Текст книги "Охота на уродов"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Метрах в двадцати перед ними, не доезжая нескольких метров до желтовато мерцающей витрины ларька, остановился белый «Ниссан», из него вылезла тетка – такая толстая, что машина аж приподнялась, с облегчением избавившись от ее туши.

– Смотри, коза упакованная, – воскликнул Тюрьма.

– Ну. В ушах вон какие серьги. И бабок наверняка в сумке полно.

– Ну?

– Хрен гну!

Туман, набрав побольше воздуха, устремился вперед. На ходу выхватил пистолет и крикнул:

– Эй, корова! Серьги, сумку, бабки!

Тетка, сжимая объемную, крокодиловой кожи, сумку, удивленно посмотрела на него. Она прищурилась и протянула нараспев, с вызывающей интонацией торговки с сорокалетним стажем:

– Чег-о-о?

– Убью! – Туман выразительно махнул пистолетом.

Тетка размахнулась и с чувством влепила ему крокодиловой сумкой по голове. Стук получился деревянный, с чмоканьем – полноценный такой, вкусный стук. В сумке было что-то тяжелое. Туман ошарашенно отступил на несколько шагов и нажал на спусковой крючок.

Бах!

Выстрел показался оглушительным. Но потом возник еще более оглушительный звук – это во весь голос визжала тетка, схватившись руками за голову и глядя на аккуратненькую дырочку, появившуюся в дверце ее машины.

Туман позорно бросился бежать. Тюрьма устремился следом за ним. Голос толстухи еще долго завывал вдалеке, а потом к нему присоединился вой милицейской сирены.

Шварцу удалось выгодно сбыть доставшуюся ему долю героина, он прибавил предыдущие накопления и по дешевке приобрел «шестерку» – старенькую, но вполне годную. Руки у него были золотые, так что смотрелась она вполне.

– Красавица, – твердил он, с гордостью протирая тряпкой мятый бок своего мустанга.

Вся компания собралась во дворе дома Шварца и обозревала приобретение.

Тюрьма снисходительно улыбался – он не мог понять пристрастия людей к этим железякам: и почему их почти одушевляют, готовы тратить на них последнее.

– Банка консервная, – презрительно скривился Туман. – Колеса на ходу отвалятся.

– Да ладно, – махнул рукой Шварц.

– Чего ладно? Закрутел теперь, да?

– Ты чего? – удивился Шварц, сжимая тряпку и глядя во все глаза на Тумана.

– А ниче! – Туман сплюнул.

Он привычно исходил желчью. Ему не нравилось, что Шварц имеет машину и права, что он умеет водить. Кикимора оценила приобретение по-своему:

– Интересно, как трахаться на заднем сиденье?

И заработала пинок от Тумана, так и не поняв, за что, собственно.

Злоба одолевала Тумана все больше. Он умудрился максимально сбавить дозу героина, закатываемого ежедневно в вену, и, по его расчетам, порошка должно было хватить еще надолго – в сутки уходило не больше двух десятых грамма.

После того позорного бегства от толстой тетки шишка еще долго украшала его низкий лоб. В сумке действительно было что-то увесистое и твердое. А шишка была напоминанием о том, что не все в мире происходит так, как хочется.

Вместе с зависимостью от наркоты у Тумана росла аналогичная зависимость от пистолета Он уже не расставался с ним ни на миг, рискуя ненароком залететь. И не мыслил, как выйдет из дома без оружия. Без пистолета он ощущал себя маленьким, а с пистолетом будто прибавлял в росте, наливался силой.

Ему снова хотелось испытать, как пистолет бьет в руку отдачей и пуля устремляется в цель – в человека. Никакой радости стрелять по банкам. Оружие создано для того, чтобы убивать. И западло использовать его на другое.

Тюрьма после неудачного разбоя как-то сник. И разговоры о рациональном использовании оружия если и заходили вновь, то как-то быстро затихали.

Дни тянулись вяло. Денег не хватало. Подвальные братья ограбили как-то темной ночью чью-то дачу на Васильевской пустоши. Что наворовали – по дешевке тут же и толкнули.

– И это при четырех стволах и мешке патронов, – обиделся на жизнь Тюрьма. – В «Морозко» бабок нет зарулить.

– Все, на хер, – воскликнул Туман. – Надо искать, кого трясти.

В тот вечер Туман и Тюрьма решили обуть какую-нибудь тачку. И вышли на промысел. Но ничего достойного не попадалось. Или какая-то рухлядь, даже магнитолы нет, или мигала противоугонка, или места были людные, или ментовская машина проедет. Близилась полночь.

– Невезуха, – сказал Туман.

Они дошли до конца улицы Браермана и вышли к глухому забору гаражного кооператива. Здесь город заканчивался.

– Давай обратно, – предложил Туман. Тут Тюрьма остановился как вкопанный.

– Ни фига себе! «Крузер».

– В натуре, – кивнул Туман.

– И, кажись, противоугонка не мигает. Какой дундук его сюда поставил? – Подойдя к «Лендкрузеру», Тюрьма провел рукой по гладкой лакированной синей поверхности. – Красавец.

Действительно, мощная машина с широкими шинами, гнутым бампером, на котором пристроились противотуманные фары, с тонированными стеклами и всеми возможными прибамбасами, внушала уважение и какой-то трепет.

– Вот такую тачку нужно иметь, – воскликнул Туман. – А не дерьмо металлическое, как у Шварца.

– Знаешь, сколько джиповые навороты стоят? – Тюрьма подошел к противотуманным фарам и начал деловито отвертывать одну из них.

Туман бродил кругами, приискивая, чем бы взломать дверцу. В салоне лежали объемистые пакеты. Нет, воистину нужно быть кретином, чтобы оставить такую тачку в глухом месте.

Зачем ее там оставил хозяин – так и осталось непонятным. Но оставил ненадолго. Он уже появился из-за гаражей. В темноте мигал красный огонек его сигареты.

Хозяин на миг застыл, удивленно глядя, как какой-то мелкий прыщ расковыривает его драгоценный «Лендкрузер». А потом гаркнул:

– Чего, шпана, припухли?

Туман еще пару месяцев назад при таком оклике тут же сделал бы ноги, но теперь, выпятив грудь, поинтересовался:

– А ты кто такой?

– Жора Плотник. Что, гниденыш, не слышал о таком? – Жора приближался. Фигуру он имел внушительную и немало преуспел в вольной борьбе. Так что на случай драки соотношение сил было примерно такое, как если бы два «Запорожца» надумали задавить танк.

Туман, конечно, слышал о Жоре Плотнике, главном городском авторитете, державшем две бензозаправочные станции и городской рынок И еще недавно одно это имя возымело бы волшебную силу – улепетывал бы он, только пятки сверкали. Но порой даже два месяца – это время, за которое человек полностью меняется. И Тумана будто злая сила потянула за язык, и он бросил, ощущая, как голова сладко кружится от собственной дерзости:

– Пидор ты, Жора!

– У, блин, – больше удивился, чем разозлился Плотник, развернул плечи и ринулся на таран. Первым на его пути находился Тюрьма, не разделявший куража своего приятеля и уже проклинавший все на свете. Связаться с Плотником – это надо додуматься!

Тюрьма проворно отскочил в сторону. Плотник не успел его сграбастать, иначе Тюрьма угомонился бы надолго…

– Передавлю, сопляки! – взревел Плотник. И ощутил, как в спину его что-то тупо ударило. Грохот он услышал позже… Он покачнулся. Нашел в себе силы обернуться, еще не понимая до конца, что происходит. Земля качнулась под ногами. Будто загудели где-то внутри электрические провода и сознание начало уплывать.

– Уроды, – прошептал он с каким-то укором.

– Пожалуйста, – Аркаша, зайдя в кабинет начальника уголовного розыска, кинул «Московский комсомолец» на стол. – Статья «Открыт сезон весенней охоты».

– Ну да, – кивнул Павлов.

– «Передел сфер влияния в Подмосковье. Убит известный авторитет».

– Кому это он известен?

– Теперь всей России.

Для районного масштаба событие было действительно из ряда вон выходящее. Конечно, их захолустный подмосковный район – еще далеко не столица. Но тут проходила трасса на Минск, стояли бензозаправки. И снова запыхтел, очухавшись, фарфоровый завод. Худо-бедно давал какую-то продукцию, производил соки и томатную пасту овощесовхоз. Так что денежки водились, а значит, братве было что делить. И свои разборки были, и стрельба гремела в свое время вовсю. Но уже два года как все утряслось. В криминальном мире прочно утвердился на командных высотах Плотник со своей командой. Будучи человеком разумным и спокойным, никого он особо не напрягал, давал и другим жить, но за свой кусок был готов горло выгрызть. Ничего не предвещало новых криминальных войн. Угрозыск братву особо не трогал, пока та занималась своими делами и не лезла в примитивную уголовщину. Однако время от времени беспокойные птенцы гнезда Плотникова то лепили несанкционированный «папой» разбой, то ставили на уши какой-нибудь кабак, тогда Павлов их с удовольствием вязал, возил мордой об стенку в своем кабинете, опускал в самую «лучшую» камеру, а потом с интересом наблюдал, чем закончится дело. Обычно кончалось ничьей – шла отстежка в суд или прокуратуру, и бандиты получали условные сроки.

– Чего ты за этих подонков башляешь? – спросил как-то Павлов у Плотника, когда тот отмазывал влетевших на грабеже своих орлов – они сняли сережки с заезжих шлюх и еще отмордовали девах. – Они тебе что, так дороги?

– Пойми, Кондратьич, это моя братва, – виновато развел руками Плотник. – Если я их не буду отмазывать, уважение потеряю.

– М-да.

– Но я не в претензии, если ты им своей властью все кости переломаешь.

– А это уж тебя не спрошу.

Пакта о ненападении между розыском и бандатвой не было, хотя Плотник неоднократно пытался подъехать к Павлову с предложением спонсорской помощи, притом весьма щедрой. Павлов имел воспитание старорежимное, которое в новых условиях не способствует наполняемости карманов, и всегда посылал районного авторитета коротко и емко. Вообще-то, он с радостью привлек бы к уголовной ответственности и самого Плотника, но формально было не за что. Он числился бизнесменом. И пусть им РУБОП занимается.

Но вот только раскрывать убийство приходится розыску.

Первые сутки оперативники по наработанной методике рыли землю – дом за домом обходили жителей, опрашивали каждого, устанавливали, чем занимался Плотник последние часы своей жизни, составляли списки друзей и врагов. И ничего интересного так и не нашли. Выяснилось, что Плотник за каким-то чертом поехал к гаражам – это в десяти минутах ходьбы от его дома. Что ему там понадобилось – так и осталось без ответа. Киллер поджидал его у оставленной машины. В карманах у криминального авторитета лежало триста баксов, но их не взяли. Значит, версия ограбления отпадает.

Аркаша уселся на стул напротив Павлова и закурил. Тут в дверь постучали. Двое оперативников втолкнули в кабинет Золотого. В помещении, и без того тесном, стало вовсе не повернуться.

– По кабинетам, – кивнул Павлов операм и поглядел на Золотого. – А ты садись.

– Я лучше присяду, – невесело хмыкнул Золотой. Он отпарился в камере за тот самый извлеченный из-за холодильника пистолет трое суток. Потом дело начало увядать. С доказательствами было дело швах. Светка взяла обратно свои слова, что пистолет принадлежал Золотому. И он вышел на свободу, вернулся к ней, наставил ей фингал. И после этого они опять зажили, как голубки.

– Ну что, Ваня, кто твоего пахана завалил? – спросил участливо Павлов.

– У вас хотел спросить.

– А ты наглец, – покачал головой начальник розыска. Аркаша встал позади Золотого и положил ему на плечо тяжелую руку, так что тот нервно заерзал на стуле.

– Да откуда я знаю!

– А я тебе скажу, – кивнул Павлов. – Кто второй человек в бригаде? Ты.

– О какой бригаде речь?

– Не об овощеводческой, Ваня… Ты второй человек. Амбиций у тебя – тьма… Ты в курсе, что Плотник собирается по каким-то своим делам к гаражам. Поджидаешь его. И дальше – один выстрел, и решение всех проблем.

– Я? Андрюху чтобы?! – завопил Золотой, пытаясь подняться со стула, но Аркаша резко вдавил его обратно. – Да я б лучше в омут башкой!

– Не свисти. Золотой. Нам твой кураж не убедителен, – сказал Павлов.

– За каким хреном мне Андрюху валить? Весь бизнес на него записан. И все концы у него. Сейчас в бригаде раздрай начнется. Те суки, кто тихо сидели и вякнуть боялись, теперь послабуху требовать станут. Это мне надо? У меня при Плотнике не жизнь, а малина была.

– Кто его мог заказать?

– Не знаю!

– Все ты знаешь.

– Слышь, мужики, как на духу, – ударил себя в грудь Золотой. – Если бы хотя бы что было – незаплаченные долги, разборки! Хотя бы кого напрягли в последний год не по понятиям! Ничего! Все чин-чинарем было, культурно. Все утрясено. Живи да радуйся.

– Все не может быть утрясено, – заметил Аркаша.

– Почти все. И с московской, и со смоленской братвой договорились. Все путем было.

– Всегда будет кто-то голодный, кому ваше процветание не по нутру, – сказал Павлов.

– Не знаю.

– Вон, голодная молодежь подрастает.

– Так ведь не подросла еще.

– Подрастет.

– Тогда они всем дадут просраться, – задумчиво протянул Золотой. – Но это когда будет.

– Золотой, не крути, – похлопал его по спине Аркаша. – За что завалили Плотника?

– Я же все сказал! Мы сами расследование устроим…

– Дашь знать, если что узнаете? – спросил начальник уголовного розыска.

– Поглядим.

Павлов побарабанил ребром ладони по столу, внимательно посмотрел на Золотого – тот, кажется, был искренне удручен смертью своего пахана.

– Ладно, двигай отсюда. Золотой встал. Потом сказал:

– Святослав Кондратьевич. Нащупаете что-то – нам свистните. Мы сами все порешаем. Нам суды и прокуратуры ни к чему.

– Иди, мафиози…

Туман зачитал газету до дыр и замучил цитатами всех своих приятелей.

– «Наши источники в правоохранительных органах полагают, что известного авторитета ликвидировали конкуренты, и это является началом нового передела сфер влияния»… Ха-ха, – он был уже несколько дней лихорадочно возбужден.

Шварц тягал эспандер, и ему были до фонаря восторги Тумана. Кикимора зевала, съежившись в углу подвала на диванчике.

– Тюрьма, слышь, «конкуренты убрали».

– Ну и чего? – Тюрьма откровенно скучал.

– Передел сфер влияния.

– И чего?

– А, может, мы правда конкуренты… Вон, кончили Плотника. И остальных кончим. И рынок южный наш будет. Азеров на колени поставим.

– Ну тебя на хер, – отмахнулся Тюрьма.

– Что на хер?.. Конкуренты… Ха-ха… Круто мы поднялись, ха! Зад мне будут лизать еще. Крутизна? Мы крутизна! – ударил Туман себя в грудь.

Он будто съехал с катушек. Его переполняла дурная энергия.

В нем крепла уверенность, приобретавшая какие-то маниакальные формы, что теперь ему и море по колено.

Однако дела вовсе не спешили налаживаться. Денег все так же не было Но Туман решил, что вскоре все изменится. И вот, посмотрев на своих корешей, скучающих в подвале, он резко заявил:

– Все. Шварц, Тюрьма. Завтра едем.

– Куда? – лениво полюбопытствовал Тюрьма.

– В Москву.

– На хрена?

– На уши ставить торгашей…

– Чего?

– Я магазинчик присмотрел. Нам туда наведаться надо бы.

– Чего придумал?

– А ничего!

Магазин «Электромир» располагался в Бибиреве. Он открылся год назад на месте продмага и состоял из одного просторного зала с розовыми стенами и идущими рядами по потолку светильниками. Кондиционер трудолюбиво гонял прохладный воздух. Торговали здесь видеоаппаратурой и бытовой техникой. Цены были круче, чем на оптовых рынках радиоаппаратуры, а потому залы пустовали, если не считать пары посетителей, которые, кажется, пришли сюда как на выставку, и высокой стареющей блондинки, выбирающей аудиоцентр. Уборщица старательно драила полы из черного кафеля. На витринах и полках ждали своего покупателя телевизоры, видеодвойки, пылесосы.

Обслуживающий персонал – до тошноты вежливые и притворно улыбающиеся возможным клиентам чистенькие молодые девицы и парни в белоснежных аккуратненьких рубашках и блузках с прилепленными карточками, на которых указывались их фамилии-имена, откровенно скучали. Туман их возненавидел с первого взгляда: сытые твари, похожие на манекенов, как из пластмассы сделанные. Они-то уж вряд ли голодали, когда мамаша за день пропивала все деньги, на которые нужно было кормиться месяц. И их не колотили дубинкой менты, извлекая ночью из обкраденного ларька. И на него они смотрели с вежливым презрением, потому что не видели в нем покупателя, зато готовы были зад вылизать тем, кто достанет «лопатник» с баксами. Ох, как же вытянутся сейчас их самодовольные хари.

– Давай, – кивнул Туман.

Тюрьма достал пистолет, передернул выразительно затвор, упер ствол в лоб кассирше и заорал истошно:

– Не дергаться, падлы!

Здоровенный, в форменной рубашке с надписью "ЧОП «Гард», сытый, ленивый, ширококостный, с бычьей шеей профессионального борца, уверенный в своей силе охранник перед этим, вытянув ноги и скрестив волосатые руки на груди, сидел на стуле, лениво присматривая за пацанами, зашедшими в магазин. Он ожидал, что они могут втихаря что-то стянуть. Но того, что произошло, ему и в голову прийти не могло. Он потянулся к кобуре на поясе, но Туман, осклабившись, повел в его сторону стволом:

– Давай, дернись, сука!

Он ненавидел этих уверенных в себе битюгов, которые могут его перешибить соплей. Теперь Туман может отправить его на тот свет одним движением пальца. Ликование рвалось наружу, и он счастливо захохотал.

– Кассу! – орал Тюрьма. – Быстро!

Девчонка трясущимися руками вытряхнула кассу. Денег, вопреки ожиданиям, там было немного – несколько пачек сторублевок – тысяч двадцать пять. Налетчики не знали, что крупные деньги хранятся у директора в кабинете. Да и времени не было.

– Покедова, – смахнув деньги в целлофановую сумку, Тюрьма устремился к выходу.

Туман все еще держал на мушке охранника… Тот неожиданно зачем-то приподнялся со стула… И Туман с наслаждением, плавно вдавил спусковой крючок. Пуля отбросила охранника назад, и он со стуком врезался в стену.

– Говорили – не дергайся…

Вобла была настоящая – ее два дня назад привез из Ярославля однокашник Павлова по милицейской школе. А пиво все то же – «Балтика» номер три.

Пива было много – бутылок пятнадцать. Но могло и не хватить, учитывая габариты двух богатырей – Павлова и Аркаши.

Маленький телевизор «Самсунг» в углу просторной комнаты однокомнатной холостяцкой квартиры вещал что-то о разгуле терроризма. Показывали набившие оскомину кадры взорванных домов, бьющихся в истерике, отчаявшихся людей. Террористы опять угрожали.

– Чую, «Вихрь» введут, – покачал головой Аркаша и отхлебнул из стандартной поллитровой кружки, похищенной лет пять назад Павловым из ближайшей пивнухи.

– Достали они все, – покачал головой Павлов. Как началась чеченская война, антитеррористическую операцию «Вихрь» вводили постоянно – это означало двенадцатичасовой рабочий день и прощание с выходными, а заодно множество планов и мудрых мероприятий, которые планировали штабные крысы, полностью оторвавшиеся от реальной жизни В итоге личным составом овладевала апатия, нежелание вообще что-то делать, и результат получался обратный тому, что был задуман, – то есть вовсе не повышение бдительности, а всеобщий пофигизм. Спецрежим не должен затягиваться на месяцы.

Максимум – трое суток, тогда будет эффект. Это все понимали. И все равно все продолжалось по-старому.

– На черта, спрашивается, нам бен Ладен сдался? – махнул рукой Аркаша. – У нас вон своих два жмурика за месяц.

– Жмурики, жмурики, – Павлов откинулся на диване и посмотрел в окно, где уже зажглись фонари. Во дворе завыла противоугонка. Слышался стук домино. С пятого этажа доносилась странная, тупая музыка. И настроение у Павлова было не умиротворенное, а какое-то тревожное.

– Смущает меня все-таки, что обоих завалили из «ТТ». – Аркаша сделал богатырский глоток, и треть содержимого кружки переместилась в его необъятное пузо.

– А что? Самая распространенная и лучшая машинка для разборок. И дешевая. Китайские «ТТ» стоят копейки. Использовал и выбросил. Одноразовый шприц.

– И бомжа, и воровского авторитета завалили из «ТТ», – повторил Аркаша.

– Ты что, считаешь, одни люди завалили?

– На бомже потренировались. На Плотнике отработали, – предположил Аркаша. – Нелогично?

– Да все логично… Пустобрехство только. Что это дает?

– Не знаю пока… И стрельба на озере была. Мне Кролик простучал. Средь бела дня два выстрела, похоже, пистолетные.

– Когда?

– Да с месяц где-то.

– Ну и что?

– Пока не знаю.

Павлов задумался, постучал воблой о стол, потом приложился к кружке и поинтересовался:

– Слушай, Аркаш, у нас совещание производственное? Давай лучше о бабах…

– Стар я уже для непотребств всяких, – томно потянулся Аркаша.

– Супер стар, – хмыкнул Павлов, косясь на телефон и перебирая в памяти кандидаток, кого можно притащить сегодня в свое холостяцкое жилье.

Где-то Туман слышал, что оружие нужно постоянно чистить и держать в порядке. Разбирать «ТТ» он научился методом проб и ошибок, равно как и собирать.

На столе перед ним лежал его верный друг и слуга. И Туман, никогда и никого не любивший, проникся к этой игрушке самыми теплыми чувствами. Он протирал «ТТ» смазанной тряпкой и гладил ребристую ручку с кружочком и звездочкой в центре. И улыбался.

В окно светило солнце. Внизу жил своей жизнью московский дворик. Тюрьма лежал на диване, задрав ногу на подушку, и хлестал пиво – уже третью бутылку, закусывая солеными орешками, и в целом наслаждался жизнью.

Эту хату в Марьино они сняли две недели назад у опустившегося алкаша, уезжавшего на лето в Подмосковье. Деньги ему заплатили по московским масштабам плевые, но для Тумана и его корешей еще недавно совершенно фантастические. Но деньги для них как-то в один миг перестали быть проблемой. Есть оружие – есть деньги. Им наконец удалось реализовать эту нехитрую формулу.

После того налета на магазин их жизнь преобразилась. Туман понял, что на самом деле все просто. Не нужно только в критический момент трястись и демонстрировать нерешительность. Закон для всех один – у одного есть пистолет, у другого его нет. У того, другого, одна возможность – смириться и сделать так, как требует человек с пистолетом.

Второй налет они сделали на бензозаправку. Шварц отбивался от этой идеи до последнего, но его уговорили. Все зависело от его участия, потому что он один умел водить. Машину они выбрали старую, не привлекающую внимания, «копейку», и Шварц, взломав замок, умело, напрямую соединил провода, будто всю жизнь этим занимался.

– Бабки давай, сука! – крикнул Туман, наставляя пистолет на кассира бензозаправки.

Два работяги стояли в стороне, окаменев. Их держал на мушке Тюрьма.

– Быстро!

И деньги дали…

Потом была еще одна бензозаправка. Та охранялась лучше, и денег там было больше. И кассир скрывался за пуленепробиваемым щитком.

– У вас барахлит пистолет, – заявил Туман.

– Где? – Дверь будки открылась, и в лоб кассиру был направлен пистолет, только не заправочный, а самый обычный, «ТТ».

– Бабки…

Когда они с добычей усаживались в краденый «жигуль», Туман, улыбаясь, повел оружием в сторону бензоколонки.

– А если выстрелить, взорвется?

– Дурак! – ткнул его в бок Тюрьма. – В воздух взлетим.

– Чего, ссышь, да? – хохотнул Туман, но пистолет убрал…

Это было не хуже героинового кайфа. Шуршание денег, сыплющихся в целлофановый пакет. Ужас людей, в которых пялится зрачок пистолета. И Туман, решающий, жить им или сдохнуть с пулей в груди.

Все было по-серьезному. Все теперь было на самом деле. И Туман ощущал себя серьезным человеком, а не мелкой шпаной.

И деньги. Их было столько, сколько Туман не видел за всю свою жизнь. Это был сладостный момент. Стало традицией, возвращаясь на съемную хату, вытряхивать сумку прямо на пол и смотреть, как купюры усеивают старый выцветший ковер.

Деньги. Их надо тратить. Туман прибарахлился. Купил яркую рубашку, кожанку, настоящие американские джинсы, кроссовки «Рибок», очки – темные, такие, как в американских боевиках. Это круто – черные очки, кожанка, джинсы и пистолет за поясом.

Делили добычу по-честному. Так договорились с самого начала.

– За крысятничество на зонах сразу пику в бок, – заявил Тюрьма. – Так что будет по-честному.

Денег было столько, что Туману было не жалко делиться. Он смеялся, сминая в кулаке деньги и запихивая их в карманы. Шварц брал угрюмо, пересчитывал сосредоточенно, разглаживал купюры на столе и обвязывал резинками.

– Пригодятся, – говорил он, облизывая губы. Он стал еще жаднее, чем был.

Кикиморе тоже что-то перепадало, меньше, чем другим. Вид у нее, когда она брала деньги, был какой-то чумной.

– Дела серьезные начались, – нервничал Тюрьма. – Проболтается Кикимора. У нее язык, как жало, длинный.

– А мы ее замочим, – хмыкнул Туман.

Но Кикимора, кажется, понимала отлично, чем занимается вся компания, и вовремя завязала на своем длинном языке узел. Она радовалась как малое дите. Приоделась в кожу, нацепила очки «хамелеон», сделала прическу, выкрасив волосы в розовый, с синими и зелеными оттенками цвет, наложила на лицо яркую косметику, так что стала похожа на нечистую силу. И стала говорить отрывисто, с вызовом, по-крутому. И еще приобрела дорогой, с наворотами плейер для лазерных дисков и теперь с утра до ночи слушала «Муммий Тролль», «Иванушек» и особенно Земфиру, припевая:

– Хочешь, я убью соседей…

Переполненный новыми ощущениями Туман даже меньше стал колоться. Зависимость от героина у него была еще не очень плотная, поэтому интерес к окружающему миру не был утерян. И появилось много возможностей весело провести время.

Они исследовали несколько московских дискотек, на которые раньше их на пушечный выстрел не подпустили бы, вход в них стоил по двадцать долларов, а то и по пятьдесят. Кикимора вообще бы годами оттуда не вылезала, она готова была балдеть там не переставая, дергаясь в ритм музыки и иногда пожевывая экстази, который там можно было прикупить без труда. Ее едва кондрашка не хватила, когда на одну из дискотек прикатили «Иванушки Интернэшнл». Приятели ее такой никогда не видели – она, дико визжа, все пыталась прорваться к сцене, сорвать лифчик и кинуть в кумиров, пока Тюрьма не сбил ей дыхалку чувствительным ударом локтем по ребрам.

– Башню клинит? – прошипел он, но глаза у нее все равно остались чумными.

Туман московские дискотеки не жаловал. Там была охрана, металлодетекторы, поэтому пушку не протащишь, а без нее он ощущал себя человеком только наполовину. Зато он пристрастился к постоянным визитам в «Морозко» – местный кабак с баром. Раньше на визиты сюда не было денег. Теперь кореша могли спокойно с утра до вечера кутить там. Обычно он ходил в бар в компании с Тюрьмой и Кикиморой, Шварц жилился, экономил деньги, похоже, мечтал прикупить иномарку или сильный компьютер, о котором прожужжал все уши.

– Не уважает нас качок, – задумчиво говаривал, устроившись на крутящемся барном стуле и уговаривая третий коктейль, Туман.

– Куркуль долбаный, – Тюрьма хлопал джин. – Каждую копейку считает. Если на халяву – тут как тут.

– Не, я за него башлять по кабакториям не собираюсь. Выяснилось, что праздное времяпровождение требует достаточно много времени. Для Тумана это было нечто новое. Он, привыкший бесцельно шататься по улицам, сидеть в подвале, бесцельно и тягуче убивая часы и дни, вдруг оказался загруженным самыми разными делами. Сегодня – дискач, завтра – кабак. Послезавтра – проехать, присмотреть новый объект, который можно гробануть без затей.

– Надо брать обменник, – все нудил Тюрьма, зациклившийся на этой идее. – Там баксы.

Он был прав. Но обменник брать трудно. Там охрана вооружена. И щитки пуленепробиваемые.

– Найдем, который легко взять… Туман оторвался от чистки оружия, когда послышались четыре условных звонка. Кто-то из своих.

– Открой, – сказал Туман.

– Сам открой.

– Я занят! – заорал Туман.

– Чего глотку драть? – Тюрьма нехотя поднялся и направился к дверям.

В комнату влетела взъерошенная, злая Кикимора, бросила новую кожаную сумку с размаху на стол и плюхнулась в кресло, закинув ногу на ногу.

– Гад, падла, – всхлипнула она.

– Ты чего? – спросил Тюрьма.

– Теперь здесь буду жить, – сообщила она.

– Чего?

– Папашка, мудак, – она потрогала оттопырившееся красное ухо. – Убью его…

– Да ладно шуршать, – отмахнулся Тюрьма.

– А чего? – по-хулигански вызывающе протянула Кикимора. – Думаешь, не смогу, да? Да я лучше вас всех стреляю! Мне его замочить – раз плюнуть! На спор! – растопырила она пальцы, как братва из анекдотов.

– Ха, Кикимора уже пальцы загибает, – восхитился Тюрьма.

– Я ей попальцую, – возмутился Туман.

– А чего, возьму пистолет и завалю! – зло крикнула Кикимора.

– У, бля, – удивился Туман. – Ты, соска, место свое забыла? – Он резко вскочил и рванулся к ней. – Забыла, да?! – Он встряхнул ее за руку, бросил в угол кожаную сумку, ударил кулаком по лицу. – Чего, сука? Рот научилась разевать? Да?!

– Ты чего? – всхлипнула она.

– Пистолет она возьмет, – сердце у Тумана стучало. Его пистолет! Его оружие. Самое дорогое, что у него есть!

Кикимора плакала, и тушь черными потоками струилась по ее щекам.

– Тварь мелкая! – Туман залепил ей еще одну затрещину, потом рявкнул:

– Иди в ванную, сопли вытри!

Кикимора зло зыркнула на него и пошла в ванную, размазывая рукой слезы, что-то нашептывая и хлюпая носом.

Если бы Туман слышал, что она шепчет… А шептала она:

– И тебя убью, гад… И тебя…

Теперь Туман знал, что их главный городской кабакторий «Морозко», казавшийся ему совсем недавно покруче «Астории», – самая что ни на есть заштатная забегаловка по сравнению с московскими кабаками. Но других в их глуши не было, а потому приходилось довольствоваться имеющимся.

Когда-нибудь Туман купит себе черную, блестящую черным лаком машину, лучше «Крузер», как у покойного Плотника, и швейцары московских кабаков будут подобострастно открывать дверцу его машины. Так и будет. Но пока он сидел и смотрел на опостылевшие морды, такие знакомые и унылые, своих земляков. Одни и те же морды. Одни и те же разговоры. В углу бара притулилось двое москвичей – здоровяки с бритыми массивными затылками, в костюмчиках-тройках, скорее всего, бизнесмены, из бывших бандитов, приехали какие-то договора заключать. Заодно выпить и найти подстилку на ночь. Они думают, что крутые. Интересно, а если подойти и сунуть им в морду ствол? Сохранится ли на их лицах это брезгливое выражение превосходства?

Кикимора молотила ладонью по столику в такт льющейся из динамиков музыке.

– Па-па-па, – подпевала она.

– Заглохни, – лениво бросил Туман.

– Чего?

– Заглохни, говорю.

Она поморщилась, хотела что-то сказать, но только присосалась к бокалу с коктейлем.

Голова у Тумана была какая-то ватная. Он слез с иглы, ломки вроде уже не было, но внутри образовалась пустота. Он знал, что вскоре опять вколет себе в вену «герыч». Даже не из-за наркотической зависимости, а потому что пусто и скучно без этого. Но это будет потом. Пока у него еще много дел.

Москвичи-бизнесмены стали клеиться к девахам, которых Туман знал как дешевых шлюх. Одна из них хохотала и передергивала плечиками. Москвич что-то вливал с патокой в уши, а она неумело делала вид, что стесняется. Вечная игра, когда самец прорубает дорогу к телу самки. Почему-то Туману стало противно. Ему сегодня все было противно.