Текст книги "Яблочное сердце"
Автор книги: Инесса Анмегикян
Жанр:
Подросткам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Я начну эту историю так, как она началась на самом деле; не буду прибегать к заумным и чрезмерно пафосным эпитетам. Моя история реальна и правдива, и, чтобы передать вам пережитые мною эмоции, просто буду рассказывать о том, что случилось.
Всё началось в пятом классе. Ещё ребёнком я думал, что выжить можно при одном условии – если ты не один, если есть друг. Поэтому очень ценил слова «дружба» и «друг». Признаться, ребёнком я был очень доверчивым. Если б сказали, что яблоки синие, просто я неправильно их вижу, я бы поверил, да ещё и разревелся. А то как: все правильные, я – нет.
В то лето отца повысили до директора фирмы, филиалы которой быстро множились; нам пришлось переехать в столицу, и мне перейти в новую школу. Жизнь существенно изменилась. Мы оказались одни в чужом городе, среди незнакомых людей. И только отцу всё нравилось, а мама пыталась привыкнуть, утешая себя тем, что тут лучше: хорошая и большая квартира, новенький красный «Москвич» отца, хорошая школа, много магазинов и сад рядом с нашим домом ― о чём ещё можно было мечтать? Для меня же это был странный мир: временами интересный, а временами страшный и одинокий. Одиночество таилось везде – оно начиналось в моей душе и заканчивалось на школьном футбольном поле среди остальных ребят, тренера и шушукавшихся между собой девочек.
В классе я сидел позади всех, так как был выше прочих детей, и там, на «Камчатке», ощущения совсем другие: пока одноклассники на передних партах слушали учителя, отвечали на его вопросы и переписывали с доски задания, мы – «задние жители», как я тогда называл нас – бездельничали, доставая друг друга и рисуя на столах и в учебниках. Несмотря на то, что в начале года меня приняли очень тепло и дружелюбно, я всё равно чувствовал какую-то пустоту внутри и не знал, как её заполнить. Все уже давно друг друга знали, некоторые мальчишки были вместе чуть ли не с пелёнок, и их мир, уже полноценный, не нуждался в новых людях. Они играли вместе в карты, шли на футбольные тренировки и шутили о чём-то своём. С девочками же всё было иначе. Они меня часто раздражали своими нескончаемыми ссорами и пререканиями из-за пустяков, сплетничали друг о дружке, а потом, делая вид, будто ничего и не произошло, признавались в вечной и крепкой дружбе тайным соперницам. Тогда парни казались намного лучше и проще, не такими жестокими и язвительными. Но до определённого момента.
В один год со мной в новый класс перевелась ещё одна девушка – хрупкая, бледная, в очках, мешковатой одежде и с длинными чёрными волосами. Когда я на неё долго смотрел, она становилась прозрачной, и я её больше не замечал. Странно, но факт. Если я мог её не замечать, то другие дети не могли над ней не издеваться.
Всё начиналось невинно, если детскую жестокость можно так охарактеризовать. Поначалу её дразнили из-за одежды (дырявые колготки никогда не считались модными), потом уже из-за очков, далее из-за бледности, из-за тихого голоса, а там и вовсе забыли её имя, окрестив лилипутом. Кто первый назвал её так ― я не смог узнать, но кличку дружно подхватили все. «Лилипутка» прижилась очень быстро, вызывая у всех ребят удовлетворительный и злорадный смех. Мерзкое хихиканье, рождающееся в животе и переходящее в истерический хохот. Ведь в первое время, когда она слышала звонкое «Лилипутка», вздрагивала и с недопониманием вперемешку с обидной смотрела на класс.
Зоэ – так её звали.
Часть первая: Тучи над школой
Я помню тот день ясно, да и в целом память у меня уникальная. Тогда выл сильный ветер, и мама одела меня потеплее, на всякий случай положив запасной свитер в рюкзак, под книгу математики. Ещё помню, что свитер был самым нелюбимым – колючая ткань вызывала чесотку, да и цвет рождал во мне отвращение. Светло-болотный. Он у меня ассоциировался с безлюдной равниной, где ты ― открытый и беззащитный ― лёгкая добыча для ветров и волков. Повзрослев, я уже спокойно относился к этому цвету, но так и не понял, откуда у меня возникали такие образы.
Я сильно опаздывал в школу, но предполагал, что многие явятся позже. Войдя в класс без стука, запыхавшийся, очень удивился, не увидев в аудитории учителя. Ведь первым уроком была литература, а преподавательница, будучи весьма пунктуальной – она приходила на десять минут раньше, – обычно сидела в кабинете и стучала кончиком ручки по столу, в ожидании поглядывая на дверь. Она любила отчитывать опоздавших и могла подолгу держать провинившегося у двери, мотивируя это тем, что так мы осознаём свои ошибки.
– А что за урок у нас? – спросил я, прикрывая дверь.
– Да какая разница, кажется, все учителя собрались в учительской. Уже двадцать минут никого, – Анна, отличница, перелистав страничку в учебнике, сонно взглянула на меня.
– Ещё лучше, – бросил я, пройдя к своей парте, и, стянув куртку, повесил её на спинку стула.
Я начал рассматривать одноклассников. Анна и Лена тихо о чём-то перешёптывались. Они всегда держались вместе, даже если ссорились. Мне стало скучно смотреть на их спины, я повернулся в сторону окна, и мой взгляд остановился на Зоэ. Она сидела, съёжившись, словно у неё болел живот. Тонкие ноги в чёрных колготках дрожали; на парте виднелись очки из полуоткрытого чехла и потрёпанный учебник литературы, голову она положила на тетрадь.
– Эй, Вач, давай сюда карты! Я их еле у отца выпросил, испортишь – мне от него достанется, – внезапно заорал сосед у меня над ухом и активно зажестикулировал.
– Да не жадничай ты, давай лучше в «дурака» с лилипуткой сыграем. Можно на конфеты или на домашнее задание сыграть, а? – Вач сполз со стула, на который забрался с ногами, и побежал к Зоэ.
– А если учитель зайдёт и карты отберёт? – всё ещё страдал сосед, но его уже никто не слушал.
– Лилипутка, а ну быстро взяла очки! И подвинься! – Вач кричал очень громко, пытаясь спихнуть Зоэ на пол.
Зоэ проигнорировала его требование, только вот я заметил, как она стиснула краешек джемпера тонкими, полупрозрачными пальцами.
– Лилипутка, – протянул Вач, играя с её волосами.
Зоэ сначала молча терпела, но когда он с силой потянул её за несколько прядей, отчаянно взвыла. Чуть подумав, он отпустил, и я заметил, как в свете блеснули несколько волосков и упали на пыльный паркет.
– Лилипутка, играть, играть, – издевательски прокричал он и стукнул Зоэ карточной колодой по голове.
– Эй! – Тогда я встал и быстро подошёл к ним. Не помню, что мною двигало, но точно знал: я должен заступиться за неё.
Класс замолк. Я схватил Вача за руку, не давая ему ещё раз ударить девочку.
– Давид, отпусти, – сухо проговорил он.
Я видел, как его лицо наливается краской, чувствовал, что его рука незаметно дрожит. Мой поступок явно оказался для него неожиданностью. Но, наверное, тогда я и решил, что буду защищать Зоэ.
– Попроси у неё прощения, – шикнул я, глядя в темно-карие глаза, что прожигали меня злостью насквозь.
– Фигу! – Он плюнул мне в лицо, ударил ногой в живот и, вырвавшись, выбежал в коридор.
Удар был несильный, так что я только охнул. Одноклассники молчали, боясь даже шелохнуться. Зоэ заплакала. Она плакала громко и очень по-детски, всхлипывала так, что, казалось, задохнётся, крупные слёзы выступали на глазах, а потом падали на стол, рядом с чехлом для очков.
– Ты чего? – Я присел на корточки, попробовал заглянуть ей в лицо.
– Ничего, – сквозь плач сказала она, а я заметил, что она ещё сильнее обхватила живот.
– Давай в медпункт, – я взял Зоэ за руку и, не обращая внимания на её попытки убедить меня в том, что с ней всё в порядке, вывел из класса.
Когда школьная медсестра уверила меня, что здоровью Зоэ ничего не угрожает, я так обрадовался, что в порыве приобнял одноклассницу. Однако она не разделяла мои эмоции, напротив, сидела мрачнее тучи, делая вид, что рассматривает старые грязные стены школьного лазарета. Медсестра вышла к директору за дозволением отправить Зоэ домой. Я так и не понял, почему у нас в школе нужно было даже в таких случаях спрашивать у директора разрешения на выход. А мы, оставшись вдвоём, слушали, как снаружи бушевал ветер, гремя стёклами потрёпанных советских окон.
– Ты как? – нарушил я тишину, а руки задрожали. Мне было неловко.
– Нормально. А ты?
– Тоже.
Медсестры не было долго, и я уже почти пожалел, что решил заговорить с Зоэ. Будто чувствовал ответственность за то, что проронил первое слово. Поэтому продолжил:
– Почему ты позволяешь себя обижать?
– Так же легче, – ответила она, достав из кармана юбки резинку.
Завязав волосы в высокий хвост, Зоэ прошла к умывальнику.
– Легче?
– Да.
– Я не понимаю, – честно ответил я.
– Если я буду защищаться, меня начнут бить, а сейчас просто издеваются. А получить колодой по голове… ну, я же не умру, – она тихо засмеялась, но это был скорее болезненный смех, чем спокойный, дружеский.
– Не умрёшь, но… – Я не успел договорить, так как медсестра вернулась.
Она держала в руках рюкзак и куртку Зоэ.
– Ты можешь сама добраться до дома? – спросила женщина, положив вещи на стул.
– Д… да, – чуть помедлив, ответила она, словно сомневалась.
– Если нет, то мы можем позвонить твоей маме.
– Не беспокойтесь, я провожу, – выпалил я, схватив её рюкзак.
Медсестра тогда улыбнулась, видимо, увидев в этом поступке что-то романтичное, и, согласившись с моим предложением, сказала, что сама подойдёт к классному руководителю и скажет обо мне и Зоэ. Я вернулся за своими вещами в класс, попросив Зоэ подождать меня в коридоре. Ребята что-то шумно обсуждали, но как только я зашёл внутрь, все дружно замолчали. В тот момент для меня стало очевидно, что я превратился в изгоя. Что ж, я уже сделал свой выбор.
Меня хоть и не трогали, но и не игнорировали. Лишь метали злобные взгляды в мою сторону, будто каркали, чтобы я споткнулся и сломал себе шею. И эта давящая атмосфера вызывала внутри дрожь, я еле совладал с собой, чтобы не выбежать из кабинета, еле сдерживал себя и собирал сумку нарочито медленно, чтобы они осознали – я не боюсь. Я бросал им вызов, зачем, я не знал, просто хотел доказать, что ни я, ни Зоэ не боимся их дешёвых трюков и обидных фраз.
Когда мы с Зоэ вышли из школы и скрылись за деревьями, она остановилась и схватила меня за руку.
– Ты можешь идти домой, хорошо? – Она смотрела прямо на меня, и я видел, как испуг блестит в её серых глазах.
– Нет, я же сказал, что провожу тебя, – твёрдо ответил я, стряхнув её ладонь с руки.
– Прошу, – её глаза наполнились слезами.
– Но почему? – Я честно не мог понять, что творилось, что её тревожило. Я был всего лишь маленьким пацаном, который учился в шестом классе и сам много чего боялся.
Зоэ молчала. Мы стояли под пасмурным небом, будто ждали дождя. А я всё никак не мог решиться отпустить девочку, которую защитил, читая тревогу в обращённом на меня взгляде.
– Папа… папа будет зол, – вымолвила она, а потом разревелась.
Ветер усиливался, становилось холоднее. Зоэ плакала, а я думал. Думал, почему её отец будет злиться, почему ей страшно и из-за чего она плачет. Было бы глупо спрашивать о причине её страха, я это понимал. Нет, скорее чувствовал. И я знал, что значит бояться отца. Когда наша семья испытывала финансовый кризис, папа часто напивался, потом начинал ругать меня, а иногда и бить. Если мама оказывалась дома и пыталась помешать отцу, то доставалось и ей. И наутро она часами стояла у зеркала, пытаясь замаскировать свежие синяки. Тогда некому было жаловаться. Ведь принято, что мужчина – глава семьи, и женщина должна подчиняться ему. И если её били, то считалось: это по заслугам, и совсем не имеет значения, что она пыталась защитить собственного ребёнка. Да и мама чувствовала стыд; она не могла кому-то сказать, что любимый муж и хороший отец её сына напивается и вымещает свою злость на семье. Так было принято, и все хорошо это знали, поэтому всё, что творилось в семье – оставалось внутри. И только соседи, слышавшие крики и пьяную брань, иногда между собой шушукались.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
