Текст книги "Тревожных симптомов нет (Сборник рассказов и повестей)"
Автор книги: Илья Варшавский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– А теперь, – сказал он, – юбиляра будет приветствовать самый молодой представитель нашей лаборатории.
Взоры присутствующих почему-то обратились к двери.
В наступившей тишине было слышно, как кто-то снаружи царапает дверь.
Потом она открылась, и в комнату въехал робот.
Все зааплодировали.
– Этот робот, – продолжал Стрекозов, – принадлежит к разряду самообучающихся автоматов Он работает не по заданной программе, а разрабатывает ее сам в соответствии с изменяющимися внешними условиями. В его памяти хранится больше тысячи слов, причем этот лексикон непрерывно пополняется. Он свободно читает печатный текст, может самостоятельно составлять фразы и понимает человеческую речь. Питается он от аккумуляторов, сам подзаряжая их от сети по мере надобности. Мы целый год работали над ним по вечерам для того, чтобы подарить его вам в день вашего юбилея. Его можно обучить выполнять любую работу. Поздоровайтесь, Роби, со своим новым хозяином, – сказал он, обращаясь к роботу.
Роби подъехал ко мне и после небольшой паузы сказал:
– Мне доставит удовольствие, если вы будете счастливы принять меня в члены вашей семьи.
Это было очень мило сказано, хотя мне показалось, что фраза составлена не очень правильно.
Все окружили Роби. Каждому хотелось получше его разглядеть.
– Невозможно допустить, – сказала теща, – чтобы он ходил по квартире голый. Я обязательно сошью ему халат.
Когда я проснулся на следующий день, Роби стоял у моей кровати, по-видимому ожидая распоряжений. Это было захватывающе интересно.
– Будьте добры, Роби, – сказал я, – почистить мне ботинки. Они в коридоре у двери.
– Как это делается? – спросил он.
– Очень просто. В шкафу вы найдете коричневую мазь и щетки. Намажьте ботинки мазью и натрите щеткой до появления блеска.
Роби послушно отправился в коридор.
Было очень любопытно, как он справится с первым поручением.
Когда я подошел к нему, он кончал намазывать на ботинки абрикосовое варенье, которое жена берегла для особого случая.
– Ох, Роби, – сказал я, – я забыл вас предупредить, что мазь для ботинок находится в нижней части шкафа. Вы взяли не ту банку.
– Положение тела в пространстве, – сказал он, невозмутимо наблюдая, как я пытался обтереть ботинки, – может быть задано тремя координатами в декартовой системе координат. Погрешность в задании координат не должна превышать размеров тела.
– Правильно, Роби. Я допустил ошибку.
– В качестве начала координат может быть выбрана любая точка пространства, в частности, угол этой комнаты.
– Всё понятно, Роби. Я учту это в будущем.
– Координаты тела могут быть также заданы в угловых мерах, при помощи азимута и высоты, – продолжал он бубнить.
– Ладно. Не будем об этом говорить.
– Допускаемая погрешность в рассматриваемом случае, учитывая соотношение размеров тела и длину радиус-вектора, не должна превышать двух тысячных радиана по азимуту и одной тысячной радиана по высоте.
– Довольно! Прекратите всякие разговоры на эту тему, – вспылил я.
Он действительно замолчал, но целый день двигался за мною по пятам и пытался объяснить жестами особенности перехода из прямоугольной в косоугольную систему координат.
Сказать по правде, я очень устал за этот день.
Уже на третий день я убедился в том, что Роби создан больше для интеллектуальной деятельности, чем для физической работы. Прозаическими делами он занимался очень неохотно.
В одном нужно отдать ему справедливость: считал он виртуозно.
Жена говорит, что если бы не его страсть подсчитывать всё с точностью до тысячной доли копейки, помощь, которую он оказывает в подсчете расходов на хозяйство, была бы неоценимой.
Жена и теща уверены в том, что Роби обладает выдающимися математическими способностями Мне же его знания кажутся очень поверхностными.
Однажды за чаем жена сказала:
– Роби, возьмите на кухне торт, разрежьте его на три части и подайте на стол.
– Это невозможно сделать, – сказал он после краткого раздумья.
– Почему?
– Единицу нельзя разделить на три. Частное от деления представляет собой периодическую дробь, которую невозможно вычислить с абсолютной точностью.
Жена беспомощно взглянула на меня.
– Кажется, Роби прав, – сказала теща, – я уже раньше слышала о чем-то подобном.
– Роби, – сказал я, – речь идет не об арифметическом делении единицы на три, а о делении геометрической фигуры на три равновеликие площади. Торт круглый, и если вы разделите окружность на три части и из точек деления проведете радиусы, то тем самым разделите торт на три равные части.
– Чепуха! – ответил он с явным раздражением – Для того чтобы разделить окружность на три части, я должен знать ее длину, которая является произведением диаметра на иррациональное число "пи". Задача неразрешима, ибо в конечном счете представляет собою один из вариантов задачи о квадратуре круга.
– Совершенно верно! – поддержала его теща. – Мы это учили еще в гимназии. Наш учитель математики, мы все были в него влюблены, однажды, войдя в класс...
– Простите, я вас перебью, – снова вмешался я, – существует несколько способов деления окружности на три части, и если вы, Роби, пройдете со мной на кухню, то я готов показать вам, как это делается.
– Я не могу допустить, чтобы меня поучало существо, мыслительные процессы которого протекают с весьма ограниченной скоростью, – вызывающе ответил он.
Этого не выдержала даже моя жена. Она не любит, когда посторонние сомневаются в моих умственных способностях.
– Как не стыдно, Роби?!
– Не слышу, не слышу, не слышу, – затарахтел он, демонстративно выключая на себе тумблер блока акустических восприятий.
Первый наш конфликт начался с пустяка. Как-то за обедом я рассказал анекдот:
– Встречаются на пароходе два коммивояжера. "Куда вы едете?" спрашивает первый. "В Одессу". "Вы говорите, что едете в Одессу, для того, чтобы я думал, что вы едете не в Одессу, но вы же действительно едете в Одессу, зачем вы врете?"
Анекдот понравился.
– Повторите начальные условия, – раздался голос Роби.
Дважды рассказывать анекдот одним и тем же слушателям не очень приятно, но скрепя сердце я это сделал.
Роби молчал. Я знал, что он способен проделывать около тысячи логических операций в минуту, и понимал, какая титаническая работа выполняется им во время этой затянувшейся паузы.
– Задача абсурдная, – прервал он, наконец, молчание, – если он действительно едет в Одессу и говорит, что едет в Одессу, то он не лжет.
– Правильно, Роби. Но именно благодаря этой абсурдности анекдот кажется смешным.
– Любой абсурд смешон?
– Нет, не любой. Но именно здесь создалась такая ситуация, при которой абсурдность предположения кажется смешной.
– Существует ли алгоритм для нахождения таких ситуаций?
– Право, не знаю, Роби. Существует масса смешных анекдотов, но никто никогда не подходил к ним с такой меркой.
– Понимаю.
Ночью я проснулся оттого, что кто-то взял меня за плечи и посадил в кровати. Передо мной стоял Роби.
– Что случилось? – спросил я, протирая глаза.
– "А" говорит, что икс равен игреку, "Б" утверждает, что икс не равен игреку, так как игрек равен иксу. К этому сводится ваш анекдот?
– Не знаю, Роби. Ради бога, не мешайте мне вашими алгоритмами спать.
– Бога нет, – сказал Роби и отправился к себе в угол.
На следующий день, когда мы сели за стол, Роби неожиданно заявил:
– Я должен рассказать анекдот.
– Валяйте, Роби,– согласился я.
– Покупатель приходит к продавцу и спрашивает его, какова цена единицы продаваемого им товара. Продавец отвечает, что единица продаваемого товара стоит один рубль. Тогда покупатель говорит: "Вы называете цену в один рубль для того, чтобы я подумал, что цена отлична от рубля. Но цена действительно равна рублю. Для чего вы врете?"
– Очень милый анекдот, – сказала теща, – нужно постараться его запомнить.
– Почему вы не смеетесь? – спросил Роби.
– Видите ли, Роби, – сказал я, – ваш анекдот не очень смешной. Ситуация не та, при которой это может показаться смешным.
– Нет, анекдот смешной, – упрямо сказал Роби, – и вы должны смеяться.
– Но как же смеяться, если это не смешно.
– Нет, смешно! Я настаиваю, чтобы вы смеялись! Вы обязаны смеяться! Я требую, чтобы вы смеялись, потому что это смешно! Требую, предлагаю, приказываю немедленно, безотлагательно, мгновенно смеяться! Ха-ха-ха-ха!
Роби был явно вне себя.
Жена положила ложку и сказала, обращаясь ко мне:
– Никогда ты не дашь спокойно пообедать. Нашел с кем связываться. Довел бедного робота своими дурацкими шуточками до истерики.
Вытирая слезы, она вышла из комнаты. За ней, храня молчание, с высоко поднятой головой удалилась теща.
Мы остались с Роби наедине.
Вот когда он развернулся по-настоящему!
Слово "дурацкими" извлекло из недр расширенного лексикона лавину синонимов.
– Дурак! – орал он во всю мощь своих динамиков. – Болван! Тупица!
Кретин! Сумасшедший! Психопат! Шизофреник! Смейся, дегенерат, потому что это смешно! Икс не равен игреку, потому что игрек равен иксу, ха-ха-ха-ха!
Я не хочу до конца описывать эту безобразную сцену. Боюсь, что я вел себя не так, как подобает настоящему мужчине. Осыпаемый градом ругательств, сжав в бессильной ярости кулаки, я трусливо хихикал, пытаясь успокоить разошедшегося робота.
– Смейся громче, безмозглая скотина! – не унимался он. – Ха-ха-ха-ха!
На следующий день врач уложил меня в постель из-за сильного приступа гипертонии...
Роби очень гордился своей способностью распознавать зрительные образы.
Он обладал изумительной зрительной памятью, позволявшей ему узнать из сотни сложных узоров тот, который он однажды видел мельком.
Я старался как мог развивать в нем эти способности.
Летом жена уехала в отпуск, теща гостила у своего сына, и мы с Роби остались одни в квартире.
– За тебя я спокойна, – сказала на прощание жена, – Роби будет за тобой ухаживать. Смотри не обижай его.
Стояла жаркая погода, и я, как всегда в это время, сбрил волосы на голове.
Придя из парикмахерской домой, я позвал Роби. Он немедленно явился на мой зов.
– Будьте добры, Роби, дайте мне обед.
– Вся еда в этой квартире, равно как и все вещи, в ней находящиеся, кроме предметов коммунального оборудования, принадлежат ее владельцу. Ваше требование я выполнить не могу, так как оно является попыткой присвоения чужой собственности.
– Но я же и есть владелец этой квартиры.
Роби подошел ко мне вплотную и внимательно оглядел с ног до головы.
– Ваш образ не соответствует образу владельца этой квартиры, хранящемуся в ячейках моей памяти.
– Я просто остриг волосы, Роби, но остался при этом тем, кем был раньше.
Неужели вы не помните мой голос?
– Голос можно записать на магнитной ленте, – сухо заметил Роби.
– Но есть же сотни других признаков, свидетельствующих, что я – это я. Я всегда считал вас способным осознавать такие элементарные вещи.
– Внешние образы представляют собой объективную реальность, не зависящую от нашего сознания.
Его напыщенная самоуверенность начинала действовать мне на нервы.
– Я с вами давно собираюсь серьезно поговорить, Роби. Мне кажется, что было бы гораздо полезнее для вас не забивать себе память чрезмерно сложными понятиями и побольше думать о выполнении ваших основных обязанностей.
– Я предлагаю вам покинуть это помещение, – сказал он скороговоркой. Покинуть, удалиться, исчезнуть, уйти. Я буду применять по отношению к вам физическую силу, насилие, принуждение, удары, побои, избиение, ушибы, травмы, увечье.
К сожалению, я знал, что когда Роби начинал изъясняться подобным образом, то спорить с ним бесполезно.
Кроме того, меня совершенно не прельщала перспектива получить от него оплеуху. Рука у него тяжелая.
Три недели я прожил у своего приятеля и вернулся домой только после приезда жены.
К тому времени у меня уже немного отросли волосы.
...Сейчас Роби полностью освоился в нашей квартире. Все вечера он торчит перед телевизором. Остальное время он самовлюбленно копается в своей схеме, громко насвистывая при этом какой-то мотивчик. К сожалению, конструктор не снабдил его музыкальным слухом.
Боюсь, что стремление к самоусовершенствованию принимает у Роби уродливые формы. Работы по хозяйству он выполняет очень неохотно и крайне небрежно. Ко всему, что не имеет отношения к его особе, он относится с явным пренебрежением и разговаривает со всеми покровительственным тоном.
Жена пыталась приспособить его для переводов с иностранных языков. Он с удивительной легкостью зазубрил франко-русский словарь и теперь с упоением поглощает уйму бульварной литературы. Когда его просят перевести прочитанное, он небрежно отвечает:
– Ничего интересного. Прочтете сами.
Я выучил его играть в шахматы. Вначале всё шло гладко, но потом, по-видимому, логический анализ показал ему, что нечестная игра является наиболее верным способом выигрыша.
Он пользуется каждым удобным случаем, чтобы незаметно переставить мои фигуры на доске.
Однажды в середине партии я обнаружил, что мой король исчез.
– Куда вы дели моего короля, Роби?
– На третьем ходу вы получили мат, и я его снял, – нахально заявил он.
– Но это теоретически невозможно. В течение первых трех ходов нельзя дать мат. Поставьте моего короля на место.
– Вам еще нужно поучиться играть, – сказал он, смахивая фигуры с доски.
В последнее время у него появился интерес к стихам. К сожалению, интерес этот односторонний. Он готов часами изучать классиков, чтобы отыскать плохую рифму или неправильный оборот речи. Если это ему удается, то вся квартира содрогается от оглушительного хохота.
Характер его портится с каждым днем.
Только элементарная порядочность удерживает меня от того, чтобы подарить его кому-нибудь.
Кроме того, мне не хочется огорчать тещу. Они с Роби чувствуют глубокую симпатию друг к другу.
БИОТОКИ, БИОТОКИ...
– Кто к врачу Гиппократовой? Заходите. Мария Авиценновна, это к вам.
Садитесь, больной, в кресло.
– Что у вас?
– Передние зубы.
– Сейчас посмотрим. Так, не хватает четырех верхних зубов. Какие вы хотите зубы?
– Обыкновенные, белые. Мост на золотых коронках.
– Я не про то спрашиваю. Вы хотите молочные или постоянные зубы?
– Простите, не понимаю.
– Мы не ставим протезы, а выращиваем новые зубы. Это – новейший метод. К деснам подводятся записанные на магнитной ленте биотоки донора, у которого прорезаются зубы. Под их воздействием у пациента начинается рост зубов.
Молочные зубы можно вырастить в один сеанс, постоянные, при ваших деснах, потребуют трех сеансов. Если вы не очень торопитесь, то советую все же постоянные. Сможете ими грызть все что угодно.
– Ну хорошо, делайте постоянные.
– Отлично! Сейчас подберем ленту. Так, четыре передних верхних зуба.
Есть! Донор Васильев, шести лет. Тамара, возьмите в магнитотеке ленту.
Откройте пошире рот. Сейчас мы укрепим на деснах контакты. Поднимите немного голову. Вы нашли пленку, Тамара?
– Вот она.
– Зарядите ее в магнитофон. Подключите к нему провода. Готово?
– Готово.
– Теперь сидите спокойно. Включаю!
"Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж".
– Как вы себя чувствуете, больной?
– Оень коет от.
– Очень колет рот? Ничего, придется немного потерпеть. Дело того стоит.
Чтобы быть красивым, нужно страдать, как говорит пословица. Несколько лет назад мы и мечтать не могли о выращивании новых зубов. Сейчас, усиливая биотоки, можно этот процесс ускорить в тысячи раз.
– А-а-а-а-а-а-а!
– Фу, какой беспокойный больной! Я ведь сказала, что придется немного потерпеть. Ничего страшного в этом нет, просто у вас режутся зубки.
– О-о-о-о-о-о-о!
– Вот беда с вами! Тамара, наложите на виски контакты! Сейчас мы для успокоения дадим вам биотоки донора, смотрящего кинокомедию. Нет, Тамара, "Ленфильм" тут не годится. Дайте полную анестезию с Чарли Чаплином.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– Придется остановить магнитофон! Давайте посмотрим, отчего вы так кричите... Тамара!!
– Что?
– Какую пленку я вам велела принести?
– Донора Васильева.
– А вы что взяли?
– То, что вы просили.
– Так почему же у больного вместо зубов растут во рту волосы?
– Я не виновата! Это опять в магнитотеке перепутали. У них целая куча Васильевых, и они, наверное, дали пленку с записью биотоков роста волос, которой пользуется косметика для лечения лысых.
– А вы что смотрели? Присылают тут на практику всяких первокурсниц!
Ведите больного в косметическое отделение. Скажите, что срочное удаление волос со слизистой оболочки полости рта. Проследите сами, чтобы они взяли пленку с биотоками быстро лысеющего донора, а не какую-нибудь ерунду для выведения бородавок!
ВОЗВРАЩЕНИЕ Привычную тишину кают-компании неожиданно нарушил голос Геолога:
– Не пора ли нам поговорить, Командир?
"Ни к черту не годится сердце, – подумал Командир, – бьется, как у напроказившего мальчишки. Я ведь ждал этого разговора. Только мне почему-то казалось, что начнет его не Геолог, а Доктор. Странно, что он сидит с таким видом, будто все это его не касается. Терпеть не могу этой дурацкой манеры чертить вилкой узоры на скатерти. Вообще он здорово опустился. Что ж, если говорить правду, мы все оказались не на высоте. Все, кроме Физика".
–... Вы знаете, что я не новичок в космосе...
"...Да, это правда. Он участвовал в трех экспедициях. Залежи урана на Венере и еще что-то в этом роде. Доктор тоже два раза летал на Марс.
Председатель отборочной комиссии считал их обоих наиболее пригодными для Большого космоса. Ни черта они не понимают в этих комиссиях. Подумаешь:
высокая пластичность нервной системы! Идеальный вестибулярный аппарат! Гроша ломаного все это не стоит. Я тоже не представлял себе, что такое Большой космос. Абсолютно пустое пространство. Годами летишь с сумасшедшей скоростью, а, в сущности, висишь на месте. Потеря чувства времени.
Пространственные галлюцинации. Доктор мог бы написать отличную диссертацию о космических психозах. Вначале все шло нормально, пока не включили фотонный ускоритель. Пожалуй, один только Физик ничего не чувствовал. Он слишком был поглощен работой. Интересно, что именно Физика не хотели включать в состав экспедиции. Неустойчивое кровяное давление. Ну и болваны же сидят в этих комиссиях!"...
–...Мне известно, что устав космической службы запрещает членам экипажа обсуждать действия командира...
"...Ваше счастье, что вы не знаете всей правды. Плевать бы вы оба тогда хотели на устав. Физик тоже говорил об уставе перед тем, как я его убил.
Никогда не думал, что я способен так хладнокровно это проделать. Теперь меня будут судить. Эти двое уже осудили. Остался суд на Земле. Там придется дать ответ за все: и за провал экспедиции, и за убийство Физика. Интересно, существует ли сейчас на Земле закон о давности преступлений? Ведь с момента смерти Физика по земному времени прошло не менее тысячи лет. Тысяча лет, как мы потеряли связь с Землей. Тысячу лет мы висим в пустом пространстве, двигаясь со скоростью, недоступной воображению. За это время мы прожили в ракете всего несколько лет".
– ... И все же я позволю себе нарушить устав и сказать то, что я думаю...
"...Мы не знаем ни своего, ни земного времени. Не зная времени, ничего нельзя сделать в космосе. Чтобы определить пройденный путь, нужно дважды проинтегрировать ускорение по времени. Можно определить скорость по эффекту Доплера, но спектрограф разрушен. Какой глупостью было сосредоточивать самое ценное оборудование в носовом отсеке. Кто бы мог подумать, что подведут кобальтовые часы. Всегда считалось, что скорость радиоактивного распада – самый надежный эталон времени. Когда началась эта чертовщина с часами, мы были уверены, что имеем дело с влиянием скорости на время. Совершенно неожиданно кобальтовый датчик взорвался, разрушив все в переднем отсеке.
Потом Физик мне все объяснил. Оказывается, количество заряженных частиц в пространстве в десятки раз превысило предполагаемое. При субсветовой скорости корабля они создавали мощнейший поток жесткого излучения, вызвавшего цепную реакцию в радиоактивном кобальте. Почти одновременно автомат выключил главный реактор. Там тоже начиналась цепная реакция.
Счастье, что биологическая защита кабины задержала это излучение".
–...Я знаю, что космос приносит разочарование тем, кто ждет от него слишком многого...
"...Тебя и Доктора еще не постигло самое страшное разочарование. Вы все еще думаете, что возвращаетесь на Землю. Не могу же я вам сказать, что на возвращение существует всего один шанс из миллиона. Я сам не понимаю, как мне удалось выйти к Солнечной системе. Теперь я не знаю своей скорости.
Хватит ли вспомогательных реакторов для торможения. Самое большое, на что можно надеяться, – это выйти на постоянную орбиту вокруг Солнца. Но для этого нужно знать скорость. Один шанс из миллиона за то, что это удастся.
Если бы хоть работал главный реактор. Теперь он никогда не заработает, Физик переставил в нем стержни. Не могу я об этом вам говорить. Потеря надежды – это самое страшное, что есть в космосе".
– ...Но самое тяжелое разочарование, которое я пережил... "
...Сколько я пережил разочарований? Я был первым на Марсе. Безжизненная, холодная пустыня сразу выбила из головы юношеские бредни о синеоких красавицах далеких миров и фантастических чудовищах, которыми мне предстояло украсить зоологический музей. Ни разу мне не удавалось встретить в космосе ничего похожего на то, чем я упивался в фантастических рассказах. Ничего, кроме чахлых лишайников и дрожжевых грибков. А неудачная посадка на Венере?
Разве она не была полна разочарований и уязвленного самолюбия? Но тогда были миллионы людей, сутками не отходящих от радиоприемников, жадно ловящих каждое мое сообщение, слова ободрения с родной Земли и друзья, пришедшие на помощь. А что сейчас? Экспедиция провалилась. Даже если случится чудо, что я могу доставить на Землю? Покаянный рассказ об убийстве Физика и жалкие сведения о Большом космосе, ставшие уже давно известными за десять столетий, прошедших на Земле с момента нашего отлета. Мы будем напоминать первобытных людей, явившихся в двадцатом реке с сенсационным сообщением о том, что если тереть два куска дерева друг о друга, то можно добыть огонь. Не знаю, принимали ли мои сообщения на Земле. Единственное, что у нас осталось, – это квантовый передатчик на световых частотах. Что толку, что он непрерывно передает один и тот же сигнал: "Земля, Земля, я "Метеор". Наши приемники не работают. Где-то в эфире блуждают мои сообщения. Кто помнит сейчас на Земле, что тысячу лет тому назад был отправлен в космос какой-то "Метеор"..."
–...Это то, что в космос открыт путь таким трусам и убийцам, как вы, Командир...
"...Я убил Физика. После того как автомат выключил главный реактор, Физик засел за расчеты. Однажды он пришел ко мне в рубку, когда Геолог и Доктор спали. В руках у него были две толстые тетради.
– Плохо дело, Командир, – сказал он, садясь на диван. – В реакторах началась цепная реакция, и автоматы их выключили. Получается нечто вроде заколдованного круга: пока мы не погасим скорость, нельзя включить реакторы.
Этот поток жесткого излучения, перевернувший все вверх ногами, является результатом нашей скорости. Погасить скорость мы не можем, не включив главный реактор. Мне придется изменить расположение стержней в нем.
Я понимал, что это значит.
– Хорошо, – сказал я, – дайте мне схему, и я это сделаю. Навигационные расчеты вы сумеете произвести без меня.
– Вы забыли устав, Командир, – сказал он, похлопав меня по плечу. Вспомните: "Ни при каких условиях командир не имеет права покидать кабину во время полета".
– Чепуха! – ответил я. – Бывают обстоятельства, когда...
– Вот именно, обстоятельства, – перебил он меня. – Я еще не все вам сказал. После того как я изменю расположение стержней в реакторе, он будет работать только до тех пор, пока вы не погасите скорость настолько, что перестанет сказываться влияние жесткого излучения. После этого он перестанет работать навсегда. Я не могу точно сказать, при какой скорости это произойдет. В вашем распоряжении останутся только вспомогательные реакторы, не имеющие фотонных ускорителей. Не знаю, что вы с ними сумеете сделать.
Кроме того, вы не имеете эталона времени. Большая часть автоматических устройств разрушена. В этих условиях вернуться на Землю практически невозможно. Может быть, есть один шанс из миллиона, и этот шанс называется чутьем космонавта. Теперь вы понимаете, почему вам нельзя лезть в реактор?
Тогда мы с ним обо всем договорились. Мы оба понимали, что, побывав в реакторе, он уже не сможет вернуться в кабину. Я ведь отвечал за жизнь Геолога и Доктора. Было бы безумием взять умирать в кабину этот сгусток радиоактивного излучения.
Мы договорились, что я сожгу его в струе плазмы.
– Вот и отлично! – сказал он. – Я по крайней мере смогу сам убедиться, что реактор заработал.
Мне казалось, что он провел целую вечность в этом реакторе. Я увидел его на экране кормового телевизора, когда он выбрался наружу через дюзу. Он улыбнулся мне сквозь стекло скафандра и махнул рукой, показывая, что все в порядке. Тогда я нажал кнопку.
Когда Геолог и Доктор спросили меня, где Физик, я им сказал, что произошел несчастный случай. Я послал его проверить состояние фотонного ускорителя и нечаянно включил реактор. Я им не мог сказать правду. Они не должны были знать, в каком безнадежном положении мы находимся. Тогда они замолчали. Может быть, наедине они и говорили друг с другом, но я на протяжении нескольких лет не слышал от них ни слова. Тысячу земных лет я не слыхал человеческой речи. Потом я заметил, что они прикладываются к запасам спирта, хранившегося у Доктора. Когда я отобрал спирт, Доктор придумал этот дьявольский фикус с шариком. Что-то в стиле индийских йогов. Они приводили себя в бесчувственное состояние, фиксируя взгляд на стеклянном шарике.
Космический психоз овладевал ими с каждым днем все сильней. Нужно было что-то предпринять. Не мог же я дать им сойти с ума. Тогда я их обоих избил.
Теперь мне, по крайней мере, удается заставлять их регулярно делать зарядку и являться к столу".
–...Может быть, перед возвращением на Землю вы попытаетесь избавиться от нас, как избавились от Физика; но по крайней мере хоть будете знать, что мы вас раскусили, Командир!
"...Один шанс из миллиона, но я обязан выйти на постоянную орбиту, хотя бы для того, чтобы попытаться спасти этих двоих".
– За свои действия, – сказал Командир, – я отвечу на Земле. А сейчас приказываю надеть противоперегрузочные костюмы и лечь. Торможение будет очень резким.
Главный диспетчер снял ленту с телетайпа и подошел к Конструктору.
– Последний пеленг "Метеора". "Комета" и "Метеор-5" встретят его на орбите Юпитера.
– Когда их можно ожидать на Земле?
– Трудно сказать. По-видимому, у них израсходовано все горючее. Их скорость около пятисот километров в секунду. Нашим кораблям придется ее гасить.
– Есть уже заключение Академии?
– Никто не может понять, как они прошли весь путь за пять земных лет.
Максимов считает, что "Метеор" попал в такие области пространства, где время течет в обратном направлении, но это – только предположение...
НЕЕДЯКИ По установившейся традиции мы собрались в этот день у старого Космонавта. Сорок лет тому назад мы подписали ему первую путевку в космос, и, несмотря на то, что мы оставались на Земле, а он каждый раз улетал все дальше и дальше, тысячи общих интересов по работе связали нас дружбой, крепнувшей с каждым годом.
В этот день мы праздновали сорокалетие нашей первой победы. Как всегда, мы предавались воспоминаниям и обсуждали наши планы. Пожалуй, не стоит скрывать, что с каждым прошедшим годом воспоминаний становилось все больше, а планов... Впрочем, я несколько отвлекся от темы.
Мы только что закончили спор о парадоксах времени и находились еще в том возбужденном состоянии, в котором бывают спорщики, когда все аргументы уже исчерпаны и каждый остался при своем мнении.
– Я считаю, – сказал Конструктор, – что время, текущее в обратном направлении, так же выдумано математиками, как космонавтами миф о неедяках.
Степень достоверности примерно одинакова.
В глазах Космонавта блеснули знакомые мне насмешливые огоньки.
– Вы ошибаетесь, – сказал он, наполняя наши бокалы, – я сам видел неедяк, да и само название тоже придумано мною. Могу рассказать, как это произошло.
Это случилось тридцать лет назад, когда мы только начали осваивать Большой космос. Летали мы тогда на допотопных аннигиляционных двигателях, доставлявших нам уйму хлопот. Мы находились на расстоянии нескольких парсеков от Земли, когда выяснилось, что фотонный ускоритель нуждается в срочном ремонте. Корабль шел в поясе мощной радиации, и о том, чтобы выйти из кабины, снабженной надежной системой биологической защиты, нечего было и думать.
Выручить нас могла только посадка на планете, обладающей хоть какой-нибудь атмосферой, способной ослабить жесткое излучение.
К счастью, такая возможность скоро представилась. Наш радиотелескоп обнаружил прямо по курсу небольшую систему, состоящую из центрального светила и двух планет. Можете представить себе нашу радость, когда приборы зафиксировали на одной из этих планет атмосферу, содержащую кислород.
Теперь уже нами руководило не только стремление поскорее исправить повреждение, но и азарт исследователей, хорошо знакомый всем, кто когда-либо в космосе обнаруживал условия, пригодные для возникновения жизни.
Вы хорошо знаете наши старенькие корабли. Молодежь их сейчас считает просто смешными, но я о них вспоминаю с сожалением. Они не имели того комфорта, которыми обладают современные лайнеры, и команда на них была смехотворно малочисленной, но для разведки космоса они, по-моему, были незаменимы. Они не нуждались в космических посадочных станциях и, что самое главное, легко конвертировались в ракетопланы, обладающие прекрасными маневренными качествами.
Наш экипаж состоял из Геолога, Доктора и меня, исполнявшего обязанности командира, штурмана и бортмеханика. Четвертым членом экипажа был мой старый космический товарищ – спаниель Руслан.
Мы с трудом сдерживали охватившее нас нетерпение, когда на экране телевизора замелькали облака, скрывавшие поверхность таинственной планеты.
Кое-что о ней мы уже знали. Ее масса била близка к земной, а период обращения вокруг центрального светила равен времени оборота вокруг собственной оси. Таким образом, она, наподобие Луны, всегда обращена к своему солнцу только одной стороной. Ее атмосфера состоит из 20% кислорода, 70% азота и 10% аргона. Такой состав атмосферы избавлял нас от необходимости работать в скафандрах.
Каждый из нас строил всевозможные предположения относительно вида и характера хозяев нашего будущего пристанища.
К сожалению, нас очень быстро постигло разочарование. Корабль три раза на небольшой высоте облетел планету, но ничего похожего на присутствие живых существ обнаружить не удалось. Освещенная сторона планеты представляла собой раскаленную пустыню, а противоположная – сплошной ледник. Даже область вечных сумерек на их границе была лишена какой-либо растительности.