Текст книги "Строители Млечного Пути (СИ)"
Автор книги: Илья Рясной
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– На вас будут охотиться, – согласился захмелевший Жизнеслав. – С собаками и загонщиками!
– Что тут скажешь. Мне кажется, они сильно просчитались, – с угрозой произнёс я. – И дичь – это не всегда жертва! Бывает, всё очень быстро меняется…
***
Понятное дело, место жительства нам пришлось менять. Престижный район, содержащийся в каком-то подобии порядка, остался в прошлом, и мы переехали в другой, куда менее пристойный округ.
Обширные спальные кварталы были построены ещё во времена Трудовой Республики. Однотипные и скучные, они тисками сжимали старый город, однако когда-то были достаточно комфортными для проживания.
С каждым годом «районы-спальники» становились всё непривлекательнее. До новых властей никак не могла дойти простая мысль, что дома надо иногда красить, а водопровод и канализацию – чинить. В результате фасады обшарпаны, на асфальте зловонные лужи. А о том, что из крана может течь горячая вода, тут скоро будут рассказывать детям, как волшебную сказку.
В нашем новом десятиэтажном доме половины окон не было – они вылетели после прошлогоднего урагана, а стекольный завод обанкротился, так что оконные проёмы были заколочены досками и фанерой. Другое стихийное бедствие – холодная зима, оставила после себя следы в виде лопнувших коммуникаций и расколовшегося надвое дома напротив. Эта шестиэтажка не сегодня-завтра рухнет, однако населена жильцами, поскольку ответственной комиссий признана годной к эксплуатации. Местные с ужасом ждали следующей зимы, а синоптики развлекались, пугая население ещё более свирепыми, чем в прошлом году, морозами. По слухам оборотистые чиновники уже успели продать в Орду поставляемые Лирой по дешёвке энергоконцентраты и готовятся отбыть в Западный Союз, поближе к своим банковским счетам.
Здесь царил депрессивный трущобный дух. Судя по матерным надписям в подъездах и на фасадах домов, шпаны и вандалов в окрестностях жило с избытком. Но патриотов ещё больше – везде, где только можно, были выведены изображения гордого шизианского кукиша с канонической подписью «Шизаде свет!»
– Вас здесь никто не найдёт, – заверил депутат, проведя нас в трёхкомнатную, заставленную старой, но ещё крепкой мебелью, квартиру. – А я попытаюсь понять, что происходит. И мы с вами вместе подумаем, как добрать этот ваш Рейтинг!
– Нас тут правда никто не найдёт, почтенный Жизнеслав? – обеспокоенно поинтересовался Абдулкарим, с грустью осматривая скромные интерьеры.
– Никто, – убеждённо заверил депутат.
А на следующее утро на хвалёную секретную квартиру заявился профессор Хлюмпель собственной персоной.
– Вот, решил навестить друзей, – заворковал он, ставя на стол на кухне торт «Шоколадный заяц». – Посмотреть, как вы тут устроились!
– А кто вам сказал, что мы здесь? – в моей душе бурлило праведное возмущение.
– Наш уважаемый классик. Попросил поддержать вас морально после того ужасного покушения. Вот, тортик принёс. Хороший тортик. Хотя как раньше тортиков уже не делают. Вот раньше шоколадный заяц был из шоколада. Вот это был тортик! А сейчас? Разве это шоколадный заяц?!
Профессор резко схватил здоровенный нож, так что я даже отпрянул, сорвал коробку с торта и вонзил острие прямо в центр зайчика, слепленного из какой-то коричневой субстанции.
– Чай будет? – деловито осведомился он.
– Будет, – буркнул я, ставя чайник на плиту, в которой по какому-то недосмотру властей ещё был газ.
На вкус торт оказался вовсе неплох.
Профессор расслабился и, держа чашку не по-человечески, за ручку, а как пиалу, беря пример с Абдулкарима, потчевал нас новостями:
– А вы знаете, закон об отмене скорости света все-таки прошёл в Верховном Кубле.
– Вы это серьёзно? – вот давал же я себе слово ничему здесь не удивляться, но всё равно не получалось.
– Радикальная партия запустила в воздуховод дым райской травы, так что закон прошёл единогласно. А вот их законопроект о признании гибели динозавров пятьдесят миллионов лет назад провокацией шмуркалей, которые обрушили на планету астероид с целью подрыва сельского хозяйства Протошизады, с требованием возмещения лирианами понесённого ущерба, а также упущенной выгоды за каждый год, приняли только в первом чтении. На второе не хватило травы. Так что до следующего урожая. Да, политика – это вам не кочергой в носу ковырять!
Закончив со своим куском торта, профессор объявил:
– Отлично! Вот теперь я готов на бой. В самое горнило борьбы!
– Какой борьбы? – осторожно спросил я.
– Вашей борьбы. Теперь уже нашей.
– А в чём наша борьба?
– Ну, это же понятно. Я же вам говорил, что угадал – вы ставите диагноз. А сейчас уверился, что делается это для того, чтобы потом заставить больного принять лекарство. Каким бы горьким оно ни было.
– Это вам тоже Жизнеслав рассказал? – зло осведомился я.
– Нет. Наш классик всё таится, как маленький. Всё играет. Туману напускает. Интересно, он и правда думает, что я не замечу очевидного?
Я на минуту задумался. Потом переглянулся с Абдулкаримом. Мы поняли друг друга без слов. И я спроецировал голограмму с цифрами – двадцать пять процентов.
– Занятный фокус, – оценил Хлюмпель. – И что это такое?
– Рейтинг готовности диагностической системы.
В двух словах я объяснил, что мы делаем, зачем, рассказал о Системе, Рейтинге и, вскользь, о наших возможностях в деле социальной стабилизации. Тем самым я подтвердил все его самые смелые предположения. Профессор пришёл в неописуемый восторг от того, что получил возможность прикоснуться к продвинутым социальным технологиям высокоразвитой цивилизации.
– Рейтинг! Система! Это изумительно! Потрясающе!– Хлюмпель ткнул дрожащим пальцем в висящую голограмму с цифрами, будто пытаясь её пощупать. – Но как же скучно вы живете, земляне! Имея такие инструменты – ох, что я бы устроил! Вся Галактика стала бы моим экспериментальным полигоном!
Я мрачно посмотрел на него – уж в этом я не сомневался. Именно поэтому социальные технологии такого уровня доступны только цивилизациям с высоким индексом ответственности.
– Я поражён в самое сердце! Да, ваши достижения – это не мух топором гонять! Какой ракурс! Какая мощь! В общем, располагайте мной! Я полностью ваш!
Он ударом ножа отхватил ещё кусок «зайца», положил себе на тарелку, и, выдал:
– Только пообещайте мне одно!
– Что мы ещё должны пообещать? – устало спросил я.
– Что предупредите меня, когда начнётся лечение Шизады. Я хочу во все глаза смотреть на конец этого мира!
Допив чай, он объявил, что теперь главная его задача – во имя роста Рейтинга показать нам самые разные грани жизни Шизады. По его мнению, исследования нужно начинать с самого начала – то есть с изучения процесса воспитания детей.
– Именно в этих мелких мерзавцах заложены коды развития нового мира. Я уже договорился об экскурсии в среднюю школу. Нас там ждут завтра. А засим откланиваюсь! Хороший всё же торт, хотя и не такой, как раньше, – Хлюмпель вернул недоеденную половину торта с фарфорового блюда обратно в коробку и прихватил её с собой.
Через пару часов нас посетил депутат. Он находился в самом благостном расположении духа.
– Что происходит, Жизнеслав? – я поборол желание прямо в прихожей схватить его за грудки и долго трясти.
– Что-то случилось? – с опаской посмотрел на меня он.
– К нам как торнадо влетел профессор Хлюмпель, дал по куску торта, выложил все наши тайные планы. И исчез! Откуда он знает адрес?
– Да что вы так беспокоитесь? – Жизнеслав обошёл меня, прошёл в большую комнату и уселся на продавленный матерчатый диван перед огромным, отделанным полированными панелями цветным телевизором с антикварной электролучевой трубкой. – Я ему всё рассказал.
– Вы так просто выдали секретный адрес! А если он побежит к Ордынцам, которые ему выделяют гранты? Или в дружину историков? Что, если он нас просто тупо продаст? Ведь вы меня так и не убедили, что не он навёл на нас ордынцев в прошлый раз.
– Продаст? Кто? Профессор? – Жизнеслав расхохотался. – Ну, насмешили!
– А что такого смешного я сказал?
– Вы что, до сих пор не поняли, с кем имеете дело?
– С экстравагантным учёным, занимающимся лженаукой и имеющим с неё неплохой доход, почёт и уважение.
– Да он просто обычный бес. Таких людей не от мира сего магнитом манят судьбоносные события. Они ощущают их близость и несутся к ним, как мотыльки на огонь. Они пьют их, наслаждаясь как старым добрым вином – мелкими глотками. Они радостно стоят посреди сметаемых бомбами, землетрясениями или цунами городов, восторженно смотрят на танковые атаки, не замечая пуль и осколков. Они наблюдатели перемен – восторженные и искренние. Вот и к вам, землянам, прилип он в предчувствии такой забавной всемирной катастрофы. И ему плевать, что так тщательно лелеемое им здание истинной истории может в результате разлететься в пух и правах. Зато какой будет фейерверк!
– А если ордынцы его задержат и доставят на допрос?
– Его? Да что вы. На непогрешимости «Общества истинных историков» держится вся идеологическая конструкция.
– Священная корова, – закивал Абдулкарим. – Были такие в своё время на земле.
– Что-то похожее, – согласился Жизнеслав.
– И что, вы твёрдо уверены, что профессор не предаст нас? – угрюмо спросил я.
– Профессор? И не предаст? Ха-ха. Конечно, предаст. Ни секунды не думая. Когда вся эта история станет ему неинтересна. Но это будет, наверное, не скоро. Он так и сказал, что хочет увидеть конец мира?
– Так и сказал.
– Ну, значит, до конца мира вы можете быть спокойны…
***
Абдулкарим, утонув в кресле, листал книгу, которую нашёл в шкафу, цитируя наиболее занимательные фрагменты:
«Когда моему малому народу напевают в ухо ангелы, то он бывает добр, наивен, доверчив, покладист и трудолюбив. Но вот слышится шёпот чёрта, и пробуждается в нём раболепство, завистливость, жадность, вошедшее в легенды и поговорки упрямство, наивная хитрость, от которой убытков всегда больше, чем дохода, глупая подозрительность. Стоит чёрту возвысить голос, как одолевает моего человека самолюбование, спесь, неуёмная гордыня и высокомерные фантазии, а потом и жестокость. И вот уже льётся братская кровь, и страшен становится человеку человек. И не приведи Господи когда-нибудь малому народу моему самому решать свою судьбу или, ещё хуже, строить собственное государство!»
Эти строки стопятидесятилетней давности принадлежали уроженцу Шизады Никлу Гоглогосу, заслуженно считавшемуся классиком мировой литературы. Поскольку всю свою жизнь он прожил на Альфа-Лире, да ещё отметился вот такими замечаниями, на родине он теперь из классиков разжалован в поганые писучие шмуркали, и вместе с навозом его книгами топят костры на Площади Героев.
Я стоял у окна и смотрел на город. Над ним низко висели тучи, было жарко, душно и противно. Город сжимал меня стальными тисками. И мне казалось, он никогда не отпустит нас.
От тягостных мысли и литературных цитат нас отвлёк Жизнеслав. Он появился с обещанной книгой, которую, по его словам, откопал в пригородном домике, в кипе других вещей, которые с одной стороны и не нужны, но с другой – жалко выбросить.
– Вот! – положил он на стол редкий фолиант.
Издан тот был, как и положено серьёзным книгам в старые времена, солидно – в обложке из кожи, с золотым тиснением. За одно название это произведение можно было спокойно причислять к числу запретных и сжигать на площади Героев вместе с романами Гоглогуса. «Занятные верования сельских малых лирианских народностей на Шизаде». Во-первых, что за занятные верования, когда речь идёт о великих древних истинах?! Во-вторых, что это за малые лирианские народности – это посметь так назвать гордых потомков Протошизады? И в-третьих, что это за плебейство писать «на Шизаде» – это язык проклятых оккупантов. Отныне принято говорить «в Шизаде». В общем, этот труд выглядел неблагонадёжным до безобразия. А тут ещё обложку украшала главная сакральная протошизианская руна. И без искусственного интеллекта можно было прочитать по-русски: «Ну, тупые».
Эта самая руна вроде бы ставила точки над «и». Вот оно, свидетельство палеоконтакта, притом с Землёй и ни с кем другим. Однако данный подход поверхностен. Имелась вероятность, что это просто аналогия – обычные руны случайно связались в подобие надписи. Отрицать такую возможность нельзя. Тем более в мирах-зеркалах, где порой чудесным образом дублируются культурные явления, языки, исторические процессы. Так что же это? Может, сам текст внесёт какую-то ясность?
Я пролистнул пожелтевшие страницы. И процитировал предисловие:
– По молве донёс эти древние мифы до народа легендарный Лех Сказитель… Что это за персонаж?
– Один из многих почитаемых деревенщиной пророков и святых, – объяснил депутат.
– Официально канонизирован?
– Конечно, нет. Народ здесь долгие годы сам назначал своих святых, не спрашивая власть и священников.
– Теперь их назначает «Общество историков», – хмыкнул я.
– Вроде даже иконки были в деревнях с этим Лехом Сказителем, – продолжил Жизнеслав. – Но сейчас их днём с огнём не сыщешь. Много времени прошло. Революция на Лире, иконоборчество, Большая война. В таких катаклизмах предметы истории выживают с большим трудом. Может где и сохранились такие иконки. Но в частных коллекциях и музеях я их не видел.
– А можно попытаться найти? – спросил я. Не так много ниточек было в этой истории, за которые можно тянуть, чтобы раскрутить запутанный клубок мифов и сказаний.
– Хорошо, я узнаю, – пообещал Жизнеслав. – Нам пора в школу. Для приличия хоть лица покрасьте. К детям же идёте.
Ругаясь про себя, я измазал лицо и руки голубой краской. Посмотрел на крашеного Абдулкарима, сплюнул в сердцах. И мы отправились на боевое задание.
Ждавшая нас во дворе новая машина была почти как старая. Та же «Волна» десятой модели, с такими же навороченными противотуманными фарами, так же окрашенная в цвета шизианского флага, и, главное, с точно таким же номерным знаком. Видимо, у «Общества истинных историков» подобных внедорожников целый гараж.
На мосту, откуда открывался широкий вид на Шизополь, Жизнеслав передал нас с рук на руки профессору Хлюмпелю. Тот встретил «экскурсантов» с искренней радостью, переходящей в ликование.
– Школа! – воскликнул он, распахивая дверцу микроавтобуса. – Место, где под резцом умелого мастера алмазы детских душ превращаются в огранённые бриллианты!
– Или в алмазную крошку, – ввернул я замечание, забираясь в уютный салон с мягкими диванчиками.
– Ну не будем пессимистами! Сегодня вы взглянете в чистые детские глаза и проникнете через них в будущее нашего народа! Школа – это вам не ослу уши гладить! Вперёд, друзья, вперёд!
И его микроавтобус, выбросив в атмосферу клуб чёрного дыма и болезненно кашлянув, бодро двинулся вперёд, как всегда грубо попирая правила дорожного движения…
***
Во дворе школы был обустроен настоящий блокпост – с бетонными кубиками, мешками с песком, двумя пулемётами, смотрящими как в сторону учебного заведения, так и на ворота. Покой учащихся бдительно охраняли бойцы добровольческого исторического полка в мятых касках и несерьёзных на вид бронежилетах. Эти хлипкие средства защиты Орда поставляла из бесконечных запасов малоразвитым странам, чьих солдат не только не жалко, но, наоборот, желательно, чтобы их побольше перебили в междоусобицах. Для таких целей ордынской экипировке равных нет.
– Что стережёте, доблестные воины?! – торжественно осведомился профессор, пригладив взъерошенную причёску на своей голове.
Было видно, что доблестным воинам очень хочется послать этого странного типа куда подальше, но смущал микроавтобус, на котором тот приехал, с грозной надписью «Общество истинных историков». Поэтому на всякий случай бойцы вытянулись по струнке и старший доложил:
– Школу стережём! А то повадились тут всякие ходить. С плакатами да кричалками. Мол, не роняйте память предков, не забывайте героев!
– Да? – испытующе посмотрел профессор на старшего.
– Да! – с вызовом ответил тот. – А кто забывает предков-то? Вон, мой дед в карательном батальоне с ордынцами полмира прошёл. Так я его хорошо помню. И память его не роняю!
– Молодцы! – пожал бойцам руки Хлюмпель.
И мы прошли в пятиэтажную школу. Судя по тому, как профессор уверенно двигался по коридорам, бывал он здесь не один раз.
– Пятый класс, – информировал он на ходу. – Очень важный, даже не постесняюсь сказать идеологически базовый урок истории и антропографии. Тема «Мы не шмуркали, шмуркали – не мы!» Учительнице вчера дали значок «Великий учитель отчётного квартала!» Вам будет, на что посмотреть. Вот дверь. А я вас оставлю. Заеду за вами через час.
Мы вошли в обычный школьный класс на тридцать учеников. Дети были все как на подбор чистенькие, ухоженные и голубенькие, в том числе, крашенные. Разнообразие оттенков кожи, видимо, здесь не приветствовалась.
Учительница – строгая худощавая дама в белоснежной блузке и фиолетовой юбке официально-сухо поздоровалось с нами, пояснила детям, что на уроке будут присутствовать представители «Общества истинных историков», и указала нам на дальнюю парту около окна.
Половину стены за её спиной занимал огромный телеэкран, на котором возникали изображения по теме урока. Время от времени учительница ожесточённо тыкала в него длинной деревянной указкой и была в этот момент похожа на фехтовальщицу, делавшую выпад, чтобы пронзить ненавистного противника верной рапирой.
– Итак, дети, это шмуркаль классический, – указка со стуком упёрлась в грудь прятавшегося в глубине экрана звероподобного румяного гуманоида в форме старой трудовой лирианской гвардии. – Помните всегда – это розовощёкое существо завистливо, коварно, лживо и злобно. Но вместе с тем шмуркаль классический рабски покорен своим властителям. Он не имеет никакого представления о гражданской свободе. Как, дети, правильно? Ну, хором!
Раздался слаженный хор детских голосов:
«Мы великие и свободные.
Шмуркали же жалкие и голодные».
Это были слова нашумевшего в своё время стихотворения. Его текст был обнаружен на стене наркоманского притона во время полицейской облавы и быстро завоевал телеэкраны и открытые сердца шизиан.
– Но шмуркаль ещё и глуп, – продолжила вдохновенно учительница. – Поскольку только глупостью можно объяснить то, что он верит в безумную теорию, что шизиане произошли от его предков и являлись всего лишь периферией Лиры!
Тут потянула руку вверх девочка, по виду типичная отличница, синяя кожа которой не имела ни малейшего налёта краски – то есть семья была из потомственных шизиан минимум в четвёртом поколении:
– Но ведь у нас в классе половина розовощёких. Получается, что они шмуркали?
– По происхождению – да, – уверенно ответила учительница – видимо, этот вопрос возникал в её практике не раз. – Но лирианский шмуркаль – существо дикое и необузданное. А шмуркаль, признавший наши ценности, язык и историю, уже почти и не шмуркаль. Он почти полноценный шизианин. Хотя, дети, тут нужна бдительность. Ибо в час тяжёлых испытаний в нём может проснуться самый подлый шмуркаль!
– Как в шахтёрах? – подпрыгнул на месте пухленький мальчишка с лицом, крашенным синей краской и отполированном до зеркального блеска.
– Хороший пример, Томик! – благосклонно кивнула мальчику учительница.
– Как Архипелаг! – донеслось с другого конца класса.
– Правильно. Это тоже отличный пример предательской сути шмуркаля, готового за лирианскую похлёбку презреть и попрать наш суверенитет и идеалы! Представляете, кем нужно быть, чтобы отринуть наши великие свободы, объявить государственную самостоятельность и кануть в самые чёрные глубины лирианского тоталитаризма!
– А Орда? – не отставала девочка-отличница. – Ордынцы нам что, друзья?
– Орда, дети – это ныне ополот цивилизации и свободы. Она сплотила вокруг себя демократические страны и твёрдо рукой ведёт их к светлому будущему. Конечно, нам есть, чему их научить, мы можем задать им воистину высокую моральную планку. Но и нам есть, чем разжиться у них.
– Косметикой! – обрадовано закричала растрёпанная девочка с галёрки.
– В том числе, в том числе, – задумчиво произнесла учительница, теребя золотой браслет на запястье.
Абдулкарим нагнулся ко мне и прошептал:
– В двадцатом веке было такое слово халявщики – те, кто привык бесплатно получать у каждого встречного какие-то материальные блага. Мне кажется, тут оно вполне применимо.
– Вполне, – согласился я.
Девочка-отличница всё никак не могла успокоиться:
– Но ведь в Большую войну Орда разрушила наши города и убила пять миллионов шизиан!
– Так, дети, а что вы думаете по этому поводу? – обвела, снисходительно улыбаясь, учительница вопросительным взором класс.
Пухленький Томик поднял руку, встал, получив разрешение учительницы. И начал с уверенностью клопа, решившего, что он исследовал целую диванную фабрику, излагать:
– В Орде пришёл к власти злой тоталитарист. Он поссорился со злобным тоталитаристом из Трудовой Республики, которая в то время была занята в основном притеснением и казнями свободолюбивых шизиан. Орда и Лира объявили друг другу войну. И когда Лира начала проигрывать, то шизиане, обманувшись посулами шмуркалей, встали на её сторону и прогнали Орду прочь. В благодарность за это подлые шмуркали завоевали нашу прекрасную Шизаду и устроили массовые казни истинных патриотов якобы за то, что те служили в карательных частях Орды.
– Прекрасно, – захлопала в ладоши учительница. – Некоторые моменты немножко натянуты, но идеологически всё верно!
Тут уже без разрешения вскочила девочка-отличница:
– Но ведь когда Орда напала на нас, мы были с Республикой Лира единым государством!
– Это вы были, – отстранённо произнесла учительница, но тут же раздражённо воскликнула. – Стилетта, ты всех утомила своими незрелыми вопросами! Хочешь несколько раз пересдавать экзамен по истории?
Девочка опустилась на место, но вся её поза выражала несломленное упрямство.
– А Долбожбан Каратель – спаситель нашего народа, подло расстрелянный шмуркалями! Да будет свет Шизаде! – вскочил образцово-сознательный Томик, взметнув руку с зажатым кукишем вверх. Все встали и последовали его примеру.
Учительница вопросительно посмотрела на нас. И нам тоже ничего не оставалось, как радостно крутить кукиши.
Потом учительница продемонстрировала типы шмуркалей, выдёргивая на экран картинки. Шмуркаль-политработник – в очках, с длинными ногтями и согнутый, как от радикулита. Шмуркаль-палач в мятой фуражке с широкими полями и серебряным козырьком целился из револьвера в гордо смотрящего в лицо смерти голубого шизианина. Шмуркаль-тюремщик стоял с пулемётом на вышке, у его ног толпились истощённые, но несломленные шизиане. Шмуркаль – председатель социального хозяйства загонял в соцхоз рачительного и хозяйственного шизианина, отнимая у него последнего свинопотама. Картинок было много – в них были выражены все действительные и мнимые претензии Шизады к Лире за годы совместного проживания. Так ушедшая в загул и развёдшаяся с мужем супруга начинает выставлять счета за все свои обиды.
Ученики внимательно внимали. Учительница вещала. В целом наблюдалось идейное и психологическое единение.
– А теперь, дети, десятиминутка политинформации, – учительница взяла пульт и переключила телевизор в режим трансляции телепрограмм.
Там шли новости. И первое, что мы увидели – это наши одухотворённые розовощёкие лица.
– Разыскиваются злочинные террористы-шмуркали! – очаровательно и задорно улыбаясь, возвестила дикторша с русой косой, обмотанной вокруг шеи.
Заинтересованные лица детей и объятое ужасом лицо учительницы синхронно повернулись к нам.
Я встал и со словами «ну, мы пошли», выпрыгнул в окно.
Хорошо, что это был всего лишь третий этаж. И антигравитатор худо-бедно работал….
***
Приглушённо вещало радио на кухне.
– Очередную провокацию устроили в столице Гордынии шмуркальские агенты, которым не нравятся отношения братства и взаимопомощи, установившиеся между нашими странами, пострадавшими в своё время от Лирианской диктатуры. Разгорячённая смехотворными призывами толпа гордыниан напала на наших туристов, мирно работающих на ассенизационных сооружениях, с криками: «Вас здесь не ждут, палачи». Мы видим последствия шмуркальской пропаганды, распространяющей миф о якобы массовых зверствах во время Большой войны на территории Гордынии шизианских карательных батальонов. Однако Лире не удастся предотвратить обещанное нам вступление в Западный союз.
Жизнеслав, с видимым удовольствием отхлебнув ароматный кофе, приготовленный Абдулкаримом, усмехнулся и пояснил:
– Во многих окрестных странах в своё время проявили себя шизианские каратели. Ордынцы поручали им самую грязную работу. Вон, в Гордынии детей пугают рассказами об их зверствах. Но ордынцы приказали любить Свободную Шизаду, значит, будут любить. Но когда хозяин отворачивался, наиболее активных моих соотечественников с готовностью поколачивают. И не скажу, что это меня огорчает.
Ранним утром мы обсуждали на кухне дальнейшие планы на жизнь. Последние события могли внести в них серьёзную корректировку.
– Вы замечаете, что выпрыгивать из окон становится вашей доброй традицией, – хмыкнул депутат.
– А что делать, если порой это единственный безопасный выход? – пожал я плечами. – Вижу, учительница вот-вот заорёт: «держи шмуркалей!» На выходе два пулемётчика, притом из тех идиотов, что сначала стреляют, а потом спрашивают.
– Да я же не против. Просто смешно это как-то, – Жизнеслав опять хмыкнул. Настроение у него было какое-то развесёлое, что, по моему мнению, не соответствовало драматичности ситуации.
– Вообще это немыслимо! – воскликнул я. – Объявить дипломатов в розыск! Притом сделал это какой-то заштатный сельский отдел полиции! Такого мы нигде не видели!
– А чего особенного? Это же Свободная Шизада. Тут и не такое возможно, когда вожжа под хвост попадёт или Орда прикажет.
– И что теперь со всем этим делать?
– Как всегда – собирать проценты, растить Рейтинг – пожал плечами депутат. – С каждым днём, насколько я понимаю, это даётся всё тяжелее.
– Но мы же в розыске? Каждый полицейский пялится на нас. Каждый патриот поднимет визг, завидев наши лица. Каждый ордынец мечтает взять нас за шею!
– Да не берите в голову, – отмахнулся Жизнеслав. – Право, это такая мелочь. Поймите, в здешнем балагане никто ничего найти не может в принципе. Полицию меньше всего интересует выполнение своих обязанностей – они уже к вечеру забыли, что кого-то там объявили в какой-то розыск. Спецслужбы Орды, исторически славившиеся своим коварством и изобретательностью, встали перед фактом, что они просто не в состоянии эффективно работать в Шизополе. При столкновении порядка и бардака здесь исторически всегда побеждал бардак. Так что мажьтесь синей краской, выходя на улицу, и посматривайте по сторонам. Но не слишком переживайте.
– Гладко вы всё говорите, почтенный соратник, – покачал головой Абдулкарим.
– Со знанием дела, – дополнил депутат. – Сегодня посидите дома. К завтрашнему дню буря утихнет. Профессор организовал вам экскурсию в Институт лексического инжиниринга.
– Это очень кстати, – отметил я.
– Отдыхайте, набирайтесь сил, – на этой мажорной ноте Жизнеслав оставил нас.
Абдулкарим по привычке упёрся в телевизор, где шла дискуссионная передача с истеричными воззваниями к Орде покарать Лиру, разбомбить её, вернуть Архипелаг и расстрелять всех шахтёров. А я перевёл дух, отогнал назойливые тревожные мысли, устроился за письменным столом и принялся за изучение книги, которую нам принёс депутат.
«Занятные верования сельских малых лирианских народностей на Шизаде». По старинке я взял бумагу, ручку – мне это доставляло больше удовольствия, чем работать с информационным облаком. Есть что-то в этом от кропотливого неторопливого труда естествоиспытателей далёких веков.
Я углубился в работу. Листал старые страницы. Делал отметки. Вставлял бумажные закладки.
И часа через два объявил Абдулкариму со всей торжественностью:
– Иди сюда. Я кое-что нашёл!
Мой друг уселся рядом со мной на скрипящий стул и поинтересовался:
– Что ты хотел поведать мне, о, почтенный Александр?
– В этих мифах, если очистить всю высокопарную туманную шелуху, есть чёткие ссылки на Большой Космос.
– Ну и что? Всех интересует Большой Космос. Когда человек ещё не вылез из пещеры, его уже интересовал Большой Космос.
– А вот погляди, – я открывал закладки и давал читать абзацы. – Это прямая отсылка к галерее миров-отражений. О которой никто в то время здесь знать не мог!
Абдулкарим ознакомился с находками и вынужден был признать:
– Действительно, очень интересно. И эти руны, которые мы трактуем как русскоязычные надписи. Значит, мы не ошибаемся. И это не игра завитков и чёрточек, а действительно русскоязычная надпись?
– Очень может быть! Это контакт, Абдулкарим!
– Но мы знаем, что систему Лира открыли только два года назад. И всего лишь год прошёл с того момента, как миссия Мастера дипломатических отношений Рудольфа Шалина установила дипломатические и торговые отношения с Республикой Лира, как единственным государством, находящемся в состоянии гуманистического восходящего развития.
– Точно, – кивнул я. – Значит, знаем мы далеко не всё.
– В банках данных Земли ничего нет о более ранних контактах с Лирой.
– Выходит, банки данных неполные…
***
У меня было явственное ощущение, что на нас смотрят все вокруг. Нас изучают подозрительными взорами. И вот-вот нас разоблачат, и послышится истошный крик:
– Это шмуркали с Земли! Лови их, вяжи!
И не помогут нам ни выкрашенные до радикальной синевы физиономии, ни надвинутые почти на нос капюшоны.
Однако внимания на нас никто не обращал.
Мы стояли как неприкаянные уже полчаса на ступенях национального музыкального театра. За моей спиной на половину фасада раскинулась афиша новой оперы «Убей в себе раба!», повествующей о том, как сто лет назад поганые шмуркали угнетали одного народного поэта Шизады, не давая ему публиковаться на родном языке, которого, он по слухам, вообще не знал.
С каждой минутой становилось всё тревожнее – переносной телефон Хлюмпель не брал, гудки пропадали втуне. Что случилось? И не пора ли нам сматываться отсюда от греха подальше?
Мы уже собирались покинуть это людное место, когда появился профессор – как ни в чём ни бывало, полный своего фирменного оптимизма и задора.
– Вы уже здесь? – осведомился он.
– Почти час у всех на виду! – огрызнулся я.
– Как вы вовремя! Ну что ж, вперёд, на покорение новых вершин Рейтинга! – махнул профессор рукой куда-то вдаль, будто призывая покорить эту планету. Он почти орал, и на нас стали озираться.
С Театральной площади мы свернули на улицу Долбожбана Карателя, бывшую Трудового Единства и Братства.
– А ничего, что мы в розыске, уважаемый служитель наук и просвещения? – обратился к профессору Абдулкарим. – Не боитесь скомпрометировать себя?
