Текст книги "Лучшие уходят первыми"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 11
Регина

Одышливый старик, охая и спотыкаясь, привел капитана Алексеева в небольшой полутемный зрительный зал с подиумом в центре, на который отвесно падал яркий свет шести софитов.

– Вон они сидят, Регина Павловна, – сказал он махнув рукой. – В первом ряду, с Чертушкой.

В первом ряду сидели двое. Крупная блондинка в белом жакете и тощий мужчина, негр или мулат, судя по цвету наголо обритой головы с мощной теменной костью – видимо, тот, кого старик назвал Чертушкой. Когда Федор подошел ближе, то увидел, что на голое тело мужчины надет кожаный жилет лилового цвета и он действительно негр. Или мулат с кожей прекрасного теплого шоколадного оттенка. Его выразительные глаза, большие и слегка выпученные, с любопытством покосились на капитана. Женщина не обратила на пришельца ни малейшего внимания. Она зычно отчитывала худосочную девушку, стоявшую на подиуме.

– Ты, Машка, смотри, если опять будешь строить глазки своему паршивому кобелю, вышвырну к чертовой матери. А его на порог больше не пущу. Усекла? И двигайся живее, плечи разверни, головку навскидку! Пошла! Стоп! – заорала она через секунду. – Да что с тобой сегодня? Ползешь, как брюхатая муха!

– Мне туфель пятку натер, – пробурчала девушка.

– Потерпишь. Мы, бабы, все стерпим. Давай еще раз! Ну! Игорек, как тебе?

Негр перевел взгляд на женщину, склонил голову к плечу, выпятил толстые губы, поскреб под мышкой, подумал и изрек:

– Цвет! Я бы усилил лиловую ноту. И покороче с боков…

– Извините, – произнес Федор.

Женщина и негр повернулись на звук его голоса. Регина, а это была именно она, готовясь обругать, а негр, приподняв бровь и улыбаясь, как старому знакомому.

– Ну! – рявкнула Регина, выжидательно глядя на капитана.

– Капитан Алексеев, – представился тот. – Заречный райотдел.

Негр в восхищении закатил глаза и выдвинул нижнюю челюсть. Модельки подошли ближе, раскатав губы.

– На предмет? – спросила Регина, буравя капитана хмурым взглядом.

– Регина Павловна, – сказал Федор внушительно, – где мы можем поговорить?

– Ладно, – сказала она, тяжело поднимаясь. – Пошли, капитан. Игорек, останешься за главного. Потом обсудим. И смотри, построже с ними! – Она двинулась из зала, нимало не заботясь о госте.

В коридоре Регина обернулась к капитану и пробасила по-свойски, как будто знала его с детства:

– Идем ко мне!

Она достала из сумки сигареты и, вопросительно взглянув, протянула ему.

– Я не курю, – сказал Федор скучно.

Регина щелкнула зажигалкой, затянулась, выпустила дым.

– Ну и молодец, – сказала она хрипло, глядя в глаза капитану нахальными желтыми зенками. – Здоровеньким помрешь. Выпить хочешь?

– На работе не употребляем.

Федор от души забавлялся ситуацией. У него имелось чувство юмора, и Регина ему, пожалуй, понравилась. Она не притворялась, не играла, в ней чувствовалась первозданная хамка. И была она, как показалось Федору, изрядно под мухой.

– Да ладно! – махнула рукой Регина, развернулась и поперла по коридору как танк. За ней тянулся шлейф сигаретного дыма и мрачных удушливых духов.

Она отворила дверь и сказала, оглянувшись на Федора:

– Входи, капитан, будь как дома.

Регина уселась за письменный стол, не выпуская сигареты изо рта, достала литровую бутыль «Johnnie Walker» и два стакана. Плеснула на дно, уставилась в упор на капитана:

– Давай за упокой души Людмилы Герасимовой. Поехали! Первая колом, вторая соколом! Отказа не принимаю. – Она опрокинула содержимое стакана в рот, не поморщившись, утерлась рукой. – Не хочешь? Ну и черт с тобой! Я ж знаю, зачем ты пришел. Учти, у меня железное алиби. А потом, если бы я решилась убить, то не Людку, а Витьку-кобеля. Из-за таких, как Витька, не убивают! Он же дурак! А дураков, как ты знаешь, и в церкви бьют. Вот ты скажи, что она в нем нашла? Умная баба, с характером, передачи хорошие делала, бабки зарабатывала. На хрен ей Чумаров? – Регина вопросительно смотрела на Федора, и тот в ответ пожал плечами. – Я терплю, потому что куда денешься? – продолжала женщина, выпуская к потолку струю дыма. – Пятнадцать лет скованные одной цепью, хоть и остохерел до обморока, но никуда не денешься, свой, родной… А ей зачем? Только не говорите мне, что тут любовь! А то со смеху подохну!

– Вы были с ней знакомы?

– Пересекались на тусовках. Чумаров делал вид, что у них деловые отношения, а я знала про их роман если не с первого дня, так со второго точно. А он старается, щечки надувает, на «вы» ее называет, из шкуры лезет, чтобы я поверила, значит, что у них ни-ни, а только одна работа и производство на уме. Цирк, да и только!

– И нигде вы с Герасимовой больше не встречались?

Он видел, что Регина колеблется.

– Две недели назад она пригласила меня в греческий ресторан и за столом открытым текстом выдала… в том смысле, что у них все слажено, имеется только одно препятствие – я, и желательно, чтобы это препятствие самоустранилось.

– А вы?

– А я спросила, почему Витя сам не пришел, а ее прислал. Она сказала, что никто ее не присылал, она сама. Виктор, мол, ничего не знает, он человек тонкий, мягкий, сам ни за что не отважился бы, очень мучается, и она решила взять быка за рога. – Регина замолчала. Лицо у нее стало старым и, как показалось капитану, посерело на глазах. – Красивая была баба, эта Герасимова. Мне до нее далеко. Я все о себе знаю, ты не думай, капитан. Но не комплексую, потому что понимаю – кроме красоты должна быть голова. И никто не знает, что важнее. У нее, правда, было и то и другое. Бог не обидел. Ну так вот, сидела я, слушала ее и думала, что из-за такого говнюка, как Витя, две нормальные бабы готовы сожрать друг друга без соли. Бедные мы, бедные, думаю, даже такому рады, лишь бы не одной куковать…

Она затянулась новой сигаретой, выпустила клуб сизого вонючего дыма, насмешливо уставилась на капитана.

– Чем закончился ваш разговор? – Федору с трудом удавалось сохранить строгую мину. Регина была, что называется, бой-баба. Неспроста Чумаров боится ее как огня. Завести роман, имея такую половину, – для этого, знаете ли, требуется известное гражданское мужество.

Где-то внутри тем не менее у Федора сидело чувство, что Регина ерничает, валяет ваньку. Ее обращение на «ты», полуприличные словечки, излишняя откровенность…

– Я ей сказала, что Чумарова не отдам. И не потому, что он такое уж добро, а из принципа. Все-таки замужество для бабы вроде как знак качества на товаре. Герасимову аж передернуло при этих словах, – Регина хмыкнула. – И если мы когда-нибудь с ним разведемся, говорю, то решать буду я, а не Чумаров. Я его брошу, а не он меня. Понятно, спрашиваю, излагаю?

– И что было дальше?

– Ничего. Она сказала «посмотрим» и ушла. Вообще-то, капитан, она мне понравилась. Родственную душу сразу усекаешь. Если бы не этот… чудак, мы бы с ней подружились. Не было в ней бабьей подлости – позвала и честно предупредила. Вроде как мужской поступок. Респект и уважуха. Хотя какие теперь мужики… Все по старой памяти говорим «мужской характер», «мужской поступок», смешно даже. А смысл уже… тю-тю! Покажите пальцем… В ней сила была, в Людке… жаль, что так получилось. В городе говорят: ритуальное убийство, сатанисты, сектанты… Если хочешь знать мое мнение, капитан, фигня это все!

Говорила Регина очень образно, и слушать ее было одно удовольствие. Федору казалось, что он в театре. Никогда еще он не чувствовал себя настолько близким к богеме, как в последние два дня. Вербицкий, Регина, Чумаров – все были удивительно искренни и с удовольствием обнажались, а если и переигрывали, то очень органично и почти естественно.

– У меня алиби, – сказала вдруг Регина после минутного молчания. Видимо, молчание капитана она приняла за хитрый тактический ход.

– На какое время?

– Ай да хитер, капитан! – хрипло расхохоталась она, хлопнув рукой по столу. – Ее убили когда? С пятницы на субботу. Вот на всю ночь у меня и алиби. Мы даже домой не пошли, ночевали в ателье. Игорек, наш главный дизайнер, три девочки, я и Витя. У нас показ через неделю, вроде как генеральный прогон был. Нам из соседнего кафе пиццу приносили в три утра. И кофе. Я лично расплачивалась. Ночью самый жор нападает. И девочки навернули за милую душу, наплевали на диету. Витька приехал около одиннадцати, думал забрать меня, да так и уснул здесь на диване. А я отсюда ни ногой. Четыре человека могут подтвердить.

– А ваш муж?

– Что муж? Чумаров мухи не убьет. Однажды домработница котят утопила в ведре, так с ним, поверишь, форменная истерика случилась, нежный очень. Дрых до утра на этом самом диване, – Регина потыкала пальцем в низкий кожаный диван, стоявший в углу комнаты. – В семь мы закончили, я его растолкала, и мы поехали домой. Да и зачем ему? Все знают про его… э …романы. Мотива нет.

– Вы рассказали мужу о встрече с Герасимовой?

– Еще чего! Сначала хотела, уж очень у меня руки чесались приложить его как следует, а потом думаю: нет! Не хотела провоцировать. Слабаки, они что хошь выкинут с перепугу. У моей подруги муж гулял, но не разводился. Так эта дура кинулась выяснять отношения, она, говорит, или я. Он подумал и сказал: она – и пошел укладывать чемодан. Я Витьке ничего облегчать не буду. Он же всю жизнь гуляет, хоть и трус. Глаза боятся, а руки делают. Герасимова не первая и не последняя пассия. Она, конечно, получше других была… Он даже за моими девочками пытался ухлестывать, но они мне все рассказывают, я ж им как мать. Хоть и стружку иногда снимешь, они ж дурные совсем, как котята. Никогда Чумаров ни на что не решился бы. Никогда! И знаешь почему? – Она, ухмыляясь, смотрела на капитана. – Потому что тогда прощай теплое местечко на ТВ. Мой канал, понятно?

– Я могу поговорить с вашим персоналом?

– Да говори сколько влезет! Я даже не буду их предупреждать, чтобы не мололи лишнего. Пусть все будет чисто. Мне бояться нечего.

– Ваш дизайнер не местный? – не удержался Федор.

– Чертушка? Конечно, не местный. Он же негр. Или мулат, черт его разберет. Папа – из Кении, большая шишка в правительстве, мама – из нашего города. Расовый коктейль. Фамилия Нгелу-Икиара. Игорь Нгелу-Икиара! С такой погремухой никаких других талантов не надо. Экзотический дизайнер, торчит на африканских мотивах в лилово-желтой гамме. Самые дикие сочетания красного, лилового, желтого и белого, а ведь смотрится! Уму непостижимо. – Регина оживилась, потыкала сигаретой в пепельницу, разогнала рукой дым. – Он вернул женский силуэт-ретро – конец пятидесятых – и туфли-лодочки из той же эпохи. Идет на ура. В прошлом году модель «маленького» платья «желтый тюльпан» получила первую премию на осеннем показе в столице. Или взять вечернее платье «синий бархат». Фантастика! Тебе, капитан, конечно, по фигу все эти силуэты и тюльпаны, но поверь знающему человеку, Игорек – суперзвезда. Я знаю, что рано или поздно он свалит в столицу, но пока он здесь, я его выжму… – Она стиснула кулак и потрясла им перед носом капитана. – Как лимон!

Игорек Нгелу-Икиара успел переодеться. Вернее, надеть навыпуск белую рубаху без воротника. А лиловый жилет – сверху. В таком прикиде, будь он не черным, а белым, Игорек напоминал бы полового из псевдославянского ресторана «Бублик с маком». Бритый череп негра блестел, как полированное дерево. Мягко светилась серебряная сережка в левом ухе. Федор задержал взгляд на его руках – поразительно красивых, с тонкими гибкими пальцами, с перламутровыми узкими ногтями и розовой ладошкой. Игорек вдруг протянул руку и потрогал мускулы на левой руке капитана.

– Ого, – восхитился он, – качаетесь?

Федора как током шарахнуло. Он вспыхнул и непроизвольно дернул плечом. Негр, довольный произведенным эффектом, хихикнул, погладил себя по гладкому черепу, потянулся. Движения его были по-кошачьи грациозны, выдавая поколения африканских охотников-бушменов, и исполнены странного смысла, смутившего капитана.

– Какой ужас, – непринужденно произнес негр, с улыбкой глядя на капитана, – весь город гудит о ритуальном убийстве. Я знал эту женщину.

– Лично?

– Нет, видел ее передачи. Умная и гуманная, не то что эти уроды! Меня не удивляет, что убили именно ее.

– Почему?

– Лучшие уходят первыми. Закон жизни на данном этапе. Мы вошли в черную астральную полосу…

– А вам что-нибудь известно об убийстве? – поспешно перебил Федор, нутром чувствуя, что рассуждение об астральных полосах может затянуться надолго.

– Нечего не известно. Неважно, кто ее убил!

– А что важно?

– Убийца был орудием.

– Понятно, – вздохнул Федор. – А что вы делали ночью тринадцатого июня?

Игорек задумался, с удовольствием разглядывая капитана. Наконец сказал:

– Мини-показ. Всю ночь провели тут. Мадам была злая, как бешеная корова. Пиццу заказала самую дешевую, жадная. Машу чуть не убила. Злится, что у Маши много молодых людей. Ревнует.

– А Чумаров?

– Был тоже. Выпил полбутылки ее виски и спал в кабинете. Она его чуть не убила из-за виски. Жадная. Все время жалуется, что нет денег.

– Никто никуда не отлучался?

– Чумарова я вообще не видел. Мог уйти свободно. Там черная лестница рядом, дверь не закрывается. Девочки были на глазах. Мадам их загоняла. Она выходила около… – Он задумался. – Точно не помню, но не было долго. Может, час. Мы думали, с Чумаровым собачилась. Вроде слышали крики. Они все время скандалят. Я включил музыку. Потом приехал ОМОН.

– ОМОН?

– Ага. Соседи вызвали, спать мешаем.

– А где была Регина?

– У себя. Мы сказали: больше не будем, девочки очень просили, чтобы мадам не узнала. Хорошие ребята, – Игорек мечтательно облизнулся. – Она вполне могла наброситься на копов, нас уже закрывали однажды. Старый Деревянко отмазал. Она и не знает. Мы ей не сказали. Я скоро уеду, – Игорек доверительно смотрел на капитана. – Надоело. Меня в метрополию зовут. Правда, там первым уже не буду, как здесь, но я еще молодой. Мадам просто халда. – (Федор едва сдержал улыбку – уж очень непривычно было слышать подобные словеса из уст черного человека!) – Ругается, как бомж. Надоело. Жадная. За копейку удавится. Стареет. На девочек злится, завидует. И виски хлещет как лошадь. Чумарова жалко, он слабый человек. У него был роман с этой женщиной. Я думаю, Регина запросто могла убить. Она кого хочешь замочит. Иногда так посмотрит, аж мороз по коже. Может, она и убила.

Благодушное выражение лица негра никак не вязалось с его словами. Он обвинял в убийстве свою работодательницу с такой легкостью, словно рассказывал о ее милых и невинных причудах вроде привычки есть пиццу по ночам, спать при включенном свете или не причесываться по понедельникам. Федор задумчиво смотрел на негра. Негр смотрел на Федора. Оба молчали.

– Спасибо, – наконец произнес Федор. – Вот вам мой телефон, на всякий случай… – Он осекся, заметив радость, промелькнувшую на лице Игорька. Фраза действительно прозвучала двусмысленно.

«Черт! – ругнулся в сердцах про себя. – Ну как работать с такими?

Моделек были трое. Высокие, длинноногие, тощие, они хихикали, перебивали друг друга и откровенно кокетничали. Федор, поглядывая на часы, задавал вопросы, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Ну, мы это… типа …всю ночь здесь, – сказала Маша, которая была за старшую. – Мадам совсем озверела, кидалась…

– Не так встали, не так пошли… – вмешалась девушка номер два – рыжая, с лисьим личиком.

– Оттягивается за Чумарова, – добавила девушка номер три.

– Он гуляет! – Это Маша.

– Ни одной юбки, козел, не пропускает… – Девушка номер два.

– Лидочка из-за него ушла… – Номер три.

– Мадам их застукала! – Маша.

– Жирный, щеки трясутся! – Номер два.

– А мадам! Перегаром так и несет, особенно по утрам, хоть противогаз надевай! – Номер три.

– И ругается! – Маша.

– И жадная. Игорек скоро уходит.

– И правильно! Я тоже бы ушла…

– Куда это, интересно?

– Замуж!

– За кого? За своего мудозвона?

– Почему это мудозвон?

– Потому. Сама знаешь почему!

Модели забыли о Федоре. Шум стоял, как на птичьем базаре.

– Девушки! – рявкнул он. – По очереди! Отвечайте только на поставленные вопросы. Кто отлучался ночью и на какое время?

Они переглянулись.

– Никто, – сказала Маша. – Никто, по-моему.

– Что «никто»?

– Не отлучался.

– Мадам отлучалась, когда Витя пришел.

– Точно! Наверное, было одиннадцать или двенадцать. Или даже час ночи.

– Лерка еще сказала, что сейчас мадам Вите… – Девушка номер два запнулась. Маша толкнула ее локтем. Федор кашлянул. – Накидает! – нашлась девчушка. – Она же его бьет!

– Ладно, девушки, – сказал он, – всем спасибо. Вот номер моего телефона, если вспомните что-нибудь важное, звоните.

Девушки упорхнули, как стайка птичек. Из коридора донеслись хихиканье и жеребячий топот. Федор потер лицо ладонями, чувствуя себя, будто целый день разгружал вагоны. Сейчас его скромный кабинет казался самым желанным местом на свете. Он взглянул на часы. Шесть. Закрыть дверь, положить перед собой листок бумаги, взять остро отточенный карандаш… и за работу! Коридоры опустеют, наступит тишина. И никаких больше женщин на сегодня.

«Ни за что не женюсь! Никогда и ни за что! – пообещал себе капитан. – Ни за что на свете! Я не самоубийца. Сначала спящая красавица Окулова, перегревшаяся на солнце, потом крокодил Регина, безмозглые модельки и негр по имени Игорек! Ужас!»

Хотя непонятно было, какое негр Игорек имел отношение к женитьбе Федора.

На улице капитана ожидал легкий на помине дизайнер Игорек. Полосатая черно-оранжевая африканская торба ковровой ткани через плечо, лицо задумчивое. Покусывает зеленый листок крупными белоснежными зубами.

Федор сдержал стон.

– Я вот что подумал, кэп… – начал Игорек.

– Ну? – невежливо перебил его Алексеев. – Вспомнили что-нибудь?

– Нет, но у меня появилась идея.

– Интересно, – буркнул Федор.

– У нас нет мужской модели, – сказал дизайнер. – У меня фантастические замыслы. Нет, модель, конечно, есть, но одни мускулы и физиология, а мне нужны и мускулы и интеллект. Как у вас, кэп. У вас вполне интеллигентное лицо, что редкость в наше время, тем более учитывая место вашей работы. И если бы вы…

– Что? – До Федора не сразу дошло, что имеет в виду дизайнер. – Я? Да… ты! Совсем сбрендил?

Чаша терпения Федора была переполнена. Он, не прощаясь, оставил Игорька и стремительно бросился через дорогу к своему «Форду» как к спасительному плоту в нелепом море житейском. Рухнул на сиденье, дрожащими пальцами вставил ключ в замок зажигания и рванул с места как на пожар. Впервые в жизни он проскочил перекресток на красный свет, что заставило его задуматься о причинах, толкающих человека на преступление. На спонтанное, непредумышленное преступление, совершенное под влияним сильного чувства. Сильное чувство может быть вызвано любой мелочью с точки зрения здравомыслящего человека: постоянным протеканием воды с верхнего этажа, дурным пением под гитару под окнами в два часа ночи, парковкой машины под балконом, несмотря на многочисленные предупреждения… Федор знал много подобных случаев. Типичная бытовуха, а в результате нанесение побоев с увечьями или убийство. Вот и он, капитан Алексеев, чуть не врезал дизайнеру… А почему, спрашивается? Что, собственно, его задело? То, что Игорек – представитель сексуальных меньшинств? Или работа модели, с его точки зрения, недостойна настоящего мужчины? Федор вообразил себе жеребячий гогот коллег, появись он на экране в каком-нибудь… пляжном ансамбле!

Все! Хватит! Но день, полный приключений, для капитана Алексеева еще не закончился. Не успел он переступить порог родного учреждения, как его вызвали к начальству. Причем не по телефону, а прислали нарочного – лейтенанта Гену Колесниченко. Загадочно ухмыляясь, Гена сказал, что Бутузов уже раз десять справлялся о капитане Алексееве и приказал, как только тот покажется на горизонте, сразу к нему на ковер.

– Что стряслось? – спросил Федор.

– Сюрприз, – ответил Гена. На его невыразительной физиономии светилась с трудом сдерживаемая радость. Капитан Алексеев никогда еще не видел коллегу в подобном состоянии.

– Жалоба? – спросил капитан.

– Ха! – произнес лейтенант пренебрежительно. – Жалоба! Иди-иди, там тебя ждут не дождутся. Удачи!

Глава 12
Марина

Марина Башкирцева сидела в своем уютном кабинетике, подперев подбородок изящной рукой и глубоко задумавшись. Другая рука перебирала бусины в маленькой стеклянной вазочке. Бусины были собраны Мариной для реставрации народных костюмов из этнографической коллекции музея, которую она очень любила и собирала уже несколько лет буквально по крупицам. Мордовских, чухонских, марийских, середины и конца позапрошлого века – красная с синим вышивка по суровому холсту, перемежающаяся вставками из кружев, плетенных на коклюшках. Само сооружение для плетения кружев – упругий тряпичный барабан, утыканный булавками с разноцветными головками, и несколько десятков деревянных палочек-коклюшек с продетыми в дырочки наверху суровыми нитками – также находилось в экспозиции музея. Мастерица накалывает узор булавками, а потом, споро перебирая коклюшками, оплетает их. Закончив фрагмент, она переносит булавки ниже. И снова бегают проворно умные пальцы, сами знающие, что делать, и постукивают деревяшки.

У Марины и фильм есть про бабушку, последнюю представительницу старинного ремесла, и хорошая копия «Кружевницы» Тропинина, и фрагменты потемневших от времени кружев в рамках под стеклом на стенах кабинета. Марина однажды позировала мужу в мордовском костюме… Когда-нибудь она подарит портрет музею и, став совсем старой, будет приходить и любоваться. И Колька войдет в историю… возможно …хотя вряд ли. Он ремесленник, а не создатель. Ну да разве народ понимает? Главное, чтобы красиво было – березы, пруд, родовое поместье с башенками, иномарка, блескучий прикид от Версаче.

Колька, Колька… простая душа! Марина улыбнулась рассеянно. Бедный Колька… Ну ничего, она сделала для него то, чего не сделала бы ни одна другая женщина, – имя. Кто не знает теперь художника-портретиста Николая Башкирцева? Вон очередь стоит на два года вперед, Америка заинтересовалась. Колька, недалекий и жадноватый, намалевал бы всех желающих за неделю, но она, Марина, запретила. Чай, не коврики с лебедями для базара. Не ляпать кистью, а думать о композиции, изучать внешность заказчика, подбирать интерьер, освещение, одежду. Научила вести себя соответственно – изображать мастера. Настоящего Мастера с большой буквы, непредсказуемого, чудаковатого, депрессивного, эпатажного, то есть со всем духовным антуражем гения. Даже внешность под Сальвадора Дали – усы торчком и длинные волосы по плечам – придумана Мариной. Одно время она всерьез рассматривала идею распустить слушок, что Коля пьет или балуется наркотой, но потом решила: это будет, пожалуй, перебор. То, что он в свое время был президентом Клуба холостяков, сослужило хорошую службу – ей не пришлось начинать на пустом месте. Образ клубмена мягко вобрал в себя новые творческие черты и превратился в имидж замечательного самобытного художника. Они прожили вместе хорошую жизнь, и теперь Башкирцев пойдет дальше один. Потому что ее собственная судьба делает стремительный вираж и…

Марина покачала головой, улыбнулась. Бусины со стеклянным звоном посыпались в вазочку. Она погрузила в них пальцы – холодные и твердые, шелковистые на ощупь…

Стук в дверь вырвал Марину из задумчивости.

– Войдите! – закричала она. Дверь распахнулась, и на пороге появился крепыш в белых брюках и красной футболке – Рома Мыльников, заместитель директора местного филиала рекламного агентства «Brown, Brown & Son».

– Ромочка! – обрадовалась Марина. – Здравствуй, дорогой!

Рома галантно приложился к ручке, потом к щечке Марины.

– Мариночка, бросай Кольку к чертовой матери! Зачем он тебе сдался, мазила недоделаный? Я тебя на руках носить буду! Ты фантастическая женщина, Мариночка! Ты себе цены не знаешь.

– Я подумаю, Ромочка, – прожурчал в ответ смех Марины. – Спасибо за предложение.

– Подумай, – он отпустил ее руку и плюхнулся в кресло. – Только недолго. А то меня тут буквально на части рвут.

Это был их обычный ритуал, игра, треп старых добрых друзей. Рома «домогался» Марины не только наедине, но и на публике, причем в присутствии Башкирцева. Тот обычно вращал глазами и рычал с грузинским акцентом: «Убью! Гдэ мой ба-алшой кынжал?» Марина хватала мужа за руки, удерживая от драки, Рома рвал на груди рубашку и кричал: «Разве ты достоин этой женщины? Ты только посмотри на себя, урод!» Народ ухохатывался, дамы визжали, все хлопали… одним словом, прикол получался еще тот!

– Мариночка, я принес шесть произведений искусства, четыре Колькины, два – Ренского, отстукай сертификаты, – начал деловито Рома. – Брайтон-Бич уже на ушах. И что удивительно, нехило башляет. Укажи, что ни малейшей художественной ценности это искусство не представляет, как будто и так не видно, что дрянь. Молчу, молчу. Сделай в темпе, лады? Я хочу все уложить заранее, распихать сувениры, чтобы на таможне не содрали за перевес, а то Эрик удавится. Не нужно портить шефу праздник. Он наконец получил новый мушиный набор «Сделай сам» и совсем слетел с катушек.

– Даже не знаю, – Марина манерно опустила глаза. – Работы невпроворот, оформляю новую экспозицию… – Это было продолжением игры. – Завтра, кстати, у нас выходной.

– Понятно, – Рома посмотрел на часы. – Сейчас я тебя забираю на бизнес-ланч в «Прадо», там и обсудим. У тебя есть пять минут на сборы. Сертификаты на послезавтра, о’кей?

– Какой бизнес-ланч? Я на диете! – закричала Марина, но Рома уже вытаскивал ее из-за стола, мимоходом чмокнув в макушку.

– Будешь пить минеральную воду. А я бы кабана сожрал! Не успел позавтракать. Сейчас тебя съем! Ам-м! – прорычал Рома голосом волка из «Красной шапочки», не разжимая объятий. Марина взвизгнула, и оба расхохотались.

Рома Мыльников был легким человеком. Лысеющий блондин с карими глазами, с готовностью улыбнуться и обаянием ручного волка – в нем чувствовалась сила и скрытая угроза, – Рома легко сходился с людьми, был снисходителен с женщинами и детьми и через пять минут становился своим в любой компании. Женщины его любили, но, как он выражался, знали свое место – брошенные, не закатывали скандалов, а тихо уходили. Тоже искусство – расстаться без визга и оскорблений! Правда, он не жадничал с ними – в разумных пределах, разумеется. Он никогда не был женат, жил, настороженно оглядываясь по сторонам на предмет заработка, легко снимался с места и менял окружающую среду. Реалист по жизни, не обремененный химерами вроде совести, морали или жалости. Дитя городских трущоб, он сделал себя сам и готов был перекусить глотку любому, кто стал бы у него на дороге.

В один удачный день счастливый случай свел Рому с Эриком Пауэрсом – младенцем в джунглях, который мнил себя белым человеком на острове дикарей. Это был старт – и Рома рванул вперед со скоростью ракеты. С шефом ему повезло – Эрик, слава богу, в дела не лез и под ногами не путался. «О’кей, Рома, – говорил он, важно кивая, после того как Рома растолковывал ему на пальцах очередную финансовую операцию, – можно». Когда Рома принес Эрику первые «честно» наваренные тридцать тысяч зеленых, он даже не понял, что это. «Ваша доля, шеф», – сказал Рома. Эрик сидел с остекленевшим взглядом, уставившись на деньги, и Рома даже забеспокоился. Потом оказалось, этот придурок переживает за налоги.

– Никаких налогов, – объяснил ему Рома, – деньги светить не будем. У нас за кэш [5]5
  Наличные деньги (из английского жаргона).


[Закрыть]можно купить все, что угодно. Купите квартиру или новую машину. Это вам не Америка!

Эрик просидел в своем кабинете до вечера, тихо, как мышь под метлой. Портфель с деньгами запер в сейф. Ночью почти не спал, очень боялся и мучился. Но не устоял. Покажите пальцем на того, кто устоял бы! Плотину моральных устоев размыл бурный кэшевый поток, и жизнь стала совсем хорошая. Эрик скоро привык к деньгам и пустился во все тяжкие, ни в чем себе не отказывая. Рома поощрял желания шефа. Когда Эрик присмотрел себе квартиру, а потом увидел другую и растерялся, не зная, какую выбрать, Рома твердо сказал: обе. У него были размах и видение перспективы в отличие от узколобого Эрика. Хоть он и вырос в стране золотого тельца, Рома давал ему форы, не будучи сдерживаем оковами предрассудков вроде честности и порядочности.

Они прекрасно пообедали. Рома все в жизни делал обстоятельно и, если удавалось, с удовольствием. Сейчас он жевал баранину с тушеными овощами, которой славилась кухня «Прадо», запивая красным «Bordeaux». Марина ковырялась в перцах с грибами, с улыбкой слушая истории Ромы об Эрике и его мухах, рассказывать которые он был мастер. Мысли ее были далеко за пределами ресторана, и Рома наконец не выдержал.

– Мариночка, что с тобой? – Он накрыл ее пальцы своей большой теплой ладонью. – Ты где?

Марина молчала, загадочно улыбаясь. Чуть пожала плечами: не понимаю, мол, о чем ты, – хотя сияющие глаза говорили, что прекрасно понимает.

– Расскажу Кольке, – строго сказал Рома. – Никак, закрутила на стороне? Смотри, Марина, доиграешься! Кто он?

– Ромочка, честное слово, спала только с вами и больше ни с кем! – Марина, сдаваясь, подняла руки.

– Смотри, мать, а то мы с Колькой разберемся! Я-то ладно, а Колька законный, ему знаешь, как обидно, рогатому!

Он привез ее к музею, расцеловал в обе щеки и укатил, а Марина пошла к себе. Включила компьютер, привычно отстукала текст. Название картины, имя автора, год. Усмехнулась, вспомнив Колькину мазню. Под хорошим соусом любая дрянь пройдет. Мода создается умными и пробивными. Раскрутить можно что угодно, были бы деньги. «А Ренский ничего», – подумала она. Техника пастели достаточно редка в наше время. Работает под Куинджи. «Лунный пруд» и «Маковое поле». Неплохо, очень неплохо. У него хорошая цветопередача. Названия, правда, простенькие, но смотрится мило. Дай бог, пусть пробиваются мужики за океан, пока бум на все постсоветское. Она закончила сертификаты, распечатала, подписалась и шлепнула печати.