Текст книги "Ритуал прощения врага"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 13. Жанна

Дождь так и не перестал. После полудня накатили ранние сумерки – казалось, лето закончилось, не достигнув середины, и уступило место осени. С половины шестого вечера Шибаев, сунув руки в карманы плаща, околачивался у старинного здания с разноцветными изразцами, где располагался банк «Отечество», в незапамятные времена – Крестьянский. Здесь трудилась его таинственная клиентка Жанна Леонидовна Ильинская, к которой у него было несколько вопросов, несмотря на почти вырванное Аликом Дрючиным у Шибаева обещание сообщить о клиентке «куда надо» – тем самым помогая следствию в раскрытии убийства Плотникова – и потом устраниться.

В семь Ильинской еще не было. Хоронясь под массивным козырьком здания, изображая прохожего, захваченного грозой, и чертыхаясь, Шибаев рассматривал вывеску банка, изученную до последней точки, мокрый тротуар, витрины на противоположной стороне улицы. Витрины в раннем сумеречном свете выглядели таинственно и напоминали аквариумы. Зажглись сиреневые уличные фонари, от них потянулись по асфальту трепетные дорожки. Ему пришло в голову, что Жанна могла быть на машине – парковка располагается во внутреннем дворе банка, – а потому давно уехала. Мысль о том, что он пропустил ее машину, оптимизма не добавила.

Он едва успел отвернуться, заслышав скрип отворяемой двери весом чуть не в тонну, и зашарил в карманах, имитируя деловитость и незаинтересованность. Это появилась наконец Ильинская. Он узнал ее сразу, хотя была она без темных очков и бейсбольной шапочки, в светлом плаще, с волосами, собранными в узел. Он еще не решил, где задаст ей свои вопросы, понимая, что это надо сделать на улице прямо сейчас, потому что в квартиру она его попросту не пустит.

В раздумьях, как лучше поступить, он шел за ней, не выпуская из виду ее красный зонтик с большой ромашкой. К его удивлению, она не тормознула такси и миновала троллейбусную остановку, шагала размеренно и неторопливо, как человек, глубоко погруженный в свои мысли. В прямой спине чувствовался характер жесткий и решительный – во всяком случае, так ему показалось. Раз или два ее зацепили бегущие от дождя, Жанна даже не обернулась. Она шла домой.

Она вошла во двор, свернула за угол. Шибаев, выждав минуту, тоже свернул. И почти наткнулся на Ильинскую – она ожидала его, прислонивший плечом к мокрой стене дома. Шибаев опешил, а Жанна сказала:

– Я заметила вас еще у банка. Хотите поговорить?

Она отперла дверь квартиры, посторонилась, пропуская его. Шибаев, испытывая досаду от того, что его расшифровали, как пацана, вошел. Маленький рыжий щенок-подросток тонко тявкнул, выглядывая из-за тумбочки, но подойти ближе не решился.

– Макс, свои! – сказала Ильинская. – Не бойтесь, он смирный. Да, Макс? Ты у нас смирный? – Пес подскочил к ней, ткнулся головой в колени и заскулил. – Прошу вас. – Она махнула рукой. – Давайте плащ!

Шибаев разделся. Ситуация складывалась абсурдная – Ильинская чувствовала себя хозяйкой, а он незваным гостем. Да так оно, собственно, и было.

– Кофе? – спросила она, когда он уселся на широкий кожаный диван. Макс прибежал следом, уселся напротив, рассматривая гостя во все глаза.

Шибаев кивнул.

Она принесла поднос с чашками и кофейником. Запах кофе поплыл по комнате.

– Бутерброды?

– Не нужно, спасибо. – Он взял чашку, налил кофе сначала ей, потом себе. Она его поблагодарила.

Они пили кофе – Шибаев сидя на диване, она – в кожаном кресле напротив. Пес прижался к ее ногам и по-прежнему не сводил с гостя взгляда круглых рыже-коричневых глаз.

– Я его не убивала, – сказала Жанна твердо. – Я почувствовала тогда, что вы не так просты и меня найдете. Я собиралась убить его и, наверное, убила бы, но меня опередили. И я попала в дурацкую ситуацию, а вы – свидетель.

Она смотрела на него в упор. У нее были очень светлые серо-зеленые глаза, слегка выпуклые, пепельные волосы, короткий нос и крупный рот.

Мужества ей было не занимать. Шибаев видел, как вздрагивает ее подбородок, как она облизывает ненакрашенные губы, ее сцепленные руки… Говорила она медленно, словно через силу, потом поставила чашку на стол и больше к ней не притронулась – все это сказало ему, что спокойная твердость ее лишь поза и ей страшно. Он не знал, говорит ли Жанна правду, вполне вероятно, лжет, повторяя заученную роль, прорепетировав ее много раз перед зеркалом. И еще он понял, что она способна броситься в омут с головой, не привыкла прятаться и юлить.

– Откуда вы знаете, что Плотников убит?

– Вчера передавали в новостях по местной программе… да и сегодня тоже. Как вы меня так быстро нашли?

– Я нашел вас две недели назад.

– Зачем?

– Может, расскажете? – предложил Шибаев, не отвечая на вопрос.

Она сглотнула. Потом сказала ровно:

– Месяц назад Плотников на своем автомобиле сбил меня около гастронома «Магнолия» на Горького, в двенадцать дня. Что произошло дальше, я не знаю. Я очнулась спустя несколько часов…

Она снова сглотнула, замолчала. Макс заскулил. Ильинская положила руку на голову щенка.

– Он отвез меня на свалку за Посадовкой и бросил там. Может, думал, что убил, и поспешил избавиться, или видел, что я жива, но не захотел возиться, везти в больницу… боялся, что придется отвечать. Не знаю! Да и неважно это. Он привез меня туда и бросил. Я пришла в себя… шел дождь, я не могла понять, как там оказалась. Я добралась домой к ночи, сначала шла босиком – сломался каблук, потом догадалась сломать другой. Макс шел за мной следом. Так мы и пришли вместе. И я решила… убить его. Я ходила по улицам, искала. Я помнила его машину и как он выглядит. На зеркале в салоне висел на нитке красный шарик. Я ходила по улицам и рассматривала машины. По десять часов, день за днем. А когда поняла, что никогда его не найду, почувствовала такое отчаяние, что… не знаю! И вдруг увидела газету с вашим объявлением. Понимаете, это было как… знак. И я пришла к вам.

– Вы видели Плотникова еще?

– Да. Я несколько раз подходила к дому, даже поднялась с ним в лифте. Он был с ребенком. Потом я увидела его с женой, запомнила ее, мы даже ехали вместе в лифте. Ребенок, мальчик… странный какой-то, а она намного моложе мужа, миловидная, но тоже какая-то странная – потерянная, печальная. Я еще подумала, что у него не должно быть такой жены. Я представляла себе на ее месте грубую нахрапистую цепкую бабу в возрасте.

– Как вы собирались… убить его?

– В лифте. Ножом. Я представляла, как мы вместе войдем в кабину, и я его ударю в грудь и еще раз – в живот. Я все время носила в сумке нож. Я видела это во всех деталях – как его пырну, выйду из лифта, выброшу нож в реку… главное, не побежать. Спокойно выйти из дома, не спеша пересечь двор и выйти на улицу.

– Вы не думали, что вас могут увидеть и запомнить?

– Дом небольшой, людей там немного. Сейчас каникулы, я никого не видела. Почти никого. Потом, камуфляж… Не знаю, как вам объяснить… понимаете, я чувствовала, что у меня получится! Азарт, что ли, уверенность. Я больше ни о чем не могла думать. Это было как наваждение, я даже в церковь сходила, попросила прощения заранее. Я знала, что если не убью его, то не смогу жить, понимаете? Я никогда не смогу переступить через унижение и подлость… Он бросил меня умирать, как… как… ненужную вещь, грязь, мусор! – Последние слова она выкрикнула, сдержанность изменила ей.

– Где вы были вчера днем между двумя и тремя?

– Перекусила в кафе, потом еще полчаса сидела в парке.

– Одна?

– Одна. Как его убили?

– Ножом, в собственной машине. Он привез жену домой и собирался вернуться на работу. Через полчаса она выглянула в окно и увидела, что он почему-то не уехал и джип все еще стоит у дома. Она вышла и обнаружила, что муж мертв.

Наступило молчание. Ильинская сидела, уставившись в пол. Шибаев машинально взял чашку с остывшим кофе, отпил. Несмотря на весь свой профессиональный опыт, он не знал, говорит ли Ильинская правду. Он чувствовал в ней одержимость гордого и высокомерного человека, мало битого жизнью, человека, которого не унижали и не обижали, который всегда был хозяином собственной судьбы. Он знал это чувство – в нем смешались стыд за унижение, ненависть, острое желание добраться до горла врага и сжать зубы, а там… будь что будет. Он видел, как ей стыдно, и понял, что он – единственный, кому она рассказала свою историю, не посмела отказаться из-за страха, а кроме того, устала держать это в себе. Проверяя свою догадку, он спросил:

– Кто еще знает об этом?

– Никто. Кому такое расскажешь? Маме? Упаси бог, она и так все время боится за меня, она бы с ума сошла. Друзьям? Вот так взять и сказать: «Меня выбросили на свалку»? Чтобы они сплетничали за моей спиной? Да от такого до конца жизни не отмыться. Знаете, я рада, что его убили! Я уверена, что у него много врагов… было. Мне жаль, что это не я…

Она смотрела на Шибаева в упор, раздувая ноздри, стиснув руки. Она даже стала заикаться от переполнявших ее чувств.

– Хотя, нет… неправда. Нет, я счастлива, что это не я! Даже не знаю, смогла бы я… Тогда казалось, что смогу, ходила, занимала себя поисками, следила, дежурила во дворе, поставила перед собой цель… Что угодно, лишь бы не оставаться одной со своими мыслями. Я знаю, у меня сложный характер, мне бы радоваться, что жива осталась… Муж говорил, что я не умею прощать. Но как простить такое?

– Вы замужем?

– Я разведена. Муж ушел шесть месяцев назад, у него другая семья.

– Можно взглянуть на вашу сумку?

– Зачем?

– Вы до сих пор носите нож?

– Нет! Я… нет!

– Почему?

– Не знаю. Как-то так получилось… больше не ношу.

– А где нож?

– Нож? – Она замялась. – Я его выбросила. – Она не смотрела на него и понимала, как жалко звучат ее слова. – Я выбросила его в реку! С моста! – В голосе ее послышалось отчаяние. И, разумеется, Жанна спросила: – Вы мне верите?

Как будто бы так важно, верит ли ей он, частный сыщик Александр Шибаев, человек без малейшего веса, мелкий соглядатай, никто, по сути, но способный создать ей проблемы. Он представлял, что в эту самую минуту Жанна судорожно прикидывает, сколько ему дать, чтобы он заткнулся со своими вопросами – а зачем еще он явился? Не пошел в полицию, а пришел допрашивать ее сюда. Судья и палач. Сколько ему предложить, чтобы он отвязался и забыл о ней? Ему было интересно, во сколько она его оценит. Судя по ее виду, она не может решить, а спросить не решается. Пока. Но спросит, обязательно спросит – люди из банка знают цену деньгам и «цене вопроса». Никаких сложностей, никаких неудобств. Мораль? Не смешите! «Сколько?» – девиз и движущая сила современности.

Она выбросила нож с моста… С точки зрения целесообразности поступок нелепый – зачем? Вот если бы убила, тогда да! А так… Но Шибаев знал, как часто поступки человека далеки от целесообразности, не преступника, а нормального человека, ни в чем не замешанного, – эмоции, страхи, загнанные внутрь опасения, что его не так поймут, подспудное желание перед всеми оправдываться – все это вырывается наружу, как только нарушается баланс «человек – общество», тем более женская логика более изощренная и часто вывернутая наизнанку.

«Византийской» называет их логику ученый адвокат Дрючин, крупный специалист по бракоразводным процессам. «Поверь мне, я насмотрелся! – говорит Алик. – Эти существа абсолютно нелогичные, мстительные, мелочные и жадные». Странная характеристика «этих существ» для человека, который все время женится. Алик был четыре раза «связан узами Гименея», по его собственному выражению – всякий раз надежда побеждала горький опыт. Горечь его в оценке представительниц прекрасного пола возрастала по мере продвижения к разводу, а вообще был он романтик и знал стихов немерено – за неимением любимой женщины задалбывал ими Шибаева. После каждого развода он зализывал раны и перебирался пожить к другу – Алику нужны были его надежное плечо и трезвый взгляд на жизнь. Нельзя сбрасывать со счетов также вечерние и зачастую ночные посиделки, роскошь общения, и… чего уж греха таить – не пить же одному! Как говорит мудрая пословица: кто пьет один, тот чокается с дьяволом. Адвокат чокаться с дьяволом не желал, хотя зеленые черти иногда его посещали, и тут главное, чтобы рядом оказался надежный друг и твердое плечо…

Шибаев представил себе, как Жанна бросает нож в реку, наклонившись над перилами, оглянувшись, переждав, пока пройдут прохожие… Плотникова убили днем, она вряд ли стала бы дожидаться темноты, она выбросила бы нож немедленно… если это сделала она. Его внутреннее чутье, его инстинкты, прежний опыт – все молчало.

– Когда вы выбросили нож? – спросил он.

Ответить Ильинская не успела. Оба вздрогнули, когда раздался дверной звонок – визгливый щебет искусственной райской птицы. Шибаев взглянул вопросительно. Жанна пожала плечами и, помедлив, поднялась. Рыжий щенок побежал следом.

Глава 14. Новая старая жизнь. Столкновение

Татьяна с трудом привыкала к жизни в городе. К громким голосам за стеной, пьяным скандалам соседей, тошнотворной вони подгоревшей еды, перебоям с холодной водой и отсутствию горячей, разболтанному лифту и грязному подъезду. Зато все под рукой – гастрономы, кафе, бутики… Соседка отдала деньги за квартиру, и Татьяна купила себе одежду – долго, с наслаждением выбирала джинсы, пару футболок, платье. И с работой сложилось, она уже получила первую зарплату, да еще и чаевые. И кое-что из продуктов всегда можно унести, хотя правила насчет несунов здесь строгие. «Желтый павлин» – приличный ресторан, не шалман, не ночной клуб, клиенты постоянные, солидные, залы часто заказывают для корпоративов и свадеб.

Она почти не вспоминала ту историю, Зойку, страшного человека с белыми бешеными глазами… только иногда вдруг промелькнет видение: она, полураздетая, бежит к двери, ломая пальцы, сует ключ в замочную скважину, а он, обернувшись, яростный, с белыми глазами, кричит ей вслед…

Город большой, народу много, прошло два года, все забыто. Она изменилась, другой цвет волос, почти не красится – отвыкла, что-то исчезло или появилось новое – даже выражение лица, глаза… даже походка. Она стала другая и сама себя не узнает. Исчезли ночные кошмары, ей ничего больше не снится. Вообще не снится – она страшно устает на работе, приходит домой без ног, падает перед телевизором на час-полтора, потом, сонная, добирается до постели и отключается до утра. Поставить точку и забыть. И на улицу, где та квартира, ни ногой. И Рудика не видно, а где он – лучше не думать. Был слух, что попал под машину.

Ночные кошмары ушли, но забыть не получается. Татьяна никогда не забудет, как увидела того, с бешеными глазами, не забудет свой внезапный страх – она выпустила из рук поднос с рюмками, и они грохнулись на пол! К счастью, подпитые гости изрядно шумели, обернулись на грохот только те, кто стоял рядом. А он уставился страшно, подошел и взял ее за локоть. Она стояла, ожидая, и все вокруг стало как в замедленном кино, и зашумело в ушах. Он, не сводя с нее взгляда, держал ее за локоть жесткими сильными пальцами, и она почувствовала слабость в коленках. Он был пьян, на лице играла бессмысленная улыбка.

– Вычту из зарплаты! – прошептал ей в ухо.

Она не поняла и смотрела на него как кролик на удава. Его рука скользнула на ее талию, потом ниже, и она с истеричным чувством облегчения поняла, что он ее не узнал. А насчет разбитых рюмок просто пошутил.

– Ты что, новенькая? Не видел тебя раньше. Как зовут?

Она, стоя с опущенными руками, испытывая дурноту, невнятно пробормотала свое имя, не догадавшись соврать.

– Тая? – переспросил он, наклоняясь к ней, обдавая ее запахом спиртного. – Что ж ты так… боишься меня, что ли? – Он рассмеялся, щекоча ей ухо своим нечистым дыханием.

Она не просто боялась, она испытывала ужас. И то, что он ее не узнал, было временной передышкой. И бежать некуда. Он узнает ее имя в отделе кадров, вспомнит настоящий адрес, который знал от Рудика, – и тогда ей конец.

Когда она ушла от мамы, они зажили с Зойкой в свое удовольствие. Зойка устроила ее к себе в секцию косметики, бабки там были небольшие, но ведь неглупые девушки всегда могут подзаработать и на стороне, не так ли? Дружок Зойки Рудик, сутенер со стажем, поставлял клиентов – солидных, семейных и денежных немолодых козлов, для которых главное даже не секс, а общение. Посидеть за столом, выпить, поговорить «за жизнь», потом по-быстрому в постель и – свободна! И никакого порновыпендрежа, никакого садомазо, все в добрых старых традициях соцреализма, и кэш – никакого кредита. Жизнь складывалась вполне удачно, наметились постоянные клиенты, устоялось расписание «полетов», как вдруг все пошло вкривь и вкось. Рудик, потеряв нюх и чутье, пожадничав, снял для них клиента не вполне вменяемого, садиста с опасными сексуальными фантазиями, да еще пьющего. Татьяна помнит, как он ударил ее, бил наотмашь по лицу одной рукой, другой зажимая ей рот. Она потеряла сознание… Если бы она была одна, без Зойки, неизвестно, чем дело бы кончилось. Но клиент снял их обеих. Татьяна пришла в себя на полу, на кровати Зойка, извиваясь, пыталась освободиться от садюги, а тот душил ее. Татьяна помнила свой запредельный ужас, она не могла даже закричать – смотрела, одеревенев, сидя на полу, а потом поднялась, цепляясь за стену, и бросилась к двери. Оглянулась, встретилась глазами с тем… и поняла, что он сейчас прыгнет. Она не помнит, как бежала, полураздетая и босая, по лестнице вниз, как выскочила в ночь и понеслась через двор на улицу. Всю ночь и весь день проторчала у окна их с Зойкой съемной квартиры, надеясь, что подруга вернется, но она так и не вернулась. А вечером она увидела Рудика и того, и сутенер показывал рукой на ее окна…

Она, дура, думала, что выскочила. Дура, трижды дура! За все нужно платить! За легкие неправедные деньги, за Зойку, брошенную на произвол судьбы… ведь она, Татьяна, могла остановить патруль, закричать, что убивают человека! Или поднять соседей! А она сбежала, как распоследняя дрянь! Она и есть распоследняя…

Татьяна попыталась разыскать Рудика, но тот словно сквозь землю провалился, и она подумала, что он тоже свидетель, и тот мог его запросто… убрать. Или, почуяв опасность, Рудик сбежал куда подальше. А тут еще прошел слух, что его сбила машина…

Она рассказала все одному лишь человеку – Марине из Городища. Та слушала молча, только головой качала, а потом пробормотала, что иногда судьба не оставляет человеку выбора, и тот действует не по разуму, а по страху… Татьяна так и не поняла, утешает ли ее Марина, оправдывает или осуждает…

…Он выпустил ее локоть, несильно шлепнул, словно подтолкнул, она опустилась на корточки, пригнув голову, и принялась собирать с пола осколки.

– Успокойся! – сказала ей старшая, Раиса, когда она принесла поднос с осколками в подсобку. – Не убудет! На, хлебни коньячку, а то на тебе лица нет! – Она сама налила Татьяне рюмку, сунула бутерброд с мясом. – Давай, прими! Очень уж ты нежная, подруга, у нас такие не приживаются. Поняла?

Татьяна не помнит, как добралась домой. Раиса сунула ей пакет с продуктами, она оставила его в парке на скамейке. Она забрела в парк бездумно, опустилась на лавочку, уставилась на потрескавшийся асфальт – через трещины пробивалась жалкая трава. Она вдруг вспомнила Городище с его пышной зеленью, Марину, Серого, который нашел ее в поле – «вынюхал», сказала Марина…

Какой смысл во всем этом? Что руководит нами – судьба или наши собственные глупость, жадность, недомыслие?

Результатом парковых раздумий была мысль о том, что не стоило возвращаться в город, что придется платить, что он ее пока не узнал, но обязательно узнает. Она почувствовала его интерес и поняла, что он не оставит ее в покое. Даже если она уволится, он все равно ее найдет. А когда узнает, ее песенка будет спета. Она заплакала, вспомнив бесшабашную фартовую Зойку, которой море было по колено, Татьяна ею восхищалась и беспрекословно ее слушалась, вспомнила, как мать не привечала Зойку, говорила, что дружба с «такой» не доведет до добра. Материно зудение раздражало, она безбожно отстала от жизни, ничего не понимала и всего боялась. Выражение ее лица, старые руки, считавшие копейки, – все вызывало в Татьяне протест. Мать была из уходящего поколения, отыгравшего свою игру, виснувшего гирей на ногах продвинутого молодого и не желавшего уступать ему место.

А что бы сделала на ее, Татьянином, месте Зойка? Сидела бы в парке, вся в слезах и соплях? Татьяна даже хмыкнула, представив себе подругу в слезах. Нет! Зойка взяла бы судьбу в свои руки и нашла бы выход! Жизнь для нее была борьбой, и она страстно, не раздумывая, ввязывалась в эту борьбу. Она бы не сбежала от этого урода… Татьяна уже знает, как его зовут – Раиса просветила. Владелец фирмы, заказавшей корпоратив, на «ты» с местным начальством, ни одной юбки не пропускает, не жадный, любит выпить, а во хмелю дурак-дураком. Она же показала ей его жену – бледную молодую женщину в черном, и Татьяна невольно пожалела ее.

Она ушла из парка, когда уже стало темнеть. Все это время она лихорадочно пыталась сообразить, что делать, прокручивала всякие идеи, прикидывала, представляла, что будет, если… и пугалась собственной смелости.

Правда, всегда можно вернуться в Городище, там ее примут, и до конца дней будет она прятаться, вздрагивая от любого шороха и лая глупого пса. Вернуться, чувствуя унижение и собственную подлость, зная, что убийца на свободе и, пересекись их дороги, живой ей не быть. Ему есть что терять. И кто знает, может, сейчас, в эту самую минуту, он вдруг вспомнил, где видел ее!