Текст книги "Тёмные времена. Звон вечевого колокола"
Автор книги: Илья Куликов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Праздничный пир
После крещения княжны Марии все гости и дружинники сели пировать в княжеских палатах. Простому люду было выставлено также немало угощений, хотя желающих отведать их было немного. Дмитрий и Анна выслушивали поздравления и принимали по этому случаю подарки от князей и бояр.
Князь Дмитрий Александрович не был зол на простой люд своего города. Куда большую злобу вызывал боярин Фёдор Дмитриевич, руку которого он видел с подсказки боярина Афанасия Ярополковича. Боярин Афанасий за несколько часов до пира сообщил, что с помощью пыток добился признания от того самого негодяя, который оклеветал княжну Марию. Тот сказал, что действовал по научению боярина Фёдора Дмитриевича. Старик скончался после пыток.
После того как закончилась основная часть торжества, княгиня Анна и княгиня Устинья Даниловна покинули пирующих. Их примеру последовал и Даниил.
Полился рекой хмельной мёд, заплясали скоморохи. Теперь уже каждый не стесняясь во хмелю говорил, что хотел. Скоморохов, которых не очень привечала княгиня Анна, охотно позвал к своему столу князь Дмитрий Александрович. Князья Дмитрий и Андрей, а также княжич Василий, забыв о недавней ссоре, обсуждали поход на Новгород.
– Я, брат, поведу на Новгород две тысячи ратников! Вот сейчас дочь крестил и двину рать, – пьяным голосом говорил совсем захмелевший Дмитрий Александрович.
– М-м-м, – отвечал не менее пьяный Василий, – а возьми меня с собой… Как под Раковор. Мы храбро тогда бились, а, Дим?
– А чего не взять? Коли сам просишься, давай возьму, – отвечал Дмитрий. – А ты, Андрюш, на Нов… город пойдёшь?
– Нет, – отвечал абсолютно трезвый Андрей, который к хмельным напиткам особо не тянулся, – Новгород не меня прогнал, а Юрку Паскуду, и за дело. Пусть они рати свои и ведут.
– Так ведь он брат наш двоюродный, – говорил Дмитрий Александрович, – а знаешь, его мать мне супротив тебя союз предлагала. Хочет Нижний Новгород.
– А ты чего? – спросил Андрей.
– А чего я, – заплетающимся языком продолжал пьяный вусмерть Дмитрий, – я сказал, что не пойдёт. Ты мне брат, и я тебя люблю, Андрейка.
Дмитрий встал и обнял сидящего рядом с ним брата. Андрей усадил Дмитрия на место. Князь Городецкий, конечно же, понимал, что Устинья Даниловна, так неожиданно вылезшая из забытья, попробует вбить между ним и братом клин. А судя по тому, что Анна Мстиславовна, жена брата, скорей всего, будет супротив него, то Устинье это, может, и удастся. Не сразу, но со временем. Оставалось только одно. Самому стать великим князем. Но на пути к этому есть три препятствия: Василий Костромской и два брата, Дмитрий и Василий.
– Андрюш, – начал пьяный Василий, – а давай помиримся! Не хочу я с тобой ссору иметь. Нам, Александровичам, надо быть как кулак.
Сказав это, Василий показал всем кулак.
– Если мы вместе, то мы сила, Андрюш! Могучим ударом сокрушим любого, а поодиночке, – говоря это, княжич Василий распустил руку, – просто кисель. Выпью чару за единство!
– За единство!
Княжич Андрей пригубил кубок с вином. Бояре тоже совсем все опьянели и вели себя уже не так чинно, как в начале пира. Все начинали хвастаться своими ратными заслугами. Князь Андрей был одним из немногих трезвых на пиру. Князю было скучно слушать пьяные речи братьев и бояр, и он приметил человека, который сохранял так же, как и он, трезвый рассудок.
Князь Андрей Александрович встал из-за стола и подошёл к нему. Трезвым был крёстный дочери князя, боярин Алексей Перо.
– Чего не пьёшь хмельного, боярин? – спросил его князь Андрей.
– Да не хочу, чтобы наутро голова кружилась, а главное, есть у меня одно подозрение, князь, что может пир этот добром не кончиться.
– Ты о чем вещаешь, боярин?
– А о том, что простые люди княжну Марию бесом считают и гостинцев княжеских не берут. Не ровён час, поднимут восстание, а вся дружина князя пьяна.
– И что делать тогда думаешь, боярин?
– Я сам трезв, и у меня в случае чего есть сотня ратников, которые смогут сдержать народ. А самое главное, князя надо будет увести.
Андрей помолчал и затем сказал уже полушёпотом:
– Сегодня народ не поднимет восстания, так как тот, кто подбивает их на это, должен быть здесь. Кто, не ведаю, но точно знаю, что здесь. Ты смотри, боярин, чтобы никто из пирующих к себе не ушёл. А коли пытаться начнёт, то скажи, что тебе князь Дмитрий велел его на ночь оставить.
Андрей понимал, что в своё время возникший ниоткуда слух о бесплодии княгини Анны Мстиславовны теперь едва ли умрёт. Разумеется, кто-то из бояр постарается воспользоваться этим. Основной целью этого боярина должно быть подложить под князя свою дочку, отправив в монастырь Анну Мстиславовну.
Поход на Новгород
Сразу после крещения княжны Марии Дмитрий Александрович и Василий попрощались с братьями Андреем и Даниилом и повели рать в поход. Дмитрий вывел своих воинов на неделю позже, чем договаривались, и поэтому вынужден был спешить.
Покинув стены Переславля, он словно ожил. Город давил на него, и князь Дмитрий не мог быть там самим собой. Сейчас же всё было по-другому. Его рать двигалась по снежной дороге, а он вместе с братом Василием неустанно объезжал своих ратников. С кем-то он обменивался приветливым словом, а кого-то ругал.
Алексея Перо Дмитрий с собой в поход не взял, оставив его в Переславле. Впрочем, Алексей едва ли от этого расстроился. Ратники шли на Новгород неохотно, так как это был поход против православных и соплеменников. Участие в таком походе едва ли добавляло чести, и подобными заслугами едва ли можно будет похвалиться.
– Дим, а скажи, – спросил князя Переславля княжич Василий, – а если новгородцы позовут ливонцев, мы выстоим?
– Не думаю, что в Новгороде об этом думают. Скорее они сейчас будут искать себе защитника на Руси и пытаться втянуть его в междоусобную брань. Мы прольём кровь и ослабнем, а именитые люди Новгорода после этого предпочтут победителя.
– Интересно мыслишь, брат, – задумчиво сказал Василий, – а мне кажется, что в Новгороде нет единства, а посему они вместо того, чтобы сами искать князя на Руси и развязывать кровавую междоусобицу, будут ждать, что князь сам их найдёт, или пойдут под руку Ордена.
– Едва ли они смогут пойти под руку Ордена, так как в первую очередь против этого будет простой люд – православные.
– А почему бы тогда Новгороду не позвать на княжение Довмонта Псковского? – спросил Василий.
– Если Новгород позовёт на княжение Довмонта, то может получиться, что Новгород подчинился Пскову, который, как я понимаю, и так теперь стал весьма самостоятельным. Нет, именитые люди Новгорода едва ли захотят терять свой вес на земле Новгородской и тем более передавать его Пскову.
– Это верно, – согласился Василий, – именитые люди Новгорода едва ли захотят своей властью делиться.
Впрочем, ратники Дмитрия Александровича шли к Новгороду достаточно быстро и вскоре соединились со смоленскими князьями. На Новгород пошёл сам великий князь Смоленский Глеб Ростиславович и княжич Константин Ростиславович, супруг их сестры.
Шёл февраль. Ударили страшные морозы. Рать пришлось остановить, так как лютый холод не давал ратникам идти. Впрочем, это было едва ли помехой для всего похода. Несколько дней ратники отогревались, разбив лагерь, а после продолжили путь.
Водить рати зимой было намного легче, чем летом. Конечно, иногда приходилось пробиваться в снегу, но это было куда проще, чем лезть вперёд по пояс в болотной жиже или же сквозь бурелом и заросли, когда коней облепили кровососущие насекомые и они едва слушаются. К морозу ратники были привычные, и ночевать под открытым небом зимой они были обучены. Обмороженных и замёрзших в рати не было и быть не могло.
Главное в таком походе было, чтобы никто не отбился и не отстал, так как в этом случае человек был бы обречён. Ежедневно князья пересчитывали всех своих ратников, но отставших не было. Хуже бывало, если шло большое войско с множеством ополченцев. Тогда отставшие были, и приходилось искать их, так как если человек оставался один зимой в неизвестной и незнакомой ему местности, то едва ли мог продержаться неделю. А в остальном рать шла весело. Нередко ратники затягивали песни, некоторые из которых были весёлыми и потешными, а некоторые были полны великой русской печали. Поющие люди быстро согревались и шли бодрее.
Князья нередко тоже присоединялись к поющим, и в этот момент казалось, что они, как в стародавние времена, ещё до принятия князем Владимиром Святым христианской веры, простые предводители дружины, и их правление скорее заключается в воинской службе стране.
Уже скоро Дмитрий Александрович должен был привести рать к тому месту, где он договорился встретиться со своим дядей.
Новгородская паника
Гремел вечевой колокол, и простые люди Новгорода спешили на его звон. Посадник Павша Ананьевич и бояре также спешили на вече. В том, что колокол зазвонит, Павша Ананьевич даже не сомневался, так как видел, что в городе появились и смерти от голода, и ужас перед грядущей расправой, которую намеревался учинить над Новгородом великий князь.
– Новгородцы, – обращался к собравшимся Ефим Ануфриевич, старый человек, заслуживший любовь и признание народа, известный своей честностью, а самое главное, являющийся простым гражданином Новгорода и никогда не искавшим боярства, – нас лишили хлеба насущного, мы умираем от голода, а в это время на складах у бояр и купцов его столько, что можно накормить всех от мала до велика! Бояре! Где ваше человеколюбие? Новгородцы! Почему не смотрите и не видите, как наживаются на смертях наших?
– Истина, – поддержал Ефима Ануфриевича Павша Ананьевич, – хлеб для кого-то стал просто наживой, новгородцы, и теперь кто-то карманы себе набивает!
– Да ты стыд поимей, Павша Ананьевич, ведь большую часть хлеба твои люди и скупили! – закричал ему боярин Роман Константинович.
– А это чтобы вам, жадным рожам, не дать совсем беде совершиться, – отвечал Павша Ананьевич, который понимал, что он и так достаточно нажился, а раз уж зазвучал вечевой колокол, то лучше быть с народом, чем против его, – движется на нас, новгородцы, поганец Юрка Паскуда с великим князем Ярославом Ярославичем! Принудил нечестивый князь к походу Смоленск, Дмитрия Александровича и много кого ещё! Великий князь объявил себя врагом Святой Софии и хочет уже не только вольницу нашу уничтожить, но и стереть с лица земли Отца Городов Русских! Я скупил хлеб, чтобы в случае, если осаду придётся держать, было чем питаться нам!
– Любо! Любо!
Ефим Ануфриевич посмотрел на посадника. Простой мужик никак не мог понять, в чём обманывает его посадник, но чувствовал ложь.
– Новгородцы, хлеб у бояр на складах мыши едят, а у меня в соседнем доме вчера дитя малое похоронили, так как не выдержал голодного времени младенец! Что же это такое творится! Мы не только осаду не выдержим, но и до весны не дотянем!
– Дотянем, – закричал Павша Ананьевич, – если сегодня же заберём весь хлеб и передадим его мне. Я поставлю людей, чтобы выдавать хлеб на семьи, а там пусть делят!
– Любо!
– А чтобы бояре не попрятали, так пойдём и возьмём хлеб! – продолжал посадник. – А коли какой богач хочет купить себе хлеб выше нормы, то пусть покупает его у меня в пять раз дороже, чем он сейчас! На средства эти я рать буду собирать, чтобы устоял Новгород!
Народ ревел, требуя хлеба и справедливости. Павша Ананьевич понимал, что только жертва может успокоить простой люд, и продолжил:
– Вон он стоит, главный наш мучитель! – сказал Павша Ананьевич, указывая на боярина Себеслава Игоревича. – Он женился на дочери моей, новгородцы, и хотел использовать это, чтобы глаза я свои на преступления его не открывал! Не бывать этому. Покарай его, народ!
Толпа стащила боярина Себеслава Игоревича и принялась бить и топтать его, а кто-то и вовсе размозжил ему голову топором.
– Сдохни, кровопивец! Сгори в аду, мучитель! – кричал простой народ, пиная уже мёртвого боярина.
Павша Ананьевич, глядя на смерть своего зятя, про себя отметил, что бесстыжий это был человек и, наверное, вправду уготована ему геенна огненная. Дочь придётся в монастырь отдать. Но что поделаешь, такова жизнь. В противном случае Себеслав Игоревич начинал слишком много себе позволять.
– Новгородцы, – закричал Ефим Ануфриевич, – посадник-батюшка, так пойдём и заберём весь хлеб и давай рать собирать! Я сам за родной город встану.
– Спасибо тебе, Ефимий! – отвечал Павша Ананьевич, который теперь с замиранием сердца прикидывал, какие барыши сулит ему хлебная торговля, если простой народ сам согласился на то, что цена на хлеб для богатых ещё вырастет. Бедные всё равно купить его себе не смогут позволить. Главное, чтобы не перепродавали.
– Новгородцы, а чтобы не было такого, что кто-то решил на брюхе своём сберечь и хлеб обменять на какую-либо вещь, то норму он должен в присутствии чиновника и съесть. А больным хлеб будет носить чиновник с двумя свидетелями. А ежели кто нападёт на этих людей, то будет казнён. Сварен заживо в котле, чтобы не хотел ради своего брюха других обделять!
– Любо, посадник-батюшка, любо!
– Ну так пойдём и заберём хлеб, новгородцы, а после раздадим и поделим всё и будем каждый день выдавать!
– Любо! Посадника нам Господь послал! Храни тебя Бог, Павша Ананьевич!
Письмо Василия Костромского
Павша Ананьевич между тем прекрасно понимал всю сложность положения, в котором оказался Новгород. Несмотря на то что после вече и изымания хлеба люди в этот раз разошлись по домам сытые и добрые, Павша Ананьевич понимал, что эта мера крайне временная. Оказалось, что в городе продовольствия всего на три недели, и это если ввести крайне скудные пайки. Правда, был ещё хлеб, который припрятал сам посадник, но в мыслях Павши Ананьевича он должен был пойти исключительно на продажу.
Впрочем, Павша Ананьевич понимал, что великий князь с ратью придёт под Новгород намного раньше, чем кончится продовольствие. Не то что о сборе рати, но даже о выборах тысяцкого речь не шла. Ни один боярин не хотел взять на себя ответственность и вступить в эту должность. Едва заходила речь о месте тысяцкого, как тут же все отводили глаза и отказывались от подобной чести. Павша уже подумывал назначить тысяцкого из простого люда, но понял, что самое первое, что сделает этот тысяцкий, – это начнёт искать мира с великим князем, а это скорее всего кончится для Павши Ананьевича казнью.
По городу шли слухи, что великий царь и хан дал бывшему тысяцкому Ратибору огромное войско и что с ним он движется прямо под стены Новгорода. К концу зимы город ждут крупные изменения.
Из безвыходного, как уже казалось, положения выход нашёлся сам собой. В один из мрачных зимних вечеров, когда посадник подсчитывал прибыль от проданного сегодня хлеба и помышлял о том, что надо бы вовремя со всеми сбережениями покинуть Новгород и начать новую жизнь где-нибудь в Ливонии, к его терему прискакал отряд ратников.
Павша Ананьевич вышел их встречать. Перед посадником был не знакомый ему ранее боярин. Тот поклонился ему и обратился с давно заготовленной речью. Вокруг отряда собралось немало народа, так как всех интересовало, какие вести принесли эти ратники.
– Князь Василий Ярославович Костромской передаёт вам, новгородцы, такие вот слова. Брат князя моего идёт к вам с полками большими и ведёт с собой силу татарскую. Но не бойтесь, Святая София есть и моя отчизна. Я готов служить ей и вам. Кроме того, я привёз в город много хлеба и иного продовольствия из Костромского княжества. Её, новгородцы, дарит вам князь Василий Ярославович и передаёт, что не может без слез слышать о том, что православные умирают от голода.
Павша Ананьевич пригласил боярина к себе в терем, а простой люд тут же приветствовал его радостными криками. С одной стороны, можно было обрадоваться, но с другой стороны, появление хлеба мешало Павше Ананьевичу заполучить немалую прибыль и спокойно покинуть Новгород, чтобы кончить свою жизнь в дальних странах, ни в чём не нуждаясь. Посадник последние несколько дней назад даже начал учить язык ливонцев. С другой стороны, если князь Василий Ярославович готов вмешаться в дела новгородские, то вполне возможно, великий князь Ярослав так и не добьётся успеха.
Посадник Павша Ананьевич и боярин Фёдор Ростиславович, посланник князя Василия Ярославовича, остались наедине.
– Ну, давай познакомимся с тобой, посадник. Меня зовут боярин Фёдор Ростиславович, я тесть князя Василия Ярославовича.
– Это того, что в народе прозвали Квашнёй? А да, знаю. Есть такой брат у Ярослава. Сколько ратников сможет привести он к Новгороду? Двести или триста?
– Не спеши с выводами, посадник. Василий Ярославович – следующий, кто станет великим князем, а посему думаю, что и Новгород должен об этом задуматься.
– Новгород бы задумался, если бы Ярослав Ярославович был при смерти, а он здравствует назло врагам.
– Это он пока здравствует, посадник. Василий уже поехал в Орду, и, думаю, вскоре наступят большие изменения.
– О чём ты, боярин?
– Если Новгород сможет продержаться какое-то время, то, скорей всего, великий князь Ярослав Ярославович закончит своё правление.
И посадник, и боярин долго и пристально смотрели друг на друга.
– То есть ты, Фёдор Ростиславович, предлагаешь нам немного подержаться, а дальше придёт помощь? Это, конечно, всё неплохо, но скажи мне мой интерес? Против Ярослава с его ратью, которая будет здесь меньше чем через три недели, я не выстою.
– А ты к народу обратись! Сытые они куда больше свои вольности любят. И к тому же пусть они верят, что князь Василий приведёт сюда рать и править будет по справедливости.
– Неплохо придумал, боярин, только ты про мой интерес ничего не сказал.
– А что, сможешь жить потом припеваючи в Новгороде, ни в чём не нуждаясь, когда Василий к власти придёт. Посадничество передашь верному человеку, а сам заживёшь, словно князь!
Павша Ананьевич пораскинул мыслями и понял, что, может, так даже будет лучше. Только посадничество он передавать никому не собирался. А в крайнем случае можно будет и с Ярославом Ярославичем договориться. Это уж зависит от того, как обстановка сложится.
– Ну, боярин, спасибо тебе большое за помощь и князю твоему спасибо. Если он и татарскую рать от нас отведёт, то думаю, что Ярослав Ярославович едва ли сможет нами овладеть.
Князь Василий Костромской и хан Менгу-Тимур
Князь Василий и великий царь и хан встретились в Сарае. Василий понимал, что, несмотря на то, что встреча проходит в шатре, перед ним стоит уже не грозный кочевник, а хитрый политик, который также понимает, что только одной силой Русь, которая набирает мощь, почти невозможно удержать.
– Великий царь, – говорил князь Василий Ярославович, – Ратибор, новгородский тысяцкий, вводит тебя в заблуждение, рассказывая, что новгородцы не хотят платить чёрный бор. На самом деле ситуация совсем иная. Народ Новгорода восстал против великого князя по вполне справедливым причинам. Прошу тебя, великий царь, верни воинов своих!
– Князь, ты действительно думаешь, что я послал свой тумен только за данью? Скажу тебе честно, мне всё равно, откуда великий князь собирает мне дары. А вот мои ратники должны напомнить на Руси, что дружба с монголами ей необходима.
– А что будет, если Новгород разобьёт твоих воинов? Эта вера исчезнет. В Новгороде в случае сечи выведут почти тридцать тысяч ратников, а если в дело вмешается Орден, то и более того.
– Князь, Орден сейчас слаб. Едва ли новгородцы смогут одолеть моих конников.
– Смогут, великий царь! Ратники, которых ведёт Ярослав, не хотят биться против новгородцев, да и во всех союзниках Ярослава я бы на твоём месте не был уверен. Не ровён час, князь Дмитрий и смоленские князья встанут на сторону Новгорода супротив твоей рати, вот тогда ты точно потеряешь свой тумен.
– Тогда я, князь, пошлю туда пять туменов.
– Да, великий царь, и окажешься втянут в большую войну.
Великий царь пристально посмотрел на русского князя. Конечно, князь Василий Ярославович, по всей видимости, понимает реальное положение дел, иначе не говорил бы столь дерзко. Чувствуют на Руси, что пошатнулось многое внутри самой Орды, вот и дерзят. Но голос разума, даже если он звучит дерзко, стоит послушать.
– Твоё предложение, князь?
– Верни тумен назад и скажи, что это я тебя уговорил. Призови Ярослава Ярославовича сюда к тебе. Обратно он вернуться не должен, как и мой старший брат Александр в своё время. Великим князем стану я, и тогда ты сможешь подчинить своей власти и Смоленского великого князя и Литву, не боясь, что в это время Владимир поднимет против твоих баскаков восстание или выступит на помощь им.
– А можно ли верить твоим словам? Ведь даже в своём народе тебя зовут Квашнёй.
– А мой интерес в том, что лучше уж быть под твоей властью, великий царь, чем однажды перейти под власть своих племянников или князей смоленских. Ты правильно сказал, великий царь, в своём народе я прозван Квашнёй из-за того, что никогда не спешу действовать. Мне лучше, чтобы всё оставалось так, как есть.
– Можешь не сомневаться, что я понимаю, о чём ты говоришь. Я ценю, что ты прямо говоришь о своих интересах, не забывая о моих.
– А чтобы доказать мою верность, прими от меня дары эти, великий царь и хан.
Князь Василий позвал своих людей, которые внесли различные дары. Менгу-Тимур улыбнулся. Князь Василий постарался, нечего говорить. Видно, что к этой встрече князь Костромской готовился не один день. Плохо было то, что люди, которые вынашивают столь долго свои планы и которые умеют взвешивать каждый свой поступок, могут быть по-настоящему опасными.
– Ты неглуп, князь, а поэтому я думаю, что великий князь из тебя получился бы неплохой. Но есть тут одна проблема. Ярослав Ярославович может не прийти ко мне в Орду.
– Великий царь, независимо от того, чем закончится дело у Ярослава с Новгородом, он обязательно вызовет меня к себе и потребует ответа. Я перед ним повинюсь и предложу отказаться от своих прав на великое княжение. Этим я уговорю его ехать к тебе вместе со мной самому, чтобы утвердить на Руси новую систему наследования. По ней его наследником стать должен буду не я, а сын его Святослав. Ради того, чтобы скрепить это всё ханской грамотой, великий князь поедет к тебе с большими дарами.
– Я буду рад такому течению событий, князь.
