Текст книги "Братство"

Автор книги: Ингар Йонсруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 21

Свежевырытая могила находилась в тени. Вокруг нее стояли пришедшие на похороны. Фредрик узнал всего несколько лиц – пару подруг матери из миссии, священника с узким лицом и серебристой бородой и Беттину.

После того как двадцать лет назад умер его отец, Фредрик остался вдвоем с матерью. Ни братьев, ни сестер, ни одного родственника, достойного упоминания. Элис и внуки ее мало интересовали. Фредрик навещал мать раз в неделю, сначала в квартире на Фрогнере, потом в доме престарелых. Их разговор завершался задолго до того, как заканчивался кофе в маленькой чашке с тонкой ручкой. Пока мать была жива, он никогда не задумывался о том, как мало у них общего, но такова жизнь. К этим визитам он относился как к мытью рук или походу в туалет. Это было необходимостью. Он делал это без радости или печали, но не делать это казалось ему неправильным. Теперь, когда ее не стало, он вдруг понял, что они всегда так жили. В детстве она была не столько родителем, сколько опекуном – справедливая и благожелательная ко всем. Но он понял, что никогда не знал женщину, которая была его матерью. Он не знал, какое у нее любимое блюдо, с кем она ходила в церковь, какие книги читала и читала ли вообще. Так кто эти люди, пришедшие попрощаться? Он понятия не имел, кого она считала своими близкими, а сама она никогда не рассказывала.

Он не будет по ней скучать, но ему будет не хватать поездок в больницу в Стейнеруде[20]20
  Район в Осло. Здесь находится больница Дома милосердия, в состав которой входит центр для лечения душевнобольных. – Прим. ред.


[Закрыть]. Пейзажей быстро сменяющих друг друга времен года. Садов и дорог, дуба во дворе и душевнобольной женщины в палате в конце коридора. Когда он в минуту близости рассказал об этом Беттине, она крепко сжала его руку и взволнованно посмотрела на него. Теперь у могилы она еще сильнее сжимала его руку, будто хотела выжать из Фредрика слезы.

Дом приюта с плоской крышей стоял стена к стене с часовней. Мебель пахла корицей и сладковатыми дамскими духами.

За фигурами собравшихся на поминки стариков Фредрик разглядел маленький портрет матери у камина. Он был сделан шесть лет назад – тем летом, когда они поняли, что она больна.

Надо было отказаться от предложения Беттины устроить поминки. Теперь он укоризненно смотрел на нее через кухонный проем. Он никогда не видел ее такой прежде. Темные волосы, обычно распущенные, были собраны серебряной заколкой, на шее висела нитка жемчуга. Простое черное платье, незаметно ушитое в талии, чтобы подчеркнуть линию ягодиц, доходило ей до лодыжек. Татуировка с изображением орла на плече была прикрыта шелковой шалью. Она стояла рядом с пожилой дамой, склонившись над термосами с кофе. Фредрик вздохнул. Новый костюм был слишком тесен в плечах. Воротник хлопчатобумажной рубашки сдавливал шею, затянутый галстук сжимал горло. Беттина посчитала, что этот костюм будет самым подходящим и ему стоит потратиться на него, ведь, как бы там ни было, это похороны его матери.

Беттина была уже немолода, но и не так стара, как он. Залегшие под глазами тени и обаятельные морщинки в уголках век теперь останутся навсегда. Он подумал, не подключить ли телефон к старенькому музыкальному центру. Немного музыки не повредит. Том Уэйтс прекрасно подходит для похорон.

– Фредрик Бейер, я полагаю?

Фредрик удивился, что не узнал его на кладбище. В элегантном темно-синем костюме, стильных очках, с белоснежными зубами, он выделялся среди других стариков. Это был Герхард Мунсен – бывший министр, судовладелец и ветеран партии «Хёйре». Они пожали друг другу руки.

– Это я. Вы знали мою мать?

– Скорее, я был знаком с господином Бейером. Я познакомился с вашими родителями много лет назад. Вы тогда только научились ходить. Ваши родители произвели на меня сильное впечатление.

Фредрик опешил. Закрытый и сдержанный – наверное, так бы он охарактеризовал своего отца. Не тот человек, который производит впечатление. Может быть, он имел в виду его мать? Она была красивой.

– Одно время я много общался с вашим отцом. И по работе, и в жизни. Наши супруги тоже были знакомы. Элизабет, моя жена, очень любила Гунхилль.

Фредрик слабо улыбнулся.

– Элизабет… ваша жена тоже здесь?

– Элизабет, к сожалению, очень больна. Но она очень хотела, чтобы я присутствовал.

Они еще раз обменялись рукопожатием.

– Спасибо, что пришли.

Мунсен не выпускал его ладонь.

– Если я правильно понимаю, вы работаете вместе с моим сыном?

Фредрик вопросительно взглянул на него.

– Себастианом. Себастианом Коссом. Над тем жутким убийством в Маридалене.

Фредрик даже не попытался скрыть изумление.

– Правда? Себастиан Косс – ваш сын? Никогда бы не подумал.

Он неестественно улыбнулся.

– Мы живем в маленькой стране.

Старый судовладелец тихонько вздохнул. В его взгляде читались отстраненность и усталость. Он выпустил руку Фредрика.

– И правда маленькая страна, – повторил он.

– Слушай, Фредрик.

Он открыл глаза. Беттина выпустила изо рта его член и подняла глаза.

– Что это был за старик?

– Старик? Какой?

– Тот, с кем ты разговаривал.

– А, этот. Просто друг моих родителей. И как оказалось, отец моего коллеги, Себастиана Косса.

– Он приятный человек.

– Косс?

– Старик. Он просто милашка.

– А Косс – просто мудак.

Он откинул голову на подголовник. Как же он устал. Он был возбужден и раздосадован. Почему она не может закончить побыстрее? Он посмотрел из окна машины на собаку, игравшую с мячом на другой стороне дороги.

Глава 22

Служебный автомобиль «Форд-Фокус» на большой скорости мчался среди бескрайних полей. Над озером Маридалсванне лежала серая мгла. По земле стелились облака тумана. Краем глаза Фредрик заметил, что Кафа теребит свой временный пропуск в здание полиции. В машине стояла гробовая тишина, пока он не нарушил молчание.

– Косс. Себастиан. Это написано на вашей двери, – съехидничал Фредрик.

Она робко улыбнулась.

– Думаешь, это его взбесило?

– Могу заверить тебя, что да. Когда тебя ставит на место подчиненный, злоба вырывается наружу из каждой клеточки тела. Он тебя ненавидит.

– Ну и ну.

Фредрик манерно взмахнул рукой и, изображая одно из излюбленных движений Косса, провел пальцами по коротким темным с проседью волосам.

– Он всех ненавидит. Себастиан Косс – кусок дерьма. С какой стороны ни посмотри.

Кафа снова повесила пропуск на шею.

– Прямо как твой напарник, Фигуэрас. Он ведет себя так, как будто я собираюсь разрушить его брак, – холодно сказала она.

В его груди все напряглось. Он попытался собрать все свои силы, но и она тоже могла бы поднапрячься.

– Дело не в тебе, – отрезал он. – А в том, что мы бы тоже не отказались поучаствовать в обсуждении, прежде чем получить новую коллегу.

– А они просто подсунули вам эту дамочку из СБП?

Теперь уже была очередь Кафы ехидничать. Она отчетливо слышала разгоряченный спор следователей.

– Именно. В остальном же Андреасу самому прекрасно удается разрушать свой брак.

– В это несложно поверить.

Примерно через сто метров после въезда в Сульру они увидели то, что искали: синий почтовый ящик, криво висевший на столбе. Они припарковались. В лесу пахло землей и гниющей древесиной. У подножья холма деревья стояли голые, но выше по склону поднимались деревья с зелеными кронами, из-за которых проглядывало небо. В лесу царило безмолвие. Через пару минут ходьбы показался надел земли со стоящим на нем красным двухэтажным деревянным домом. За запачканным окном на пристроенной террасе сидел пожилой мужчина в инвалидном кресле. Когда Фредрик и Кафа подошли к нему, он открыл глаза.

– Вот как, – сказал он скрипучим голосом. – Так значит, вы пришли.

Его пальцы, толстые как сардельки, мирно покоились на коленях, укрытых пледом. Не успел Фредрик спросить, что старик имел в виду, как дверь на веранду отворилась, и к ним вышла сухощавая женщина. Ее седые волосы были так туго затянуты в пучок, что Фредрик не смог понять выражение ее лица.

– У нас гости, Брюньяр? – громко спросила она, положив руку на плечо старику.

Фредрик сдержанно улыбнулся:

– Я полагаю, Брюньяр и Сигне Кварвинген – это вы?

Старик не сдвинулся с места, когда Фредрик протянул ему руку. Вместо него жена подала ему свою узкую костлявую ручонку – холодную, с блестящей, как глянцевая бумага, кожей.

– Меня зовут Фредрик Бейер. Я из полиции. Это моя коллега Кафа Икбаль.

Старуха перевела взгляд с Фредрика на Кафу.

– Мы уже общались с полицией. С молодой женщиной. Белой. Мы рассказали ей все что знаем.

Сигне сложила руки поверх толстой шерстяной юбки.

– Это для нас очень ценно. Но у нас есть еще несколько вопросов о Сульру. Общине, которая здесь находится.

Женщина покачала головой и, тяжело вздохнув, открыла перед ними дверь. В гостиной стоял старый кожаный диван. На стенах висели картины – написанные маслом в пастельных тонах лесные пейзажи: озеро в предрассветных сумерках, хижина у подножья горы с водопадом.

– Мой муж рисовал, пока здоровье не ухудшилось, – сказала женщина, повернув к ним голову. Она шла впереди медленной, но твердой походкой. В узком коридоре, соединявшем гостиную с кухней, лежал шерстяной половик. «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым»[21]21
  Ветхий Завет, Книга Притчей Соломоновых, 6.6. – Прим. пер.


[Закрыть]. Сигне жестом пригласила их сесть за кухонный стол и взяла из кофеварки пустую колбу. Колба наполнялась, и Фредрик заметил, что у женщины дрожит рука. Сигне извинилась пред гостями.

– Брюньяр, – тихо проворчала она.

Четыре маленьких баночки с кислицей стояли посреди стола с жаропрочной поверхностью. Стены были покрыты белой мешковиной. На одной из них, над кухонным столом, висел календарь из благотворительной организации с фотографиями африканских детей: «Лагерь беженцев в Заире». Возле раковины стояла гора немытой несколько дней посуды. Пахло вареной капустой. Фру[22]22
  Обращение к замужней женщине в Норвегии. – Прим. ред.


[Закрыть] Кварвинген невыносимо медленно катила инвалидную коляску супруга. Половик сильно замедлял ее движение. Она подвезла мужа к столу, и кофеварка зашипела.

– Брюньяр не очень хорошо слышит, – садясь, пояснила она.

Фредрик повысил голос.

– Как я уже сказал, мы расследуем дело о трагических событиях в Сульру. Я бы хотел расспросить вас о жителях общины.

Сигне наполнила чашки и вопросительно посмотрела на Кафу. Та улыбкой подтвердила, что ни Аллах, ни кто-то другой не будут против, если она позволит себе чашечку кофе. Пожилая женщина положила кусочек сахара в черную как смоль жидкость, поставила ее на фарфоровый поднос и опустила его Брюньяру на колени.

– Какая трагедия! И все эти исчезнувшие. Дети… – медленно произнесла она.

– Они хорошие люди, – сказал Брюньяр. – В основном держались сами по себе, но иногда заглядывали к нам с визитом. Бывает, приносили кусочек пирога. Или булочки.

Голос Сигне стал резче:

– Я искренне надеюсь, что с ними все хорошо. Убийца все еще на свободе? – спросила Сигне.

Фредрик ответил слабым кивком головы.

– Да, к сожалению. Убийца или убийцы. Мы не знаем, кто напал на хутор. Полиция задействовала большие ресурсы, чтобы раскрыть дело. Но это займет время.

Сигне тяжело вздохнула.

Фредрик перевел взгляд с Брюньяра на Сигне Кварвинген. Щелчок обогревателя под столом сообщил, что тот выключился. Или, наоборот, включился? Как и в домах других стариков, у которых Фредрик бывал за свою жизнь, температура в этом доме критически приближалась к температуре тела. Способность фру Кварвинген ходить в застегнутом на все пуговицы вязаном жакете на секунду показалась ему самой большой тайной, с которой они столкнулись. Но эту тайну, вероятно, можно было постичь. О его же тайне – охоте за исчезнувшей сектой – супруги знали мало. Они не представляли, где может находиться община, они никогда не разделяли их религиозных взглядов, ничто их не связывало, кроме случайных редких встреч в окрестностях.

– Вам не показалось, что они были с кем-то в конфликте?

Сигне мягко улыбнулась им, положив в кофе еще один кусочек сахара.

– По радио говорили, что община такая радикальная, – задумчиво проговорила она и вздохнула. – Но это не так. Это заботливая, добрая молодежь. И дети. Так ужасно, что пропали дети.

– Они не были столь радикальны?

Фредрик нагнулся вперед.

– О, нет, – ответил Брюньяр. – Они хорошие люди.

Сигне проводила полицейских к выходу. Старик остался сидеть на кухне. В коридоре Фредрик увидел что-то, что заставило его остановиться. На стене висела фотография. Аэрофотоснимок дома супругов.

– Знаешь, – сказал он, повернувшись к Кафе. – Глаза видят только то, что хотят увидеть.

Она непонимающе покачала головой.

Он показал на фотографию. Не на дом Кварвингенов, а на хутор с маленьким амбаром и домом, находившимся чуть ниже в долине. Это был хутор Сульру. В саду возвышался подъемный кран. Вокруг стояли экскаваторы.

– Этот снимок висит и в Сульру. Я видел его там, в первую ночь, только не понял, что это означает.

Он повернулся к Сигне.

– Когда была сделана эта фотография?

Пожилая женщина, прищурившись, наклонилась вперед.

– Ну… должно быть, во время перестройки здания? Лет восемь – десять назад, вроде того.

Фредрик подмигнул Кафе и щелкнул пальцем по стеклу подъемного крана, на стреле которого висел длинный белый баннер. «Акционерное общество «Монтажная компания Осло».

– Это они строили подвал, – констатировал он с довольным видом.

Глава 23

Полицейские, охранявшие Сульру, выдали Фредрику и Кафе ключи. Они прошли в амбар, в лабораторию, а затем комната за комнатой обошли дом. Кафа долго неподвижно стояла у окна в спальне Бьёрна Альфсена – младшего, всматриваясь сквозь серую изморось вдаль: там, на другом конце долины, виднелся крестьянский хутор. Окно было приоткрыто, и в комнату проникал обжигающе холодный воздух.

– Я ценю, что ты тратишь на меня столько времени, – сказала Кафа, когда они стояли на лужайке и Фредрик описывал ей картину кровавой расправы.

Он посмотрел на Кафу. Она благоразумно отказалась от серого костюма. Вместо этого она надела короткий вязаный свитер и облегающие темно-синие джинсы, которые заправила в черные сапоги.

– Я здесь не из-за тебя, – ответил он, не сразу осознав, как грубо это прозвучало. – Я хочу сказать… Мне самому хочется в этом разобраться.

Он попытался улыбнуться.

– Первые часы на месте преступления всегда такие напряженные. Очень много впечатлений.

Он присел на корточки, опустив руки в мокрую траву. В колене неприятно хрустнуло.

– Мне нравится покой, который наступает, когда убирают тела и улики. Это как рассматривать отретушированную фотографию. Проступает все прежнее и, казалось бы, малозначимое. Таким это место было до того, как стало местом преступления. Только без людей, разумеется.

Поднимаясь на ноги, он сдержался, чтобы не застонать от боли, и отряхнул руки.

– Как поэтично, – сказала Кафа.

Он не совсем понял смысл этой иронии.

– Спасибо. Это часть старомодной профессии полицейского. Не рассказывай своему боссу, что я тебе это сказал.

Кафа фыркнула.

– Самиру? Этой свинье?

Похоже, на сердце у нее накипело, но она лишь загадочно улыбнулась. Затем, прикусив нижнюю губу, она отошла на пару шагов назад.

– Двое из пропавших мужчин – братья, – задумчиво произнесла она. – Фритьоф и Пауль Эспен Хенни. Только представь себе: сейчас их родители сидят и понятия не имеют о произошедшем.

Она откашлялась, и ее голос стал тверже.

– У преступника должен был быть пост наблюдения где-то поблизости, – решительно сказала она. – Кто-то должен был следить за тем, когда жители общины отправляются спать, когда просыпаются, кто на месте. У нападавшего была цель, и за этой целью ему нужно было наблюдать.

Кафа почесала в затылке.

– И… мне кажется, я знаю, где находился этот наблюдательный пост.

Не говоря ни слова, она развернулась и быстро промаршировала в сторону дома.

Фредрик запыхался, когда догнал Кафу в спальне пастора Альфсена. Он следил за ее взглядом, устремленным в долину.

– Вот черт, – выпалила она. – Там пожар!

Густой черный дым валил из стоявшего на другом конце долины амбара.

Глава 24

Оттар Скарен считал, что у него было два варианта. Дождаться влажного и безветренного дня, поджечь эту хибару, вызвать пожарных и соврать. Или сделать так, как поступил бы его отец. Как, по мнению отца, должен был сделать сын. Разобрать эту фигню. Доску за доской. Использовать то, что можно, и выбросить все остальное. Как будто ему больше нечем заняться, как разбирать ветхие амбары. Он думал об этом в прошлом году, и в позапрошлом. Как поступить: как проще или как правильнее? Был еще и третий путь. Сделать, как отец: оставить эту развалюху в покое. Переложить проблему на кого-то другого. Старый козел знал, как поступить.

Такие мысли одолевали фермера, когда на опушке леса, на вершине холма, показался амбар. Скарен возвращался из конюшни, где проверял, все ли в порядке с кобылами, которых привезли из города. Но почему бы не сделать сегодняшний день особенным?

Оттар Скарен съехал на обочину гравиевой дороги, облокотился на руль и прищурился. Вот дерьмо. Он посмотрел на облезлую хибару. Бывало, что и туда вламывались. Однажды ему пришлось везти двух девчонок-подростков домой в город. В апреле они отправились в поход с палаткой в юбках и курточках, напились в стельку яблочного сидра и забрели в его амбар. Он помнил их посиневшие от холода ноги и трусы в красную крапинку.

Оттар Скарен был ростом два метра три сантиметра без обуви и весил сто сорок пять килограммов. Он прошел вразвалку по заросшей тропинке от главного дома к старому амбару. Оттар, вздохнув и выругавшись, затянул потуже ремень, чтобы с него не свалились бесформенные джинсы, когда он шел через березовую рощу. Переходя лужайку возле амбара, он нащупал в кармане связку ключей, но в этом не было нужды. Только он собрался отпереть дверь рядом с амбарной лестницей, как она отворилась. Закрыв ее за собой, он заметил, что она опять начала скрипеть. Какие странные эти старые двери. Осенью прошлого года он смазал петли и спилил влажную вспухшую древесину, чтобы дверь заходила в дверную коробку, а теперь она опять была полуоткрыта. Может, тут побывал кто-то из полиции и не запер ее, когда пошел дождь?

После того как чокнутый исламский террорист с автоматом навел на всех ужас на другом конце долины, тут повсюду мельтешили копы. Но он ничего не слышал и ничего не видел. Ничто другое, кроме себя, не интересовало Оттара Скарена. Он ничего не знал ни про какую секту и попросил их убраться к чертовой матери.

Пока он поднимался по лестнице, идущей от маленькой мастерской на второй этаж, и пролезал через люк на потолке, у него заболели ноги. Оказавшись наверху, он сделал два шага вперед. Звуки шагов тонули в гнилой соломе. Фермер подождал, пока глаза не привыкнут к темноте. Помещение освещали только редкие лучи света, проникавшие сквозь щели в крыше.

С дырявого потолка капала дождевая вода, и на шершавом полу появлялись блестящие вонючие лужицы. Капли ударялись о поверхность старых машин, столов с инструментами и ведер с краской. Их всплески, клокотание, барабанная дробь создавали какофонию. Запах химикатов и масла смешивался с запахом подвала. Оттар подумал, что надо включить свет, и потопал к несгораемому шкафу с предохранителями у стены. Остановившись у шкафа, он вздрогнул. Очень странно.

Торчавший в замке ключ дергался. Значит, колесо счетчика вращалось с внутренней стороны. Колесо счетчика, которое он сам остановил прошлой осенью, когда менял предохранители. Беспокойство Оттара росло. Нужно осмотреть другую часть амбара. Над его головой раздались какие-то звуки, что привело его в замешательство. Внезапно он почувствовал, что не один в комнате.

Оттар ударил кулаком по выключателю рядом с несгораемым шкафом. Должен был включиться свет, ведь электричество было подключено, но он не включился. Оттар услышал только частое потрескивание тока. Он повернулся всем своим большим телом, лихорадочно огляделся по сторонам, и его ослепил град искр, посыпавшийся над головой из патрона лампочки. Оттар посмотрел вверх. Лампочка разбилась, а вокруг старого керамического патрона обмоталась стальная проволока. Короткое замыкание. В шкафу что-то ударило, и предохранитель задымился. Поток искр прекратился, и от дымящегося куска провода повсюду стал распространяться запах электрической проводки и жженой резины.

Что за чертовщина! Он поспешил наружу. Надо только поднять засов на двойных дверях, и он окажется на амбарном помосте. Тут он не останется ни за какие коврижки. Когда он пробирался между кузовами машин, мимо него скользили тени. Падавшие с потолка редкие лучи света преломлялись в окнах машин, металлических коробках, зеркале над раковиной. Вот он уже близко. Обхватил засов, потянул, напрягся изо всех сил, так что мышцы вздулись при попытке поднять этот чертов засов…

Но он не сдвинулся с места ни на миллиметр. Когда он отпустил его, то понял, в чем дело. Громыхнула тракторная цепь противоскольжения. Она должна была висеть на стене у двери в амбар, но почему-то была намотана на засов и его крепления. Он оказался заперт, и теперь был только один выход – люк в полу, через который он сюда пришел. Ощущение, что он не один, все больше усиливалось. Ничего удивительного. Ведь он и был не один.

Когда он повернулся к двери, перед ним стоял человек – в темной одежде с капюшоном, высокий и крепкий. Оттар лишь мельком смог разглядеть застывшую на его лице усмешку.

Он не видел ножа, но понял, что ему пришел конец. Холодная твердая сталь скользнула в брюхо Оттара, прямо над лобковой костью, и, совершив неистовый рывок, лезвие метнулось вверх, вспарывая живот, разрывая кишки и главные артерии на пути к огромному сердцу великана.

Боли не было. Сначала Оттар почувствовал холод, потом тепло, затем стало мокро, и он провалился в пустоту.