидят Россию, нас с вами. Они думают об этом? Или им уже нечем думать? Они зажрались, их мозги заплыли жиром, и они не понимают, в какую пропасть мычащим стадом они бредут? Если животное при нажатии кнопки будет вследствие этого получать удовольствие, оно будет жать на неё непрерывно. Никакое развитие при этом невозможно – это тупиковая ветвь эволюции. А тупиковая ветвь эволюции означает гибель. Неужели у них не осталось даже инстинкта самосохранения? Американцы мнят создать взамен прежней европейской культуры свою, новую, и нам остаётся только уповать на то, что им это удастся. Потому что иначе крах и третья мировая война, потому что иначе нам придётся защищать цивилизацию – ту, которая уже умерла, и взамен не родилось ничего нового, и мы будем защищать призрак. Но даже защищая их же собственные ценности, мы будем ненавистны им. Почему? Россия победила Османскую империю, изгнала турок с Балкан, остановила монгольское нашествие, победила гитлеровский фашизм, дала миру сотни научных открытий, в том числе величайших, и тысячи изобретений, создала ценности, которые бриллиантами сверкают в сокровищнице мировой культуры, и после этого они нас ненавидят? Или боятся? Когда бы Россия хотела уничтожить или захватить Европу, она бы уже давно сделала это. Да в том же сорок пятом, что мешало нам дойти до Ла Манша? Что мешало нам захватить Европу, сделать своими сателлитами Францию, Италию, Грецию? Атомные бомбы, уничтожившие сто сорок тысяч японцев? Но человеческие жертвы никогда не останавливали коммунистических лидеров. Сталин истребил миллионы людей в лагерях, тридцатью миллионами жизней Россия заплатила за победу над Гитлером. Нет, дело не в этом, да и бомба у нас вскоре появилась тоже, а потом мы первыми вышли в космос... Если бы мы хотели, мы бы давно уничтожили Европу, но мы никогда не хотели этого. И теперь Россия, как когда-то, вступив в бой с татаро-монгольской ратью, истекает кровью, сражаясь с бандитской нечистью на Кавказе, защищая цивилизованный мир от этого ужаса. И где благодарность? Мы не можем рассчитывать на благодарность. А потому все эти ваши призывы бессмысленны. Идите по домам, глас вопиющего в пустыне не будет услышан. Возвращайтесь домой, бросьте свои нелепые плакаты и подумайте о том, что есть в вас самих. Потому что это и есть самое ценное, и не дай вам Бог предать это. Я закончил. Одобрительные возгласы, время от времени раздававшиеся до этого, сменились неодобрительным шумом – окончание моей речи им явно не понравилось. Я повернулся и пошёл прочь.

Меня нагнала средних лет женщина в зелёном пальто с меховым воротником. – Постойте! Я обернулся. Она остановилась. – Да?– сказал я. – Вы сказали, что не видите красивых женщин. Вы это сказали и обо мне? – Я вас не заметил. – Это ещё хуже. – Каюсь. – Значит, вы не считаете меня некрасивой? – Вы очень красивы. И очень мне нравитесь, и знаете, мне даже жалко, что я люблю другую, потому что я представляю, как здорово мы могли бы провести с вами время. – Мне тоже жалко,– помолчав, сказала она.– И я завидую вашей девушке. – Она пока ещё не моя девушка,– возразил я.– Она всё ещё жена моего лучшего друга. – Значит, это безнадёжная любовь? – Да, наверное, это называется именно так. Но я никогда не преклонялся перед устоями этого мира. – И что же вы будете делать? – Страдать. Или бороться. Сегодня мне кажется, что всё не безнадёжно. – Вы должны бороться,– с жаром подхватила она.– У вас всё получится! – А что думаете делать вы? Она растерялась. – Я?.. – Ещё немного, и вы, пожалуй, влюбитесь в меня, и тогда мои проблемы станут вашими проблемами. Пока вы всего лишь стоите у иностранного посольства с дурацким плакатом в руках, и готовы бороться за справедливость, а значит, у вас нет серьёзных проблем. Так не будем их создавать. Мы стояли молча. – Спасибо вам,– сказала она. – Не надо благодарить меня,– сказал я.– Я только что предал вас. – Меня зовут Лена. – А меня Саша. Я предал вас, Лена. – Но вы влюблены в другую.. – Да, и однажды она предаст меня. Но я не буду благодарить её за это.

12

Вечером я вернулся домой и приготовил ужин. Потом я лежал на диване. По привычке включил телевизор, но тут же выключил его. Я лежал и смотрел на свет люстры. Я подумал, что можно позвонить ей и посмотрел на часы. Она должна была быть дома. Я протянул руку к телефону, и в эту секунду он зазвонил. Я взял трубку и сказал: "Алло". – Алло,– сказала она. – Я собирался позвонить тебе. – Я знаю. – Где ты сейчас? – У телефона,– сказала она. – В прихожей? – Да. – А он? – Он сидит в комнате и смотрит телевизор. – Что там показывают? – Не знаю,– сказала она.– Я звонила тебе. Где ты был? – Ты уже не боишься? Она замолчала. Я засмеялся. – Что ты смеёшься?– сказала она. – Ничего. Просто я тоже боялся. – А теперь? – Нет. – И что нам теперь делать? – Он не услышит? – Ты боишься, что он услышит? – Уже не боюсь. – Ты ничего не боишься? – Мы можем делать, что захотим. – Нет,– сказала она.– Я знала, что ты позвонишь, и поэтому позвонила сама. – Ты сказала "нет", потому что всё ещё боишься. – Я не боюсь,– сказала она.– Но мы должны делать вид, что ничего не произошло. – Я думал об этом сегодня. – И что? – Ты сама сказала. – Да,– сказала она.– Я поэтому тебе и звоню. – Ты звонишь не поэтому. Она помолчала. – Что ты сейчас делаешь? – Лежу на диване и разговариваю с тобой. – Ты опоздал на работу? – Да,– сказал я.– Меня уволили. – Правда? – Да. Но какая разница? – Но это же очень плохо! – Вовсе нет. Будет другая работа, может быть лучше или хуже, но не настолько, чтобы говорить, что это хорошо или плохо. Всё это неважно. – А я весь день... – Я тоже. – И что же нам делать? – Говорить, пока мы слышим друг друга, а потом положить трубку и ждать звонка, или позвонить снова. – Я не об этом. – Ты уверена, что он нас не слышит? – Мне всё равно. – Тебе не всё равно. – Это тебе не всё равно, а я поняла всё с первого взгляда, как только тебя увидела. – Я тоже. – Это правда? – Да. Это правда. – Но это... – Нет,– сказал я.– Теперь уже нет. – И что же нам делать? – Я приеду сейчас. – Нет,– сказала она. – Ты не можешь запретить мне этого. – Я прошу тебя. – Ладно,– сказал я. – Обещай мне, что никогда... – Я ничего не могу обещать тебе,– перебил я.– Я ещё не знаю, какой я теперь. – И что нам теперь делать? – Ждать. – Чего? – Не знаю. Я ещё ничего не знаю, но что-то должно произойти. – Что? – Не знаю. – А если ничего не произойдёт? – Что-то обязательно произойдёт. Вопрос в том, сделаем мы это сами, или среагируем. – Ты весь день думал об этом, да? – Мне странно, что уже вечер. – Я хочу тебя. – Я тоже хочу тебя. – Что ты сейчас делаешь? – Улыбаюсь. – Я хочу тебя. – Мы всё равно ничего не сможем сделать с этим. Это случилось, и теперь мы на равных. – Что значит, на равных? – Ты знаешь. Она помолчала. Потом спросила: – Ты что-нибудь ел сегодня? – Да. Я съел два расстегая с рыбой в "Русском бистро". – И выпил, наверное? – Да. – А я ничего не могла есть и даже на ужин ничего не готовила. – Он ругался? – Нет. – Ну да. Он не стал бы ругаться из-за такой ерунды... – Это ужасно. Он ни о чём не догадывается. – Думаешь, ему было бы легче, если бы он что-то подозревал? – Нет. – Он остался там, где ему комфортно, где были и мы с тобой. – Ты говорил... – Да. Но теперь это уже неважно. – И что же будет теперь? – Ты боишься? – Мне не по себе,– сказала она. – Ты боишься? – Да, я боюсь. Я не знаю, что делать. – Ничего и не нужно делать... – Я приеду сейчас. – Я встречу тебя. – Нет. Мы больше не должны встречаться. – Мне приехать? – Нет. – Он мой друг, и он остался моим другом... – Я хочу тебя. – Да,– сказал я. – Это ужасно. – Я тоже хочу тебя. – Я не смогу уснуть сегодня, а завтра мне на работу. – Тебя приняли на работу? – Да. – И когда ты выходишь? Завтра? – Да. – Если ты не уснёшь сегодня, завтра ты не сможешь работать. Это будет уже вторая бессонная ночь. – А ты?– сказала она.– Ты сможешь уснуть? – Мне завтра никуда не вставать. – Ах да, тебя же уволили... – Сейчас ты положишь трубку, выпьешь чего-нибудь... или "элениума". У тебя есть "элениум"? – Что?– сказала она. – Неважно. Чего-нибудь. Дома есть что выпить? – Осталось вино. – Выпей хотя бы вина. А снотворное есть? – Да. – Выпьешь вина и снотворное, и ляжешь спать. Завтра я позвоню тебе... – Ты не знаешь моего телефона. – Какой у тебя телефон? – Я сама его ещё не знаю. – Тогда я позвоню вечером... – Нет! Я сама тебе позвоню. – Хорошо, я буду ждать у телефона. А теперь ложись. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи,– сказал я. Она положила трубку. 13

Всё утро, а потом весь день я не отходил от телефона. У меня кончились сигареты, но я ждал её звонка и не мог выйти в магазин. Я пытался смотреть телевизор. Потом пытался читать. Потом у меня кончилась водка. Я включил радио, но оно стало раздражать меня, и я его выключил. Мне хотелось посидеть и спокойно подумать, но я не мог сосредоточиться. Я вскрыл банку фасоли и разжарил её на сковородке. Поел. Потом пожарил котлеты, съел их и доел остатки фасоли. Я ждал, что зазвонит телефон. Хотелось курить, но сигарет не было. За окнами стало темнеть. Стемнело. В начале двенадцатого я не выдержал и, сняв трубку, набрал номер. Она была дома. Она сняла трубку и сказала: "Алло". – Я ждал весь день,– сказал я.– Почему ты не позвонила? – Да. Я не позвонила. – Почему? – Ты знаешь... – Нет. – Что? – Я ничего не знаю. Он рядом? – Нет. – Позови его. Дай ему трубку. – Зачем? – Я прошу позвать его к телефону. – Зачем? – Он нужен мне. – Зачем? – Ты что, так и будешь повторять это слово? – Ну хорошо...– сказала она и позвала его. Он взял трубку. – Привет,– сказал я.– Ты можешь сейчас приехать? – Что случилось?– встревожился он. – Можешь или нет? – Конечно, если это нужно. А что случилось? – Это нужно,– сказал я. – Хорошо,– сказал он.– Я еду. – Я жду,– сказал я и положил трубку. Минут через пятнадцать она позвонила и сказала: – Что случилось? – Он уехал?– спросил я. – Да,– сказала она.– Что случилось? – Я ждал твоего звонка весь день. Она помолчала. Потом сказала: – Зачем он поехал к тебе? – Ты не позвонила. – Зачем ты это сделал? – У меня кончились сигареты, а я забыл сказать ему, чтобы он купил по дороге. Но я сейчас выйду и всё куплю. – Ты не отходил от телефона? – Да,– сказал я.– А теперь могу отойти, но он уже едет. Глупо всё, правда? – Да,– сказала она. – Глупо... – Что ты ему скажешь? – Ничего. Я хотел, чтобы он купил водки и сигарет, но сделал это как-то очень нелепо. И теперь думаю, а стоило ли вообще звонить. – Но ведь ты позвонил не ему, а мне... – Нет,– сказал я.– Я позвонил ему, потому что мне нужна помощь, а больше мне звонить некому, у меня нет других друзей, понимаешь? А тебе я обещал не звонить. – Ты не обещал мне этого. – Я помню, что обещал. – Ну и что, что ты помнишь. – Да,– сказал я.– Но что уж теперь поделаешь. Я повёл себя глупо. Может быть, я теперь всегда таким буду, не знаю. – А ты пьёшь водку? – Да. А ты не заметила? – Нет. И много ты пьёшь? – Нет. – Тогда зачем тебе водка? – Как ты спала? – Спала?.. Ночью? – Нет, на работе. – Нормально. Я выпила снотворное и уснула. – "Родедорм"? – Откуда ты знаешь? – Я и не знал. Просто подумал... – Он сейчас приедет к тебе. – Да. – Не говори ему ничего. Я... – Да,– сказал я.– Не оправдывайся. Никогда не оправдывайся передо мной. – Да,– сказала она и, помолчав, добавила:– А мне сегодня цветы подарили. – Да?– сказал я.– На работе? – Да,– сказала она.– И котёнка. – Котёнка? – Да. Он такой хороший... Он сейчас по полу ползает прямо передо мной. – Глазки уже открылись? – Да. Он такой смешной... – Серый? – Откуда ты знаешь? – Не знаю. Просто представил себе... – Ты видишь меня сейчас? – Да. Ты должна была приехать. – Да. – А не он. – Да,– сказала она.– Теперь думаю, как его назвать. – Котёнка? Она засмеялась. – Котёнка?– повторил я. – Ну да,– сказала она.– Смотри, он пытается забраться на мою ногу. – Хотел бы я быть на его месте. – Он такой смешной... – Ты уже любишь его. – Да,– сказала она.– Наверное. – Ты не сможешь сопротивляться,– сказал я. – Я знаю. Но мне нужен был этот день. – Значит, я не заплатил за него слишком дорого. – Завтра я позвоню тебе. – Я больше не буду ждать. – Да,– сказала она. – Он придёт сейчас. – Только не напивайтесь, ладно?

14

– Что случилось?– сказал он, входя. – Ты купил водку? – Да,– сказал он и протянул мне пакет с бутылкой. – А сигареты? – Нет. Я же не курю... – Это я знаю. Ладно, тогда не раздевайся. Я сейчас оденусь, и мы выйдем за сигаретами. – Так что случилось-то? – Это что, самый важный вопрос? Если хочешь, проходи, конечно, но я быстро. – Да нет,– сказал он.– Я подожду здесь. Я ушёл в комнату. Вернулся в прихожую и стал обуваться. – Не знаю, как ты, а я... – Да, да, знаю,– сказал я, взяв с вешалки шарф и пальто.– Ты не успокоишься, пока не будешь знать, что происходит. – Это у вас там так ходят зимой? – Так ведь ещё не морозно. И потом, где это, у нас? – А когда будут морозы, в чём будешь ходить? – У меня есть ещё дублёнка. Ну что, пошли? – Пошли,– сказал он. Мы вышли, и я закрыл дверь. – А свет не выключаешь? – Так ведь мы ненадолго. До киоска тут рядом. Мы вышли во двор. – Пойдём.– сказал я.– Туда, в ту сторону. – Как темно... Так что случилось-то, я не понял... – Ничего,– сказал я.– Ничего не случилось. Просто я хотел тебя видеть. – А другой дороги тут нет? – Нет, это самая короткая. – Просто хотел меня увидеть? – Меня уволили с работы. – А. И ты решил... – Да нет, ты не понял. – А что я должен был понять? – Да, сочувствие тебе неведомо. Об этом-то я и забыл. – Но ты же не из-за этого позвонил мне? – Слушай,– сказал я и, остановившись, повернулся к нему,– если ты будешь меня пытать, то лучше бы ты оставался дома. – Благодарность тебе неведома. Об этом-то я и забыл. – Мы очень долго не виделись. – Да,– сказал он. Мы пошли дальше. – Так долго, что ты даже успел жениться. – Ну это, как раз, дело недолгое. – Для кого как...

Мы вышли к киоску. Я купил сигареты. Закурил. – Давай постоим здесь,– сказал я.– Покурим. Он огляделся по сторонам. – Может лучше пойдём? – В общем, так,– сказал я.– Я влюбился. И я ещё ничего о ней не знаю. – Так всегда и бывает,– сказал он. – Да, но... Она замужем. – И что? – Как, что? – Ну так... А что? – По-твоему, это неважно? – Не знаю... А где ты с ней познакомился? – От этого всё зависит, да? – Что? – Ты сказал "ну и что". Что это значит? – Да ничего это не значит. Просто сказал, и всё. Машинально. Чего ты на меня накинулся? – Да ладно,– сказал я.– Ничего. – И кто её муж? – Один хороший человек. – Ты его знаешь? – Да. – А я? – Ты спрашиваешь, хороший ли ты человек? – Я его знаю? – А это очень важно? Что это меняет? – Значит, не знаю,– заключил он.– На работе, что ли, познакомился? – Да какая разница! – Для меня? – Для меня. – Для тебя должна быть разница. Я помолчал. – Да,– сказал я.– Ты прав. – Не зная подробностей, я могу ответить тебе только общей фразой. – Значит, всё дело в подробностях? – Конечно. Ты и сам это знаешь. – И нет общего ответа? – Конечно. – А ведь должен быть. – Она любит его? – Не знаю. – Ну так пусть она сама и решает. Ты не должен решать за неё. – Я знаю. Но её решение будет зависеть и от меня. – Это понятно,– согласился он.– Но я-то что могу тебе посоветовать? – Я думал, может, посоветуешь что-нибудь. – Не знаю,– сказал он.– У меня как-то никогда не возникало подобных проблем. Да и у тебя тоже. – Раньше. – Всегда есть границы, которые просто не нужно переступать, и тогда всё само собой разрешится. Ты сам об этом говорил, а теперь просишь, чтобы я повторил тебе твои же слова. – Да. Только я тебя ни о чём не просил, кроме того чтобы ты приехал. – А теперь пытаешь. – Нужно набраться терпения, да? – Может, и так. – Иногда бездействие бывает равносильно предательству. – То, что для тебя действительно ценно, ты не сумеешь предать. – Это в идеале, а реально мы то и дело создаём нелепые обстоятельства, последствия которых необратимы. Слушай, давай купим пива? – Зачем? У нас же есть водка. – А я хочу пива. – Смотри, покупай, если хочешь. – А тебе? – Я не буду. Я подошёл к ларьку и купил пива. – Так что,– сказал он.– Тебе нужен совет? – Нет. Уже не нужен. Я понял, что ты мне скажешь. – А что ты ожидал? Я ведь ничего не знаю о ней. Как её зовут-то хоть? – Женя. – Женя?– он усмехнулся.– Надо же, какое совпадение... – Да. Представляешь? – Да. – Слушай, может, пойдём всё-таки? Я не взял с собой паспорт, а там менты стоят... – Ну и что?– сказал я.– Я вообще живу без прописки, и что мне теперь, на улицу не выходить? – Знаешь, я не хочу лишний раз рисковать. Мне как-то не светит провести ночь в кутузке... – Да ладно. У тебя вполне приличный вид. – Это ничего не значит,– возразил он.– Меня уже один раз останавливали вот так. – И что? – Ничего. Показал паспорт. – Ну ладно. Пойдём, раз боишься. – Да ничего я не боюсь. Просто зачем нарываться на неприятности? – Ну да. Зачем?