Текст книги "Лучший полицейский детектив – 2 (СИ)"
Автор книги: Инна Холод
Соавторы: Инна Холод,Олег Агранянц
Жанры:
Боевики
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
В девять утра я подъезжала к серому двухэтажному дому. Мешков уже ждал меня.
– Проходите.
Я вошла в прихожую, сплошь увешанную картинами.
– Если не возражаете, пройдемте ко мне в кабинет.
Мы поднялись на второй этаж.
– Прошу вас.
Полки с книгами. Диван. Журнальный столик, на нем свечка в виде ангела с перекрещенными крыльями. У окна огромный письменный стол. Компьютер, принтер.
– Извините, моя жена отсутствует, поэтому предложить могу только кофе. Не откажетесь?
– С удовольствием.
Он вернулся через пять минут с подносом, на котором возвышались две расписанные русским узором чашки.
– Скажите, – начал он, – вам никогда не приходила в голову мысль о том, что жизнь все время отвлекает наше внимание от чего-то самого главного, и мы даже не успеваем заметить, от чего именно? Кафка писал: нет страшнее абсурда, порожденного не внешними обстоятельствами, а исключительно собственным мировосприятием.
– Вы любите Кафку, Александр Аркадьевич?
– Я сторонник кафкианской догмы о беззащитности ума перед безразличием. Заурядный человек ищет во всем закономерность, старается что-то предусмотреть, а умный понимает: мир хаотичен, им движет случай, абсурд, ошибка.
Отец учил меня: теоретическими рассуждениями обычно маскируют заранее приготовленную защиту. Я спросила:
– Какое все это имеет отношение к убийству Тамары?
– Несколько лет назад я написал повесть. Она основана на воспоминаниях. Речь идет о событиях почти пятидесятилетней давности. Это не воспоминания, но и не полный вымысел. Я изложил эти события с микроскопом в руках. Я постарался доказать независимость людей от совершаемых ими поступков.
– В этой повести фигурирует Тамара?
– Да. Но это не главное. Главное то, что повесть может дать шанс связать абстрактность поступков и дуализм их оценок.
– Я смогу прочесть эту повесть?
– Конечно. Она объемна. Я мог бы показать вам только те отрывки, где говорится о Тамаре Князевой. Но тогда вы имели бы право обвинить меня в искусственном подборе фактов. Вы сказали, время у вас есть. Поэтому я решил показать вам все мои записки. Садитесь за стол. Записки у меня в компьютере.
Я согласилась.
Он включил компьютер, и через несколько минут на экране появились первые строчки.
– Я не буду вам мешать.
Он вышел, а я осталась наедине с рукописью. Больше ста страниц. Я вынула из кармана флешку и для начала скопировала весь текст. Потом принялась читать.
* * *
Повесть началась с истории о том, как студент третьего курса Саня Мешков вместе с товарищем по курсу Борей Ферапонтовым и двумя студентками с того же курса Любой Золотовой и Верой Большаковой является в военкомат. Там майор говорит им, что они, даже девочки, мобилизованы, и у них два варианта: ехать по назначению или трибунал. Выбрали ехать по назначению.
В воинской части, куда они прибыли, уже находилась большая группа студентов из разных институтов. Ребята стали теперь командирами отделения из пяти-шести солдат. Чем они занимались, Мешков умалчивал, ссылаясь на государственную тайну. К каждому из них прикрепили девчонку, которая отвечала за медицинскую часть. К Борису Ферапонтову прикрепили его институтскую подругу Любу Золотову, а к будущему профессору девчонку из Свердловска Тамару Князеву.
А дальше пошел полный маразм. Я не знаю, под каким микроскопом рассматривал будущий профессор свое прошлое, но его записки показались мне просто порнографией, причем порнографией в совершенно не понимаемом мною жанре, который называют «женским доминированием». Это была история о том, как четыре девицы – Вера Большакова, Тамара Князева, Люба Золотова и Надя Крюкова – развлекались самым странным образом. Одним из объектов развлечения Тамары Князевой оказался будущий профессор.
Читать было противно, но я читала. Нудное описание совершенно неинтересных происшествий, философские отступления. Но вот два эпизода привлекли мое внимание. Сначала Мешков описывает случай, произошедший с Тамарой Князевой. Она спускалась в клубе по лестнице, и с третьего этажа на нее упал бюст Ленина. На плечо. Еще пару сантиметров – и попал бы в голову. Начальство сделало все возможное, чтобы замять дело. Еще бы, бюст Ленина! Несчастный случай – и все.
После несчастного случая Тамару на несколько месяцев поместили в госпиталь, и с будущем профессором начала работать девочка из местных. Ее звали Лера. Профессор с восторгом и умилением описывал свою новую помощницу. Она по утрам приносила какао, а он воровал в столовой хлеб и масло, и они пили какао с бутербродами. Когда Тамара вернулась из госпиталя, ее назначили на другой участок, а при профессоре осталась его Лера.
Потом мое внимание привлек еще один эпизод. Саня Мешков встретил в парке Тамару Князеву и ее двух подруг, они издевались над солдатом. Тот стоял голым, а они заставляли его прыгать. Он прыгал, а Тамара приказывала: «Прыгай быстрее, Качалкин-Молчалкин! Прыгай выше, Качалкин-Молчалкин!». Профессор сопровождал эту историю злыми комментариями в адрес Тамары.
А дальше повествование о том, как по истечении трех лет все они разъехались по домам. Саня Мешков женился на Лере и уехал с ней в Москву, где продолжал учиться в институте. Лера окончила медицинский институт и работала участковым врачом. У них родилась дочь, которую они назвали тоже Лерой. И стало у них две Леры: одна большая, другая маленькая.
Борис Ферапонтов и Люба Золотова, вернувшись в институт, не разговаривали друг с другом. После окончания института она по распределению уехала в Ростов, там вышла замуж за грузина, у них родился сын. Борис женился на какой-то спортсменке, и у них тоже родился сын. А потом оба развелись, и кончилось все, как в романе. Люба перебралась в Москву, они помирились и зарегистрировали брак. Дела у Бориса пошли отлично, он быстро защитил сначала кандидатскую, потом докторскую. Люба где-то работала на полставки, оба мальчишки жили с ними. Дела у его другой институтской подруги Веры Большаковой шли неважно. Она так и не смогла защитить кандидатскую.
Не забыл профессор и Тамару Князеву. Та вернулась в Свердловск, окончила университет, работала на кафедре органической химии, потом устроилась журналисткой в местную газету. Приезжала в Москву, говорила, что пишет книгу о выдающихся молодых химиках и готовит целую главу о Борисе.
Записки заканчивались рассказом о том, как профессор Мешков вместе с обеими Лерами уехал в Бостон и почти двадцать лет работал на факультете естественных наук Бостонского университета.
* * *
Профессор несколько раз заходил, приносил кофе, бутерброды, извинялся, что в отсутствии супруги не может предложить мне чего-либо более существенного. А я читала и перечитывала. Отец меня учил: «Не верь сказанному, верь написанному. Чем большую чушь написал человек, тем легче понять, что он скрывает».
А потом я подумала: может быть, все проще. Он написал повесть, не имеющую никакого отношения к убийству Тамары и, тщеславный как все авторы, увидел во мне читателя. За одну ночь он поменял фамилию какой-нибудь своей героини на Князеву. И Качалкин-Молчалкин возник после моего упоминании о Молчалине.
Я посмотрела на часы. Половина первого.
Появился профессор.
– Я прочла ваши записки. Вчера вы сказали, что сегодня в три у вас семинар.
– Да. Я отошел от активных дел, но иногда провожу семинары.
– Может быть, мы продолжим нашу беседу завтра утром?
– Хорошо. Завтра утром.
* * *
Через полчаса я уже была в своем номере. Перевела содержимое флешки на свой компьютер, позвонила отцу, рассказала о беседе с профессором. Отец был краток:
– Перекинь мне содержимое флешки и больше не отвлекай.
Я отправилась обедать в Dandy's и весь остаток дня смотрела по компьютеру старые фильмы.
9. Вера, Надежда, Любовь и другиеНа следующий день Мешков снова встретил меня у дома, проводил в холл. Я села в кресло, он рядом.
– Вчера я внимательно прочла ваши записки. У вас хороший слог. У вас получилась неплохая повесть… правда, для особого круга читателей. Однако мое любопытство вы не удовлетворили. У меня к вам есть вопросы. Встречались ли вы с Тамарой Князевой здесь, в Соединенных Штатах?
– Да, один раз. Она нашла меня лет пять назад. Приехала ко мне в лабораторию. Не хотела, чтобы о ее визите знали моя жена и дочь.
– Ваша супруга знает о визите Тамары?
– Что вы! Нет! Нет!
– По вашему тону я поняла, что эта встреча не оставила у вас приятных воспоминаний. О чем вы говорили?
– Она сказала, что у нее только что умер муж и теперь она в абсолютно безвыходном финансовом положении. Обычные в таких ситуациях слова: «могу помереть с голоду», «я на грани», «ты должен мне помочь». Ну и в конце угрозы. «Я сейчас пишу книгу. Уже кое-то написала про тебя, про то, чем мы занимались, когда были в армии».
– То есть она пыталась вас шантажировать?
– В какой-то степени. Она сказала: «Ты меня знаешь, я бесчестная, подлая, могу и приврать. Но если дала слово, то все. Все, что написала про тебя, выкину. Мне нужно двести долларов каждый месяц, чтобы оплачивать кондоминиум. Он стоит восемьсот долларов в месяц. Но шестьсот могу платить сама».
– Она рассказывала, где живет?
– Да. Во Флориде, в Кокоа-Бич. Приглашала в гости.
– И вы согласились высылать ей деньги?
– Мне ничего не оставалось делать. Месяц назад она мне сказала, что хочет полностью выплатить кондоминиум. И для этого ей нужны четыре тысячи долларов. И добавила: «После этого ты меня забудешь».
– И вы послали эти деньги?
– Мне ничего не оставалось делать.
– Я вас понимаю. Но почему вы написали в чеке: «на ремонт машины»?
Он немного растерялся. Очевидно, он забыл, что написал в чеке. Но быстро нашелся:
– Я не хотел, чтобы об этом знала жена.
– На каждом чеке, который вы отправляли Князевой каждый месяц, вы тоже писали «на ремонт машины»?
– Да, да, конечно.
– Мы не нашли у Князевой никаких документов, подтверждающих ежемесячное получение денег. Вы действительно высылали ей деньги?
– Дело в том, что… – замялся Мешков.
* * *
– Дело в том, что ты скоро совсем заврешься и тебя начнут подозревать в убийстве.
В двери стояла стройная женщина лет шестидесяти пяти в открытой серой блузке и длинной, почти до полу, серой юбке.
– Валерия Александровна? – спросила я.
Она кивнула головой.
После прочитанного я представляла ее не такой. Меня удивило ее лицо; скорее, не лицо, а взгляд, злой взгляд. Я уверена, что она слушала наш разговор с самого начала.
– Ах, Лера, я не знал, что ты вернулась, – начал Александр Аркадьевич, но она его оборвала.
– Как умерла Князева?
– Ее убили.
– Это я слышала.
– Сначала ее кололи булавками, потом чем-то били, а потом на нее уронили большой телевизор. Телевизор упал на лицо.
– Что написано в медицинском заключении?
– Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Лицо представляло сплошное кровавое месиво. Опознать ее было трудно.
– Где ее убили?
– В ее доме. Она жила в своем доме в Кокоа-Бич во Флориде. Жила под фамилией Солджер, это фамилия ее мужа американца, он умер пять лет назад.
Валерия повернулась к Александру Аркадьевичу:
– Солджер – по-английски солдат?
– Да.
– Начала жить как Князева, а умерла Солдатовой. Из князей в солдаты.
Я продолжала:
– Подозрение падает на русского. Фамилия его Молчалин. Такова, по крайней мере, первая версия полиции. Причина убийства не ясна. Отпечатки его пальцев найдены к комнате убитой.
– Он арестован?
– Нет. Он повесился в день убийства.
– Мне кажется, мои записки определенным образом проливают свет на причину убийства… – осторожно начал Мешков.
– Да. Я обратила внимание на рассказ о вашей встрече с Князевой в парке.
– Вы обратили на это внимание?! – обрадовался Мешков. – Я об этом подумал еще вчера, когда вы меня спросили, знаю ли я, кто такой Молчалин. Видишь, Лера, – он повернулся к жене, – я правильно сделал, что ознакомил госпожу Лонову с записками. Она сама обо всем догадалась. Если бы я ей начал объяснять…
– Да, я догадалась. Но того парня они звали «Качалкин-Молчалкин». Вы помните его настоящую фамилию?
– Не помню. Но это не важно. Они тогда дружили вчетвером: Вера, Надежда, Любовь и… Тамара. Они и звали ее: мать Софья. Понимаете?
– То, что они могли звать ее Софья, я понимаю, но что это объясняет?
– Госпожа американский детектив, – вмешалась Валерия, – вероятно, не знает, что есть такая пьеса «Горе от ума». Там у героини пьесы Софьи любовник по фамилии Молчалин.
– Да, да, – подхватил профессор. – Она этого парня звала Молчалиным. И человек, которого вы подозреваете в убийстве Князевой, вполне мог быть родственником того Молчалина. Может быть, даже сыном. Когда сын узнал, каким унижениям подвергался в молодости его отец, он решил отомстить.
– Сын мог отомстить за отца, – согласилась я. – Непонятно, почему он ждал так долго.
– Отец мог ему рассказать о своих унижениях на смертном одре. К семидесяти годам приходит желание расплатиться по всем счетам. Если вы обратили в внимание, в моих записках есть рассказ о том, как в армии на Тамару кто-то уронил бюст. Через пятьдесят лет на нее уронили телевизор. Тот же почерк. Так и напрашивается мысль о том, что тогда в армии именно этот Молчалин и сбросил на нее бюст. Два дня назад вы меня спросили, знаю ли я Молчалина, и я сразу подумал… Откровенно говоря, я ожидал, что именно эта часть моих записок окажется вам полезной. Но чтобы до такой степени!
Говорил он уверенно. Но меня не убедил.
– У Молчалина из Флориды есть алиби. Мы нашли девушку, которая утверждает, что в тот вечер, когда было совершено убийство, Молчалин был у нее. И, соответственно, убить Князеву не мог.
– И вы ей доверяете?
– Да. Их вместе видели несколько человек.
Мешков не сдавался:
– Он мог заплатить кому-нибудь, чтобы тот совершил убийство.
– Вы имеете в виду, что он нанял киллера. Такую возможность нельзя исключать. Однако у Молчалина не было денег не только на киллера, но и на оплату гостиницы.
Вмешалась Валерия Александровна:
– Мой муж, как всегда, все усложняет. Кто-то убил эту грязную бабу. Наверное, поделом. И все. Ищите этого человека. А что касается Молчалина из прошлого… вы даже не знаете, существовал ли он на самом деле.
Профессор укоризненно посмотрел на жену. Точно, подумала я, приписал профессор историю в парке.
– Верно. Не знаем, – согласилась я. – Но мы знаем, что некий высокий блондин, похожий на скандинава, оплачивал человеку по фамилии Молчалин гостиницу, возил его в дом Князевой, где тот оставил отпечатки пальцев. В день икс блондин оставляет Молчалина в гостинице, строго-настрого велит никуда не отлучаться, а сам едет в Кокоа-Бич, убивает Князеву, возвращается в Орландо, пичкает Молчалина снотворными и вешает его. Пойдем дальше. Убив Князеву, этот блондин решает навести полицию на след, уходящий в прошлое. Делает это он очень просто. На видном месте в доме у Князевой оставляет номер вашего телефона, Александр Аркадьевич.
– Моего? – удивился профессор.
– Вашего. И я пытаюсь понять, почему он оставил номер вашего телефона.
Супруги молчали. Я продолжала:
– Скорее всего, потому что он вас знал. Но если убийца знал вас, то, может быть, и вы знали убийцу.
– Вы подозреваете Александра Аркадьевича? – ледяным голосом спросила Валерия. – Докатились.
– Просто я хочу узнать побольше об этом блондине. Не похож он на давнего врага Князевой. Он молод для того, чтобы быть ее давним врагом. Но зато похож на киллера, которого наняли ее убить. Как вы рассмотрите такое предположение? Кто-то намеревался убить Князеву и нанимает блондина. Этот «кто-то» так ненавидит Князеву, что хочет не просто ее смерти, а смерти ужасной. И здесь трудно отказаться от мысли, что этот человек из ее прошлого. То ли достаточно разбогатев, чтобы получить возможность нанять киллера, то ли потому, что появились новые обстоятельства, например, очень уж наглый шантаж с ее стороны, но он решает, что пора действовать. Вы сказали, Александр Аркадьевич, что к семидесяти годам приходит желание расплатиться по всем счетам. Вы со мной согласны?
Мешков молчал.
– Сколько вам лет, Александр Аркадьевич?
– Семьдесят два.
– Стало быть, таким человеком вполне могли быть вы, Александр Аркадьевич.
10. Кафка не получаетсяЯ повторила:
– Таким человеком вполне могли быть вы, Александр Аркадьевич. Тамара вас шантажировала, вы терпели. Но когда она заставила вас платить четыре тысячи за ремонт машины, вы себе сказали: это предел. Сколько вы заплатили блондину, чтобы он убил Князеву?
Валерия повернулась к мужу:
– Пора продолжить беседу в присутствии адвоката.
Я смотрела на профессора и думала: неужели мог он участвовать в сценах, которые я видела в фильме Феллини: разврат, пьянство. Стоп. Мне в голову пришла неожиданная мысль:
– Когда я читала ваши записки, Александр Аркадьевич, я не могла отделаться от мысли, что там чего-то не хватает. Вы подробно описываете всякие мелочи, но я чувствовала, есть нечто, о чем вы предпочитаете не говорить. Много ужасных историй. Ужасных и, на мой взгляд, отвратительных. И я не могу поверить, что ваши друзья вытворяли все это на трезвую голову. Ну не могли они устраивать такое без горячительных напитков!
– А что это меняет?
– Просто я не могу понять, почему вы исключили алкоголь из ваших записок. Я никогда не поверю, что у вас было общество сплошных трезвенников.
– На территории воинской части был сухой закон.
– Но девушки могли зайти в магазин рядом с общежитием, где жили.
– Там не продавали спиртное.
– Там продавали спиртное? – спросила я Леру.
Та промолчала. Я сама ответила:
– Продавали. И чтобы девчонки не приносили ребятам даже пиво, не поверю. И не надо отрицать. Мне достаточно двух телефонных звонков, чтобы проверить, как все было на самом деле.
– Но вы сами сказали, что мои записки только повесть.
– А не сопровождались ли ваши лирические встречи с Валерией Александровной, тогда еще просто Лерой, употреблением спиртных напитков? Я подозреваю, что при встречах с ней вы пили совсем не кофе и, тем более, не какао. Но главное не в этом. Алкоголь подтолкнул вас к домыслам эротического характера, а это…
– Помилуйте, что вы говорите! – прервал меня Мешков. – Такого не было!
– Было. Только вы об этом не написали. Вы писали под Кафку: мир хаотичен, им движет случай, абсурд, а тут пьяные оргии. Никакого хаоса и абсурда, все просто, естественно: пьянство, разврат. И это, увы, не Кафка. Это просто порнография.
Профессор молчал. Я посмотрела на Валерию: злой взгляд, резкие движения, она то сжимала кулаки, то разжимала, руки у нее дрожали. И я вспомнила женщину, которую допрашивала в прошлом году. Та так же нервно сжимала и разжимала кулаки, и у нее так же дрожали руки. И был такой же взгляд: бегающий, злой, напряженный. И я догадалась.
– Ваша жена алкоголичка. И вы пытаетесь это скрыть. Напрасно. Я все равно узнаю. Не сейчас, так потом.
Они молчали. Я не отставала:
– В ваших интересах признать это сейчас. В ваших интересах.
Еще минута молчания. Потом начал Мешков. Говорил он размеренно, выбирая слова:
– Действительно, и это к очень большому сожалению, Валерия Александровна рано пристрастилась к алкоголю. Это было такое время. Ну пила, пила немного вина, но чтобы напиваться!
– В те годы в армии, вина, немного… Так ли?
– Хорошо, пускай так. Но что это меняет в отношении убийства Князевой?
– Неужели ты не видишь, что она затягивает на тебе удавку?! – взорвалась Валерия. – Она уже что-то заранее выпытала и теперь подгоняет под ответ.
Я посмотрела на Валерию. А ведь она очень похожа на даму, которая последний месяц неотступно следовала за Князевой. Невысокого роста, носит юбку. В.Меши вполне может быть «Valeria Meshkov». Все сходится.
– Вам, Валерия Александровна, и киллер не понадобился бы. Вы человек жестокий, особенно когда дело идет о вашем муже.
– А я бы действительно задушила ее своими руками.
– Лера, что ты говоришь! Госпожа Лонова может подумать бог знает что.
– А она и так уже подумала. И она права, если так думает. Мне трудно с собой совладать, когда тебя обижают.
– В последние дни Князева встречалась с дамой приблизительно вашего роста. Это были вы, Валерия Александровна?
Та не раздумывала:
– Да, это была я.
– В каких магазинах вы были вместе с Князевой? В каких ресторанах?
– Я не помню. Меня водила Князева. Я была очень пьяна. Вы же знаете, я алкоголичка.
– Вы приехали во Флориду на машине или прилетели на самолете?
– На машине.
– Какого цвета у вас «Кадиллак»?
– У нас нет «Кадиллака».
– А у вашей дочери?
Супруги молчали, а я продолжила:
– У вашей дочери есть «Кадиллак». Она вышла замуж за американца. Да непростого, сына сенатора. Теперь живет в Вашингтоне. Вот уж кому поперек горла записки Князевой! Вот уж у кого найдутся деньги, чтобы нанять киллера! Ваша дочь знакома с вашими записками?
– Конечно, нет! – возмутился Мешков.
– Боюсь, она прочитала их, – проворчала Валерия.
– Как ты можешь такое говорить! – негодовал Мешков.
– Когда ты отучишься врать по пустякам?! Они же завтра спросят Леру, и она им все расскажет. Она не умеет врать, она в меня. А ты опять окажешься бароном Мюнхгаузеном! Да, я ей показала записки. Я не могла не показать, после того как поняла, что Князева обязательно покажет ей свои каракули.
– Вы рассказывали ей о попытках Князевой вас шантажировать?
– Таких попыток не было. Мой муж сочинил повесть и теперь верит всему, что написал.
– Но тем не менее ваша дочь встречалась с Князевой. Это так?
Валерия молчала, а я продолжила:
– Их видела вместе хозяйка магазина, возле которого произошла история с машиной.
– Да, это было. Она встретилась с Князевой.
– Зачем?
– Она предложила ей деньги за рукопись с условием, что она потом про нас забудет.
– Сколько?
– Князева просила десять тысяч. Лера предлагала две. И тут приключилась история с машиной. Лера дала этой стерве двести долларов на ремонт, взяла в рент новую машину и вернулась в Орландо. Через три дня Князева ей позвонила и сказала, что машина отремонтирована и она согласна на четыре тысячи. Лера приехала к нам, все рассказала, и Александр Аркадьевич выслал Князевой чек на четыре тысячи долларов с пометкой «на ремонт машины».
– А рукопись Князева не прислала?
– Нет.
– Она обязательно прислала бы, – вмешался профессор. – Она человек слова. Я очень удивился, почему не прислала. Теперь я понял, ее убили.
– Человек слова? – ухмыльнулась Валерия Александровна. – Стерва!
– Вам будет трудно убедить суд, что ваша дочь не наняла киллера. Все, о чем вы говорите, свидетельствует против нее. В Кокоа-Бич в ней опознают женщину, в машину которой ударилась тележка.
– Да, опознают. Ну и что?
– Это уже след.
Валерия Александровна встала:
– А теперь уходите! Больше без адвоката мы вам ничего не скажем.
И в это время зазвонил мой телефон. На дисплее высветилось лицо отца.
– Здравствуй, папа.
– Дай трубку Мешкову.
Я протянула трубку профессору. Я не слышала, что говорил отец. Слышала только ответы профессора.
– Профессор Мешков. Ну и что? Почему я должен с вами встречаться?!
Он отложил телефон. Немного подумал. Валерия Александровна молча смотрела на него. Потом он снова взял телефон:
– Хорошо. Послезавтра мы вас ждем.
Он вернул мне телефон:
– Вам надо уходить. Послезавтра мы снова встретимся утром в десять.
Валерия Александровна молча вышла. Профессор проводил меня до машины.
