Текст книги "Абсолютная альтернатива"

Автор книги: Илья Тё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Меня, впрочем, смущало другое: как бы ни были велики шансы Антанты в 1917-м, Германия могла выстоять как минимум несколько месяцев. Выстоит ли столько Россия? После последних событий я уже не имел в этом полной уверенности, но статистика подтверждала – выстоит. По крайней мере, выстоит дольше, чем замученная Германия. Экономические запасы, финансовая поддержка запада, поставки из Англии, САСШ, Японии, неизмеримо большие, в конце концов, территория и население говорили лишь об одном: Империя Николая должна быть устойчивей, чем Германия и Австрия вместе взятые.

Ирония заключалась в том, что подлинный царь Николай думал, вероятно, точно так же, как я сейчас, и чудовищно заблуждался. Статистика не давала всей полноты картины, ибо в реальной истории Россия рухнула раньше! Устойчивость государств на пике экстремального напряжения измерялась, очевидно, не только количеством солдат, запасами муки, снарядов и квадратных миль территории. Но чем же тогда еще?

В той прошлой версии Времени, несмотря на все доводы «против», казавшаяся незыблемой Российская империя рухнула от прикосновения пальца – буквально.

«Колосс на глиняных ногах», – вопили про Русь в Париже и Лондоне, проклиная слабого союзника, оставившего альянс на финишном рубеже. «Десять дней, которые потрясли мир», – написал по этому поводу Джон Рид. Отчасти все эти крики были правдивы. Крушение столь огромного здания, которым в начале столетия всем представлялась Россия, на самом деле казалось нонсенсом, чем-то невероятным, действительно «потрясшим весь мир» за жалкие десять дней.

Но в криках крылась ошибка: глиняными у колосса оказались вовсе не ноги. На ногах Империя держалась крепко – точно так, как стояла тысячу лет. Глиняной оказалась ее голова…

Сидя за столом в своем кабинете, я делал вид, что перебираю бумаги, однако на самом деле я рылся в записях виртуальной энциклопедии. Снова и снова перечитывал файлы, посвященные событиям после переворота.

Они убеждали в простейшем, по сути, выводе: микроскопическим событием, повлекшим за собой крушение гигантского государства, тем самым мановением пальца являлся ничтожный факт – отречение от престола царя Николая. Без Монарха не существует Монархии. Безусловно, деяния, подобные измене генералов в феврале 1917 года, совершались в России неоднократно – придворной камарильей, ближайшими родственниками, иностранной разведкой, восставшим народом и даже нетрезвой гвардией. Но никогда и нигде перевороты не совершались при таком удивительном стечении обстоятельств, ибо падшую корону в России было некому подхватить. Как только рука Николая Второго поставила росчерк карандашом на нелепом телеграфном бланке под словом «отрекаюсь», а барышни-телеграфистки отстучали проклятое слово тонкими пальчиками, разослав тысячи сообщений по всей стране, по одной шестой части света будто промчался титанический спазм. Гигантская конвульсия, словно волна цунами, прошлась по мозгам россиян, вымывая и выхолащивая из них все представления о разумном и человеческом. Людей не трудно было понять – три года войны, затмевавшей все, что человечество видело когда-либо прежде, не оставляли им шансов. Как только цепь традиционного повиновения легитимной, законной, а главное, привычной власти Царя была порвана отречением, уже ничто не могло сдержать измотанные войной и издерганные пропагандой бунтовщиков народные легионы.

Справедливости ради нужно отметить, что ситуация представлялась напряженной не только в Российской империи. Во всех воюющих странах (исключая, быть может, САСШ, традиционно отсиживавшихся от немцев за океаном) нить народного терпения также была растянута до невозможности – раскаленной, как нагретый до белого цвета металл.

Каин не зря мне сказал: «Призрак бродит по Европе». Призрак революции! И действительно, этот призрак поднимал голову во всех воюющих странах без исключения, по всей Европе, заметьте, а не в одной лишь России. Вот только голову сняли именно у русских – словно специально подгадав удачный момент. Убрав одного человека, убрали сразу сто миллионов…

«Стоп», – вдруг сказал себе я, будто нащупав нить, протянувшуюся путаным лабиринтом к нужному мне решению. А ведь это метод!

Еще и еще раз прокрутив эту мысль в голове, я задумчиво хмыкнул – решение лежало на поверхности. Когда Николай отрекся, Россия сорвалась с тормозов. Люди, измотанные войной, жили одним – терпением и привычкой. Выстоять, дожить, дотянуть – вот единственное, что заставляло их брести, ползти до победы. Солдат – оставаться в окопах, рабочих – стоять у станков. Патриотический порыв умер, заваленный горами трупов и видом раненых инвалидов, сотнями тысяч отправляемых в тыл. Легко представить, что когда Самодержец ушел, нить, сдерживавшая всех этих людей, и так растянутая до предела, мгновенно лопнула!

А если…

Выругавшись, я помотал головой.

Во всех странах Европы ситуация с престолонаследием была давно решена. Исчерпывающе и логично – в случае гибели государя, а также любого количества официальных наследников линия престолонаследия не пресекалась. От боковых ветвей, от родственных домов за границей, от местных знатных аристократов всегда можно было найти очередного законного претендента на трон. Суть дела, однако, заключалась не только в этом. Порядок, пригодный для мирного времени, становился совершенно нежизнеспособным в условиях кошмарной войны и экстремального недовольства народной массы.

Накал политической ненависти большой части населения к зачинщикам империалистической бойни достигал к концу Мировой войны своего пика в фантастических показателях, как уже говорилось, во всех странах без исключения. В этих условиях, в условиях мощной политической оппозиции, тотального недовольства, да и что говорить, невероятного внешнего давления со стороны военных противников, полноценным наследником мог стать человек не просто обладающий законным правом на трон в порядке престолонаследия, но и хорошо известный всему населению. А также, что совершенно немаловажно, поддерживаемый военными.

Пример России в указанном смысле являлся более чем показательным. Наследником трона мог стать либо Алексей, то есть цесаревич, известный каждому подданному Империи, либо Великий Князь Михаил, также знакомый всему населению родной брат Государя. В качестве третьего, дополнительного варианта возможно было указать еще Николая Николаевича Романова, не имеющего законных прав на престол, но популярного благодаря бывшей должности Верховного Главнокомандующего.

Изумительная насмешка судьбы состояла в следующем.

Первые два являлись первыми в очереди наследования, в «предыдущей» истории в их пользу произошли реальные отречения, однако моральных сил ни у малолетнего Алексея, ни у ничтожного Михаила не хватило, чтобы взять власть.

У Великого Князя Николая Николаевича, напротив, сил и воли хватало с избытком, однако в очередности он стоял далеко не первым. Кроме того, заговорщики, зная его сильную хватку, в феврале семнадцатого уже не предлагали ему стать царем, как всего лишь шестью месяцами ранее.

Все прочие бесчисленные Кириллы, Георгии и Константины в Самодержцы не годились в принципе. Отчасти из-за удаленности в ленте наследования, отчасти – из-за малой известности в широких кругах населения или же в узких кругах командующих фронтами генералов. Вот и выходило, что при всей многочисленности Романовых в критический момент эстафету царствования у Николая принять оказалось некому.

В Средние века подобный недостаток монархических государств легко компенсировался варварством и жестокостью. Далекий от престола, но более популярный наследник вырезал всех идущих впереди претендентов, получая на руки обе карты – и первородность в наследовании, и известность в народе. Статус-кво восстанавливался, страну возглавлял решительный, дееспособный монарх.

В европейских домах начала XX века подобное решение вопроса не могло приниматься во внимание. Трудно вообразить, например, Кирилла Владимировича или Николая Николаевича Романовых, убивающих родственников, чтобы добраться до трона. Личная цивилизованность не позволит, да и уровень коммуникаций – тем более: страна бы убийцу не приняла.

Для себя из всего этого я мог сделать короткий и не обремененный излишней сложностью вывод: в Германской империи мне нужно выбрать всех подходящих для реального престолонаследия претендентов. А дальше…

* * *

Дальше я составил для себя примерный план действий. Отстреливать себе еще один палец для новых переговоров с Каином не осталось сил, а потому, вызвав Келлера и Воейкова, я велел возвращаться в Санкт-Петербург. О смерти Семьи телеграфировали графу Фредериксу; как министра Двора, отвечающего за официальные церемонии, я попросил его озаботиться погребением. Тот ужас, который я и мой реципиент испытали при виде женских и детских трупов, не стал меньше или незначительней после открытия способностей к перемещению между телами, но солдатский долг – а русский царь всегда был прежде всего солдатом – требовал от меня не слез и смирения, но решительности и возмездия.

Сколько мне было отпущено времени, я не знал. Следующие часы без перерывов и сна я постановил для себя экспериментировать с новым даром. Получалось довольно странно и необычно. По возвращении в Зимний я быстро выяснил, что технология смещения матрицы разума действует элементарно. Все перемещения выполнялись программой автоматически, по ее запросу ко мне и по моему подтверждению. Единственное, что здесь требовалось, – простое управление манипуляторами.

Как оказалось, пространство вокруг меня делилось на «индивидуальное поле» занятого мной реципиента, индивидуальные поля «потенциальных реципиентов» и так называемое «пустое пространство». При выносе папки энциклопедии за пределы моего индивидуального поля и совмещении ее в пространстве с индивидуальным полем любого другого человека перед глазами Николая зажигалась простейшая и вполне доступная для дальнейшего управления надпись:

Виртуальный сервер находится на границе индивидуального поля возможного реципиента.

Желаете приступить к дополнительной инициации?

(да/нет)

Я кликал «да», и переселение происходило автоматически. Разум на несколько секунд (в зависимости от удаленности объекта захвата) становился бестелесным, я парил над полом в свободном полете – и через секунду дезориентации мог смотреть на мир уже глазами нового человека. «Старая» оболочка при этом теряла сознание. Чаще всего я экспериментировал с многострадальным Воейковым (коль скоро получилось уже один раз). В этом случае после удачного переселения перед глазами высвечивалось:

Инициация завершена.

Новый реципиент обозначен под кодом «2»:

Воейков Михаил Владимирович /1917.05.03. от Р.Х./ Гринвич, 12.30.

Обозначения реципиентов меня сначала интриговали. Но перечитывая текст, я быстро догадался, что именно они означают: кроме имени и фамилии захваченные мной «носители» обозначались системой виртуального сервера по точному времени начальной инициации – дата, часы и минуты. Видимо, это означало возможность «инициации» одного и того же носителя несколько раз, вернее в разное время с исторической точки зрения, то есть не только в «текущей», но и в нескольких других версиях реальности. Например, если бы я был способен перемещаться во времени как Каин, то мог последовательно, шаг за шагом в случае неудавшейся хронокорректировки занять царя Николая в 1913-м, затем в 1894-м или в том же 1917 году, но на месяц или на час ранее. Виртуальный сервер в этом случае обозначил бы царя Николая иными координатами, чтобы не путать с теперешним. Ну что же, оборудование хронокорректоров оказалось не только удивительным, но и очень практичным. А также – элементарным в использовании, что, впрочем, было вполне объяснимым для «прикладной» программы. Профессиональные хронокорректоры обязаны разбираться в истории, а не в технических приспособлениях, не так ли? Это значит, что интерфейс для их технических средств должен создаваться максимально простым. Аминь!

Между тем одним флигель-адъютантом я вовсе не ограничивался. Вскоре временными жертвами моих «путешествий по сознанию» стали Келлер и старик Фредерикс, Нахичеванский, солдаты конвоя и даже мирные, ничего не подозревающие обыватели из соседних с Зимним дворцом зданий. Опыты с перемещением между телами могли сильно беспокоить указанных людей, а также окружающих, которые при виде бессознательного царя вполне могли запаниковать, поднять тревогу, вызвать врачей. Так что основную массу «перемещений» я совершал глубокой ночью. Как выяснилось – ночные эксперименты оказались даже на руку моим неопытным возможностям, поскольку проникать в мозг к человеку во время сна выходило гораздо проще.

А главное – никто их не замечал! С момента моего «заселения» новый реципиент ничего не помнил (что я выяснил экспериментально, опрашивая утром Келлера и Воейкова после «прогулок в них» ночью). После же моего «ухода» реципиент обычно терял сознание. Соответственно днем проводить «захваты» было невозможно по причинам демаскировки – множество обмороков и временных провалов памяти в царском окружении не остались бы незамеченными. Ночью же все шло как по маслу: реципиент ложился спать вечером, ночью я в нем «ходил», а утром человек просыпался с жуткой головной болью, ничего не помня из моих ночных приключений.

Приключения, впрочем, оставались скромными. Меня волновала сама возможность переноса матрицы, а не что-то иное. Так что обычно я ограничивался фактом «захвата» тела, выходил на крыльцо или балкон покурить, затем возвращался, ложился обратно в кровать и «уходил». Вполне возможно, что реципиенты на самом деле помнили происходящее после «захвата». Большинство видений и картинок, наблюдаемых носителем «под наездником», все же проходили через клетки мозга, а значит, могли оставаться в памяти, но лишь как сон, скорее кошмарный, быстро забываемый, от которого остаются утром только несвязные всполохи и обрывки. Впрочем, размышлял я, яркость воспоминаний могла зависеть от накала эмоций во время «захвата». И очень важные или же яркие события реципиент вполне мог запомнить.

Папка энциклопедии, как мне показалось во время таких «прогулок», являлась не просто информационным банком с историческими данными. По ходу экспериментов я догадался, что в папке, вероятно, заключена сама моя личность и кроме текстовых файлов там помещаются мои память, характер, темперамент и даже подсознательные или эмоциональные реакции, присущие, как оказалось, не только телу, но бестелесной «виртуальной конструкции», каковой в настоящий момент я являлся. Чем-то иным объяснить факт перемещения сознания с простым пространственным переносом папки я не мог. Кроме всего прочего, энциклопедия наверняка содержала программы, управляющие перемещением матрицы, вот только добраться до них простым кликаньем манипуляторов я не мог. Как, впрочем, и до файлов с собственной личностью. Как уже говорилось, энциклопедиясодержала несколько непонятных иконок, через которые, вероятно, туда можно было попасть, однако мне не хватало допуска или же требовался пароль, а все это, вероятно, проходило по епархии Каина. Решив ограничиться пока тем, что оказалось доступно, я продолжал экспериментировать.

Помимо способности прыгать в чужие тела, меня поразила возможность так называемого «свободного полета». Перейти к нему оказалось даже проще, чем перемещаться в Келлера или Воейкова.

При подносе иконки энциклопедии к границе индивидуального поля царя Николая (примерно метр-два от лица), программа сообщала следующее.

Виртуальный сервер приближается к границе индивидуального поля реципиента номер один (Романов Ник. Алдр./ 1917.28.02 от Р.Х. / Гринвич, 03–15).

Желаете использовать функцию «Свободный поиск»?

Обычно я кликал «нет» и переносил папку дальше, к телу, которое желал занять. Но если я нажимал «да», то происходило нечто удивительное: я становился духом!

После выхода из тела круговое зрение давало потрясающие возможности, но еще большие возможности давала возможность стремительного полета. Задавая виртуальными манипуляторами направление для движения, я мог перемещаться в пространстве со страшной скоростью и в один из дней, когда тяга к открытиям была наиболее жгучей, промчался над Петроградом едва не сотню верст, потом вдоль Невы и железной дороги, рассматривая микроскопические составы, снующие подо мной тонкими дождевыми червями. Исследовать более широкие и удаленные пространства я пока не решался – но лишь из опасения заблудиться, потратить на возвращение много времени и не успеть до утра.

Ощущения после открытия мной «свободного поиска» казались просто неописуемы! Я чувствовал себя как Икар, впервые поднявшийся в небо, не человеком – ангелом, полубогом, и от полета ввысь сквозь уровни атмосферы, в космос, откуда бескрайний человеческий мир видится маленьким шаром, удерживали меня только чувство долга и ограниченность времени, через которое Каин явится, чтобы меня убить.

Хронокорректор тем временем не спешил. Чем объяснялась его медлительность, я не знал, да и не задавался этим вопросом. После беседы с зеркалом суть жизни, находящейся уже на грани конца, заключалась для меня в ином. Через три дня после взятия карательной армией Петрограда эксперименты с «виртуальным сервером» я постановил для себя успешными. Теперь наконец-то я мог приступать к задуманному.

В этот день, с огромным трудом дождавшись полуночи, я попрощался с придворными и охраной, прошел в свою спальню, разделся, лег и накрылся пледом.

Тело покоилось на спине удобно и совершенно расслабленно. Со стороны меня можно было принять за спящего, что и требовалось для успокоения охраны и Свиты. Как всегда при открытых веках, справа и слева от лица прямо в воздухе висели невидимые ни для кого «лапки» и папка энциклопедии.

Схватив манипулятором иконку моей виртуальной составляющей, я выбросил ее максимально далеко от себя. С кликом «да» на короткий вопрос виртуального сервера меня пулей вынесло в воздух. Одновременно последовало резкое движение – это было первым впечатлением. Мышцы Николая рефлекторно сжались, будто ожидая боли, но через секунду всякая боль исчезла, ибо у меня не стало мышц. Мир зримо двинулся, и ощущения, связанные с наличием тела, оставили меня, превратив в чистые слух и зрение. Внезапно сознание охватило чувство движения на громадной скорости, которое увеличивалось с каждым мгновением, будто при рывке спортивного автомобиля, когда педаль вжимается в пол. В мгновение ока я пронзил стены, оконную раму, деревья и воспарил над дворцом. Сначала я почти не ориентировался в происходящем, восхищенно, хотя и несколько настороженно воспринимая скольжение мира вокруг меня. Однако вскоре я догадался, что полет является результатом моих собственных действий и управлять им совсем несложно. Все же Каин кое-чему меня научил – надо действовать проще.

Проще!!!

До этого я ни разу не вырывался так далеко от императорской резиденции, ограничивая себя близлежащими территориями, как максимум – окраинами Петербурга, однако сегодня мне следовало узнать пределы моих возможностей. Ибо в глобальном замысле, что меня полностью захватил, имелось много неясных моментов, которые следовало продумать. А потому возможность дальнего перелета через половину Европы я должен был прояснить для себя заранее.

Перед глазами висела папка энциклопедии, являвшаяся, как я думал, информационной квинтэссенцией моего «я». Значок манипулятора, как и прежде зависший справа, на расстоянии вытянутой руки (смешно, ведь рук более не существовало), как всегда был подвластен моему разуму и легко, словно делал это многие годы, тянулся чуть вверх и чуть в сторону. Именно это почти незаметное сначала движение приводило к смещению ракурса зрения и точки, в которую вливались звуки. Когда я двигал «стрелку» манипулятора кверху, я словно бы взлетал выше в воздух. Когда двигал влево и вправо, ракурс зрения смещался в соответствующие стороны. Когда продвигал манипулятор вперед – скорость стремительно нарастала. Когда, напротив, оттягивал «лапку» назад, движение замедлялось. Единственным ограничением являлось движение вниз. Будучи, по сути, нематериальной точкой, я легко проникал в слой почвы, опуская манипулятор в самый низ поля зрения. Однако отсутствие в земной тверди световых лучей погружало мое бестелесное «я» в кромешную тьму. Соответственно во время полета я пытался парить над землей – здесь ограничений не было почти никаких!

Послав «лапку» вверх, я воспарил над серым, наземным миром. Движение мое не замедлялось сопротивлением воздуха или же силой тяжести и зависело только от удаленности манипулятора от центра моего зрения. Чем резче я двигал манипулятором – тем стремительней двигался.

Спидометр отсутствовал в комплектации виртуальной ракеты, но казалось, что дух мой рванулся в небо почти с космической скоростью, за секунду преодолевая десятки километров.

И здесь, в немыслимой для людей высоте, я застыл. Лопатоподобное лезвие Финского залива, как нож вонзалось в тело Русской равнины, [17]17
  Основное дореволюционное название восточной части европейского континента.


[Закрыть]тянулось усом Невы к блекнущим пятнам Ладоги и Онеги. На самом же острие, подобный куску мяса на финке голодного рыбака, застыл Петроград. И Царское – где-то там, далеко внизу.

Не задумываясь почти ни о чем, я ударил манипулятором влево и вверх, резко поменяв угол зрения и словно бы кувыркнувшись в воздухе. Выпрямился, поглядел. Передо мной простиралась бескрайняя даль, неохватная взглядом даже с такой сногсшибательной высоты. Судя по рваной ветоши облаков, я все еще был в пределах земной атмосферы, однако точка моего зрения и ничтожные масштабы гигантских географических объектов позволял допустить, что высота, с которой я взирал в настоящий момент на мир, составляет не менее сорока или пятидесяти километров.

Это был полный восторг!

За продвижением в небесах мне помогала следить только линия океана. Сначала я пытался ориентироваться на крупные реки вроде Невы и Двины, однако вскоре запутался, ибо в Балтику впадало множество водных потоков, витиеватые нитки которых мне были малознакомы, несмотря на тщательное изучение карт.

Взяв за ориентир южный берег Балтийского моря, со скоростью истребителя я двинулся на закат…