Текст книги "Девушка с голубкой"

Автор книги: Индия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5

Тристан Ромеро встречал людей, которым нравилось сознательно и расчетливо причинять боль. Он никогда не был одним из них, но, когда дело касалось женщин, определенная жестокость была нужна для их же блага. Тристан не собирался давать Лили ни малейшей надежды на повторение того, что случилось между ними жаркой летней ночью, воспоминания о которой так беспокоили его все это время.

Он увидел обиду, затуманившую ее серебристые кошачьи глаза, и постарался не поддаться малознакомому чувству вины. Тристан ожидал оскорблений, обвинений, пощечины – всего, что он несомненно заслужил и частенько получал от брошенных женщин в прошлом. Спокойное достоинство Лили нарушало привычный сценарий.

– Мы действительно встречались, – сказала она мягко, словно извиняясь за это. – Я – девушка с… голубкой.

Слова Лили вернули Тристана в омытую закатом башню. Горло сжалось от воспоминаний об утешительном мурлыкании ее голоса, сострадании, светившемся в ее глазах. И о том, как это на него подействовало.

Один – ноль в пользу Лили Александер.

– Ну конечно. – Тристан медленно кивнул, губы невольно дрогнули в слабом подобии улыбки. – Селена. Девушка с голубкой.

Их взгляды встретились, и искра надежды в глазах Лили заставила его мысленно обругать себя. Три золотых правила любовных связей Тристана Ромеро гласили: никаких эмоций, никаких персональных деталей, никакого продолжения. Тогда, в башне, он нарушил первое правило и до сих пор не мог избавиться от побочных эффектов. Напуганный этим опытом, он точно не собирался нарушать два других.

– Да, – прошептала Лили. – Я часто думала, что случилось с птицей?

Он сделал секундную паузу. Тем утром, проснувшись, Тристан поднялся на голубятню, но не обнаружил там раненую голубку. Скорее всего, она стала жертвой ночного хищника. Но Тристан был недостаточно бессердечным, чтобы озвучить свою догадку.

– Выздоровела и улетела, наверное. Рад был увидеть тебя снова, но теперь, если позволишь, я должен…

В те несколько минут, что они смотрели друг на друга, воскрешая магию проведенной вместе летней ночи в тысячах призрачных картин, Лили чувствовала, как кровь приливает к лицу, дыхание сбивается, в груди становится тесно.

Когда Тристан отвернулся, она попыталась набрать в изголодавшиеся легкие хоть немного воздуха, но резкий вдох вызвал новый прилив тошноты. Ноги подогнулись. Прежде чем Лили успела ухватиться за перила, в глазах у нее потемнело, и в последний сознательный момент она поняла, что падает.

Он поймал ее. Конечно же он ее поймал. Лили надеялась продержаться еще немного и грохнуться в обморок в каком‑нибудь тихом, уединенном месте – уж точно не на руки мужчине, который ясно дал понять, что не хочет иметь с ней ничего общего. Но судьба не сделала ей такого подарка.

Тристан вынес ее в сад. Ветерок охладил лицо девушки, насытил кровь кислородом, но, стоило Лили вдохнуть терпкий мужской запах, она едва не потеряла сознание снова, на сей раз – от вожделения. Она завертелась в сильных руках Тристана, стремясь поскорее создать хоть какую‑то дистанцию между их телами.

– Все уже прошло… Прости… Поставь меня, пожалуйста…

– Не вертись.

Он почти прорычал эти слова, и Лили немедленно перестала бороться за свободу, охваченная стыдом и отчаянием. Она тысячу раз репетировала в голове их встречу, представляла, как спокойно, рассудительно, без лишних эмоций расскажет о беременности и заверит Тристана, что ничего от него не хочет. Сценарий не предполагал никаких требований, истерик или извинений.

И – упаси бог – никаких обмороков.

Тристан с Лили на руках прошел вдоль стены замка, завернул за угол. Перед ними, куда хватало глаз, расстилался сад. Мужчина опустил Лили на кованую скамейку и отступил на шаг, разглядывая ее с высоты своего роста:

– Тебе лучше?

– Да. Прости. Но на самом деле даже хорошо, что так получилось, – сказала Лили нерешительно, покусывая губу.

– В смысле?

– Я хотела поговорить с тобой… наедине.

– Я думал, что все тебе объяснил. – Лицо Тристана стало суровым и замкнутым, он отвернулся. – И ты согласилась с моими условиями…

– Я согласилась. Но подумала, что ты имеешь право знать. Я жду ребенка.

На мгновение Тристан замер. Потом отодвинулся от нее еще дальше, спрятав сжатые кулаки в карманы брюк.

Становилось холодно. Лили чувствовала, как узорчатый металл скамейки покусывает ее тело сквозь тонкий шелк платья, но не находила сил пошевелиться. «Мне очень жаль». Слова вертелись на языке, она чувствовала их вкус, сладкий и соблазнительный. Но на сей раз Лили не поддалась застарелой привычке говорить то, что люди хотели от нее слышать. Ведь на самом деле она ни о чем не жалела. Она была рада, что так вышло.

Когда Лили родилась, ее мать едва вышла из подросткового возраста и не справлялась со свалившейся на нее ответственностью. Воспитывала дочь кое‑как, урывками, но недостаток родительского внимания лишь усиливал потребность Лили дарить кому‑то тепло и заботу, которых ей так не хватало. Каждый вечер она переодевала всех кукол в пижамки, укладывала под одеяльца в обувные коробки, служившие им кроватками, и читала сказки на ночь, даже если ей самой приходилось засыпать в тишине и одиночестве. Сколько Лили себя помнила, желание любить билось в ее сердце. Она старалась не прислушиваться к нему, пока доктор не сообщил ей о ребенке. Новость, которая должна была напугать ее, наполнила ее бесконечной светлой радостью.

– Поздравляю, – мягко сказал Тристан. – Тебя и отца.

– Что?! – Задохнувшись от возмущения, Лили вскочила. – Разве ты не понял…

– Я прошу тебя очень хорошо подумать прежде, чем сказать то, что ты собираешься сказать.

В его тихом голосе слышалась острая сталь – как лезвие ножа, приставленного к ее горлу. Лили резко села обратно на скамейку, больше не доверяя ногам. Пот у нее на спине превращался в иней, зубы приходилось сжимать, чтобы они не стучали.

– Не нужно меня запугивать.

К ее изумлению, Тристан рассмеялся – пустым безрадостным смехом с ноткой отчаяния.

– Ты совсем ничего не понимаешь? Я не запугиваю, я пытаюсь тебя спасти. Я даю тебе шанс – шанс сохранить свободу, право принимать решения и распоряжаться своей жизнью, потому что… Как только ты скажешь, что ребенок мой, ты все это потеряешь.

Лили судорожно, до боли переплела пальцы рук на колене. В панике слова полились из нее, наскакивая друг на друга:

– Я ничего не хочу от тебя, Тристан. Мне не нужны твои деньги, признание малыша или участие в его судьбе. Я принимала таблетки, но они перестали действовать, когда я заболела в Африке. Я виновата и готова отвечать за последствия. Я толь ко хотела, чтобы ты знал, что это твой ребенок.

– Кто еще знает?

– Н‑никто. – Вечер не был таким уж холодным, но Лили била дрожь. – Я никому не говорила, даже Скарлет. Но я не могу больше это скрывать.

– Значит, ты не собираешься прерывать беременность?

– Конечно нет! – Безжалостно‑деловой тон вопроса высек искру ярости, осветившую темный омут ее сознания. – Я собираюсь рожать, черт бы тебя побрал!

Всплеск эмоций не смог пробить его чудовищное ледяное спокойствие.

– И ты намерена указать меня как отца в свидетельстве о рождении?

– А ты как думал? Я не допущу, чтобы мой ребенок рос без фамилии, без личности, не зная, кто он такой!

– Не допустишь? – Тристан смерил девушку оценивающим взглядом. – Сколько я должен заплатить тебе, чтобы ты передумала?

– Ты хочешь откупиться? – Лили разрывалась между желаниями рассмеяться и учинить над ним какое‑нибудь насилие. – Хочешь дать мне взятку, чтобы я утаила от ребенка имя его отца? Никогда и ни за что! Господи, Тристан, какой же ты расчетливый подонок!

– Уверена? Даже если это для твоего же блага?

Лили решительно помотала головой, чувствуя, как сила и уверенность возвращаются в ее закоченевшее тело. В кои‑то веки она точно знала, чего хочет, и не собиралась уступать.

– Мое благо меня не интересует. Я забочусь только о ребенке, который должен знать свою историю, понимать, кто он и где его корни.

То, чего сама она была лишена.

– Ну что ж, ты не оставляешь мне выхода. Все или ничего, Лили. Если ты намерена записать мое имя в свидетельство о рождении, нам придется пожениться.

– Пожениться?! – Слово, которое скрашивало ее детство и юность удивительными мечтами, в устах Тристана звучало холодно, расчетливо, неуютно. – Но почему?

– Потому что незаконнорожденных детей в нашей семье не было, нет и не будет. Роду Ромеро шесть сотен лет, Лили. Мой долг – уважать и сохранять его традиции. Я не могу допустить, чтобы мой ребенок родился и воспитывался вне своего наследия.

Ноги Лили затекли и дрожали, когда она поднялась и подошла к Тристану, пытаясь расшифровать чувства, туманившие его взгляд.

– Разве не ты только что предлагал мне деньги за то, чтобы мы с малышом держались подальше от тебя и твоей семьи?

В глазах Тристана читалась лишь беспросветная вечная мерзлота, но внезапное желание обнять его заставило Лили забыть о страхе и злости.

– Ты хочешь, чтобы у ребенка была история? – промурлыкал он с быстрой, горькой усмешкой. – Шесть веков тебя устроят? Корни моей семьи держат нас всех так же крепко, как если бы наши ноги были закатаны в бетон, не давая ни вздохнуть, ни двинуться. Фамилия Ромеро не поможет твоему ребенку стать личностью, напротив, она обяжет его следовать семейной традиции без права на самоопределение. Именно поэтому я не собирался заводить детей. У меня не было выбора, в какой семье родиться, но ты еще можешь выбрать для твоего ребенка другую жизнь, Лили.

– Нашего ребенка. – Сердце Лили болело, словно кто‑то поджаривал его на свече, но голос звучал решительно. – Нашего. Я верю в семью, Тристан. Я верю в брак.

Надежда робко расправляла крылышки где‑то внутри. Тристан предлагал Лили то, о чем она всегда мечтала. Замужество, полную семью для малыша вместо усеченной, ущербной, в которой воспитывалась она. Не сказочное «жили долго и счастливо», но что‑то похожее.

– Я предлагаю тебе не такой брак, – сказал Тристан холодно. – Это будет простая формальность. У меня есть жизнь, которую я создал для себя вопреки обстоятельствам. Я не откажусь от нее и не хочу ее ни с кем делить. Ты будешь называться моей женой, но я не собираюсь отчитываться перед тобой в том, где я провожу время и чем занимаюсь.

– Тогда это совсем не брак, – запротестовала Лили, чувствуя, как в душе снова расползается пустота. – Не настоящая семья.

Тристан снял пиджак и набросил ей на плечи.

– Нет, – сказал он резко. – Но это все, что я могу предложить. Я не способен сделать тебя счастливой, Лили, или стать достойным отцом для ребенка. Потому и советую найти того, кто способен.

Лили плотнее запахнула пиджак, шелковая подкладка которого все еще хранила тепло тела Тристана, дурманящий запах его туалетной воды. Неожиданно заботливый жест придал некоторую плотность ее призрачным надеждам. Тень скрытой боли на хмуром аристократическом лице сразу же напомнила башню: как Лили стояла у заплаканного окна и смотрела на мужчину, спящего под покрывалом лунного света. Она помнила каждый изгиб его тела, рисунок атлетической спины, необъяснимые бледные шрамы на плечах, помнила страдание, которое исказило его черты и прозвенело в безотчетном крике…

Лили помнила, как прижала Тристана к себе и прогнала безымянные кошмары, терзавшие его во сне. Пусть ненадолго, но пробилась сквозь защитные барьеры, дотянулась до души. Сможет ли она сделать это снова – не на одну ночь, а на всю жизнь, ради ребенка, которого она так хотела?

– Ну что ж, так тому и быть. Мы поженимся.

– Хорошо, если ты сделала свой выбор. Только, ради бога, не говори пока никому.

– Даже Скарлет? Я же сказала, что больше не могу лгать лучшей подруге, Тристан.

– Если бы Скарлет была моей лучшей подругой, я бы подумал о том, насколько тактично объявлять о моих свадебных планах на празднике по случаю ее помолвки. – Губы Тристана изогнулись в сардонической усмешке. – Объявишь, когда придет время. Сейчас твоя задача – вести себя так, чтобы для людей это не стало слишком уж большим сюрпризом.

– Как это? – спросила Лили хриплым шепотом.

– Повторяй за мной. – Тристан развернулся и пошел к дверям замка. – Ты не умеешь врать, но, я надеюсь, сможешь сыграть несложную роль?

Еще мгновение она молча смотрела в его удаляющуюся спину. Актрисой Лили была никакой, что охотно подтвердил бы Тристану режиссер прославивших ее рекламных роликов туалетной воды. Просто она знала, что для роли влюбленной женщины актерское дарование ей не понадобится.

– И что, скажи на милость, с тобой происходит? – спросил Том.

Облокотившись о массивную каминную полку, Тристан сделал глоток из бокала.

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

После объявления о помолвке гости разбились на группки и наслаждались шампанским. Лили у окна развлекала беседой родителей невесты, которые больше не выглядели испуганными и обескураженными, как в начале вечера. Лучи закатного солнца окрасили румянцем ее бледные щечки.

– Ты не сводишь с нее глаз последние два часа, вот почему.

Пальцы Тристана сильнее сжали тонкую ножку бокала. Он с усилием отвел взгляд от Лили:

– Перестань, Том. Ты обручился, а не ослеп. Она красавица, нельзя судить мужчину строго за желание полюбоваться.

– Я не против, пока ты только любуешься. – Том смягчил предупреждение улыбкой. – Лили милая. Ей нужен основательный, заботливый парень, который будет приносить ей цветы и завтраки в постель, а не кто‑то вроде тебя…

– Кто будет приносить бриллианты и оргазмы? С каких пор это плохо?

– Жизнь состоит не только из денег и секса, знаешь ли.

– Хорошо ты обо мне думаешь. – Тристан скорчил гримасу. – А если я скажу, что устал от одноразового секса и решил остепениться?

– Тогда я спрошу, правда ли у тебя в стакане апельсиновый сок, или ты развел его водкой, как делал в школе, – засмеялся Том, добродушно хлопая друга по плечу. – Затем посмотрю в окно на предмет летающих свиней и в календарь, чтобы проверить, не первое ли сегодня апреля.

Тристан охотно выпил бы водки, желательно – вообще без апельсинового сока. Его взгляд, как намагниченный, возвращался к Лили, которая, сидя на подоконнике, вела оживленную беседу с матерью Скарлет. На ее лице он увидел то немного сонное выражение вселенской нежности, которое так поразило его еще во время их первой встречи. Том сказал золотые слова: Лили была приятным, милым, добрым человеком. Она заслуживала такого же хорошего мужа, который заботился бы о ней и любил всем сердцем. Тристан Ромеро с холодной отчетливостью сознавал, что никогда не станет ей таким мужем.

Лили старалась хорошо сыграть свою роль. Поддерживала разговор с Джейми, братом Скарлет, смеялась, не забывала подносить к губам бокал – делала вид, что все нормально. Словно в ее жизни не было бушующих гормонов, согласия на брак без любви со знаменитым плейбоем, а главное – ощущения, что будущий муж раздевает ее глазами. Каждый раз, когда их глаза встречались, Тристан чуть улыбался, а в его взгляде поблескивало темными огоньками неприкрытое вожделение. Его актерскому таланту можно было только позавидовать.

В конце вечера он нашел ее в толпе. Лили вздрогнула, когда низкий голос с испанским акцентом пощекотал ей ушко. Языки пламени взметнулись в низу живота, спутав мысли.

– Подходящий момент, чтобы откланяться, ты не находишь?

– Но я собиралась остаться на ночь здесь…

– Это был план А, любимая, – промурлыкал Тристан, прижимая ее к себе, лаская губами шею. – Я велел отнести твои вещи ко мне в машину. Я забираю тебя домой.

Лили лишилась дара речи. Но даже если бы она могла говорить, у нее вряд ли нашлись бы силы спорить.

Глава 6

Сидя на пассажирском сиденье рядом с Тристаном, Лили поражалась, как быстро он вышел из образа влюбленного, стоило им покинуть Стовелл. В свете огней на приборной панели она не могла прочитать эмоции на равнодушном, замкнутом лице, но чувствовала вновь возникшую между ними дистанцию. При мысли, как мало она, в сущности, его знает, по телу девушки пробежала дрожь.

– Замерзла? – вежливо поинтересовался Тристан.

– Нет… Немного.

Он включил кондиционер, в салоне сразу стало теплее.

– Думаю, мы должны пожениться как можно быстрее. – Не снижая скорости, Тристан легко вписал машину в поворот.

– Слишком быстро, – с тревогой пробормотала Лили.

– Прости. – Автомобиль пошел медленнее. – Я не привык ездить с пассажирами.

Лили не удержалась от нервного смешка:

– Я говорила не о твоей манере вождения. Я имела в виду жизнь. – Но едва слова слетели с губ, она поняла, что в жизни он тоже не привык возить пассажиров. Это определение как нельзя лучше выражало, кем она для него стала.

– Что у тебя с работой на следующие несколько недель? – спросил Тристан, словно бы не услышав ее ремарки.

– Почти ничего. По контракту я должна сняться еще в одной рекламе, в Риме, через две недели. После этого я свободна до начала декабря… – Она подавила еще один истерический смешок. Со стороны могло показаться, что она записывается на прием к дантисту, а не планирует событие, которое принято считать самым важным в жизни женщины.

– Хорошо, – коротко отозвался Тристан. – Я возьму на себя формальности, а ты прилетишь на свадьбу в Барселону прямо из Рима.

– В Барселону?!

Ироничная полуулыбка искривила его губы.

– Ты – невеста Ромеро. Все Ромеро женятся в Испании.

– Конечно. Я не подумала. Твои родственники…

– Оставь их мне. – Какое‑то новое соображение заставило Тристана нахмуриться. – Что насчет твоих? Хочешь их пригласить?

– О боже, нет. – Лили протерла ладонью запотевшее стекло. – Мама сейчас в ашраме в Индии. Балансирует чакры или что‑то в этом роде.

Сюзанна Александер находилась в поисках просветления и внутренней гармонии, сколько Лили ее помнила. Модельные заработки дочери позволяли ей делать это с комфортом и все дальше от дома.

– А отец?

– Я не знаю, куда посылать приглашение.

Тристан промолчал, лишь бросил на нее взгляд в зеркало заднего вида, прежде чем обогнать вереницу машин и снова получить пустое темное шоссе в свое полное распоряжение.

– А что ты собираешься делать в начале декабря? – спросил он через паузу.

– Вернуться в Африку. – При всем желании Лили не смогла сдержать неуместный энтузиазм. – Меня попросили стать послом благотворительной медицинской организации, но я должна сначала понять, что мне по силам, где я принесу больше пользы. Я надеюсь, что они не откажутся от моих услуг, потому что мне хотелось бы оставить модельный бизнес и предложить себя в качестве волонтера на постоянной основе. Но пока рано что‑то планировать, я была в Африке всего один раз… – Ее голос дрогнул. – Сразу после того, как мы…

– Ты говорила. – Тристан прервал ее, в голосе послышались подозрительно шелковые нотки. – Это там ты подцепила вирус, из‑за которого мы оказались в нашем интересном положении. Неужели ты всерьез полагаешь, что я позволю тебе снова поехать в Африку?

Тревожный звоночек пронесся сквозь Лили как комета, оставив за собой яркий хвост злости.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что ради тебя я откажусь от поездки? Если бы ты только видел то, что видела я! Больные голодные сироты… Матери, у которых не хватает сил не только накормить детей, но даже взять их на руки и приласкать… Десятилетние мальчики, вынужденные брать на себя роль главы семьи…

– Избавь меня от правозащитных лекций, хорошо?

Скучающий тон превратил искру ярости в огненный шар, как будто накопившиеся у Лили за этот странный вечер эмоции только и ждали момента, чтобы взорваться.

– А ты избавь меня от ужимок аристократического доминантного самца! – зашипела она. – Ты быстро дал мне понять, что не откажешься от своего образа жизни. А теперь получается, что я, как невеста Ромеро, должна отказаться от своего? Я согласилась с твоими условиями, я с уважением отношусь к твоей семье и истории, потому что это перейдет по наследству к ребенку… Но богатство, привилегии и титулы не дают тебе права ограничивать, контролировать или запугивать меня!

– Я думал, ты хочешь сохранить ребенка. – Тристан говорил спокойно, но в мутном свете фонарей Лили видела, как играют желваки.

– Я хочу! Больше чем чего‑либо…

– В таком случае логично предположить, что ты будешь руководствоваться его интересами. – От обманчивой, хищной мягкости его голоса по телу Лили побежали мурашки. – Твое желание помочь весьма похвально, но разве самая нищая и подверженная эпидемиям часть Африки – подходящее место для беременной женщины? В прошлый раз ты заболела. Кто даст гарантию, что не заболеешь снова?

Лили вжалась в сиденье и закрыла глаза, стараясь спрятаться и от внезапного осознания собственной глупости, и от очередного приступа токсикоза. Ребенок внутри ее словно бы соглашался с доводами Тристана, напоминая о себе. Молодая женщина вслепую зашарила по двери, чтобы открыть окно и впустить в салон немного воздуха, но вместо этого случайно дернула за ручку. Дверь распахнулась, вой ветра и холод снаружи захлестнули их как лавина.

Тристан отреагировал молниеносно. Одной рукой удерживая на дороге вильнувшую было машину, другой прижал Лили к сиденью. Вывернул руль, сворачивая к обочине под возмущенный визг шин. Мотор заглох, и их частое дыхание осталось единственным звуком в наступившей тишине. Очень медленно Лили повернула голову. Тристан сидел понурившись, с закрытыми глазами, но его рука все еще лежала поперек ее тела, защищая надежнее, чем любой ремень безопасности.

– Прости, – прошептала она.

Еще мгновение мужчина не двигался. Потом с преувеличенной аккуратностью убрал ладонь с ее бедра и переложил на руль:

– Пойми, Лили, я никогда не стану хорошим мужем и отцом. Но я не тиран. Я не позволю себе ограничивать или запугивать тебя.

Лили показалось, что в этот момент маска властного и самовлюбленного плейбоя треснула, приоткрыв печаль и одиночество. Все инстинкты подсказывали ей коснуться, обнять его, но, пока она ловила ртом воздух, шанс был упущен. Тристан снова стал воплощением ледяной безупречности.

– Я не могу предложить тебе любовь, – сказал он. – Только безопасность. Сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и ребенка. Это понятно?

Шокированная, Лили только молча кивнула.

Тристан остановил машину на Примроуз‑Хилл, возле дома, номер которого умудрился выведать у Лили прежде, чем она провалилась в сон. Оглядел симпатичный викторианский особняк с фасадом, увитым осенней плетистой розой, перевел взгляд на спящую девушку. Золотисто‑матовый уличный свет скользил по идеальной коже, подчеркивал четкий рисунок скул, на которые ложилась тень от густых ресниц. Композиция заставила бы фотографов и редакторов модного глянца прослезиться от восторга. Но Тристан лишь крепче сжал руль и зажмурился.

Если бы только она не была такой красивой…

«Для начала я не стал бы спать с ней и не попал бы в такую ситуацию, – желчно подумал мужчина. – А если бы и попал, мне было бы гораздо легче представить, что мы всего лишь две стороны делового соглашения, узаконивающего право Лили на имя и деньги. Но не на секс, потому что любой секс, кроме случайно‑одноразового, подразумевает чувства. А на чувства я никогда не подписывался».

Однажды, во время перелета, Тристану попалась любопытная газетная статья. Ученые доказали, что, если определенные неврологические реакции не формируются в раннем детстве, они не формируются вообще. Тристан узнавал свой случай в каждой строчке, а когда закрыл газету, невесело улыбнулся от мысли, что у него появился научный ответ на слезливые обвинения бывших любовниц. Не знавший любви в детстве, он вырос неспособным ни испытывать, ни принимать это чувство. Открытие принесло странное облегчение, позволило наслаждаться бездушными связями со спокойной совестью. Он был осторожен, предусмотрителен и сразу ставил подруг перед фактом, что им не стоит строить долгосрочные планы… Какими же наивными все эти предосторожности казались ему сейчас!

– Мы дома? – Лили со вздохом открыла глаза. – Прости, я не собиралась засыпать. Так устаю, что готова отключиться, даже лежа на гвоздях. Зайдешь на чашечку кофе?

– Кофе? – переспросил он, приподняв бровь.

– Кофе. Я – беременная женщина в центре гормонального вихря. Для тебя это абсолютно безопасно.

– Насколько я помню, то же самое ты говорила в прошлую нашу встречу. – Тристан не удержался от жесткой подколки. – Пожалуй, от кофе откажусь, но мне нужно твое свидетельство о рождении, чтобы оформить разрешение на брак. Оно у тебя есть?

С немым кивком Лили прошла к двери по выложенной черно‑белой плиткой дорожке. Включила настольную лампу в прихожей, с наслаждением избавилась от туфель. Свет лампы просочился сквозь тонкий шелк платья, показав Тристану очертания бесконечно длинных ног. От концентрированной сексуальности этой домашней сценки мужчине стало трудно дышать, словно кто‑то двинул его кулаком в солнечное сплетение.

Стоя спиной к нему, Лили копалась в ящике антикварного секретера. Тристан прислонился к дверному косяку, огляделся. Подушки, малиновые и цвета морской волны, прикрывали выцветший бархат софы, на стенах вперемешку висели картины эпохи королевы Виктории, современные рекламные постеры и фотографии, которые хотелось рассмотреть поближе. Тристан стиснул зубы и отвернулся.

Серая кошка прошествовала между его ног и скрылась в направлении кухни, сопровождаемая по пятам двумя котятами.

– Сколько у тебя кошек?

Лили обернулась, сжимая в руках пачку документов, перевязанных старой красной лентой.

– Официально ни одной. Я провожу слишком много времени в разъездах. Когда бываю дома, подкармливаю бездомных. – Она развязала ленту и вытащила документ. – Эта серая кошка сама была совсем маленькой, когда у нее появились первые котята. Мне ужасно стыдно, что я не стерилизовала ее вовремя.

Не глядя, Тристан взял у Лили свидетельство:

– Учитывая наши обстоятельства, странно слышать, как ты переживаешь из‑за пренебрежения кошачьей контрацепцией.

Девушка потупилась и начала смущенно теребить ленту изящными пальчиками:

– Да, наверное.

Это тихое признание вины заставило Тристана почувствовать себя бессердечным подонком. Незнакомое чувство оказалось острым и неприятным – как стрела в грудь.

– Прости. Я был несправедлив.

– Нет, ты прав. – Она улыбалась, но глаза сверкали от невыплаканных слез.

Тристана посетило еще одно малоприятное ощущение: словно кто‑то взялся за торчащую из груди стрелу и начал крутить ее в ране, безуспешно пытаясь вытащить. Чтобы спрятать куда‑нибудь глаза, он забрал у Лили ленту и обернул вокруг безымянного пальца ее левой руки.

– Что ты делаешь?

– Мне нужен размер кольца.

Теперь они оба смотрели вниз – на бледные тонкие пальцы Лили в большой смуглой ладони Тристана.

– Ты понимаешь, что это все необязательно? – тихо спросила молодая женщина.

– Что необязательно?

– Жениться на мне.

Глядя в ее глаза, подернувшиеся нежной дымкой, как осенний воздух заволакивается прозрачным дымом костра, он горько рассмеялся:

– О нет. Видишь ли, несмотря на то что мужчины Ромеро не обладают способностями к романтике или отцовству, есть одна вещь, которую мы понимаем и исполняем очень хорошо.

– И что же это?

– Долг. – В устах Тристана слово прозвучало как ругательство.

– И все? – Лили закусила губу. – Только долг?

– Только долг. Не обманывай себя, Лили. Не думай, что получишь что‑то сверх того, что я предложил, или сможешь превратить меня в более подходящего для семьи и брака мужчину, открытого чувствам…

– Но я думаю, ты и сейчас открыт чувствам.

Лили подошла так близко, что Тристан почувствовал миндальный аромат ее кожи, и положила ладошку ему на грудь, прямо над сердцем.

– И еще я думаю, что чувство, которому ты особенно открыт, это страх.

Эффект ее слов можно было сравнить разве что с инъекцией чистого адреналина. Вслед за волной жара по телу прокатилась ледяная волна ярости. Схватив Лили за запястье, он дернул ее руку вниз с такой силой, что она покачнулась и прижалась к нему в поисках равновесия. Обращенное к мужчине лицо пылало от уязвленной гордости и… вожделения. Тристан немедленно почувствовал прилив крови к низу живота. Дыхание обоих стало тяжелым и неровным.

Потом Тристан не мог вспомнить, кто начал первым, но спустя секунду они уже целовались – с первобытной страстью, которая составляла разительный контраст с недавней нежностью Лили и заставила Тристана усомниться в истинности воспоминаний о неспешной, ласковой ночи в башне. Эта девушка была всем, что он хотел, в чем он нуждался, даже когда сам не отдавал себе в этом отчета. Ее губы, жесткие и настойчивые, терзали рот мужчины с яростной жадностью, не уступавшей его собственной. Но Тристан нашел в себе силы отстраниться.

– Ты тешишь себя иллюзией, думая, что понимаешь меня. – Он отвернулся, чтобы не видеть недоумения в ее глазах, не соблазняться сладостью припухших губ. – Путаешь похоть с чем‑то глубоким и значительным. Ты красивая, сексуальная женщина – я готов заниматься с тобой любовью тысячу раз в день, если ты захочешь, но я не готов любить тебя. Ты должна это понять.

– А что, если я не смогу жить с этим? – прошептала Лили, прикрывая алеющий рот тыльной стороной ладони.

– Тогда я буду уважать твою позицию и не притронусь к тебе. Я же не чудовище. Но я мужчина. Есть предел искушению, которое я могу вынести. Будь осторожна, Лили: если играешь с огнем, почти наверняка обожжешься. Тебе решать, каким будет наш брак.

– Без любви или без любви и без секса? – Она издала звук, который мог быть и смешком, и всхлипом. – Такой у меня выбор?

– Есть еще один вариант. Ты можешь стереть меня из своей жизни и жизни ребенка.

Лицо Лили скрывала тень, но Тристан заметил блеск одинокой слезинки на щеке.

– Я хочу, чтобы мой ребенок знал своего отца, но я не стану платить за это телом.

– Отлично. – Тристан беспомощно пожал плечами. – Как скажешь. Я сообщу тебе, как и когда ты летишь в Барселону, как только все устрою.

Отъезжая от дома, он увидел ее силуэт за занавеской. Чувство вины оцарапало горло горькой изжогой. Стукнув кулаком по рулю, Тристан выругался. Почему Лили позволяет ему так с собой поступать?

Стоя на светофоре, Тристан развернул ее свидетельство о рождении. «Имя – Лили Александер. Место рождения – Брайтон, Великобритания. Мать – Сюзанна Александер. Отец неизвестен». Ну что ж, это отчасти объясняло ее горячность. Как будто безотцовщина была наихудшим из всех возможных вариантов детства.

Свет переключился на зеленый, и Тристан резко дернул машину с места. Наивность Лили была бы трогательной, если бы не таила в себе такой опасности. «Все мы – жертвы своего прошлого», – с отчаянием подумал он. Интересно, долго ли ему удастся скрывать, до какой степени был жертвой он сам.