Текст книги "Грузии сыны"

Автор книги: Илья Дубинский-Мухадзе

Соавторы: Николай Микава
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Н. Челидзе
ПОТОМОК ЦОТНЕ

Это было давно, в конце XIII или начале XIV века. В пределы Грузии ворвались кровавые орды монгольских завоевателей. Они громили, жгли созданное Давидом Строителем и царицей Тамар просвещенное грузинское государство.

Огню и мечу предавались города и села; безжалостно разрушались замечательные творения: дворцы и храмы, замки и крепости, книгохранилища, академии и оросительные каналы. Сжигались ценнейшие рукописи и книги, уничтожались картины и статуи…

Где великолепие иберийских и колхидских городов, мраморные дворцы и храмы, с таким восхищением описанные Страбоном и Плинием, греческими, римскими, византийскими историками и путешественниками?!.

Кочевники растоптали все на своем пути в Восточной Грузии и вторглись на территорию Западного Грузинского царства. Героически сопротивлялись грузины под предводительством нескольких князей-патриотов. Монголы потребовали, чтобы князья добровольно явились к ним. Понимая, что дальнейшая борьба приведет к полному уничтожению всей страны с ее многовековой культурой, князья повиновались и прибыли в ставку ноинов – монгольских военачальников. Среди них не было одного – Цотне Дадиани. Он не выполнил приказания, не явился сюда.

Главный ноин расценил его поступок как непокорность. Он был страшно разгневан и приказал жестоко наказать пленных князей.

В тот год стояло жаркое лето, дышать было нечем. Пленников раздели донага, намазали медом, связали им руки и ноги… Трудно описать мучения этих людей: пчелы, мухи, миллионы насекомых роились вокруг и медленно грызли живое тело.

После полудня, когда солнце особенно начало печь и страдания мучеников стали совершенно невыносимы, прискакал Цотне Дадиани. Он спешил: ему стало известно, что из-за его отсутствия мучают его друзей.

Не задумываясь, он соскочил с коня, быстро разделся, вымазался медом, велел связать себя и сел рядом со своими товарищами, чтобы разделить их участь.

Когда на второй день ноину доложили об этом эпизоде, он был удивлен; даже сердце варвара изумилось геройству и благородству Цотне! Он приказал освободить пленников.

Этот случай с большим уважением описан в летописи Грузии.

Я всегда вспоминаю о нем, когда думаю о замечательном нашем писателе Шалва Дадиани, Он славный потомок своих предков – благородных, смелых рыцарей. Все лучшее: талант, красота, великодушие – все, чем славится грузинский народ, было в характере этого человека. Свою долгую жизнь, свое огромное дарование принес он родине. Еще в конце того столетия началась общественная жизнь Шалва Дадиани. Много помогала ему сестра Машо Дадиани.

Многие помнят в Сухуми эту обаятельную, седую, неспокойную женщину, которая ни минуты не жила вне интересов общества. Кому только она не помогала! Она устраивала благотворительные вечера, поддерживала всех талантливых и бедных, молодых и старых, Принимала участие в строительстве школ, в выпуске интересных книг и основании театров.

Очень часто со своей труппой приезжал сюда Шалва Дадиани, в то время уже прославленный актер, драматург, писатель-беллетрист.

Он любил путешествовать по родной стране, знакомиться с жизнью своего народа, вникать а его горе и радость; любил замечательную природу Грузии: вековые причудливые деревья, напоминающие иллюстрации к библии знаменитого Густава Доре. Лунные ночи, похожие на сказочных великанов горы и. неповторимо величественные ущелья, по которым несутся воды бурных рек. Особенно был он предан своему Самегрело – Мегрелии. Труппа Дадиани переезжала из деревни в деревню, давая благотворительные спектакли, знакомя народ Грузии с выдающимися произведениями искусства.

Когда его спросили, что он лучше всего помнит из своего детства, он ответил: «Путешествия верхом».

В детстве – с отцом, взрослым – со своей труппой, он никогда не оставался на одном месте.

Не напрасно предсказал ему великий трагик Эрнесто Росси, что он будет «актером-трибуном». Не только на сцене, но и в жизни Дадиани был настоящим пламенным трибуном.

8 мая 1874 года в семье известного общественного деятеля Николая Тариэловича Дадиани родился сын. Его назвали Шалва.

Глава семьи, широко образованный человек, оригинального и острого ума, с детства привил сыну любовь и уважение к простому народу. Начальное образование Шалва получил в домашних условиях, а рос он среди простых крестьянских детей.

В доме Дадиани бывали лучшие представители грузинской интеллигенции: А. Церетели, Н. Николадзе, И. Чавчавадзе.

«Вокруг меня царила атмосфера горячих споров о науке, искусстве, политике, социологии. И я стал рано задумываться над общественными вопросами», – так вспоминал впоследствии писатель.

Шалва Николаевич рано начал писать. Этому способствовала любовь к литературе отца, который руководил его образованием.

В четырнадцати лет мальчик стал «издавать» рукописный журнал, в котором принимали участие отец, сестра Машо и Миха Цхакая.

Уже в ранних статьях и очерках Шалва чувствовался свой стиль и свой взгляд на жизнь. А несколько позднее в том же журнале он помещает статьи, в которых резко отзывается о существовавшей системе народного образования, об отставании национальной литературы и о многом другом. Уже они привлекли внимание свежестью языка и оригинальностью.

Девятнадцати лет Дадиани перевел на грузинский язык драму М. Ю. Лермонтова «Два брата» и комедию Шекспира «Укрощение строптивой», которая была поставлена в 1894 году в Кутаисском театре, а двумя годами раньше вышел из печати первый его поэтический сборник «Искры».

В 1890 году семья Дадиани переехала в Тифлис. Шалва стал брать уроки русского языка у Марии Квятковской, жены известного общественного деятеля шестидесятых годов Кирилла Лордкипанидзе. В ее доме собиралась молодежь, читали стихи, пели, спорили.

Однажды отец повел детей в знаменитый Сионский храм на берегу Куры. С интересом смотрел Шалва на это красивейшее сооружение XII века. Стены из желтовато-розового туфа были освещены последними лучами заходящего солнца.

Все было строго и торжественно. Пел хор мальчиков под руководством знаменитого лотбара Аушефа. Службу вел сам епископ. Ему помогали четыре священника. Дьяконы читали свои кверексы, похожие на театральные монологи, служба больше напоминала занимательное театральное представление.

Сразу же из церкви отец с детьми направился в Дворянское собрание, где вечером давали спектакль «Баграт II» с участием известного актера Васо Абашидзе.

Этот день запомнился Ш. Дадиани, потому что именно тогда состоялось его знакомство с театром – с ним он прочно связал свою жизнь.

«…Я дебютировал в спектакле «Маргарита Готье», Это было 3 марта 1893 года, на бенефисе актрисы Пепико Месхи. С того дня я не оставлял грузинскую сцену в течение тридцати лет», – так пишет он в своих воспоминаниях.

Ш. Дадиани был невысокого мнения о своем актерском даровании, хотя его хорошо принимала публика, да и рецензенты. А газета «Иверия» прямо давала его игре отличную оценку. С юмором рассказывает Шалва Дадиани, что «прибегал к различным ухищрениям», чтобы остаться на сцене. Ради этого был то режиссером, то руководителем сезона, то руководителем труппы».

Крупнейший грузинский актер того времени Ладо Месхишвили организовал в Кутаиси молодежную труппу. И Шалва стал горячим патриотом нового и важного дела. Он обожал Ладо Месхишвили, этого «бога грузинской сцены», и считал великим счастьем работать с ним.

Он сделался одним из ведущих актеров труппы. В течение пяти лет с успехом играл на сцене и в то же время переводил на грузинский язык такие пьесы, кай «Ромео и Джульетта» Шекспира, «Господин Альфонс» Дюма (сына), «Несчастный шаг» Кареева.

Однако, как пишет Дадиани, «репертуар был очень беден. Национальная драматургия была слаба. Я начал писать свои пьесы».

Кутаисская труппа распалась после того, как сгорело здание театра. Актеры разъехались. Нужно было начинать все сначала.

…В 1896 году в газете «Иверия» Илья Чавчавадзе поместил первый рассказ Шалва Дадиани. Рассказ назывался «Я не умирал». Чавчавадзе дал к нему интересное примечание:

«Оставляем без изменения обороты речи, употребляемые автором». Видимо, Чавчавадзе привлекли оригинальный стиль и богатая символика этого произведения.

Театральная молодежь Кутаиси не успокоилась. Шалва Дадиани и его друзья организовали новый театр. Руководителем был вновь приглашен Л. Месхишвили. Вокруг театра группировались передовые люди девяностых годов. Здесь бывали Акакий Церетели, Илья Чавчавадзе, молодой ученый Нико Марр.

В первой постановке великолепной пьесы Сумбатова «Измена» в роли Зейнаб выступила Ермолова – «русская женщина, у которой, – по словам К. Месхи, – пролились грузинские слезы о судьбе Грузии».

Летом 1903 года Шалва Николаевич приехал в Москву, желая поступить в университет.

Он много слышал о Москве, но сонный вид площадей и улиц, патриархальный уклад жизни с неторопливым, гулким перезвонам колоколов по утрам поразили его, Казалось, ничто не расшевелит этот великий город. Однако вскоре он понял, что первое впечатление обманчиво.

В университете у него потребовали аттестат зрелости, но Шалва получил домашнее образование. Пришлось спешно готовиться и сдавать экзамены. Наконец все было улажено, но учиться в университете ему уже не пришлось.

Через грузинское землячество Шалва Дадиани познакомился со студентами, участвующими в работе нелегальной революционной группы, и стал бывать на собраниях. Вскоре ему поручили перепечатать брошюру Плеханова, Когда она была напечатана, выяснилось, что многие члены группы арестованы полицией. Шалва понес брошюру товарищу, тот предупредил его, что полиции известно об участии Шалва в деятельности группы. На другой день в квартире Дадиани был произведен обыск. По счастью, полицейские ничего не нашли.

Шалва вернулся в Грузию.

Пребывание в Москве оставило заметный след в душе Шалва Дадиани. В Москве он впервые побывал в Художественном театре, о спектаклях которого шла слава по всей России. «На дне» Горького, «Царь Федор» А. К. Толстого, пьесы Чехова произвели на него огромное впечатление.

В Москве Шалва Николаевич познакомился с Сумбатовым-Южиным. 14 января в Колонном зале был устроен «День Грузии». Пел грузинский студенческий хор под руководством композитора Д. Аракишвили, выступали лучшие актерские силы. В заключение Сумбатов-Южин великолепно прочел «Мерани» Бараташвили.

Наступили грозные дни 1905 года. Кутаисский пролетариат был в первых рядах революционных рабочих России. На улицах города сооружались баррикады. Народ вышел на вооруженную борьбу с самодержавием.

Кутаисский театр стал, по словам Дадиани, своеобразным «оазисом свободы». Шли пьесы, проникнутые революционными идеями. Но не только на сцене – в жизни актеры были в первых рядах борцов, которыми руководил нелегальный Имеретинский комитет во главе с Александром Цулукидзе. В труппе театра работали люди, ставшие впоследствии известными всей стране. Актер театра молодой и талантливый Нестор Каландаришвили был сослан в Сибирь, где во время гражданской войны он героически сражался с Колчаком и снискал себе легендарную славу.

Во время уличных боев в Кутаиси помещения бутафорской и реквизиционной превратились в настоящие мастерские, где изготовлялись бомбы. Здесь же хранилось оружие. Этим делом руководил Серго Челидзе – машинист сцены.

Ладо Месхишвили в актерском костюме, загримированный, произносил со сцены революционные речи. Случалось, что в зале неожиданно гас свет, а когда его зажигали, в руках зрителей оказывались прокламации. На требование полиции освободить зал зрители отвечали «Марсельезой». К ним присоединялись актеры.

Работники театра сражались на баррикадах плечом к плечу с рабочими дружинами. Именно в эти дни прозвучали знаменитые слова Ладо Месхишвили: «Быть может, мы погибнем, но страна родит героев, которые принесут народу безусловную победу».

Шалва Дадиани все время находился в гуще событий. Он по-прежнему много писал. В газетах систематически появлялись его короткие рассказы-агитки. Тысячи людей читали в то время их с захватывающим интересом. Но Дадиани не удовлетворялся только газетой. В 1905–1906 годах он написал две пьесы: «В подземелье» и «Когда они пировали».

В этих вещах уже отчетливо чувствуются особенности творчества Дадиани-драматурга. Аллегоричные по форме, написанные народным языком, они очень точно и правдиво передавали настроения передовой молодежи в те годы.

Интересна финальная ремарка в пьесе «Когда они пировали»: «…Тучи заволакивают небо, слышен гром, приближаются звуки «Марсельезы». Царское правительство в штыки встретило появление этой пьесы, и поэтому начальник печатного комитета в марте 1913 года по этому поводу писал прокурору Тифлисской судебной палаты:

«9 февраля 1913 года типографией Махарадзе в Батуме выпущена была в свет пьеса на грузинском языке «Когда они пировали», сочинение Шалвы Дадиани, автор которой, рисуя аллегорическое буржуазное общество, говорит, что все созданное рукой человека должно принадлежать рабочему. По мнению автора, придет время, когда пролетариат не будет просить, а потребует, чтобы все принадлежащее ему по праву было возвращено ему».

Дадиани обвинили в «возбуждении вражды между классами». Дело обстояло очень серьезно, так как ему грозило шестилетнее тюремное заключение.

Однако еще до этого Дадиани поставил свою пьесу в Батуми.

Полиция не разрешила постановку пьесы. Тогда театр объявил, что она снимается и будет даваться пьеса Насидзе «На жизненном пиру», разрешенная наместником. Но вот отрывок из письма батумской полиции, адресованного военному губернатору Тифлиса:

«Уже один взгляд на приложенную афишу, на которой напечатанное первоначально «Ш. Дадиани» покрыто наклеенной надпиской «I акт – пер. Насидзе», указывает на фальсификацию, а показания свидетелей, что в пьесе «На жизненном пиру» продавались или раздавались отдельные брошюры с портретом Шалвы Дадиани, не оставляют сомнения, что давалась именно пьеса последнего, а не Насидзе».

В 1912 году Дадиани организовал передвижную актерскую труппу «Могзаури даси» («Бродячая труппа»), с которой он много ездил по городам и селам Грузии. Его режиссерскую работу высоко оценивала тогдашняя периодическая печать.

В организации этой труппы большую помощь оказала ему жена – Эло Андроникашвили, женщина, получившая образование в Сорбонне, актриса и детская писательница. Ее рассказы печатались в журналах «Джеджили» и «Накадули». В поездках часто участвовали Л. Месхишвили, актриса Нуца Чхеидзе.

Годы столыпинской реакции почти не отразились на творчестве Дадиани. В то время когда многие видные писатели почти полностью отошли от революционных идей, когда в литературе все большее распространение получал декаданс, Дадиани твердо стоял на позициях реализма и реалистической литературы. Его творчество по-прежнему было проникнуто оптимизмом и верой в конечную победу народа.

В 1912 году Дадиани написал пьесу «Шени Чириме». Она явилась одним из первых значительных произведений критического реализма начала XX века.

Место интеллигенции в жизни, в борьбе. Этот вопрос очень остро стоял на повестке дня тех лет. Деградирующее дворянство, сытая, пресыщенная буржуазия – они составляли верхушку грузинской интеллигенции.

И хотя основной конфликт пьесы – борьба дворянской и буржуазной интеллигенции – автором не решен, в ней с большой убедительностью показано разложение этих «ведущих» классов тогдашнего общества.

Перед самой войной по инициативе Шалва Дадиани было собрано всегрузинское совещание работников театра. Председательствовал на этом съезде Акакий Церетели. В работе совещания участвовали почти все ведущие театральные деятели Грузии. В эти дни было создано Грузинское театральное общество, впоследствии ставшее настоящим очагом грузинской культуры.

С первых дней войны Дадиани выступил как непримиримый противник этого варварского братоубийства.

10 августа 1914 года в статье «Наш путь» он резко отзывается о зачинщиках войны, не обходя и предательство социалистов, которые к этому времени стали министрами в правительствах воюющих стран.

С первых же дней установления советской власти в Грузии Шалва Дадиани встал на сторону восставшего народа. Он включился в работу, справедливо считая, что интеллигенция не может стоять в стороне от великих событий революции.

Однажды вечером на квартиру Дадиани в Кутаисе пришел человек в солдатской шинели и в папахе с красным околышем.

– Вы Шалва Николаевич Дадиани?

– Да, я.

– Следуйте за мной…

По дороге солдат молчал, и Шалва Николаевич долго не мог понять, куда тот ведет его. Они подошли к зданию театра. Оказывается, здесь собрались деятели искусства Кутаиса, которые должны были избрать делегатов на всегрузинский съезд работников искусств в Тифлисе. Солдат – это был политический комиссар армии – ввел Дадиани в зал и предложил ему занять место за столом президиума. Делегатами на съезд избрали Шалва Николаевича и поэта Александра Абашели. Вскоре они выехали в Тифлис, сопровождаемые все тем же комиссаром.

Путь в Тифлис был очень тяжелым. В переполненных вагонах ехали солдаты, люди висели на подножках и буферах, забирались даже на крышу. От Кутаиса до Зестафони (километров шестьдесят) поезд шел три дня. Комиссар оказался находчивым человеком. Он объявил на станции, что везет новое правительство Грузии.

Работой тифлисского съезда работников искусств руководил народный комиссар просвещения Грузии. Начальником музыкального сектора был назначен композитор М. Баланчевадзе, секции литературы – А. Абашели, а театральная секция была поручена Ш. Дадиани.

Старый, дореволюционный театр с его бесконечными интригами, с его непрерывными склоками, погубивший столько дарований, умер. На смену ему должно было прийти новое искусство – молодой Советской республики. Вот за создание этого искусства стал бороться Дадиани на своем посту.

С 1921 года он руководит Народным домом – признанным центром театральной жизни Грузии.

О его работе может рассказать статья из газеты «Коммунист» от 3 января 1923 года:

«В Народном доме, история которого покрыта ореолом славы и заслуги которого золотыми буквами выгравированы на страницах истории грузинского пролетариата, революция началась в 1921 году, а углубилась в сезоне 1922 года, когда всегда молодой Шалва Дадиани собрал вокруг себя молодежь и стал во главе театра. Рутина была побеждена, стоячая вода потекла, замкнутость прекратилась…»

В 1923 году грузинская общественность в торжественной обстановке отметила 30-летие творческой и общественной деятельности Ш. Дадиани. Отметили юбилей и в Москве. На вечере в студии МХАТа от имени коллектива Малого театра юбиляру было передано приветствие старейшего русского актера А, И. Сумбаташвили-Южина. Его приветствие прочла Яблочкина.

Юбилей Дадиани был отмечен во многих городах России: в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Баку. Правительство Грузинской ССР присвоило ему почетное звание народного артиста республики.

Грузия XII–XIII столетия…

Царица Тамар… Тбилисский амир Вардан Дадиани. Рати Сурамели… Юрий Боголюбский – сын русского князя Андрея Боголюбского… Борьба за власть, интриги, соперничество…

Идет заседание государственного совета. Кто будет женихом царицы Тамар? Об этом думают князья и министры, военачальники и советники, старейшины и патриархи. Даже воины, охраняющие покои царицы, задумались над этим вопросом. Вот встает амир Тбилиси и Картли Абуласан:

«Я знаю сына правителя Андрея Великого, князя русского, которому подчинены триста князей русских. Он будет достойным женихом царицы», – так говорит амир, и снова задумываются присутствующие. Да или нет? Но вот поднимаются головы, и Абуласан читает в глазах придворных: «Да. Да… Да…» Он облегченно вздыхает.

Большинством совета одобрено его предложение. Крупный купец Зонкан Зорабабели послан ко двору кипчакского хана, где живет князь Юрий. Он выполнил поручение совета: русский князь вместе со своим воспитателем приезжает в Грузию.

Эти события описаны в историческом романе Шалва Дадиани «Юрий Боголюбский». А вот отрывок из этого романа, сцена помолвки царицы Тамар:

«Прекрасный день праздника Свети-Цховлоба. Стоит ровная, теплая погода.

Только в небе чуть видна сединка облаков. Тамар поднимается на амвон, принимает чашу из рук католикоса, прикладывается к ней. Причащается. Вытирает губы легкой тканью платка, поданного служителем. С чашей в руках поворачивается к молящимся.

Кузьма Русский и Шараган подводят к ней Юрия. Тамар дает ему причастие.

Утандар выдается своей красотой среди придворных. дам.

Томно посмеиваясь, глядит на Юрия:

– Как прекрасен наш царь!

– Не затмил бы красотой Тамар!..

– Далеко ему!..

Перешептываются красавицы:

– Погодите, дайте поглядеть на обоих вместе!

– Да что ты, раньше не видела?

– Нет, он стоял спиной к нам…

Среди иностранцев другая беседа.

– Что это за обычай? – спрашивает один. Поясняют:

– Царю дозволено причащать своей рукой.

Византийцы возмущены:

– Это варварство!

– Что? То, что царь причащает своей рукой?

– Нет, это и у нас принято.

– Что же?

– То, что женщина причащает мужчину.

– Но ведь эта женщина – царь!

– Ну и что же?

– Молчите, не обращайте на себя внимания.

– Пристойны ли эти разговоры в храме!..

Все же один не может сдержать себя:

– Ведь и наш епископ служил сегодня… Если бы что-нибудь противоречило законам церкви, он воспротивился бы!

– А ты думаешь, спросили его?

– Тсс… Тише!

Служба окончилась. Католикос в мантии и с жезлом в руке вышел на амвон. Опершись на жезл, обвел взглядом присутствующих и возгласил:

– Ныне обручается раба господня, царица всея Грузии Тамар и княжич Георгий, сын русского князя Андрея Боголюбского…

Слово «Боголюбский» немного затруднило католикоса. Все же, преодолев его, он продолжал:

– Если заявить имеете что-нибудь против этого союза, заявите. Если знаете что-либо о родственных связях обручающихся или какую-либо иную помеху, заявите.

В ответ – полное молчание.

Только нетерпеливое ожидание благополучного конца, только улыбки на лицах.

Иные думают: «Зачем тянуть понапрасну, ведь уж все давно известно, скорее завершайте дело!»

Но закон и обычаи нерушимы. Священнослужители строго выполняют то, что положено.

Католикос еще дважды повторил сказанное.

Чахрухадзе опять оказался возле Скандиер-Аль-Мулька и шепчет ему:

– Ах, если бы можно было, я бы заявил протест! Причина? Причина та, и та, и та…

Скандиер, до сих пор улыбавшийся, подобно всем, становится серьезным и крепко берет за руку Чахрухадзе, опасаясь, как бы юноша и впрямь не натворил беды.

Чахрухадзе овладевает собой и умолкает. Католикос подзывает к себе обручающихся.

Тамар предстала перед католикосом. После нее Юрий.

Великая тишина. Ни звука. Все прониклись значением этой великой минуты, даже дыхание затаили.

И у католикоса дрогнул голос. С трудом выговорил старик:

– Царица всея Грузии, раба божия Тамар! Желаешь ли быть обрученной с княжичем русским Юрием Боголюбским?

Все нервы напряжены. Томительное ожидание.

Давно ждет этого вопроса Тамар, давно знает и свой ответ. Но неумолимая рука, вновь коснувшись раны сердца, бередит ее…

Нет, нет, она не оскорбит даже мысленно этого святого имени здесь.

Но что делать, если спазмы схватили горло? Если снова проснулась женщина Тамар?

Царица, как ответишь ей? Навеки гибнет женщина Тамар. Не вкусив радости, с испепеленным сердцем? Неужели она лишь жертва, обреченная на заклание?.. Да, жертва всегда обречена… Но, царица, женщина обнимает колени твои… Не отдавай ее этому чужеземцу… пощади ее чистоту… Колени царицы мокры от слез женщины. Или от слез самой царицы?..

«Нет!»

Женщина изгнана.

– Желаю.

В голосе ни дрожи. Он звучит свободно.

Как всегда у Тамар… Пожалуй, только чуть-чуть слабее, чуть тише.

Католикос обращается к Юрию.

– Желаю.

Мягко, как говорят русские, произносит Юрий это грузинское слово.

Улыбка пробегает по лицам присутствующих. Только Утандар, замирая сердцем, твердит про себя: «Дорогой мой!..» «Желаю!» – передразнивает она выговор княжича. «И я желаю – обнять тебя».

Католикосу подали кольца.

Трижды, обменяв кольца, пастырь объявил, что отныне Тамар и Юрий обручены.

И вдруг раздался громовой удар. Грохот сотряс стены собора.

Всех охватил трепет.

Что это?

Гром в октябре?!

Редкое, небывалое явление!

Католикос не растерялся и благословил помолвленных.

Все было кончено.

Обручение совершено.

Еще раз осенив крестом, католикос соединил руки жениха и невесты и, повернув, обратил их лицом к выходу.

Дадиани томится, затененный колонной, и не смеет взглянуть на нее. Не глядит на Тамар. Не глядит, но ее всепрощающий взор настигает его и здесь.

И томит, казнит, мучает…

– О-о, Солнцеликая, божество, божество! – Чахрухадзе в экстазе склоняет колени. Его слова неслышно срываются с губ. – О, верую, боже, верую, ибо в лице Тамар ты явил лик свой!..

– Чиабери!

Снова слышится ясный голос Тамар.

И развязался узел, завязанный в соборе.

Толпа тронулась…»

Еще в 1916 году задумал он этот большой роман из жизни прошлого Грузии и тогда же написал первые главы.

Роман «Юрий Боголюбский», оконченный в 1924 году, явился крупнейшим произведением грузинской исторической литературы. Впервые коснувшись русско-грузинских отношений, Дадиани показал, что еще в те далекие времена грузинский народ стремился к дружбе с Россией.

В 1924 году Дадиани приехал в Москву. В течение двух лет он руководит Домом грузинской культуры и драматической студией, созданной режиссером В. Мчедловым.

Долгое время Шалва Николаевич почти ничего не пишет. Для него наступило время переоценки. То, что было сделано до Октября, уже не отвечает новым требованиям, предъявляемым народом молодой советской литературе.

В 1928 году его поиски привели к созданию комедии «Прямо в сердце», которая явилась первой советской грузинской комедией. Через два года он заканчивает другую пьесу – «Все сойдет» – и в том же 1930 году пишет свою лучшую трагедию «Тетнульд».

Дадиани снова обращается к истории. Его внимание привлекла судьба выдающегося грузинского поэта Николоза Бараташвили. Он пишет трагедию о его жизни. Вскоре появляется в печати новый исторический роман Шалва Дадиани «Урдуми».

В этом романе рассказывается о восстании грузинских крестьян в сороковых годах прошлого века против феодальной аристократии и помещиков. Очень точно написана жизнь крепостных крестьян, которых продавали как товар, обменивали на скотину. Это было время, когда работорговля в Колхиде приобрела невиданный размах. Крестьян вывозили в Турцию. Рынки этой страны были переполнены грузинскими юношами и девушками.

Народ во главе с выдающимся героем Уту Микава поднялся на борьбу с угнетателями. С большой симпатией и уважением написан образ этого легендарного борца. Основная мысль романа: настоящая история создается народом.

Большая общественная работа Шалва Дадиани была высоко оценена народов. В 1937 году его выбрали депутатом Верховного Совета СССР.

Любопытный случай произошел при выдвижении его кандидатуры.

Представитель ЦК партии Грузии тов. Ломидзе пригласил его на избирательный участок.

– Нужно рассказать людям об обязанностях депутата. Вы писатель – у вас это должно получиться, – сказал он.

Ломидзе и Дадиани приехали в колхоз, неподалеку от Тбилиси. Там состоялось собрание избирателей. Шалва Николаевич выступил. Он обрисовал положение в стране, задачи, стоящие перед народом. Просто и ясно рассказал, каким, по его мнению, должен быть народный депутат. После его выступления поднялся колхозник.

– Товарищи, – сказал он, – вы все слушали нашего уважаемого Шалва Николаевича. Сами видите, насколько хорошо он знает депутатские обязанности. Я предлагаю поэтому его кандидатуру в Верховный Совет!

В зале раздались аплодисменты. Дадиани, не предполагавший, что дело обернется так, растерянно оглянулся на улыбающегося Ломидзе. Тот, подбадривая, кивнул ему головой:

– Все в порядке, Шалва Николаевич, я не хотел говорить вам… ЦК поддерживает вашу кандидатуру.

Потом выступали учительница местной школы и комсомолец. Они горячо приветствовали писателя.

Табличка «Депутат Верховного Совета» до конца жизни висела на дверях квартиры Дадиани. К нему шли люди с самыми разнообразными делами.

Вот женщина. У нее большая семья – трое детей, недавно случилось горе – умер муж.

– Помогите младшего устроить в интернат!

Вот мужчина, он очень взволнован.

– Понимаете, я сделал интересное предложение. Маленькая переделка, и конструкция, которую все отвергли, может существовать!

– Так в чем же дело? – спрашивает Дадиани.

– Тянут! – горько говорит изобретатель. – Не верят, не хотят рисковать, понимаете… Я ведь не для себя стараюсь, мне и денег не надо. Сделайте что-нибудь.

– Обязательно!

Вот седой как лунь старик.

– Я воевал в гражданскую… Устанавливал советскую власть… Трудился на фронтах пятилеток: Скажите, могу я молчать, если мой сосед – молодой парень – не работает, не учится? Связался со шпаной… живет один – семья в Квирилах. Шлют ему деньги, думают, что возьмется за ум…

Дадиани записывает, адрес в депутатский блокнот. В этом блокноте осталось немного места…

В своих воспоминаниях Дадиани рассказывает о случае, который произошел с ним на собрании избирателей в Казбеги.

После торжественных речей встал какой-то старик. Лицо его было хмурым. Он долго молчал, а потом обратился к собравшимся со следующими словами:

– Послушайте, дорогие товарищи. Посмотрите на этого человека, – он указал на Дадиани, – вы знаете, кто он? Ведь он бывший князь… Его предки были владетельными феодалами. Они нещадно эксплуатировали своих крепостных. Я радуюсь, что не был крепостным князей Дадиани!..

Собравшиеся удивленно молчали. «Что он говорит? Наверное, этот старик сошел с ума!» Шалва Николаевич сидел в президиуме, низко опустив голову.

Старик снова помолчал и вдруг сказал:

– Так вот, товарищи. Я славлю наше Советское правительство, нашу советскую власть за то, что даже из потомков таких людей оно сделало верных слуг народа! Пусть и дальше трудится наш дорогой Шалва Николаевич для народного блага…

* * *

Большим явлением в современной грузинской литературе стал последний роман Ш. Дадиани «Семья Гвиргвилиани».

В этом многоплановом произведении нарисована яркая картина жизни различных слоев грузинского общества в годы революционного подъема начала XX века.

Роман написан великолепным языком. Очень интересно его композиционное построение, многим главам предпосланы «притоки», в которых автор, обращаясь к вымышленной собеседнице Цибедуль, делится с ней мечтами и планами:

«Цибедуль!

Сейчас, когда я пишу эти строки, в Москве – зима, а в моем романе расцветает весна – легкая, нежная, подобная той, какая бывает в Мегрелии – одном из лучших уголков Грузии. Солнце там ласково кусается в эту пору, заметно меняя вам цвет кожи. Проведите день на лоне природы – и, если вы блондин, к вечеру станете смуглым, а если брюнет превратитесь в араба.