Текст книги "Меня зовут Дамело. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Инесса Ципоркина

– Никогда… не… сдавайся, – пыхтит индеец, волоча обмякшую, обессиленную гигантшу из очередной ямы.

– Н-н-нгх-х-ха-а-а… – выдыхает Лицехват, вцепившись в другую руку монстра. – Бл-ли-ин-н…

У Минотавры уже и слов нет – ни благодарности, ни протеста. Она сопит, пуская слюни, примирившись с судьбой, какова бы та ни была. Омут выпускает мощное тело с непристойным «чпок!», будто пузырь из жвачки лопнул. Монстр лабиринта, адская псина, Последний Инка кучей валятся в парну́ю глину – просто бальнеологический салон какой-то.

– Болото, – бормочет Маркиза, присев на корточки и вытирая бычью морду краем своей футболки, – все ваше мужское воображение – сплошное болото. Говномесы…

– Вот вылезем отсюда, подарю тебе ошейник с этой надписью, – усмехается Дамело, оттирая, если не сказать отламывая куски грязи с икр и бедер. В глубине души он согласен с Лицехватом: первый уровень – дождевые леса лунного мира – точно так же утопал в илистой, чавкающей жиже. Второй уровень – геенна Содома – обернулся топью при первой же возможности.

– Смотри, как бы я тебе не подарила чего-нибудь… на память! – грозит кнутом Маркиза.

Дамело смотрит с наигранной кротостью:

– Молчу, госпожа. – И делает такой жест, будто застегивает рот на молнию. Лицехват смеется, как умеют смеяться собаки: вываливает язык и дышит часто-часто.

Индеец оглядывает своих девчонок и старается не раскисать: впереди долгий путь до твердой земли. Выбравшись из топи, где остановиться значит утонуть, измученный гарем товарища Ваго устраивается спать вповалку: спутницы Дамело попросту падают, где стояли, и прижимаются к скользким от пота бокам Минотавры, проваливаясь в сон раньше, чем голова коснется мускулистой «подушки». Индеец пытается бодрствовать, нести вахту, а может, не хочется ему оставлять пройденный уровень, где все еще поправимо, где он чувствует свою силу и значимость, даром что кнуты-ошейники розданы, лучший друг оставлен на попечение бога-извращенца в мире мертвых пидорасов, подруга детства заработала раздвоение личности, а на голову Дамело свалилась то ли новая любовница, то ли новая подопечная, бывшая мадам Босс, бывшая невеста бога, бывшая актриса, бывший лилим – всё бывшее и ничего настоящего.

Зашибись, как круто, думает Сапа Инка, уплывая в сон, ну за-ши-бись.

* * *

 
– Так орали эти номады,
Уходя дорогой короткой
За посланником Мухаммадом,
Молодым, с подбритой бородкой.
А дорога вдаль летела,
Это было дело святое,
Это было верное дело,
За которое драться стоит!!! [133]133
  Перевранный КСПешниками текст стихотворения С. Хмельницкого – прим. авт.


[Закрыть]
 

Так. Дамело бы не удивился, проснувшись в собственной квартире на кровати, заваленной женскими телами в разводах засохшей глины, но он, похоже, не у себя, а в совершенно чужом доме. Как будто накануне крепко бухнул и был увезен похитителями на такси в неизвестном направлении. Впрочем, голос одного из похитителей спросонья показался знакомым и даже незабываемым (такое забудешь, пожалуй): Димми под три аккорда горланил любимую песню юности. В те времена глупая романтика КСП не считалась декларацией исламского экстремизма.

Как же мы жили тогда без толерантности, вздыхает индеец, вытягиваясь в чистой, мягкой постели, потираясь об нее, точно кот.

 
– Так давайте подымем чаши,
За фанфары седьмого века,
За счастливое время наше,
За дорогу Медина-Мекка,
За зеленый огонь ислама
От Хивы до Дженералифа,
За двенадцать святых имамов
И святых четырех халифов,
За первейшую пядь дороги,
За начала начальный атом,
Что расстелется нам под ноги
Завоеванным халифатом…
 

Дамело, позевывая, входит в комнату, где дает концерт этот Томми Вайтс недоделанный. Не зная, кто его встретит, индеец нервничает, оттого и переигрывает, изображая безмятежность. И маска слетает к чертям, когда Диммило и Савва оборачиваются в его сторону. Они на удивление похожи, сразу видно: эти двое – пара. После свадьбы богов земные тела, побитые жизнью, меняются, превращаясь в то, что нравится сильнейшему. А сильнейший здесь Инти, золотой бог.

Длинные волосы, текущие, словно река, и ни намека на утренюю щетину. Гладкая, безволосая, точно у женщин, кожа, вместо бугров накачанных мышц – плавные очертания крепких от природы тел. Единственное, что в Димкиной внешности не тронуто – белая, не привыкшая к солнцу кожа. Инти нравятся любовники белые, как молоко и серебро… Любовницы, впрочем, тоже. Белизна – личный фетиш бога Солнца. Интересно, сколько еще святотатств придет в голову, думает Дамело, демонстративно прикуривая, пока я тут стою в трусах и любуюсь лунным дьяволом Мецтли? На что я надеюсь – отыскать в нем друга детства? Вернуть себе Димми? Это еще безнадежней, чем вернуть себе Амару.

– Который, между прочим, никуда не делся, – усмехается Мецтли. Черты божества проступают в Димкином облике даже сильнее, чем в Уака-де-ла-Луна, мерцает сквозь бренную плоть серебряный блеск, не дает забыться, поверить, что перед Дамело Димми, просто Димми.

– Вернется к тебе удача, вернется, – кивает Инти. – Драконы – праздник, который всегда с тобой, хоть удавись.

– Курить натощак вредно, – зудит Диммило. – Хоть кофе выпей, самоубийца.

– А есть кофе? – хриплым со сна голосом спрашивает Дамело. – И где мои бабы? Я всех увел, как было велено.

– Не надоели они тебе? – Инти весь такой сочувственный, заботливый: наливает кофе, подвигает чашку, вот-вот про здоровье расспрашивать примется. Мамочка.

– Пока нет, – врет индеец. И не краснеет. Негоже ему отрекаться от своего гарема – особенно сейчас, когда он не знает, где его спутницы, что с ними.

– Да по домам разбежались. Это тебе четыре дня в одних трусах ходить нормально, а девочкам переодеться надо, макияж обновить, укладку сделать, – ехидничает Димка.

– Тебе тоже не помешает, – возвращает подколку Дамело. – Вон какие лохмы отрастил, принцесса.

Димми – нет, Мецтли – запускает пальцы в шевелюру кечуа, дергает несильно, оттягивая голову назад:

– Уж кто бы говорил! И как ты с ними управляешься, ума не приложу. Научишь?

– Вот явится Супайпа, – с едва заметной угрозой в голосе отвечает Дамело, – посидим, как в большом городе. Четыре стервы-подружки.

– Чур, я Миранда, она хотя бы умная! – ржет Диммило. Мецтли не умеет так смеяться – открыто, заразительно, без намека на божественное позерство.

– Тогда тебя надо подстричь и покрасить в рыжий, – подмигивает Инти.

– Вы что тут, бабские сериалы смотрели, пока я дрых? – изумляется индеец.

– Ну что ты, очень поучительная киношка. Сразу понятно, чего хотят женщины, – показывает большой палец бог Солнца.

– А вам обоим не пофиг, чего они хотят?

– Это вам, натуралам, пофиг, – отмахивается Димми. – Мы, педики, с дамами внимательны и предупредительны. Не то что некоторые.

– То-то мне было велено забрать их и валить из вашего гей-клуба, – бурчит Дамело.

– Чувак, это было нужно тебе, не нам, – пожимает плечами золотой бог. – Пора завести свой дом Солнца, ты уже большой мальчик. Хорош по случайным девкам бегать, взрослей.

Вот, значит, как. Божественной волей ему, Сапа Инке, предписано взрослеть, слезть с иглы анонимного секса и завести семью. Странную, безнравственную по меркам белых семью. Не зря Диммило, еще будучи человеком, только и делал, что канифолил Дамело мозги на тему семейных ценностей. Вряд ли друг детства предвидел, какого рода ценности предпочитают древние боги.

– И что мне с ним делать, со своим домом Солнца? – без надежды на ответ вопрошает Сапа Инка.

– Первым делом заведи мамакону, – без тени улыбки советует Инти. – Девочкам нужна твердая рука.

– О черт! – Дамело роняет голову на стол. – Змеиная мать! Мне надо… Сталкер, Маркиза…

– Хочешь вернуть им молодость? – Глаза золотого бога горят азартом. – Тогда тебе придется стать как мы. Иначе поле шлюх. Искупление грехов никто не отменял.

– Ты видел, что такое поле шлюх для нас, мужиков, – тихо замечает Диммило. – Хочешь для девчат такой судьбы?

У кечуа и слов нет, он только головой мотает: нет, нет, пожалуйста, нет.

– Значит, будем спасать их от Тласольтеотль. – Инти по-прежнему полон энтузиазма.

Ага. А Тласольтеотль будет спасать Димку от тебя, мысленно произносит Дамело – и проговаривается, трепач.

– Что-о-о-о? – взвивается бог Солнца. – А ну повтори, что задумала эта старая блядь?

– И вовсе не блядь, а богиня-покровительница проституции, – отвечает с порога змеиная мать. Индеец снова опускает голову и несколько раз крепко бьется лбом об стол. – Ну что, продолжим игру? – И Тласольтеотль с треском проводит пальцами по ребру колоды.

Дамело узнает карты: видел во сне. Все они тогда были картами – и Маркиза, и Тата, и Савва, и он сам. Зато теперь он игрок. Не к этому ли ты стремился, индеец? Не этого ли хотел, Жорж Данден? Так садись и играй, играй до последнего, опустошай карманы и закрома, живи надеждой, моли удачу вернуться.

Сдавай, змеиная мать.