Текст книги "Судья Королевского дома"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Фредерик был рад. Правда, еще сильно болела голова, и вид любой еды вызывал тошноту, но то, что обоз планировал остановиться в Перепутье всего лишь на день, сглаживало все неприятные ощущения. Он охотно пообщался с торговцами и договорился ехать дальше с ними. Те были очень даже не против, узнав в нем «того самого южанина». Ставшие уже легендарными в Снежном графстве меч, арбалет и боевое искусство Фредерика внушили торговцам и такую мысль, что рыцарь может быть полезен их каравану и как защитник в нелегком и долгом путешествии. Поэтому они предложили молодому человеку место в крытых санях и харчевание, а взамен просили в случае опасности помогать им. Фредерика это вполне устроило, и на следующий день, уже знатно выспавшись, он оседлал и взнуздал Мышку и неспешно поехал рядом с головными санями тронувшегося на юг каравана. Лошадку Печатку он оставил в конюшне Акила, и трактирщик вместе с румяной женушкой долго и благодарно махали руками вслед удалявшимся саням и всаднику на крупном коне удивительной мышастой масти...

23

Середина мая...

Цветущий замок поместья Теплый снег в эту пору по-настоящему цвел и благоухал. Сотни бабочек всевозможных окрасов порхали над пестрыми ухоженными клумбами и дикими лужайками. Воздух дрожал от жужжания пчел-трудяг. Мед в Теплом снеге никогда не переводился...

Хоть и намечались майские праздники, а в замке не было особого веселья. Уже почти год прошел, как его обитатели находились в унынии и каком-то оцепенении. Их хозяин, их Король так скоропалительно уехал из своего родного поместья, не захотев ни с кем делить горе. Оно было так велико, что даже родной кроха-сын не смягчил его. Уехал и не спешил возвращаться. Все боялись, что он вообще не вернется. Здесь, в траурной части замкового парка, были могилы его радостей: отца, матери и жены.

А сын Короля рос. Быстро и весело, и его беспечный смех звенел под сводами древней фамильной крепости, настойчиво прогоняя печаль и тоску его жителей. Малыш Гарет стал для них ярким солнечным зайчиком, согревающим и вселяющим надежду. «Не может быть, чтоб отец не вернулся к сыну, – говорили в замке, – к тому же он обещал».

Гарету показывали портрет отца, но он всегда пугался двухметрового полотна, где Фредерика изобразили грозным рыцарем в белых доспехах с мечом и черным знаменем, на котором щерился белый дракон. Портрет матери был ему более приятен: много спокойного зеленого цвета – платье и искристые глаза, которые художнику особенно удались. Королева Кора смотрела тепло и ласково, чуть наклонив голову с пышными огненными волосами.

Мамой же он звал даму Марту...

Она приехала в Цветущий замок и настояла на том, чтобы ее определили в няньки королевичу. Многие усмотрели в этом кое-что большее, чем простую симпатию к розовому крепышу, но никто ее не осудил и не отказал. Тем более что через пару дней заметили: ребенку она нравится. А еще: через какие-то полмесяца он топал рядом с Мартой по желтым дорожкам парка и, если что-то надо было, обращался к ней «мама». Может, так он на свой лад произносил ее имя...

Рано утром в канун первого майского праздника Марта взяла за ручку накормленного пшеничной кашей Гарета и отправилась в соседний с замком небольшой лес: собрать цветов для украшения стола и осмотреть ягодники. Ей нравилось вот так гулять по дороге, слушая, как журчат в небе птицы, купаясь в потоках солнечных лучей. Гарет, похоже, также был не против прогулок. Ему позволялось бегать, ползать, возить руками в пыли. К тому же время от времени Марта совала ему в рот крохотные пышки с творогом, на один укус...

Ягодники обещали богатый урожай черники и земляники, а цветы собрались довольно быстро.

Марта присмотрела уютную поляну на опушке леса для отдыха. Гарет, устав ловить мотыльков, прилег рядом, положил голову ей на колени и задремал. Прикрыв его голову от солнца легким платком, она достала крючок и начатое вязанье.

Со стороны дороги послышался стук копыт – кто-то ехал. Марта подняла голову, отложила вязанье, встала с травы, взяв малыша на руки. Он лениво зевнул, проснувшись, и с радостью обвил ее шею ручками, заулыбался, вновь назвал мамой.

А сердце ее вдруг забилось чаще.

Из-за поворота показался всадник на крупном сером коне.

Марта сделала шаг вперед.

Человек остановился, спешился, не сводя глаз с Марты, а точнее – с розового малыша, быстрым шагом, топча траву и цветы, направился к ним. Он был уже так близко, что девушка увидала, как блестят слезами его серые глаза, как улыбаются и одновременно дрожат его губы.

Король Фредерик протянул руки, и Марта опустила в них кроху Гарета. Как необычно они смотрелись: суровый рыцарь в черной кожаной одежде, с мечом за плечами, и двухлетний малыш с золотистыми волосками на голове в нежно-голубой рубашонке, с пальцем во рту.

– С возвращением, сэр, – сказала Марта, дотронувшись до его плеча.

– Я был безумцем, когда решил уехать, – ответил Фредерик, улыбаясь беспечно и счастливо. – Какой он уже большой и как похож на свою маму. – Он осторожно поцеловал Гарета в пушистую челку.

– Папка, – вдруг объявил малыш, достав для этого палец изо рта.

– В самую точку, кроха, – обрадовался Фредерик. – Как же я рад видеть вас...

– А уж я как рада. – И тут девушка не удержалась от слез.

Король протянул ей руку.

– Иди ко мне, детка. – Он обнял прильнувшую к нему Марту. – Все хорошо.

– Вы будете замечательным отцом, – прошептала девушка.

На такие слова Фредерик покачал головой:

– Ага, это после того, что я бросил сына в первый год его жизни. И свою страну. Нет, детка, я негодный отец и негодный Король. В который раз жалею, что корона попала на мою голову.

– Сэр, но об этом жалеете лишь вы один. Не думаю, что кто-то из тех, кто вас знает, думает так же... Тогда, год назад вам было так тяжело... Но теперь вы вернулись, вы ведь хотели и вернулись. И теперь все будет хорошо. Вот если бы еще... – Тут Марта запнулась.

Фредерик вопросительно глянул на нее.

– Если бы вы нашли кого-нибудь, – совсем тихо произнесла она.

– Кого-нибудь себе в жены? – холодно продолжил Король.

– Ну неужели за время своих странствий вы не встретили ни одной пригожей девушки? Их ведь на севере, я слышала, много.

– Всюду полно пригожих девушек. А что с того?

Потом он замолчал... Ему вдруг расхотелось думать о том, что было. То, что есть, занимало гораздо больше: на его руках был сын, глазастый прекрасный малыш, который по-хозяйски дергал пряжку перевязи, что крепила меч на спине, и пыхтел, стараясь дотянуться до рукояти клинка. «Какое сокровище я чуть было не потерял», – подумал он, еще сильней прижав Гарета к груди.

Марта все поняла.

– Пойдемте в замок, сэр. Все так обрадуются вашему приезду, – сказала она...

Он лежал в мягкой траве под цветущими каштанами и наслаждался теплом и легким ветром, полным душистого медового запаха. В его волосах был венок из желтых цветов, и сын, сидевший рядом на траве, щипал оттуда цветки. Всевозможные вкуснейшие яства и столетние добрые вина, которые были на застолье в честь его возвращения, разморили Фредерика. Он почти засыпал. К тому же на поместье тихо опускался вечер.

– Вы всем довольны, сэр? – голос Марты.

Конечно, он всем доволен. Теплая ванна, чистая мягкая домашняя одежда, шикарный обед, песни и танцы красивых девушек, улыбки на лицах, розовый сын, а теперь – темноглазая красавица рядом с ним в саду... После странствий, битв, опасности – это ли не то, к чему он стремился. И Фредерик удовлетворительно кивнул головой.

– Давно ты в няньках у моего шалопая? – спросил он, подняв Гарета над собой на вытянутых руках – малыш звонко захохотал.

– Больше полугода, сэр.

– Я слышал, он зовет тебя мамой.

Марта чуть помедлила с ответом:

– Имя «Марта» ему сложно выговаривать.

– Может быть. – Он прижал сына к себе, и тот затих, уткнувшись личиком в грудь отца... лежать бы так вместе с сыном долго-долго, чувствуя, какой он трогательно теплый, как дышит, как перестукивается сердце с его маленьким сердцем. – Не пора ли тебе спать, непоседа? – улыбнулся, видя, как малыш зевает.

– Да, конечно, уже и звезды появились. – Марта взяла сонного Гарета за руку, поклонилась поднявшемуся Фредерику и пошла с малышом в сторону замка.

Король смотрел ей вслед, и так ему захотелось, чтоб эти пышные волосы были не черными, а огненно рыжими. Чтоб она шла в дом, ведя за руку сына...

Он шел к могиле Коры, срывая по дороге душистые цветы с веток деревьев.

Вот он, этот камень, эта плита, эти строки, которые он сам сочинил. Впервые в жизни он сплел слова в стих. Для кого? Для умершей любимой...

 
Нет в мире больше зеленых глаз,
Нет в мире больше огня волос.
Дороже света пропал алмаз,
И не помогут потоки слез...
 

Фредерик усыпал белую плиту цветами, присел рядом, коснулся рукой камня. За день он нагрелся и был приятно-теплым.

– Знала, что найду тебя здесь, – раздался голос дамы Ванды.

Молодой человек чуть пожал плечами, выпрямился.

Она с самого его приезда в замок всем видом давала понять, что жаждет беседовать с ним наедине. Фредерик отметил, что няня сильно постарела за последний год: с трудом ходила, уже опиралась на тросточку и постоянно кряхтела. Но в глазах ее по-прежнему искрила почти безграничная энергия, и голос ничуть не изменился – те же волевые нотки, больше подобающие командиру воинского подразделения, чем почтенной даме. Все-таки она в свое время управляла в отсутствие Фредерика огромным поместьем и довольно успешно.

Он взял старушку под руку и повел к озеру.

– Год траура прошел. Что ты думаешь? – начала Ванда, когда молодой человек бережно усадил ее на скамью у берега.

– Думаю: надо заняться воспитанием сына.

– Это хорошие мысли, – кивнула дама Ванда. – Больно шаловлив, хоть еще совсем дитя.

– Разве я не был таким?

– Был-был. – Она вновь согласилась. – У тебя до сих пор неизвестно что в голове... Взять так и уехать. Одному, надувшись на весь свет. – Она принялась ворчать и выговаривать все то, что накопилось за год.

Фредерик умел слушать не слыша, потому просто скосил глаза на озеро, которое постепенно погружалось в вечернюю мглу. «И от нее я должен получить на орехи», – мелькнула кислая мысль...

– Опять не слушаешь?! – повысила голос дама Ванда.

– Что ты, нянюшка, я тебя всегда слушаю, – улыбнулся Король.

– Ну раз так, то вот тебе мое слово: женись вновь!

Он чуть вздрогнул, улыбка сползла с лица.

– Ну, право, ты мужчина – хоть куда. Молодой, красивый, крепкий. Ишь, какая рука твердая. – Дама Ванда толкнула Фредерика в предплечье, подмигнула. – И, мыслю, не только рука...

– В кои-то веки ты заметила, что я уже мужчина, – хмыкнул Фредерик.

– Не уходи от ответа!

– Не буду.

– Так женишься?

– Зачем?

– Тебе как Королю нужны наследники...

– У меня есть наследник.

– Одного мало. Вдруг с Гаретом...

– С ним ничего не случится! – резко перебил Ванду Фредерик.

– Ты что, Господь Бог, что так уверен?! Тебя год не было – ты не знаешь, как он болел в эту зиму. Мы думали – ничто не поможет. Твой сын чуть не умер! А ты – родной отец – в это время шлялся неизвестно где! А теперь говоришь: ничего не случится! Много ты понимаешь в жизни, я смотрю! – такой гневный поток речей обрушила Ванда на бывшего воспитанника. – Господи, и в чьих руках Королевство?!

– Вот черт! – невольно кинул в сторону Фредерик, чувствуя, что каждое ее слово, как удар молота, прибивает его к земле.

– Ты лицо-то не вороти! Ишь, не нравится ему!

Он молчал, опустив голову. Виноват, сто раз виноват, что еще сказать.

– Да ты обязан жениться! Гарету нужна мать! Тебе – жена, Королевству – Королева и ватага королевичей! Год траура прошел, и нечего дальше закисать. Мы живые и думать должны о живом...

– Может, перенесем разговор на завтра? – заметил Фредерик и развел руками, показывая «смотри – уже стемнело».

– Никаких «перенесем», пока не дашь ответ!

– Как я понимаю, тебя устроит лишь утвердительный?

– Ты всегда был понятливым.

– Та-а-ак, – протянул молодой человек, нахмурившись.

Дама Ванда нахмурилась еще больше и скрестила руки на груди, с вызовом глядя на Фредерика.

– Та-ак, – повторил он, немного сбитый с толку. – Судя по напору, ты даже можешь предложить конкретного человека...

– Что ж, Судья в тебе еще не умер...

– Пожалуйста, не затягивай разговор.

– К чему что-то говорить? Пораскинь еще чуток мозгами...

– Марта.

– Умница. Разве плоха кандидатура? А для Гарета она уже стала матерью.

– Его мать – Кора! То, что она умерла, не значит, что Гарет должен о ней забыть!

– Никто о таком не говорит. Просто сейчас, когда он так мал, ничего не понимает, он видит, кто его любит, кто о нем заботится. Это Марта. Разве не справедливо, что Гарет зовет ее мамой? Разве не справедливо, чтоб все так и продолжалось? А то, что его настоящая мать умерла, когда он родился, он узнает позже, когда войдет в разум...

Фредерик с шумом выдохнул воздух, лихорадочно взъерошил волосы:

– Это невозможно. Даже если бы я и был согласен.

Дама Ванда удивленно посмотрела на него.

– По кодексу Судьи: не должно быть никаких близких отношений со Смотрителями.

– Марта уже не Смотритель...

– Она была им, и все это знают. А кто такой Смотритель? Он умер для всего мира. У него нет прошлого, его настоящее и будущее принадлежит Судье, которому он служит... То, что я посвятил ее в дамы – исключение из правил... И еще – у нее был жених, была помолвка. И что потом? Элиас отказался от нее. Ты понимаешь, что это такое – невеста, от которой отказались? И все равно, какой была причина. Пусть даже это – просто дурь юного гвардейца... И ты теперь предлагаешь мне, Королю, ее в жены?

– Как ты можешь...

Фредерик замахал рукой:

– Я испытываю к Марте лишь самые теплые чувства. Я ничуть не умаляю ее достоинств. Я считаю, что она – одна из лучших дам Королевства, которых я знаю. И она достойна самого лучшего, что есть на свете: любви, уважения, почитания. Но со мной – это невозможно. Я не просто человек, не просто мужчина, я – Король, я глава Королевского дома. И ты думаешь, Дом примет безродную девушку, чужестранку, проданную в рабство?

– То, что ты говоришь – ужасно...

– По крайней мере, я не лгу. И не буду лгать тебе, и в ней не буду поддерживать ложных надежд. А они есть – я чувствую, я вижу. – Фредерик покачал головой. – Они всегда были... Бедная девочка...

– Судьба слишком жестока к ней, – уже сквозь слезы проговорила дама Ванда.

– Мы сами себе все устраиваем. – Голос Короля зазвучал жестче. – Была бы она порассудительней – не было бы этой «жестокой судьбы». Перестать думать обо мне как о любовнике или супруге, ей надо было сразу же. Тем более, я никогда не давал ей повода так думать... И с Элиасом у нее ничего не вышло... Глупая, бедная девочка...

– Ее оправдывает то, что она тебя любит... Это же всем видно – не только тебе.

– Для нее – это главная проблема. Было бы лучше, если бы Марта побыстрее с ней справилась...

Ванда качала головой, почти со страхом глядя на так внезапно ожесточившееся лицо Фредерика:

– Не знала я, что ты стал таким...

– Каким?

– Жестоким.

Фредерик на это лишь хмыкнул:

– Я пятнадцать лет в Судьях. И я реально смотрю на то, что есть, и на то, что может быть. А реальность почти всегда жестока. Разве не жестоко судьба с самого начала обошлась с Мартой? И неужели я более жесток, чем те, кто продал ее в рабство в публичный дом? Я, наоборот, пытаюсь вернуть ее к реальности. Я сделал все, что мог. Я нашел ей жениха, я благословил ее помолвку. Элиас был блестящей партией. То, что произошло, в голове не укладывается...

Ванда, все качая головой, встала:

– Не переговорить мне тебя, Фред.

– Разве дело в том, кто кого переговорит?

Она глянула на молодого человека с укоризной:

– Скажи мне лишь одно, Фред.

– Что?

– Ты любишь ее? Хоть немного?

– Люблю, – тряхнул головой Фредерик. – Как верного друга и хорошего человека...

24

Марта уложила Гарета в колыбель, накрыла легким покрывалом, так как ночи теперь были теплыми, поцеловала в лоб и замурлыкала для него колыбельную. Никто никогда не учил ее этому, но она подбирала самые простые и ласковые слова, какие знала, и пела. И малыш засыпал, улыбаясь и слегка чмокая губами.

Задернув шторы на высоком узком окне, она зажгла ночник на столике, позвала из соседней комнаты младшую няню, которой полагалось дежурить ночью у колыбели королевича. Пухлая румяная деревенская женщина-кормилица в просторном домотканом платье, бесшумно вошла, присела в глубокое кресло у ночника и принялась за вязанье.

– Я прогуляюсь, а потом сменю тебя, – кивнула ей Марта.

Она вышла в гулкий коридор, прикрыла за собой дверь и вздохнула. Как трепетало все внутри. Потому что где-то, совсем рядом, был он. И ей хотелось видеть его именно сейчас, чтоб убедиться: не сон то, что он вернулся. Шурша платьем, она легко и быстро заскользила по коридору на галерею, оттуда, по лестнице – в нижние, уже сонные, залы и – в сад...

Марта нашла Фредерика за крепостной стеной, под ивами на берегу озера. Как более года назад – после похорон супруги – он стоял и рассеянно бросал в воду камушки. Она просто подошла сзади, почти не дыша, и обняла его за плечи. Потому что не было больше сил сдерживаться. Столько лет сдерживаться...

– Я боялась, боялась, – шептала она, прижимаясь к нему всем телом.

– Боялась? – спросил Фредерик, тоже боясь – боясь обернуться.

– Боялась, что больше вас не увижу. – И Марта поцеловала его в затылок.

Он промолчал, невольно позволив ей это. Давно женские руки его не обнимали, а губы не касались его тела. Что бы там ему ни думалось, что бы ни говорилось совсем недавно, а это было приятно, очень приятно. И улеглась изматывающая буря, что поднялась в нем после беседы с Вандой.

– Я люблю вас, – вновь тихий нежный голос девушки. – Только ничего не говорите, потому что, что бы вы ни сказали, ничего не изменится.

Фредерик и не говорил. У него кружилась голова, а по телу пробегала так давно не тревожившая его теплая дрожь.

– Никто никогда не займет вашего места в моей душе, – шептала Марта. – Даже я сама ничего не могу сделать.

Он повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза. Они мерцали так близко темным омутом.

– Зачем? Зачем ты мне все это говоришь? – почти простонал Фредерик, чувствуя, что погибает, а сил бороться, спасаться – нет.

– Сколько же мне молчать? – сказала Марта, положив руки ему на плечи. – Каждую ночь я вас во сне вижу, и каждый день хочу быть рядом с вами. И еще хочу вот этого. – И она страстно поцеловала его.

– Марта! – воскликнул Фредерик, почти вырвавшись из ее рук. – Я умоляю!

– Нет, и не пытайтесь. – Она бросилась следом, крепко обхватила его, прижалась лицом к груди, и голос ее задрожал от близких слез. – Хоть раз в жизни... один раз... сдайтесь. Это я вас умоляю. Иначе я умру, я не выдержу больше.

Марта дрожала, как лист на ветру. Фредерик чувствовал, как горит ее тело и колотится сердце, и в самом деле ему вдруг подумалось, что если сейчас он оттолкнет девушку еще раз, она погибнет, умрет прямо здесь.

– Спаси, спаси меня, – вдруг прошептала Марта, и сердце Фредерика заныло старой болью.

– Что же ты делаешь со мной? – не нашел больше ничего, кроме этих слов укора.

– Я люблю тебя! Я хочу любить тебя! Я умру без тебя! – последовал ливень страстных ответов, сопровожденный такими же поцелуями, и от этого всего голова пошла бы кругом даже у статуи.

И Фредерик почти сдался. Он поднял руки, чтоб обнять девушку, он ответил на ее поцелуи, он весь запылал, ощутив так близко ее тоже горячее упругое тело. Оно звало его. В голове пронеслись молнии мыслей, одна жарче другой. И этот жар вдруг оборотился в огненные волосы Коры, а его угли – в ее зеленые глаза.

В один миг он взял себя в руки, аккуратно, но твердо и с силой отстранил от себя Марту, сказал шепотом:

– Нет.

Она все пыталась уцепиться за него, и Фредерик, стиснув ее руки у локтей, повторил уже громче:

– Нет.

– Почему? – не веря ушам и глазам, спросила Марта, а в голосе ее было отчаяние.

– Это обман. Я не стану тебя обманывать.

– Но я сама этого хочу...

– Ты хочешь совершить глупость. А надо поступать разумно. Тебя этому не учили?

– Я люблю тебя, – повторила Марта свое признание. – Я все понимаю – я не могу быть твоей женой, Королевой, после того как была рабыней, Смотрителем, невестой другого, который сбежал от меня. Я все понимаю...

– Тем более, нет тебе резона совершать глупости...

– Да, я ничего этого не могу. Но мне и не нужно. Я только любить тебя хочу...

– Глупости! – повысил голос Фредерик. – Ты заранее согласна на наложничество?! Стать лишней простыней в моей постели?! Слышать не хочу!

– Я люблю тебя! – Теперь Марта почти кричала, а глаза ее пылали. – Это ты слышишь? Ты ничего не слышишь!

– Глупости я стараюсь не слышать! И не делать! Я уже достаточно их натворил. И не хочу еще одной, которая погубит твою жизнь.

– Мою жизнь, – горько повторила Марта. – Да она медленно гибнет уже несколько лет. Потому что нет в ней смысла без тебя...

– Боже, как я устал, – так ответил Фредерик на ее слова, уже в который раз за вечер озабоченно ероша волосы. – Не гожусь я для романтического компота... Детка, – уже мягче заговорил он с Мартой, – еще раз говорю: забыть меня, заглушить чувства ко мне – это единственное правильное, что тебе надо сделать. Это несложно. Вот и постарайся...

– Никогда! – сквозь слезы боли и обиды выкрикнула Марта. – Никогда!

Она сорвалась с места, бросившись куда-то в сгустившуюся темноту.

– Эй! – крикнул вслед Фредерик. – Черт! Это не сложно! Я сам так делал!

– Никогда! – с ожесточением ответил ему удаляющийся голос.

Он пнул какой-то камень в воду. Тот сердитым всплеском растревожил озеро.

– Любовь-морковь, – раздраженно процедил сквозь зубы. – Еще немного, и я перевешаю всех трубадуров в стране...

Растерянно потоптавшись на берегу, пнул еще один камень в воду, потом чертыхнулся и бросился в ту сторону, куда убежала Марта.

Ясное дело, что его беговая скорость была намного больше, чем у Марты. К тому же она неслась по траве, путаясь в своем длинном платье, а ногам Фредерика ничего не мешало. Поэтому очень скоро он увидал мелькание ее одежд впереди меж деревьев.

– Марта! – крикнул он.

Похоже, его голос заставил девушку прибавить в беге, и она скрылась в густых зарослях.

– В салки мне, что ль, играть? – отчаявшись, остановился Фредерик, потом вновь сорвался с места: его мучила мысль, что с девушкой может случиться что-нибудь нехорошее.

Заминка привела к тому, что он потерял Марту из виду и уже не знал, куда бежать.

– Черт! – опять помянул нечистого Фредерик. – Стоило возвращаться домой, чтоб тут носиться по собственному саду за девчонкой. Черт!.. В конце концов! – заорал в темноту. – Мне это надоело!

Он опять пнул нечто, попавшее под ноги, и побрел без дороги в замок.

Все эти разговоры – сперва с Вандой, потом с Мартой – растревожили Фредерика, давно выгнали из головы хмель. Потому спать не хотелось. «Да и не засну я», – сказал сам себе, заворачивая в коридоре к своим покоям. Там ему встретился мажордом Фил, который, как обычно, обходил замок перед тем, как лечь спать.

– Марту не видел?

– Видел, сэр, – почти провозгласил мажордом.

– Где?

– Она пробежала по лестнице наверх, куда-то на галерею.

– Черт! – не стал оригинальничать Фредерик и сорвался с места, чтоб нестись на галерею.

Поднявшись по лестнице, он свернул в боковую дверь, которая вела на внешние террасы. Лицо приятно обдало ночным душистым ветром, но он лишь мотнул головой, всматриваясь в темноту.

– Марта! Не смей! – выкрикнул, увидав тонкую фигуру, стоявшую на парапете.

В эту же секунду увидал, как возник просвет между носками фигуры и парапетом – она прыгнула. Быстрее ветра метнулся к девушке. Но получалось медленно, боже, как медленно! Он тоже прыгнул, мощно оттолкнувшись ногами от пола. Перелетая через парапет, одной рукой ухватился за его край, другой – успел поймать уходящую вниз Марту за щиколотку.

– Есть! – провозгласил, будучи доволен своей скоростью и ловкостью.

Но одно дело – поймать, и совсем другое – удержать, вытащить и себя, и девушку, которая, похоже, была в обмороке, из такого довольно неловкого и опасного положения. Перед глазами мелькнул мощеный крупными плитами двор. «Если упадем, головы – вдрызг», – пронеслась мысль.

– Раз-два, – превозмогая боль в натянутых до невозможного мышцах, Фредерик, стиснув зубы, принялся раскачивать Марту, что безжизненно висела головой вниз.

Звать кого-нибудь на подмогу он не желал: не хотел, чтоб были потом лишние разговоры.

– Раз-два! – Он продолжал все сильней раскачивать, но и пальцы опасно заскользили. – Ну же!

Оскалившись и зарычав, он подкинул-таки Марту обратно на парапет, уцепился уже двумя руками за его край и перевел дух. Подтянулся, перепрыгнул к девушке.

– Ну же, детка, приди в себя, – похлопал по ее щекам, которые были мокрыми от слез.

Марта открыла глаза и тут же уцепилась за него мертвой хваткой. Ее колотило, словно на дворе был не май, а январский мороз.

– Тише, тише, – зашептал ей на ухо Фредерик, поднял, словно ребенка на руки и быстро зашагал в коридор, оттуда – на жилую половину. – Вот же глупая. Что ж ты задумала, детка?

Она не отвечала. Прятала лицо у него на груди и так стискивала пальцами куртку, что ткань трещала.

Фредерик не знал, какую комнату она занимает, потому внес Марту в свои покои, хотел опустить на диван в кабинете, но девушка не отпускала его. Пришлось сесть самому, держа ее на руках.

– Воды? – спросил.

Марта кивнула.

– Тогда – пусти. – Он говорил шепотом и очень мягко.

Она снова кивнула, но рук не разжала. Фредерик только вздохнул, но освобождаться не стал. Даже наоборот, крепче прижал к себе девушку. А ее вдруг заколотило сильней – вырвались наружу рыдания.

Фредерик не успокаивал. Только стал покачивать ее, как горюющего ребенка. За окном успокоительно светила почти полная луна, мерцали звезды. Он вновь вздохнул.

Сколько прошло времени? Наверное, много. Это не имело значения.

– Маленькая, глупая девочка, – зашептал Марте Фредерик, осторожно и нежно. – Что ж ты надумала? Там внизу – камни, боль, темнота. Тебе это надо? Тебе жить надо. Маленькая, глупая девочка...

Она плакала, вымачивая его куртку горькими слезами.

– Умница, вот так, – одобрял Фредерик. – Поплачь – станет легче. И больше, прошу, так не делай. Жизнь не для того, чтоб ты ее сама обрывала.

– Простите, простите, – зашептала Марта. – Глупо, как глупо...

– Конечно, глупо. – Фредерик взял ее поудобнее, а она с готовностью свернулась калачиком в его руках, словно у отца или старшего брата, успокаиваясь от звука его голоса. – Представь, что бы мне пришлось говорить Гарету. Он ведь завтра утром первым делом тебя позовет, детка. Ты ему нужна.

– Нужна, – эхом повторила Марта. – А вам? Вам я нужна?

– Конечно. – Он доказал слова делом, прижав ее к себе еще крепче и поцеловав в щеку. – Разве я говорил, что нет?

– Нет.

– Вот видишь. – Фредерик улыбался. – Почему ты тогда на такое решилась?

– Мне так было больно, так больно. – Она вновь заплакала. – И сейчас больно.

– Понятно. – Он вспомнил свою боль, которая уже стала привычкой. – Пройдет, все пройдет.

Она подняла на него глаза. Темные, мерцающие, умоляющие.

– Все пройдет, – повторил Фредерик и добавил: – Только опять прошу: никогда больше так не делай... Я тебя люблю.

Марта все поняла. И Фредерик не лгал ей. Он любил ее так, как сказал даме Ванде: как «верного друга и хорошего человека». Именно это и поняла Марта.

– Я буду рядом с вами?

– Конечно, детка.

– А Гарет?

– Ты заменила ему мать. Я не против...

И она замолчала. Хотя так просился вопрос: «А дальше?» Но Марта понимала. «Дальше» быть не могло. Пока, по крайней мере. «Я подожду. Я столько ждала. Подожду еще», – сказала она сама себе, прижимаясь щекой к теплой сильной груди любимого мужчины.

А Фредерик наконец-то закрыл глаза, чтоб уснуть. Он изрядно вымотался за этот вечер.