Текст книги "Давайте помечтаем о бессмертье"

Автор книги: Илья Сельвинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

ТРИЦЕРАТОПС

В древнейшем мире, когда потом

Еще и не снился эрам,

Жил на земле трицератопс,

Он был исполинским зверем.

Веками ревел в косматую тьму.

Но время его отлетело…

Чудовище вымерло потому,

Что башка

перевесила тело.

Он в горы унес торжественный вой,

Но в кратер вулкана сверзся.

А я погибаю, друзья, оттого,

Что меня перевесило сердце.

СОНЕТ

В.Усову

Обычным утром в январе,

Когда синё от снежной пыли,

Мне ящерицу в янтаре

На стол рабочий положили.

Завязнувши в медовом иле,

Она плыла как бы в жаре,

И о таинственной заре

Ее чешуйки говорили.

Ей сорок миллионов лет,

За ней пожары и сполохи!

О, если б из моей эпохи

Прорвался этот мой сонет

И в солнечном явился свете,

Как ящерица, сквозь столетье!

1963

БУРЫЙ ДЫМ

Не любил я волос моих бурый дым,

Омрачавший мой смех весенний.

Мне так хотелось быть золотым,

Как Яхонтов или Есенин.

Но золотым я так и не стал.

А время неукротимо…

Зато теперь я блещу, как сталь,

И нет уже бурого дыма.

Но, глядя в зеркало хмурое,

Согласен я и на бурое.

ЛЮДИ ВСЕГДА МОЛОДЫ

Молодость проходит, говорят.

Нет, неправда – красота проходит:

Вянут веки,

губы не горят,

Поясницу ломит к непогоде,

Но душа… Душа всегда юна,

Духом вечно человек у старта.

Поглядите на любого старца:

Ноздри жадны, как у бегуна.

Прочитайте ну хотя бы письма,

Если он, ракалия, влюблен:

Это литургия, это песня,

Это Аполлон!

Он пленит любую недотрогу,

Но не выйдет на свиданье к ней:

Может, старичишка тянет ногу,

Хоть, бывало, объезжал коней?

Может, в битве захмелев, как брага,

Выходил с бутылкою на танк,

А теперь, страдая от люмбаго,

Ковыляет как орангутанг?

Но душа прекрасна по природе,

Даже пред годами не склонясь…

Молодость, к несчастью, не проходит:

В том-то и трагедия для нас.

1964

У МОЛОДОСТИ СОБСТВЕННАЯ МУДРОСТЬ

Не говорите мне о том, что старость

Мудра. Не верю в бороды богов.

К чему мне ум церковных старост,

Рачительных и грузных бирюков?

Их беспощадно бдительная хмурость

В кулак зажмет сердца до покрова.

У молодости собственная мудрость -

Любовь, которая всегда права.

ОДИНОЧЕСТВО

Улетели дети из гнезда.

Вьют свое. Ты больше им не нужен.

Но последний час твой не настал:

Не убит судьбой ты, а контужен.

Вон могилы протянули ноги.

Я шепчу последнее «прости»…

В старости друзей не обрести,

В старости мы часто одиноки.

Не горжусь я мудростью змеи,

Мудрость эта – пятачок разменный.

Вымирают

сверстники

мои!

В этом… в этом что-то от измены.

С ними умирает пламя духа,

Родственного в красках и чертах.

Но остались у меня два друга:

Тихий океан и Чатырдаг.

Стоит только вспомнить мне о них,

Хлынет в душу радостная сила.

Что же я сединами поник,

Даже если смерть меня носила?

Смертный, я бессмертьем обуян!

Кто сейчас мой кругозор измерит?

Молодым мечтаньям не изменят

Чатырдаг и Тихий океан.

О ТРУДЕ

Во многом разочаровался

И сердцем очерствел при этом.

Быт не плывет в кадансах вальса,

Не устилает путь паркетом.

За все приходится бороться,

О каждый камень спотыкаться.

О, жизнь прожить совсем не просто -

Она колюча и клыкаста.

Но никогда не разуверюсь

В таком событии, как труд.

От требователен и крут

И в моде видит только ересь.

Но он и друг в любой напасти,

Спасенье в горестной судьбе.

В конце концов он – просто счастье.

Сам по себе.

О СЛАВЕ

Кто из нас помнит имя

Некоего Мирона?

Некоего Леохара?

А между тем

Один изваял Венеру,

Другой – Аполлона.

Что может быть выше такого забвенья?

О ЛЮБВИ

Любящий многих – знает женщин.

Любящий одну – познает любовь.

Пао-Пао

Есть в судьбе моей женщина,

Каждый раз казавшаяся новой.

Нет, любовь не наслажденщина -

Этого не понял Казанова.

Но и выбрать одну

отныне и присно -

В этом нет еще истины.

Только к закату жизни

Поймешь, кто была Единственной.

«Когда я впервые увидел Эльбрус…»

Когда я впервые увидел Эльбрус,

Эту двуглавую вспышку магния,

Был я мальчишкой. Совсем бутуз.

Но мной овладела мания,

И я шептал себе: «Ничего!

Вырасту – завоюю его».

Когда ж я впервые увидел вулкан

С кровавой тучей над кратером,

Меня не смутил Ключевской великан.

Быть может, в кочевье неоднократном

Я знал его сотни лет назад,

И тундру эту, и это становье…

Вот только чей-то убогий сад

Являл для меня что-то новое.

Когда я, родная, увидел тебя,

Недосягаемую такую,

Кровь моя не вскипела, знобя,

Как если бы встретил другую:

Я сразу понял – ты мне суждена.

В древнем Риме

(чутье порукой!)

Была ты, матрона, моей супругой,

И вот узнал я тебя, Жена!

«Белые розы пахнут снегом…»

Белые розы пахнут снегом,

У желтых роз лучевой аромат,

Махровые с черно-багряным мехом

Чуть-чуть табаком бесовским томят.

Но в розовой розе, в ее пыланье

Недаром томится вздох соловья:

Розовые -

твое дыханье,

Так пахнут только твои слова.

ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ?

В раннем детстве,

Когда я укладывал куклу спать

И покрывал ее одеяльцем,

Мне самому становилось тепло…

Не понимал я тогда,

Что это и есть любовь.

ЛЮДИ, ВЛЮБЛЯЙТЕСЬ!

Влюбленные, вы – миротворный мирт,

Ведь доброта в самой любовной химии.

Влюбляйтесь, люди! Вы спасете мир:

Влюбленные не могут быть плохими.

«Нет, любовь не эротика…»

Нет, любовь не эротика!

Это отдача себя другому,

Это жажда

Чужое сердце

Сделать собственной драгоценностью.

Это не просто ловушка

Для продолжения рода -

Это стремление человека

Душу отмыть от будней,

Это стремление человечества

Лаской срубить злодейство,

Мир поднять над войной.

ВЛЮБЛЕННЫЕ НЕ УМИРАЮТ

Да будет славен тот, кто выдумал любовь

И приподнял ее над страстью:

Он мужество продолжил старостью,

Он лилию выводит среди льдов.

Я понимаю: скажете – мираж?

Но в мире стало больше нежности,

Мы вскоре станем меньше умирать:

Ведь умираем мы от безнадежности.

1961

ЖЕНЩИНЫ РОССИИ

Два образа женщин в России,

Две стрежи в русле одном:

Одни – озорные, лихие,

Все ветхое – кверху дном!

Зубами потащит провод,

Ползя на вражеский дот,

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет.[2]2
  Некрасов


[Закрыть]

Другие дохнут повиликой,

Одурью трав колдовских -

Раздумье шири великой,

Тихость лебяжья в них.

Подымет ресницы – диво!

Улыбка судьбу озарит.

Придет на свиданье под ивой -

Под ивою клад зарыт.

КАКИМ БЫВАЕТ СЧАСТЬЕ

Хорошо, когда для счастья есть причина:

Будь то выигрыш ли, повышенье чина,

Отомщение, хранящееся в тайне,

Гениальный стихи или свиданье,

В историческом ли подвиге участье,

Под метелями взращенные оливы…

Но

нет

ничего

счастливей

Беспричинного счастья.

1965

«Если умру я, если исчезну…»

Если умру я, если исчезну,

Ты не заплачешь. Ты б не смогла.

Я в твоей жизни, говоря честно,

Не занимаю большого угла.

В сердце твоем оголтелый дятел

Не для меня долбит о любви.

Кто я, в сущности? Так. Приятель.

Но есть права у меня и свои.

Бывает любовь безысходнее круга -

Полубезумье такая любовь!

Бывает – голубка станет подругой,

Лишь приголубь ее голубок,

Лишь подманить воркованием губы,

Мехом дыханья окутать ее,

Грянуть ей в сердце – прямо и грубо -

Жаркое сердцебиенье свое…

Но есть на свете такая дружба,

Такое чувство есть на земле,

Когда воркованье просто не нужно,

Как рукопожатье в своей семье,

Когда не нужны ни встречи, ни письма,

Но вечно глаза твои видят глаза,

Как если б средь тонких струн организма

Новый какой-то нерв завелся.

И знаешь: что б ни случилось с тобою,

Какие б ни прокляли голоса -

Тебя с искалеченною судьбою

Те же теплые встретят глаза.

И встретят не так, как радушные люди,

Но всей

глубиною

своей

теплоты,

Не потому, что ты абсолютен,

А просто за то, что ты – это ты.

1939

ОКЕАНИДА

Ты всплыла из моих стихов,

Как наяда из океана,

Ты потянулась ко мне без аркана,

Без сетей, без гигантских сачков.

Это был небывалый случай:

Еще разглядеть меня не успев,

Ты читала стихи нараспев,

Чуть глотая концы созвучий,

Целовала руки мои,

Обнимала мои колени,

И жарко срывались дыханья твои,

Точно паузы стихотворений.

А я смущенно глядел…

На минуту мне стало попросту жутко:

В кругу

таких «взрослых»

дел

Что такое стихи? Шутка.

Несерьезно это – стихи.

Но, оказывается, этой речью

Сквозь лирические пустяки

Я душу соткал человечью.

«Я слоняюсь в радости недужной…»

Я слоняюсь в радости недужной,

Счастье ты мое, моя тоска…

Ничего мне от тебя не нужно -

Ни дыхания, ни шепотка.

Ни твоих ладошек полудетских,

Из которых пил бы я тепло,

Ни полупоклонов ваших дерзких,

Будто мне подаренных назло

Не голубка – ты скорее сокол,

И тебя стрелою не добыть,

Но ведь оттого, что ты высоко,

Женщиной не перестала быть, —

И мое далекое страданье,

Стиснутое, сжатое толпой,

Розой окровавленной в стакане

Будет полыхать перед тобой.

СТАТНАЯ, ГОРДАЯ

Ты проходишь, статная, гордая,

Точно едешь верхом на тигре,

Как вождь, разбитый когортами,

В плену на реке на Тибре.

Твои волосы – хвост этрусский,

Но глаза в затаенном тумане;

Ты всегда улыбаешься дружески,

Но улыбка меня не обманет.

Нет, тебя не ласкала история!

Рождена без удачливой родинки,

Ты хотела, с судьбою вздоря,

Только счастья и славы Родине.

Оттого настаралась, намучилась…

Юность твоя изуродована.

Но не сломлено в женщине мужество,

Потому что за нею Родина.

А как бьется тайное пламя

Подо льдом твоей воли вышколенной,

Когда страшная твоя память

Вдруг возводит бараки, вышки…

Ах, не жалко ни зорь простуженных,

Что как будто и не светали;

Ни во сне этих запахов южных -

Жаль небывших свиданий,

Жалко девичьих губ нецелованных,

Изрекавших слова непотребные,

Яловых баб на дровнях,

Красавиц в гнилом отрепье.

Ты живешь сиротою круглой,

Улыбаясь в пути своем мрачном,

Чем могу оплатить тебе, друг мой,

Боль о навек утраченном?

Для тебя сдвинул горы бы я

Сквозь метели, самумы, вихри.

Ты проходишь, статная, гордая,

Точно едешь верхом на тигре.

«Для всех других ты просто человек…»

Для всех других ты просто человек.

Войдешь – никто не вспомнит о комете.

Вошел, как говорится, «имярек».

Тебя не обнаружат, не отметят.

Но боль моя отметит… Но игла

Вопьется в сердце… Но душа заплачет…

Никто не понимает, что вошла

Стихия женственности в сером платье.

Не понимает эта пестрота,

Что серое -

Ярчайшее на свете

И что вошла ты вовсе не как та:

Что ты вошла, как мое или ветер.

ЗАКЛИНАНИЕ

Позови меня, позови меня,

Позови меня, позови меня!

Если вспрыгнет на плечи беда,

Не какая-нибудь, а вот именно

Вековая беда-борода,

Позови меня, позови меня,

Не стыдись ни себя, ни меня -

Просто горе на радость выменяй,

Растопи свой страх у огня!

Позови меня, позови меня,

Позови меня, позови меня,

А не смеешь шепнуть письму,

Назови меня хоть по имени -

Я дыханьем тебя обойму!

Позови меня, позови меня,

Поз-зови меня…

1958

НОВЕЛЛА О ЗАТЯЖНОМ СНЕ

Что ни ночь – один и тот же сон.

Как я жаждал наступленья ночи!

С чего все это началось?

Однажды,

Когда я шел на службу к десяти,

Мне встретилась в пустынном переулке

Она.

Мы разминулись.

В ту же ночь,

Хоть я совсем о девушке не думал,

Приснилось мне, что я ей поклонился.

Она ответила и улыбнулась.

На следующий день, когда я снова

Пошел на службу к десяти, она

Мне встретилась в пустынном переулке.

Под мышкой у нее была ракетка

В клеенчатом чехле.

Я поклонился,

Но девушка с надменным выраженьем

Откинула головку.

Этой ночью

Мне снилось, будто мы сидели рядом

На голубой скамейке у воды.

Лица я не запомнил, но приметил

Лишь ямочку на подбородке…

Утром

Я снова поклонился ей. Она

По-прежнему откинула головку,

И я увидел ямочку, которой

Не видел наяву.

На этот раз

Мне снилось: девушка сидит на камне,

А я в самозабвении сжимаю

Ее колени, милые колени,

Крутые, как бильярдные шары.

Но больше я не кланялся. К чему?

Ведь эта недотрога все равно

Не обращала на меня вниманья.

С тех пор прошло немало дней. И все же

Все свои ночи проводил я с ней.

Она меня не замечала днем,

Но в полночь приходила, целовала,

Шептала девичьим своим дыханьем

Заветные слова, которых я

Еще ни разу в жизни не слыхал.

Как я был счастлив!

Что за чудо – сон…

Кто мог мне запретить?

Мы с ней, бывало,

Лежали в дюнах у морской губы,

Схватившись за руки, бросались в волны,

Плескались, хохотали – все как люди.

Но утром, утром… В переулке снова

Она любимая. Пройдет, не глядя

И даже отвернувшись. Белый свитер,

Такой пушистый… Клетчатая юбка…

На каучуке желтые ботинки…

А я? Я думал: «Знаете ли вы,

Что вы – моя? До трепета моя!»

Ушли недели, месяцы ушли.

И вдруг в один из августовских дней

Она прошла в кровяно-красном платье

И на руках

несла ребенка

в сон…

Теперь она приснилась мне женой,

А мальчик… Он, конечно, был моим.

И вот тогда-то среди бела дня,

Когда я шел на службу… И она…

Я вдруг остановился перед ней,

Как бык пред матадором, – будь что будет! —

И чувствовал, как на моем лице

Все мышцы заплясали, точно маска…

«Я больше не могу! – вскричал я зычно,

И переулок отозвался гулом.-

Поймите, больше не-мо-гу!»

Она

Испуганно взглянула на меня

И шепотом ответила:

«Я тоже…»

«Я мог бы вот так: усесться против…»

Я мог бы вот так: усесться против

И всё глядеть на тебя и глядеть,

Всё бытовое откинув, бросив,

Забыв о тревожных криках газет.

Как нежно до слез поставлена шея,

Как вся ты извечной сквозишь новизной.

Я только глядел бы, душой хорошея,

Как хорошеют у моря весной,

Когда на ракушках соль, будто иней,

Когда тишина еще кажется синей,

А там, вдали, где скалистый проход, —

Огнями очерченный пароход…

Зачем я подумал о пароходе?

Шезлонг на палубе… Дамский плед…

Ведь счастье всё равно не приходит

К тому, кто за ним не стремится вслед.

1961

«Когда я был молод…»

Когда я был молод,

силен,

и была у меня улыбка,

завораживающая женщин,

я никогда не читал им

своих стихов.

Я находил, что такое средство

ниже достоинства моей музы.

Но сейчас,

когда я очень устал,

и улыбка моя

может выразить только неудавшуюся жизнь, —

ради вас, дорогая,

я иду и на это…

Мне стыдно,

но я читаю

старые свои баллады,

в которых осталось что-то

от виолончельного тембра,

каким когда-то

была полна моя грудь.

ИЗ ПОЭТА ИКС

Ангел мой… Любовь моя тайная…

Снова слышу твои шаги.

Не ходи ко мне, золотая моя,

Сохрани себя, сбереги.

Для тебя я – бог Микеланджело,

Но во мне сатаны стрела,

Когда демон целует ангела,

Он сжигает его дотла.

«Счастливый не слышит природы…»

Счастливый не слышит природы,

Счастливчику не до того:

Бедняга из той породы,

Что слышит себя одного.

Но тот, кто ушиблен жизнью,

Но тот, кто обижен судьбой,

Кто в битве кровью брызнул,

Кто жертвовал собой,

Тот, подымаясь над роком,

Оленя на всем ходу

Поздравит с четвертым отрогом,

Что вырос в этом году.

О, если бы кто из косных

Заметил, как снег шевеля,

Купаются соболи в соснах,

Одетые в соболя!

Но нет! Он в величии глупом

И в обществе, как среди пней…

Чем больше природу мы любим,

Тем к человеку нежней.

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

На крышах снег, на деревьях снег,

Вообще, на дворе февраль,

Но «Вечерка» чирикает о весне,

И пахнет крымская даль.

И мы за семейным чаем

Благоговейно читаем:

«В Подмосковье трещат морозы,

На лету замерзают галки,

А в Ялте растут мимозы,

А в Мисхоре цветут фиалки».

Конечно, расстояние далекое:

Не для нас грабины и тополи…

Но родина – понятие широкое,

Очень широкое. И теплое.

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ВЕСНА?

Хоть громко распевает зяблик,

Хоть песни ввысь вознесены,

Весну знобит меж веток зяблых,

Ей лед уже прописан в каплях,

И все же нет ее, весны.

Недаром азбукою Морзе

Пророчит дятел недород.

Напрасно бедный зяблик-мерзлик

Бодрит свой маленький народ -

Кружит пурга невпроворот.

В снегах промчалась электричка…

Но что это за перекличка?

Трепещет свистик на весу.

Ах, это пеночка-весничка

В названье принесла весну.

КУСТЫ СИРЕНИ В МАРТЕ

Бурые и сухие, как розги,

Вблизи они те же, что в ноябре,

Но издали – будто в небрежном наброске

Зеленым пятном предвещают апрель.

Опять подхожу все ближе, ближе -

И снова розги да бурый тон;

А издали – снова кустарник рыжий

Зеленоватым мазком оттенен.

Что это? Наше предчувствие? Или

Плакатный рефлекс черно-синей сосны?

А может быть, безо всяких стилей,

Просто-напросто чудо весны?

ЭТО НАДО ЛЮБИТЬ

Где часовенка в травах колючих -

Из земли выбивается ключик.

Ему хочется речкою быть.

Он бежит от креста и клуни,

А на нем пузырятся слюни…

Это тоже надо любить.

ОДА ВОДЕ

Люблю я воду. Ведь она живая!

Послушай, как грассирует ручей,

Когда весною, скорость развивая,

Он осуждает карканье грачей.

А как порой гремит вода из крана,

Тарелки разбивая в прах и пух!

Я слышу в ней военный стих Корана

В ответ на бормотание стряпух.

Вода, вода… Во-первых и в последних,

Она твой друг, какую ни возьми!

Вода – великолепный собеседник,

Когда нельзя поговорить с людьми.

О СИНИЦАХ

Вот вы говорите – синица,

Синицу любой назовет.

Но вам, друзья, и не снится,

Какой это пестрый народ:

Синица с хохлатой головкой

(Ее «гренадеркой» зовут),

Черная с ней «московка»

У гнездышка тут как тут.

«Пухляк» – у него привычка

В дудочку во весь дух!

«Лазоревка», дивная птичка,

Нежно-небесный пух.

Вглядитесь в их милые лица:

Различны они? Вот-вот.

А вы говорите: синица.

Синицу любой назовет.

ВЕСЕННЕЕ

Весною телеграфные столбы

Припоминают, что они – деревья.

Весною даже общества столпы

Низринулись бы в скифские кочевья.

Скворечница пока еще пуста,

Но воробьишки спорят о продаже,

Дома чего-то ждут, как поезда,

А женщины похожи на пейзажи.

И ветерок, томительно знобя,

Несет тебе надежды ниоткуда.

Весенним днем от самого себя

Ты, сам не зная, ожидаешь чуда.

1961

ПЕСНЯ (Есть на севере, на юге)

1

Есть на севере, на юге

И кедрач и бересклет,

Есть там падубы да буки,

Но богаче дуба нет.

Ты стой за дубок, —

Дубок в землю глубок.

2

Он привольный, он обильный,

Где Россия, там и свой -

Белый, каменный, чернильный,

Водяной ли, боровой.

Ты стой за дубок, —

Дубок в землю глубок.

3

Ничего-то не страшится,

Не согнешь его в дугу,

Леший в дуплах копошится,

Сирин-птица на дубу.

Ты стой за дубок, —

Дубок в землю глубок.

4

И за эти-то за дупла,

За твои легенды, дуб,

Мы с боями шли за Дубно,

Дубоссары, Стародуб!

Ты стой за дубок, —

Дубок в землю глубок.

5

Не красны дубы в дубраве,

Коль песок на них летит.

Не житье тому в державе,

Кто на сторону глядит.

Ты стой за дубок, —

Дубок в землю глубок.

ПЕСНЯ (Вот яблоня в цвету)

Вот яблоня в цвету -

И пахнет вся долина.

Пчела, как мандолина…

А мне невмоготу…

Ты как снежком объята,

Хоть ливень льет ливмя,

Ты серебром богата,

Красавица моя.

Но знаю: будет время -

И ты опустишь бремя

Рачительных плодов.

Я к этому готов.

Но жалко в дебрях сада

Вот этого снежка…

Повремени! Не надо!

Не торопись пока!

Не стоит, пригорюнясь,

Облетывать, шурша:

Ты хороша, как юность,

Как юность, хороша!

ПЕСНЯ (Шла лужайка под уклон)

Шла лужайка под уклон,

Шел и я по той лужайке;

На лужайке – старый клен,

Старый клен в зеленой майке.

Поклонился я ему.

Отчего? Не понимаю.

То ли клену, то ли маю,

То ли миру самому…

Только вдруг мой старый клен

Весело взмахнул кудрями,

И пошел в полупоклон,

Подбоченившись ветвями.

То корнями в переплет

И налево и направо -

То вдруг «барыней» плывет,

Будто писаная пава.

Что за чудо во бору

В этот дивный день весенний?

Я ж второе воскресенье

В рот хмельного не беру…

А веселый милый клен

Так и ходит, так и машет!

Эх, ребята… Кто влюблен,

Для того и клены пляшут.

РАННЯЯ ОСЕНЬ

Нежно-белокурая береза

Чуткой дремой заворожена.

Листьев ее солнечная бронза

Ранним снегом запорошена.

Но порой от ледяного пуха

Затрепещет и едва-едва,

Более для сердца, чем для слуха,

Бубенцами зазвенит листва.

Я подумал, прошлое листая,

Что и ты в сентябрьскую тишь

Под морозцем ранним, чуть седая,

Все же теплым золотом звучишь.

ОСЕНЬ

Золотая звонница березы

В черных елях словно бы в скиту.

Я впиваю, погруженный в грезы,

Бледно-голубую высоту.

Хочется отшельником побыть,

С думами собраться на досуге,

Вспоминать приятное о друге,

О врагах на время позабыть.

Не за то ли осень нам мила

(Хоть и дни становятся короче),

Что, витая вне добра и зла,

Чувствуешь себя таким хорошим…

Но и быт своей огромной глыбой

Входит в мир святошей и предтеч:

Осень пахнет баней, пахнет рыбой,

Золотым загаром женских плеч.

ЗИМА В ПОДМОСКОВЬЕ

Деревья зимой в обновах,

Чтоб мир лесной не продрог:

Березы в шубках песцовых

Гуляют у всех дорог.

Осинки в пушных горностаях

Туда же за ними скорей

Под щебет зимующих стаек

Синиц, щеглов, снегирей.

О милые наши пичуги!

Покуда мы ждем соловья,

Вы с нами встречаете вьюги,

Хоть вам не хватает червя.

Есть лирика в ваших вздохах:

Щебечете вы,

дабы

В беломедвежьих дохах

Мечтали о лете дубы.

СНЕГ, СНЕГ!

Снег облагораживает мир.

Пышносеребристые сараи -

Это ведь хоромы братьев Гримм.

Частокол во льду, как самураи.

Ни весной, ни летом, даже в осень

Частокол не тронет наших душ -

Просто-напросто их сорок восемь,

Стареньких штакетинок у груш.

И сараи тоже… Так же ветхи,

Съедены червями их венцы,

Нет на крышах сахару, а с ветки

Больше не свисают леденцы.

А натуралисты свищут сплошь

Всем поэтам, чей волшебный гений

Возвышает простоту явлений,

Словно в этом возвышеньи – ложь,

Словно только серое пятно

Может быть художественной правдой.

Ах, снежок, не слушай! Падай, падай,

Разрисуй природы полотно.