Текст книги "Армада"

Автор книги: Илья Бояшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Указка плясала в его руке.

– Так-с! Идем дальше… Что называется длиной волны, амплитудой и частотой? Изобразим еще некоторые важные детали…

Добродушный Главный механик взял под руку Первого флаг-капитана, отвел в сторону и прошептал:

– А почему бы и не поверить в необъяснимое, голубчик? В нашем положении глупо отмахиваться от Библии. Не кажется ли вам, что мы вполне можем повторить одиссею старика Ноя, причем, в отличие от допотопного ковчега, наши самотопы могут хоть вечность мерить мили – ничегошеньки с ними не случится.

– Вам хорошо шутить, – прошипел Первый флаг-капитан. – Вы, как я знаю, холосты и одиноки.

– Это не ответ офицера. Примите правду такой, какая она есть, – сказал Механик. – И я не понимаю, зачем с пренебрежением отмахиваться от вещей непостижимых и удивительных? В конце концов, не кажется ли вам, что таинственные мифы народов насчет зарождения Земли и ее конца более близки к истине, чем все эти разглагольствования с указкой? Вот что скажу: предки были несравненно мудрее. Достаточно вспомнить их сказания о сотворении мира. Вспомните, из каких капель в преданиях скандинавов возникло тело великана Имира? И опять-таки, в конце потоп, Рагнарек, вселенский Ужас. Финны чтили прекрасную деву Ильматар… По их легендам, тоже поначалу ничего не было – дева парила в облаках, милая, словно дитя природы, а вокруг простиралось море. Затем началось чудесное создание Земли, а заодно и Вейнемейнена. Не буду вспоминать греков с их титанами и богами, Атлантиду и прочее… И все ведь заканчивается потопом! Нам просто повезло, что мы вовремя оказались на галошах.

– Все это весьма поэтично, – огрызнулся собеседник. – Но все-таки, уважаемый, прекратите пороть чушь.

– Нет, вы не поэт, – со вздохом отвечал Механик Первому флаг-капитану. – От формул меня тянет в сон. Формулы – безжизненные скелеты, их реальность ужасна. Я уверен – происходит то, что невозможно объяснить. Все эти разговоры о противнике и его гениальных технологиях – чепуха! Мы действительно просто– напросто остались одни! Господь Бог сжалился или решил подшутить, кто знает… Я верю в необъяснимое. Знаете, среди нашей рати священнослужителей есть такой парняга – лама. Так вот – он верит в необъяснимое. Остальные – те, кто носит кресты и чалму, – нет! По лицам видно – не верят. А вот бурят – с удовольствием. Чтобы ни случилось. Милейший человек, если желаете с ним познакомиться. Правда, еще поп с «Чуда» мне симпатичен. Решителен и суров – и не дурак насчет выпивки.

– Идите в бар или куда вам заблагорассудится, – прошипел Первый флаг-капитан. – Отстаньте от меня наконец с вашими ксендзами и чудесами.

– И все-таки мы остались живы, – сказал Механик с благодарностью. – Не взлетели на воздух, не отравили все вокруг, не превратились в бледный пар… Мы живы – вот в чем штука! А ведь тащились к Карибам, как на собственные похороны. Любой биндюжник в порту знал, куда мы идем. Спросите любого матросика – наши шансы на жизнь равняются нулю. Вот что он бы вам ответил! А сейчас – живы. Попы всех нас готовили к вечному блаженству через патриотическую смерть от ответного атома. Интересно, что они сейчас на это скажут, – наверняка тоже привлекут Господа Бога.

– Да вы пьяны! – вконец обозлился Первый флаг-капитан. – Убирайтесь, пока Адмирал не принюхался!

Главный механик с удовольствием послушался совета. Покачивая головой, он потихоньку отошел от карьериста и на роскошном, в зеркалах, лифте, в котором сразу же отразилось друг от друга множество уходящих в бесконечность Главных механиков, отъехал в бар носовой кают-компании. Там стюарт из вольнонаемных услужливо и ловко метнул на столик запечатанную бутылку «Уокера».

– Сервус, старина! – бормотал Механик, поворачиваясь к зеркалам и приветствуя сам себя. – Мы живы. Господь, ради развлечения, оставил всю эту свору в живых. Интересно, что мы теперь будем поделывать?

Главный электронщик тем временем продолжал разоряться. Он даже увлекся:

– Таким образом, – восклицал он, – длина волны есть расстояние между двумя последовательными точками одинакового состояния колебания… Поедем дальше…

Однако дальше Адмиралу ехать не хотелось.

– К черту волны! К дьяволу ваш снобизм! Вы сами толком можете объяснить, что случилось?

Электронщик вытер пот, нервно согнул указку и честно сказал:

– Нет.

– Все ясно. Вызовите священнослужителей, – распорядился Адмирал.

Священники явились на борт «Убийцы» маленькой важной толпой. Им объяснили, в чем дело. Достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять, каков будет ответ.

– Только не вмешивайте в это дело Господа Бога! – сразу затыкая все рты, предупредил Адмирал. – И молчите с паствой до особого распоряжения.

Попы, ксендзы, мулла и бурят-лама развели руками.

– Новый экипаж на мостик! – последовала команда.

– Сынки, – обратился Адмирал к двум очередным летунам-лейтенантам. – Прочешите пространство с Севера на Юг. Если заметите в волнах хоть бочку, хоть полено плавающее – немедленно информируйте!

Вызывая нездоровый ажиотаж на кораблях, «Чудо» вновь развернулся, и рев раздался над океаном. Дымным шлейфом на время заволокло горизонт – и на экранах радаров высветилась лишь одна безнадежная в своем одиночестве точка. Скоростной монстр удалялся. Священник с вышеупомянутого «Чуда» не мог отказать себе в удовольствии прошептать в бороду:

– Вот вам Содом и Гоморра. Допрыгались.

Адмирал угрюмо ждал. Пронесся над мостиком тропический ливень – Армада скрылась в шквале и на свиту мгновенно вылилось несколько миллионов ведер воды, но никто не посмел оставить флагмана. Уже сутки корабли качались на одном месте: домыслы и слухи разрастались с неимоверной быстротой. В кубриках всерьез заговорили о том, что залпа с кораблей не будет – из строя вышли ракетные комплексы – и, по всей видимости, ударят самолеты. Летчики от этого слуха здорово приуныли. Мичмана и капразы на авианосцах ломали голову, недоумевая, для чего понадобилось посылать разведчики. Адмирал нервно жевал столь любимые им сухарики. Подобная диета вызывала оскомину у любивших застолья флаг-офицеров, однако им ничего не оставалось делать. Вестовой разносил поднос с едва тепленьким жидким чаем, и, вслед за начальником, свита дружно хрупала сухарями.

Ни единой бочки, щепки или куска дерьма летчики не разглядели и вернулись потрясенными.

– Конечно, я понимаю, вы будете держать язык за зубами, но чем черт не шутит… Запереть их с первым экипажем, – распорядился Адмирал, и с летунами разобрались в считанные минуты.

Между тем триста пятьдесят гидроакустиков напрасно вслушивались в океан, три тысячи операторов совершенно зря караулили экраны мониторов. Ни одной цели никто из них не услышал и не разглядел – киты и акулы были не в счет. Приготовившаяся к бравой и мгновенной смерти за отечество Армада замерла. Она была потрясена бездействием. Она недоумевала. Все, от первогодков до старослужащих, понимали – творится что-то неладное – и с палуб задирали головы на недосягаемую высоту фок-мачты, где на мостике топтался вершитель их судеб. Вот уже вторые сутки он не сходил вниз с Поднебесной. Кроме свиты и временами приглашаемых на мостик офицеров, которые возвращались с каменными лицами, никто не мог его лицезреть. Великая тайна сковала Армаду. И кубрики и кают-компании маялись в томительном, почти сладострастном ожидании.

В тот же вечер, после возвращения очередного «Ворона», священник «Чуда» отдыхал в носовой кают-компании авианосца. Этот клуб для избранных, с колоннами и мебелью из ливанского кедра, с прекрасно вышколенными стюардами, с великолепными репродукциями Малых Голландцев, не имели права посещать офицеры младше чина капитана первого ранга. Кают-компания «Чуда» была гордостью местных снобов. Ничего подобного не существовало на однотипном «Юде». И роскошью и манерами персонала она на равных могла соперничать с кают-компаниями флагмана. Посреди зала красовался великолепный бильярд, обтянутый прекрасным английским сукном. Священник любил в свободные от служения минуты, как он сам выражался, «обтяпать партейку другую». За игрой коротал часы и еще один посвященный в тайну – Главный штурман. Временами игроки подходили к мраморному столику, на котором на подносе горкой лежал чернослив. Разговор был расслабленный, но от этого не менее серьезный.

– Пожалуй, Господь, как бы там не кривился наш Македонский, вновь отвел беду – спрятал от нас материки, подобно граду Китежу, – серьезно сказал поп. – И впрямь, отчего бы Ему в очередной раз не явить волю Свою? Тем более, такое бывало неоднократно.

Главный штурман лакомился черносливом. Затем, внимательно осмотрев кий, от души треснул по шарам.

– А Хиросима и Нагасаки, батюшка?

– Предупреждение. А представьте себе, что могло бы случиться, если бы атомом завладели немцы!

И батюшка, загнав в лузу очередной номер, продолжил:

– Не чем иным, как вмешательством Господа, того, что случилось с нацистами, не объяснить… Поначалу история с тяжелой водой и графитом! «Наци» вполне могли выбрать графит, и тогда американцы плакали бы со своим «манхэттенским проектом». Однако немцы отдают предпочтение тяжелой воде – и миру дается отсрочка! Затем – конференция и ошибка простой машинистки. Простая опечатка, благодаря которой ни один из бонз третьего рейха, имеющий реальное влияние на развитие событий, на конференцию не явился. А если, скажем, Борман или Геринг все-таки прибыли бы к этим сумасшедшим и сообразили, чем все может кончиться? Идем дальше – единственный завод, выпускающий тяжелую воду, находился в Норвегии. И здесь не дремали англичане – пара засланных диверсионных групп – и завод взлетает на воздух. Опять отсрочка! Наконец, Всемогущий ссорит двух крупнейших немецких физиков буквально накануне германской катастрофы. Итог – ни тот, ни другой не успевают ничего сделать, догадка насчет графита приходит слишком поздно, реактор не запущен. И мир вздохнул свободно… Вот это и называется Провидением!

Добродушно бася, поп вчистую разлопатил штурмана и, загнав победный шар, провозгласил:

– Как бы там наш Цезарь не затыкал нам всем рты, но все же кесарю кесарево, а Богу Богово. Ей-ей, голубчик, я не собираюсь возвращать вас, старого пьяницу и матерщинника, в лоно церковное, но согласитесь: без вмешательства Божественных Сил на самых ответственных этапах истории человеческой не обойтись. Вы проиграли! Расплачивайтесь.

Штурман гаркнул на весь салон вестовому, и бутыль прекрасной водки с полынью и чабрецом «Умри за Отечество» тут же была распечатана.

Мичман с авианосца «Чудо» был безнадежно молод. Мичман с авианосца «Чудо» носил скромные усики, выше всего ставил честь и был напичкан всякой другой чепухой, впитанной на уроках этики в Морском кадетском корпусе. Кроме того, он хранил на груди медальон с локонами своей возлюбленной – семнадцатилетней кокетки, которая, стоило ему только выпуститься и уехать на флот, тотчас забыла о его существовании. Но с молоденького рыцаря было достаточно того, что он о ней помнил! Впрочем, мичман с «Чуда» мечтал не только о чистой любви. Он мечтал о благородной дружбе, мечтал отдать всего себя отечеству, он готовился к штурманской лямке – о чем свидетельствовал отличный аттестат. Однако, зачисленный в экипаж авианосца, мичман тотчас оказался в дублирующем составе, а затем, судя по всему, о нем забыли. Штурманов на Армаде оказалось предостаточно, молодежью никто не хотел заниматься, тем более, жить всем оставалось считанные недели, и такие, как наш герой, выпускники только путались под ногами. Каждый день после завтрака и построения «желторотики» оказывались предоставленными сами себе и уныло слонялись по палубам. С молодыми артиллеристами еще иногда возились, но что касается вновь прибывших электронщиков, спецов радиоразведки и штурманов – эти несчастные тайком пили в каютах, резались в «двадцать одно» и затевали между собой ссоры, ожидая дня «Икс», который так и не наступал.

Наш мичманенок поначалу еще пытался топтаться на командном мостике и раза два подавал рапорт командиру, который неизменно накладывал свое вето на его законные требования. В конце концов, слишком ретивому мичману запретили появляться на глаза начальству. Весь ужас безделья мгновенно навалился на него. Он готовил себя к чему угодно – к бессонным, черным как сажа ночам, к переходам, побудкам, штормам, манящей неизвестности, но ни о каких бессонных ночах на посту не могло быть и речи. По ночам авианосец светился огнями, четыре его электростанции вырабатывали столько электричества, что его хватало не только на полную иллюминацию мачты и палубы, но и на самые мелкие подсобные помещения и на роботов-стюартов – последнее ноу-хау отечественного сервиса. Эти роботы поглощали невиданное количество энергии, они ее просто жрали. В итоге все предусмотрительно захваченные с собой книги по штурманскому делу были прочитаны по десять раз, все компьютерные игры преданы анафеме. Со скуки мичман даже забрел в корабельную церковь, но проповедь показалась ему чересчур примитивной. И однажды ночью он окончательно понял, что авианосец принесет его словно барашка в жертву, не потребовав ровным счетом ничего: ни героизма, ни любви, ни самопожертвования. Он будет, как и все пятнадцать тысяч человек экипажа, мгновенно превращен в жертвенный пар, отдан Молоху совершенно безответственно и просто, словно винтик, перекатывающийся по палубам. И, что самое страшное, винтик совершенно бесполезный. Осознав это, мичман заплакал. Он долго лежал, с головой укрывшись одеялом, обдумывая свое катастрофическое положение, и от отчаяния хотел было затеять новый рапорт, но, обдумав, понял, что легче ему будет покончить с собой. Он даже представил, как в полной парадной форме с кортиком, прямо в глаза врезав всю правду-матку командиру «Чуда», перешагнет через ограждение мостика и обрушится на палубу с высоты пятидесяти семи метров. Разумеется, он достойно шмякнется перед носом очередного, поднимаемого из ангара на профилактику, стратегического бомбардировщика. Юная кровь окропит переднее шасси монстра, и все будет кончено. Так, поворочавшись и осознав свою бесполезность для мира, мичман покинул каюту и по бесконечным коридорам и трапам, постоянно спотыкаясь о комингсы, выбрался на свежую ветреную палубу. Его поташнивало от безнадежности. Авианосец рассекал океан настолько спокойно, что палуба, залитая луной и звездами, которые сочувственно подмигивали обреченному, даже не вздрагивала. Светились кабины дежурных «разведчиков», сквозь прозрачные колпаки было видно, как летчики перемещаются внутри самолетов. Мостик, с которого мичман собирался спикировать, угрожающе чернел, и над ним, на невероятной высоте фок-мачты, словно зловещая звезда, мерцал топ-огонь. Огни Армады мелькали справа и слева, и звездная ночь освещала «Убийцу Неверных». И вновь осознание того, что бездушные механизмы, наведенные на цель не менее бездушными компьютерами, все совершат без его участия, заставило юнца прослезиться.

Патруль, состоящий из флаг-офицера (одного из тех снобов, которые обливают презрением все, что находится ниже их капразовских погон, и в портмоне носят пилочки для ногтей) и двух морских пехотинцев, грубо окликнул его. Мичмана спросили, какого лешего он шатается по ночной палубе. Пойманный пролепетал что-то насчет свежего воздуха. Флаг-офицер, снисходительно выслушав эту убогую ложь, посоветовал «желторотику» отправляться обратно в койку. «Вы, видно, забыли, где гальюн, сударь. Так вот, настоятельно рекомендую разыскать его в вашей каюте!» То, что капраз издевательски позволял себе так обходиться с младшим по чину в присутствии рядовых пехотинцев, мичмана окончательно добило. Он безропотно подчинился и отправился обратно, твердо решив не сегодня, так завтра совершить ритуальное самоубийство.

С тех пор, морально готовясь к отчаянному прыжку, мичман бродил по чреву авианосца, забираясь все глубже и глубже в его колоссальное нутро. Он уже потерял счет палубам, переходам, люкам и трапам. Инстинктивно он исследовал пространства бесконечных служебных отсеков, саун и прачечных, пока неожиданно не наткнулся на библиотеку, которая скрывалась за совершенно непримечательной дверью. Тотчас мичман провалился в мир, залитый спокойным зеленоватым светом. Вскоре он понял, в чем кроется кажущаяся бесконечность библиотеки. Дело в том, что все ее борхесовские коридоры образовывали кольца. Стеллажи вдоль коридоров-колец были трехъярусные – через каждые двадцать метров поднимались к последним ярусам железные лесенки. Первый коридор, самый большой по радиусу, целиком посвящался авторам, фамилии которых начинались на «А». Следующее кольцо полностью занимали фамилии на «Б» и так далее. По какому-то неведомому закону, а может быть, и по здешнему принципу, количество фамилий на «В», «Г», «Д» уменьшалось, и им были посвящены меньшие коридоры-кольца. Но даже самое маленькое кольцо вместило в себя около трехсот тысяч книг и дисков на «Я», о чем свидетельствовали каталоги на стенах. И повсюду мичмана встречали гималайская тишина и все тот же мягкий зеленоватый свет, горящий, однако, достаточно ярко для того, чтобы можно было читать, не напрягаясь. Этот свет, это подводное спокойствие действовали исключительно умиротворяюще. Сумев проникнуть через все двери, мичман наконец добрался до ядра – маленького читального зала. Сидящий за одним из столов лейтенант-библиотекарь из вольноопределяющихся поднял голову. Лейтенант нисколько не удивился случайному посетителю этого в высшей степени забытого места, в котором вполне мог находиться сам Грааль. Зеленоватая лампа освещала его лицо – суровую физиономию настоящего индейца – взгляд был жутким. Самое удивительное – юнец каким-то необъяснимым чутьем понял, что его ждали и ему уже больше не уйти от этого брухо. Вольноопределяющийся захлопнул старинную книгу (то, что книга была старинная, мичман понял опять-таки все тем же чутьем) и подал глухой потусторонний голос:

– Войны не будет!

По-видимому, он уже все знал.

– Должен вас уведомить, молодой человек, – продолжил странный лейтенант. – Заклание всех нас на алтарь отечества откладывается на срок достаточно неопределенный. Но есть вещи пострашнее войны.

Заметив, что мичман недоумевает, библиотекарь заявил:

– Мне совсем нет дела до того, понимаете вы меня сейчас или нет. Долгие месяцы, удалившись сюда от всего этого бедлама, я гадал, кто первым появится в зале передо мною, и загадал одно – первый и будет избранным… Не надо пока ничего понимать! – воскликнул он, увидев, что мичманенок открыл рот. – Слушайте, даже если вам все покажется непонятным. Итак, я продолжаю – вошли именно вы. И я объявляю вам, что вы избраны! Вы, разумеется, не знаете, как святые отцы выбирали Папу римского? А ведь ничего проще такого выбора не было, кардиналы собирались и выносили решение: считалось, что их решением руководит сам Господь, – не они решали, а Он решал через них. Поэтому Папа тотчас объявлялся безгрешным – ведь не может же ошибаться Всевышний! Так что слушайте, ибо, объявившись сегодня, вы обязательно придете сюда на следующий день – тем более свободного времени у вас предостаточно. Разумеется, я не питаю иллюзий – вы олух царя небесного, как и вся эта наспех присланная молодежь! Тем лучше. Бог в свое время избрал пастухов и сделал наивных кочевников своим народом. Заметьте – не испорченных жрецами и знаниями египтян он повел за собою, а людей диких и простодушных. Именно их головы еще не были засорены, именно они могли внимать Его Скрижалям! Так что среди вас, молодых, мне ничего не стоит найти парочку-другую карбонариев, согласных на все ради высокой цели. А то, что цель будет высока, – не сомневайтесь!

Библиотекарь помолчал, собираясь с мыслями.

– Войны не предвидится, но грядет нечто не менее ужасное, и наша с вами задача – предотвратить это нечто. Вижу, вижу! – совершенно серьезно провозгласил он, вперившись убийственным взглядом теперь уже в книжную стену позади мичмана. – Адмирал постарается захватить полную власть, и она будет ужасна. Он вообразит себя новым диктатором. Тайная полиция, наветы, пытки диссидентов… Прекратите смотреть на меня, как на сумасшедшего. Я всего лишь пытаюсь предвосхитить события. И вот что скажу – неизбежно появится избранный, которому суждено поднять восстание. Не сомневаюсь теперь, что этим избранным будете вы. У вас чистая незамутненная душа юного человека со всеми ее порывами и острой восприимчивостью к несправедливости. Вот кто так нужен добру! Но об этом опять-таки позже. Подойдите сюда.

Видя, что мичман замешкался, лейтенант потребовал со всей строгостью сэнсэя:

– Подойдите, раз уж заявились ко мне. Просто так вы теперь не отделаетесь!

Книга, лежащая перед ним, вновь была открыта – у мичмана зарябило в глазах от незнакомого шрифта.

– Это греческий, – объяснил библиотекарь. – Тринадцатый век. Кандитос Хронопулос. Но суть опять-таки не в том. Сутью является то, что в 1119 году от Рождества Христова рыцарь Гуго де Пейн пришел на землю Иерусалимскую со своими товарищами и они встали на дороге, ведущей к холму, где высился некогда храм Соломонов. Рыцари попросили отдать им дворец, который был построен на месте разрушенной святыни… Вам известен этот факт?

– Нет, – честно отвечал окончательно сбитый с толку мичман. Его бедная голова пошла кругом.

– Тамплиеры! – воскликнул Учитель. – Самый таинственный из всех существовавших когда-либо на земле Орден, возводивший невиданные храмы и расплачивающийся за все это американским серебром. А чьи флаги были на каравеллах Колумба? Кого так преследовал Красивый? Кто тайной сетью своей захватил мир и удерживал его вплоть до сегодняшнего времени? Короче, нам нужен Орден! – заявил лейтенант. – И немедленно. Нам нужно Братство, скрепленное кровью, которое, засучив рукава, приступит к переустройству мира. Для начала разыщите двух-трех надежных братьев. И с этой минуты – никакой грусти, никакой сентиментальности – все должно быть отдано делу. Кое-что я уже приготовил для вас.

Он вытащил из стола стопку книг, и мичман ошалело протянул руки, чтобы ее принять.

– Знаю, у себя в Корпусе вы не очень-то занимались философией. Теперь придется поправить дело. Вы должны явиться сюда через несколько дней. Читайте: я собрал все, чтобы хоть немного вас информировать: тамплиеры, розенкрейцеры, масонство. В добрый час!

– Ничего не понимаю, – пробормотал несчастный мичман.

– А что тут понимать? Убирайтесь к себе в каюту и приступайте к чтению. То, что на самом деле произошло, не сегодня-завтра станет известно всей Армаде. Они просто-напросто не посмеют долго скрывать эту тайну. И тогда, не сомневаюсь, начнется новый отсчет времени. Нам необходимо к нему подготовиться, поэтому заклинаю вас, читайте. Приказываю, как старший по званию.

Мичману ничего не оставалось делать. Привычка тотчас сказалась в нем. Он вытолкнул из себя сакраментальное «есть» и повернулся на каблуках.

* * *

Так началась история заговора.

– Это ни в какие рамки не лезет! – Адмирал поднялся из своего любимого плетеного кресла, которое часто теперь выносили на мостик.

И очередных вернувшихся летчиков, провисевших в воздухе около двух суток в безнадежной попытке хоть что-нибудь обнаружить, препроводили под надежный замок к товарищам.

Стадо штабных, включавшее в себя Главного штурмана Армады, Главного электронщика, Командира летного корпуса и прочей мелочи, торчало позади кресла. Адмиральские сухарики стояли у всех в горле. Чай разносили каждые пять минут, но толку от него не было никакого – все на ходу засыпали. Однако совещание продолжалось. Под галогенными лампами в Центральном Посту остались забытые карты. Дежурные давно уже отошли от пустых экранов. Начальники трех носовых и одной кормовой башен, старые сослуживцы, которым Адмирал доверял больше других, в почтительном молчании стояли к нему ближе всех. Субординация соблюдалась неукоснительно, и, пока Адмирал разговаривал сам с собой, никто не смел и слова вставить в его редкие монологи.

Серое утро занималось над океаном, в небо безнадежно задрались орудийные хоботы. У рулей застыли осоловевшие рулевые – их тоже не сменяли все это время, стараясь не допустить утечки информации. Пробили склянки, и Адмирал вновь принялся мерить шагами расстояние от рубки до ограждения мостика. Командиры кораблей откровенно позевывали, стоило только задумавшемуся старику повернуться к ним спиной. Вновь пробежался беззаботный тропический ливень. Все, следом за упрямым стариканом, перешли в рубку. Там, уткнувшись лбом в смотровой иллюминатор, Адмирал сопел, словно дряхлый, измотанный жизнью бульдог. В его бравых мозгах запечатлелось одно – Земли более не существует. Следовательно, вся эта громада металла и взрывчатки, все эти самолеты, сверхскоростные ракеты, легионы штабных, часовые у флагов, сигнальщики, рулевые, снующие сейчас внизу боцмана и салаги и, наконец, он сам уже никому не нужны. Материки растворились в пучине, столицу поглотили океанские волны. В президентском дворце отныне живут глубоководные рыбины, и некому доложить: «„Удар Кувалды“ приведен в действие, господин президент»… Нет ни целей, ни портов возвращения. Проститутки ушли на дно вместе с домами терпимости. Угроза небес все-таки свершилась. И, судя по всему, Армаде до скончания века придется болтаться в море, а в нем не будет ни одной отмели, ни единого островка, возле которого можно кинуть якорь. Что же касается атомных реакторов и запасов продовольствия – они гарантируют вечное плавание. От этой реальности можно было запросто сойти с ума!

* * *

На исходе третьих суток катастрофа, как данность, окончательно дошла до адмиральского сознания. Теперь, когда президента не существовало, следовало действовать самому.

– Соберите команды, – распорядился Адмирал. – Я выступлю с речью.

Главный Психолог, натура тонкая и нервная, не выдержал воцарившегося тотального напряжения и взял робкое слово:

– Осмелюсь доложить – ввиду чрезвычайной важности, речь должна быть исключительно продуманной. Иначе мы сведем с ума половину экипажей… Я не имею в виду кадровое офицерство. Но что касается людей гражданских, только что призванных на флот, существует опасность, что нервные особи просто не выдержат! Факт нашего одиночества слишком, я бы даже сказал, невероятен и страшен. К тому же многие имеют семьи. Если правда обрушится на них, как снег на голову, мне кажется…

Адмирал язвительно перебил:

– Разумеется, я не дурак!

– Я уже кое-что набросал, господин Адмирал, – продолжал бормотать Психолог, выступая вперед.

– Да. И что вы собираетесь предложить?

– Разрешите вслух?

– Читайте!

– Предлагаю начать обращение со слова «братья», – приободрился Психолог. – Прежде всего, надо упирать на то, что победа одержана. Америки не существует, следовательно, Армада выполнила задачу. Затем рекомендую осторожно намекнуть на то обстоятельство, что жертвы, понятно, велики. Нам пришлось пожертвовать самым дорогим, а именно всей нашей территорией с ее городами, правительственными органами и столь милыми нашим сердцам родственниками. Но тем не менее люди не должны терять надежды…

– Ближе к делу.

Психолог откашлялся и окончательно решился:

– Уважаемые члены суровой и преданной Родине команды! Братья! Да, да, с этих пор я могу назвать вас своими братьями, ибо свершилось то, ради чего сюда, в карибские воды послало нас Отечество – враг повержен! Я торжественно заявляю – ненавистной Америки, в которой сатана свил свое гнездо, не существует более! Справедливость восторжествовала, и победа, в которой не сомневалось наше руководство, осталась за нами! Нет более города великой блудницы и желтого дьявола! Новый Вавилон рухнул, башни его снесены. Отвратительное капище мировых торговцев, нуворишей, ростовщиков с их культом наживы и денег пало! И острием разящего меча явились мы, братья, мы, и никто другой! Об этом я, Адмирал Армады, торжественно заявляю вам и радуюсь этому событию вместе с вами… Но торжество далось дорогой ценой. И не могло быть иначе…

– С ума можно сойти, – шептались в офицерской толпе. – Отпустит старик нас, в конце концов, или нет? Невыносимо слушать ахинею.

Психолог заливался, как тетерев на току.

– Достаточно, – оборвал Адмирал. – Все ясно. Давайте сюда свои писульки. Команды построить. Динамики включить по всей Армаде. Все свободны!

Через считанные секунды лифты оказались битком забиты спускающейся с небес на палубу элитой. Командир «Юда» признался Главному штурману:

– Если старик позволит себе краснобайствовать перед всеми этими построенными во фронт скотами больше пяти минут, честное слово, я упаду в обморок.

К адмиральскому трапу один за другим подходили катера. Спускаясь по трапу, начальники пошатывались, рискуя свалиться в океан. Поливаемые проносившимся тропическим дождем, они уже не обращали внимания на свой жалкий вид и просто чудом не засыпали прямо на ходу. Стоило только катерам пристать к эсминцам и авианосцам и выгрузить начальство, засвистели дудки боцманматов. Топот ног заглушил остальные звуки. Трапы гудели от перенапряжения. Не успел прозрачный звук горна раствориться в воздухе, самый главный небожитель появился на командирском мостике линкора в парадном кителе с поблескивающими наградами. Стоящим внизу он казался белой мухой. Теперь тысячам непосвященных стало ясно – час «Икс» надвинулся и всемирный убой не за горами. Мичмана светились счастьем готовящегося самопожертвования. Никто, кроме тех, кто знал, в чем истинная суть обращения, не сомневался – приказ будет отдан. Все те же мичмана, поедая щенячьими, полными восторженных слез глазами мостик, готовились войти в историю. Громом прогремело по кораблям:

– Флаг и гюйс поднять.

Сразу же после этих торжественных слов, Адмирал недоверчиво постучал по микрофону – морское братство в тужурках и форменках замерло.

Адмирал внес в предоставленные Психологом бумаги свои коррективы. Речь была коротка и оглушительна, как залп «тридцатичетырехдюймовки».

– Камрады. Цели больше нет. Нам суждено вечно болтаться по Океану. Скорблю об ушедших под воду ваших матерях, женах и прочих родственниках. Распорядок на кораблях прежний. Напоминаю: суд действует по законам военного времени.

Психолог упал в обморок, но ряды даже не шелохнулись.

* * *

После этого блестящего, полного экспрессии выступления, командир «Сволочного» удалился в свою роскошную трехкомнатную каюту. Нажав кнопку шкафа, он получил тщательно выглаженную парадную форму и, надев ее, позвякивая и шурша аксельбантами и многочисленными медалями, при кортике и фуражке присел к столу, положив перед собой внушительный револьвер. С фотографии улыбалась ему его многочисленная семья; родственники специально запечатлели себя перед отплытием обреченного корабля. Теперь все они, включая дядюшек, тетушек, сестер, братьев и, наконец, его собственную жену с детьми, строго наблюдали за действиями капитана первого ранга. Тот не спеша докурил сигару, отдал честь семейству и пробормотал: