355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Старинов » Солдат столетия » Текст книги (страница 8)
Солдат столетия
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 20:48

Текст книги "Солдат столетия"


Автор книги: Илья Старинов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Безусловно. И общаясь с людьми, и работая с архивами. У него такое, такое исследовательское качество: с каждым вернувшимся из тыла командиром группы и даже рядовым участником он обязательно находил возможность побеседовать. Что способствует достижению успеха, что мешает, какие условия, как должна быть изменена экипировка, какие документы необходимы для действия? Он живо интересовался тем, что происходило в тылу противника с заброшенными туда группами. И поэтому он хорошо знал практику. И даже доказывал, хотя это было небезопасно, что не все командиры и не все войска (окруженцы), – должны выходить из тыла.

По его теории, окруженец должен создавать партизанский отряд, выходить на связь и разрушать коммуникации противника. Армия сдается не потому, что уменьшилась ее численность, а потому что нет боеприпасов и нечего кушать. И это он отлично понимал. Вот возьмем Брестскую крепость. Сколько времени стояла. Почему? Были боеприпасы, и было что кушать. И во всех своих работах он подчеркивал ошибочность положение, что все, кто остался в тылу – это изменники родины. И поэтому Дамоклов меч висел над теми, кто не по своей воле попал в окружение, потому что немец был хорошо моторизирован, хорошо подготовлен. И люди честные, боровшиеся до последнего дыхания, попадая в окружение, становились изгоями. Эта политика, конечно, повлияла на начальный этап партизанской войны. Каждый старался выйти любыми силами, и раненного товарища на себе нести, чтобы доказать, что я вышел, и с немцами, кроме боя другого общения не имел. Это сложные, трагичные моменты нашей истории.

У Фрунзе наоборот даже было. Мы же отошли от ленинско-фрунзенского строительства вооруженных сил советской республики. наоборот даже было. Мы же отошли от ленинско-фрунзенского строительства вооруженных сил советской республики.

– Совершенно верно. Потому что армии молодого Советского государства, в большей степени, вырастали из партизанских отрядов, и он, конечно, этот вопрос знал тонко. А здесь было не просто отступление, а было полное отступление и недоверие к советскому человеку, трагически попавшему в окружение. Его сразу зачисляли в предатели. Это нельзя даже назвать ошибкой, это трагическая страница в истории нашей борьбы с оккупантом.

Разговаривая со многими людьми, которые сегодня служат в войсках специального назначения, и многими журналистами, я слышал такое мнение, что Старинов, все-таки не стратег. Он просто тактик, исполнитель и не обладает мастерством планирования таких операций. И поэтому те мероприятия, которые он предлагал, были неинтересны. Так это или нет? все-таки не стратег. Он просто тактик, исполнитель и не обладает мастерством планирования таких операций. И поэтому те мероприятия, которые он предлагал, были неинтересны. Так это или нет?

– Советского Союза теперь нет, и о многих вещах, как Павел Анатольевич Судоплатов, написал в своей книге, можно говорить. При советской власти ознакомиться с архивами была большущая проблема. Большинство людей, которые так говорят, никогда не имели возможности ознакомиться с архивами, где эти материалы есть. Илья Григорьевич – разработчик ряда операций. Часть из них исключительно успешна. Особенно Ковельский узел и так далее.

Это самое яркое событие Великой Отечественной войны. Самое знаменитое. Можно даже сказать такое событие, которое затронуло даже Гитлера, а не только ставку Верховного главнокомандующего.

– Я бы сказал, что в действиях Ильи Григорьевича, как исполнителя, партизана, диверсанта было много эпизодов уникальных на исполнительском уровне, на исполнительском как руководителя малого диверсионного подразделения и при личном его участии. После 1941 года он уже был в Центральном штабе партизанского движения, потом в Украинском штабе, потом в Югославии, Польше и других местах. Он уже был руководителем, который разрабатывал операции. Но, операцию требуется не только замыслить, но ее надо технически, организационно, кадрово и так далее обеспечить. Потом он выступал против рельсовой войны в том понимании, как она подавалась в этих операциях, когда имелся в виду просто подрыв рельсов. Он правильно считает, что только крушение эшелона дает эффект.

Ильей Григорьевич много раз повторял, что он был категорически против "рельсовой войны".

– Да. В том варианте, как ее видел Центральный штаб, это был именно подрыв рельсов. Старинов обоснованно, на большом фактическом материале доказывал вредность идеи Центрального штаба. Немец не сильно страдал. Рельсов на оккупированной территории было много. За ночь, в течение двух-трех часов он восстанавливал все подорванные рельсы, он научился делать короткие отрезки, врезал их, и эшелоны снова шли на Восток. И эта кажущаяся эффективность превращалась в свою противоположность. Потому что каждый килограмм тола в тылу противника был на вес золота. И Илья Григорьевич, выступая против рельсовой войны, был за войну на рельсах, но в ином исполнении. Конечно, он этим наживал много противников, и даже, может быть, врагов. И, вместе с тем, у него и в Великой Отечественной войне был целый ряд блестящих исполнительских операций, которыми он руководил. Достаточно вспомнить харьковскую операцию по минированию в 1941 году, когда наши войска оставляли Харьков. Он, по сути дела, заминировал город не только радиоминами, но там были и другие мины – замедленного действия. Об этом написаны книги. Но не все в этих книгах есть. Не углубляясь в этот вопрос, я хотел бы сказать об этой операции. Операция была очень тяжелой, потому что доставка радиомин из Москвы проходила в сложнейших условиях. Илья Григорьевич лично руководил минированием особняка, где жил Никита Сергеевич Хрущев, когда был первым секретарем ЦК Компартии Украины, а столицей был Харьков. Он знал, что это прекрасный особняк, что его займет кто-то из важных персон. Так и случилось. Он поставил здесь три радиомины. Одну радиомину он поставил на сигнал срабатывания и две радиомины, их именуют мина-блесна, которые немецкие саперы должны были найти. Потому что к этому времени немцы уже встречались с этими радиоминами и уже знали. Минирование было тщательным. На большой глубине, с бетонированием. И сама операция носила такой тщательный характер, что местные жители, которые использовались немцами в поисках радиомин, не могли дать немецкой контрразведке, Абверу, никакой наводки.

Радиосигналом из Воронежа, наложенным на амплитуду сигнала 14-й симфонии Дмитрия Шостаковича, 14 ноября 1941 года Илья Григорьевич взорвал эту радиомину. А в этом доме размещался командующий гарнизоном и армией Георг фон Браун, родственник знаменитого изобретателя ФАУ-1 и ФАУ-2. Когда погибает такой военачальник, то фюреру надо докладывать. Когда фюреру доложили, что Георг фон Браун погиб на радиомине в Харькове, Гитлер сказал: "Бред! Кейтель, это же бред! Они, говорит, в батальоне, в роте и даже в полку не имеют нужных радиосредств! Этот колосс на глиняных ногах имеет радиомину, а у нас есть?" Нет, говорят ему, радиомин у нас нет. "Покажите мне радиомину". Ему показали. Тогда он приказал, чтобы Канарис прибыл, и спросил, кто изобрел эту мину. Канарис назвал Бекаури[75]75
  Мины Бекаури были к 1939 настолько усовершенствованы, что команды на взрыв подавались с расстояния до 170 километров. Называлось это оружие БЕМИ (по первым слогам фамилий его создателей: Бекаури В.И. и Миткевича В.Ф. (1872 – 1951). Со взрывами непонятного происхождения первым столкнулось IV соединение финской армии, наступавшее на Выборгском направлении. Во время переправы через Вуоксу взлетел на воздух один из пролетов моста. При выяснении причины потерь на одной из опор, поддерживающей упавший в воду пролет, саперы обнаружили невзорвавшийся заряд. Он оказался снабженным металлической коробкой неизвестного назначения. Рассекретить этот прибор поручили Я. Похьяанпало – доктору технических наук, который десять лет спустя расскажет об этих событиях на страницах журнала. 30 августа он отвез трофейный прибор на радиостанцию капитана Йормы Яскелайнена, расположенную близ города Миккели. Но попытки открыть крышку коробки, исключая возможность взрыва, оказались там безуспешными. Тогда прибор доставили в Хельсинки и в радиороте Генерального штаба его разобрали. Финские специалисты сразу отметили, что попавшее в их руки радиоприемное устройство представляло собой по тем временам изобретение высокого инженерного класса, выполненное на соответствующем техническом уровне. Его исследование продолжил инженер-лейтенант Калеви Ахти. Время изучения секретного до той поры оружия измерялось не днями, а часами. Ибо взрывы продолжали греметь в самых неожиданных местах. Вход финских войск в Выборг предполагалось произвести церемониальным маршем по Крепостному мосту, но он за считанные минуты до этого был разрушен сильным взрывом. 1 сентября Я. Похьяанпало вновь доставляет аппарат в столицу, где инженер К. Сяйнио и радиотехник Л. Сарке выяснили, наконец, принцип его устройства. Теперь нужно было найти средства борьбы с ним.
  В эти дни покинутый жителями, объятый пожарами полуразрушенный Выборг представлял собой жуткую картину. Город был зловещ, он как бы сжался в ожидании смертельного удара. Образно выражаясь, это были часы, когда В.И. Бекаури и Я. Похьяанпало, подобно дуэлянтам, скрестили над Выборгом свои «радиошпаги». Как же проходила эта «дуэль» и каковым стал ее исход? Время и события подталкивали лучших специалистов Финляндии работать над изучением трофейного оружия буквально день и ночь. В Выборге уже взорвалось десять управляемых издалека мин. Два радиофугаса финские пионеерио (саперы), рискуя жизнью, сняли в водонапорной башне на Батарейной горе. На фронте финские разведчики взяли «языка», который не удержался и разболтал, что радиоминами в Выборге занималась специальная команда и установила их триста штук.
  Наконец, техник Л. Сарке полностью освоил принцип действия телевзрывателя. Оказалось, что он срабатывает от особого радиосигнала на частоте 715 килогерц. Тогда на эту частоту настроили мощные радиопередатчики. В магазине Косконена достали пластинки с записью "Сяккиярвен полька". (Напоминаем, что Сяккиярви – финское название нашего поселка Кондратьево). Характер этой музыки, отсутствие в ней пауз, «тянучек» и остановок более всего подходили для задуманной цели. К тому же ритм польки и темперамент исполнителя Вильяо Вестеринена, записанного на пластинку в 1939 году, лучшим образом способствовали для использования ее в столь необычном качестве.
  Музыка не оставляла ни одной «щели» в эфире, где мог бы проскочить роковой радиосигнал на частоте 715 килогерц. "Кондратьевская полька" звучала трое суток даже без перерывов на смену пластинки, успешно сделав свое дело. Она надежно глушила кодовые по сылки радиостанции, вызывавшей взрывы. Саперам хватило времени для полного разминирования города. Но для этого пластинку прокрутили в эфире 1500 раз. Нередко трагическое бывает рядом с комическим. Во время затянувшегося «концерта» Центральное радио в Хельсинки послало военным запрос примерно такого содержания: "Что за сумасшедший третьи сутки подряд передает одну и ту же польку?!" Секретность проводимой тогда акции не позволяла прямо объяснить, в чем суть дела, и ответ военных был следующий: "На нейтральной полосе между финскими и советскими окопами осталась работающая радиостанция. Из-за сильного огня к ней нельзя подобраться и выключить". Говорят, красота спасет мир. "Кондратьевская полька" подтвердила это, сохранив от разрушения Выборг. Наши статистики подсчитали, что в результате боевых действий 1940–1944 годов в Выборге было разрушено две трети жилых домов, около пятисот больших каменных зданий. Совершенно очевидно, если бы рванули еще все триста заложе нных радиофугасов, то от города не осталось бы камня на камне…


[Закрыть]
. «Где он находится, и нельзя ли дать задание Скорцени, чтобы он его выкрал?» Нет, говорят, мой фюрер, его уже нет. С ним Берия по каким-то вопросам рассчитался. «Сделать мину через три месяца, чтобы я посмотрел!» А при разговоре присутствовал министр промышленности Шахт. Ну, поскольку вождям в такой обстановке никто не возражает – ответили – «Есть!» Через три месяца, как это положено, прибыли, начали докладывать. Мы – Шахт докладывал – можем, мой фюрер, сделать эту мину. Она будет даже миниатюрнее, но есть серьезные трудности. Какие? Нужно золото. Ну, золото у нас, говорит, есть. А вот платина, серебро, молибден, вольфрам, которые необходимы были для конструктивных элементов этой мины, они в малом количестве поступали через Швецию. Шахт сказал: Мой фюрер, если вы сможете выделить квоту для этой мины, то тогда мы сделаем по имеющимся чертежам очень скоро. В течение трех месяцев мы запустим в производство. Тогда фюрер спросил Кейтеля: Кейтель, какое значение для хода и исхода войны имеет вот эта радиомина – стратегическое, оперативное или тактическое? Кейтель говорит: Мой фюрер, тактическое. Тогда, говорит, не будем тратить время. Да, кстати, Шахт, где у них находятся эти стратегические запасы этих металлов, не попадает ли это в зону действия наших войск. Я, мой фюрер не могу на этот вопрос ответить. Я знаю, как использовать эти металлы. У вас, мой фюрер, более точная информация по этому вопросу. Да, у меня, говорит, информация более точная. Материалы в основном в Норильске. Кейтель, мы сделаем эту мину, когда Норильск будет нашим. Господа, совещание считаю закрытым. Кстати, а кто руководитель операции по радиоминированию?

Руководитель операции, а он уже был широко известен, поскольку немецкая разведка очень хорошо работала по Мадриду, один из крупнейших специалистов партизанской борьбы, участник гражданской войны в Испании, Старинов Илья Григорьевич. Можно ли его ликвидировать? Можно, но это потребует больших усилий и нужна ваша санкция.

Таким образом, на самом высшем политическом уровне эта операция имела серьезный политический резонанс. Но поскольку надо было заходить к крупным руководителям, в том числе и к Сталину, то на Героя Советского Союза никто представления не писал. Лишний раз напоминать о себе желающих рисковать было мало., то на Героя Советского Союза никто представления не писал. Лишний раз напоминать о себе желающих рисковать было мало.

(За эту операцию он не только не получил Героя, насколько я знаю, но его чуть не расстреляли. Помог Никита Сергеевич Хрущев. Вышел на Сталина и…

– Да. Я говорил, что доставка была очень сложной, он переживал трудные моменты. Чем это могло закончиться? Успехом или трагическим концом – в тех условиях никто не мог ничего определенно сказать. Потому что боеприпасами ведал один, мостами ведал Берия, и отсюда несогласованность. И нужно отдать должное Хрущеву, что он обладал достаточной смелостью снять трубку ВЧ и позвонить. Думаю, что таких людей, которые могли в трудную минуту поддержать, мало. Потому что велик был риск того, чем закончится подобный разговор.

– Вы у Ильи Григорьевича были одним из аспирантов. Какие у вас были взаимоотношения – учителя и ученика? Чему он уделял внимание, хорошим ли был преподавателем, учителем? Словом, каков Старинов как учитель? как учитель?

– Ну, я скажу так. Он и сейчас, на рубеже 99-летия иногда читает двухчасовые лекции. Читает на память. У него и сейчас громадный, я это подчеркиваю, громадный объем памяти. Я не скажу, что наши отношения были всегда такими гладкими и ровными – я сам спорщик. Что я приобрел и в чем я убедился? Самым трудным предметом является история. Историю и создают и пишут люди. Поэтому, не вдаваясь вглубь, я бы сказал, что в любую эпоху история корректируется по заказу верхушки. И при советской власти в истории было много умолчаний. Я благодарен Илье Григорьевичу, что он научил меня работать с архивами.

– Петр Иванович, вот Вы знакомы с Ильей Григорьевичем. Какой он человек?

Ну, я не только знаком с Ильей Григорьевичем, я в течение более 30 лет, можно сказать, нахожусь под его научным, практическим влиянием. Знаю его и в науке, и в дискуссиях, и как автора книг, ну и даже в быту. Вот так.

– Так он какой – скромный, нескромный, восторгающийся, увлекающийся человек?

В бытовом отношении он, безусловно, сверхскромный человек. Материальные ценности, уют, какой-то, приобретение какой-то вещи его никогда не привлекали, Я за эти 30 лет ничего подобного не наблюдал. А вот что касается дела, которому он посвятил всю свою жизнь, здесь он невероятно одержимый и имеет громадные связи не только в бывшем Советском Союзе, но и за рубежом. Существует такая испанская секция. И он с ними переписывается, и они очень нежно относятся к каждому члену, потому что постепенно ряды тают. Я однажды присутствовал, когда он говорил с Долорес Ибаррури уже из Мадрида. Он пребывая в Испании, за год выучил испанский язык и достаточно хорошо говорит на нем. Она его спрашивала, нет ли у него возможности приехать в Мадрид. Тогда он не мог по состоянию здоровья.

Он очень общительный. Но все его общение, если быть до конца откровенным, – преимущественно вокруг вот той проблемы, которой он занимается всю свою жизнь с 1924 года. Он этим только и занимается. Он служил в инженерных и в железнодорожных войсках. Был сотрудником ГРУ и ПГУ. Я его как-то спросил: "Илья Григорьевич, Вы себя к кому причисляете?" А он ответил: "Я – партизан". То есть он служил в различных подразделениях, он был командиром 5-й отдельной инженерной бригады. Генеральская должность. А на вопрос, он ответил "Я – партизан".

Понятие партизана у Ильи Григорьевича гораздо шире того, что подразумеваем мы. Партизаны – это люди, которые без всякой дисциплины воюют где хотят, стреляют где хотят, никакой ответственности ни перед населением не несут за последствия своих действий, выполняя те задачи, которые поставила перед ними ну, скажем так, какая-нибудь партия или правительство. У Ильи Григорьевича несколько другой подход к понятию «партизан» и к партизанским действиям. Как Вы можете охарактеризовать его?

– Этот вопрос невероятно интересный с той точки зрения, что Илья Григорьевич в самом своем начале, когда ему выпала на душу вот эта специальность, имел возможность общаться с видными военачальниками того периода. И он находился и находится под сильным влиянием Михаила Васильевича Фрунзе. А Фрунзе, как известно, то о чем Вы сказали, называл не «партизанами», а «партизанщиной». Вот, допустим, как у чеченцев, они не партизаны. У них партизанщина, разбой и так далее. Илья Григорьевич считает, под влиянием прежде всего, как я сказал, Фрунзе, Тухачевского, Путне и так далее, что партизаны – это те, кто управляются, получают задачу и действуют в соответствии с решением задач главных сил, то есть армии. Они никогда не могут играть главную роль. Они всегда содействуют решению главной задачи и по месту и по срокам – на фронтах. То есть главное – управляемость партизанской борьбой. И он всю свою жизнь где это возможно, и в своих трудах – у Ильи Григорьевича есть учебники, монографии, пособии, сборники характерных примеров – проводит эту мысль, что только управляемое движение может быть эффективным и полезным. Иначе, приобретший ту или иную славу местный партизанский руководитель вырождается в бандита, как это, допустим, было с Махно или другими партизанами, которые, не имея устойчивого руководства, вырождались в боевиков, становились анархистами. Илья Григорьевич всегда стоял на позиции организованного управления. Управления со стороны Генерального штаба или его подразделений на фронтах.

В самое сложное время, в декабре 1941-го года, когда он предложил проделать вот такие диверсионно-партизанские действия Сталин не принял его, а его идея просто была отвергнута. Он чуть не попал под высшую меру наказания.

– Дело в том, что это, конечно, так, но, может быть, и не совсем так. О Сталине сегодня существуют разные мнения. Для него осень и начало зимы 1941 года было труднейшим временем. И он мог изучить любое предложение, которое могло бы изменить положение на фронтах. И Илья Григорьевич действительно долго сидел в его приемной, ожидая вызова. Он прибыл к нему с планом стратегической операции по нарушению коммуникаций тыла немецких войск на оккупированной территории. Потому что развитие событий на фронте зависело от того, как снабжается противник боеприпасами, горючими и другими необходимыми средствами. Если бы он доложил Сталину, то неизвестно, как бы развивались дальнейшие события. Они могли бы приобрести совершенно иной характер. Но этого не случилось, потому что труднейшее, тяжелейшее положение на фронтах, я так думаю, не позволило Сталину его принять. Он знал кто такой Старинов. И поручил предварительную беседу провести Мехлису. Мехлис, конечно, известен по истории, что за человек. И он сказал Илье Григорьевичу – он тоже его знал, что вот вы высказываете целый ряд бредовых мыслей. "Сдаются армии, отступают фронты, а вы предлагаете какими-то минами остановить наступление немцев. Вы своей идеей можете только «загрузить» вождя. И я бы просил вас больше этот вопрос не поднимать. Мы вас простили за многое в Испании, когда вы говорили о том, что у нас и это не так, и то не так в подготовке партизанского движения. В этот раз мы вам не простим. Я хотел бы, чтобы этот разговор повлиял на ваше отношение к делу". Конечно, трудно сказать как бы повернулись события. Я недавно беседовал с Ильей Григорьевичем. Говорю: Илья Григорьевич, а если бы Сталин вас принял? Я думаю, что он знал, и хорошо знал многие вопросы партизанской борьбы. По Царицыну, по целому ряду других событий. Общаясь с Ворошиловым, с Буденным он многие вопросы так или иначе обсуждал. Илья Григорьевич ответил: если был бы успех, то тогда приписали бы все вождю и, я думаю, что до конца войны я бы не дожил. Потому что люди, которые давали правильные решения в те времена, – исход их был известным. У него сейчас такое мнение, что это могло бы быть положительно для Отечества, но лично для него окончилось бы печально., то неизвестно, как бы развивались дальнейшие события. Они могли бы приобрести совершенно иной характер. Но этого не случилось, потому что труднейшее, тяжелейшее положение на фронтах, я так думаю, не позволило Сталину его принять. Он знал кто такой Старинов. И поручил предварительную беседу провести Мехлису. Мехлис, конечно, известен по истории, что за человек. И он сказал Илье Григорьевичу – он тоже его знал, что вот вы высказываете целый ряд бредовых мыслей. "Сдаются армии, отступают фронты, а вы предлагаете какими-то минами остановить наступление немцев. Вы своей идеей можете только «загрузить» вождя. И я бы просил вас больше этот вопрос не поднимать. Мы вас простили за многое в Испании, когда вы говорили о том, что у нас и это не так, и то не так в подготовке партизанского движения. В этот раз мы вам не простим. Я хотел бы, чтобы этот разговор повлиял на ваше отношение к делу". Конечно, трудно сказать как бы повернулись события. Я недавно беседовал с Ильей Григорьевичем. Говорю: Илья Григорьевич, а если бы Сталин вас принял? Я думаю, что он знал, и хорошо знал многие вопросы партизанской борьбы. По Царицыну, по целому ряду других событий. Общаясь с Ворошиловым, с Буденным он многие вопросы так или иначе обсуждал. Илья Григорьевич ответил: если был бы успех, то тогда приписали бы все вождю и, я думаю, что до конца войны я бы не дожил. Потому что люди, которые давали правильные решения в те времена, – исход их был известным. У него сейчас такое мнение, что это могло бы быть положительно для Отечества, но лично для него окончилось бы печально.

Анна Корниловна Обручева

Все эти годы бок о бок с Ильей Григорьевичем шли удивительные женщины. Этот незаурядный человек и спутниц себе выбрал уникальных. Их роднили те же черты характера, что были присущи Илье Григорьевичу – преданность своему делу, доходящая до фанатизма, жизнерадостность, мужество и свободолюбие.

С первой женой Анной Корниловной[76]76
  Анна Корниловна родилась в крестьянской семье. Была пятым ребенком в семье крестьянина. В 1916 кончила церковно-приходскую школу в затерявшемся на реке Мезени селе Дорогорском Родители отдали ее в няньки, затем она около десяти лет батрачила.
  Несколько лет работала женделегаткой. Волостной Комитет партии выдвинул ее на женработу. 8 марта 1926 года Анну Корниловну приняли кандидатом в партию большевиков. С 1926 года, по окончании губернских курсов женорганизаторов в Архангельске, три года проработала волостным женорганизатором, а дальше – учеба в Комвузе и Восточном институте имени Енукадзе, затем – переводчицей Международной Ленинской школы при Коминтерне.


[Закрыть]
Илья Григорьевич познакомился в поезде, идущем в Испанию. Ее назначили переводчицей Александра Порохняком (Под этим именем Старинов ездил в Испанию).

Эта отважная женщина стала не только надежным помощником Старинова. Она участвовала в большинстве операций. Работала переводчицей, санитаркой, наравне со всеми изготавливала мины. Она стала душой и вдохновительницей отряда. Оба были награждены орденом Красного знамени.

Поженились они уже после Испании. Во время других войн она ждала его, как многие женщины. Вместе они прожили пятьдесят лет.

Вскоре после начала фашистского мятежа в Испании туда стали уезжать слушатели-испанцы из Международной Ленинской школы, с которыми я работала. На прощание они пригласили меня приехать к ним в Испанию.

Узнав о том, что в Испанию уехало несколько добровольцев, я стала добиваться направления в Испанию в качестве переводчицы, как знающую английский и испанский. После встречи с директором Международной ленинской школы Клавдией Ивановной Кирсановой (жена Емельяна Ярославского), моя просьба была удовлетворена. (жена Емельяна Ярославского), моя просьба была удовлетворена.

Внезапно ко мне на квартиру пришла незнакомая женщина. Представилась: «Урванцева». И предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать. Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету.". И предупредила, что все, о чем пойдет речь, я не должна разглашать. Вскоре она пригласила меня к себе на службу и попросила заполнить большую анкету.

Урванцева внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию. внимательно прочла ее, ничего не сказала, но я уже догадалась, что это связано с возможной командировкой в Испанию.

Через несколько дней она зашла ко мне и довольная сообщила:

– Ну, вот и хорошо, что застала Вас дома. Собирайтесь, поедемте к товарищам, которые хотят с вами побеседовать.

Это было так неожиданно, что я немного растерялась, но, взглянув на полную, добродушную и улыбающуюся Урванцеву, успокоилась.

Через полчаса я очутилась в большом учреждении, недалеко от моей квартиры.

Разговаривал со мной высокий, статный, с крупными чертами лица и густой шевелюрой военный, как я потом узнала – Г.Л. Туманян, перед ним лежала моя анкета., перед ним лежала моя анкета.

– Значит, Вы готовы выехать в длительную командировку? – спросил он и ласково, по-дружески посмотрел на меня.

– Готова!

– А дочь?

– Устрою и дочь, родные и друзья присмотрят!

Недолго продолжалась наша беседа.

Гай Лазаревич был не многословен, но чувствовалось, что он уже многое обо мне знал, все было просто и ясно. Мы с ним тепло распрощались, и я поняла, что это не последняя встреча. Меня опять предупредили, чтобы я никому ничего не говорила.

Прошло некоторое время, и я точно в назначенный час вновь была в кабинете Туманяна, где находился еще один незнакомец.

Нас представили, и я узнала, что меня назначают его переводчицей.

Встреча с А. Порохняком (Старинов):):

– Надеюсь, довольны, товарищ Порохняк? – спросил незнакомца Гай Лазаревич.? – спросил незнакомца Гай Лазаревич.

– Да, да!.. конечно, – как-то по-военному выпрямясь и избегая моих глаз, ответил тот.

Глядя на своего будущего начальника, я еще не понимала, чем он будет заниматься в Испании.

Порохняк был в новом, штатском костюме, и было заметно, что он его стесняется – в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич. был в новом, штатском костюме, и было заметно, что он его стесняется – в нем угадывался военный. Это, видимо, заметил и Гай Лазаревич.

– Вы теперь не военинженер 3-го ранга, – сказал он, – а гражданин… Александр Порохняк.

Вскоре нас, вместе с другими отъезжающими в Испанию, принимал комкор С.П. Урицкий.

Семен Петрович беседовал с нами с каким-то внутренним подъемом, предупреждал, что впереди много трудностей, опасностей, но мы должны обязательно оправдать оказанное нам высокое доверие. Он вспоминал о больших испытаниях, которые наш народ перенес в войне против белогвардейцев и иностранных интервентов в 1918–1920 годах.

Заканчивая беседу, Урицкий сказал:

– Надеюсь, вы сделаете все, чтобы помочь испанскому народу защитить свободу и демократию в борьбе против фашистских мятежников и интервентов!

Переночевали в Варшаве, проехали через Чехословакию, в Вену. На следующий день экспрессом прибыли в Париж. Нас встретили и помогли ознакомиться со столицей Франции. Вечером 22 ноября мы, наконец, выехали в Испанию.

О Берзине::

На следующий день нас с Порохняком принял старший военный советник, которого все ласково называли «стариком», хотя было ему немного более сорока лет.

В дороге Порохняк много рассказывал о ленинце, мужественном воине и талантливом разведчике, Яне Карловиче Берзине, но я волновалась, идя на прием к нему, – и, как оказалось, напрасно. Все было проще, чем предполагала. Порохняк просился в Мадрид. много рассказывал о ленинце, мужественном воине и талантливом разведчике, Яне Карловиче Берзине, но я волновалась, идя на прием к нему, – и, как оказалось, напрасно. Все было проще, чем предполагала. Порохняк просился в Мадрид.

– Не выйдет! Обстановка изменилась. Оставляю вас здесь… Придется начинать с малого…, – сказал «старик».

Потом он говорил о потерях фашистов под Мадридом, о неприступности обороны столицы.

– Для вас важно то, что сплошной линии фронта на других участках нет, (заметил, улыбаясь, Ян Карлович.

В это время вошел помощник и доложил, что прибыли еще двое, назвав их фамилии.

– Очень удачно! – приветливо встречая, сказал старший советник. (Знакомьтесь: Порохняк, Обручева, а это – Спроглис и Цитрон. Товарищ Порохняк, помогите Спроглису минами, их можно сделать на месте из подручных материалов, как обучали вы партизан в наших школах., Обручева, а это – Спроглис и Цитрон. Товарищ Порохняк, помогите Спроглису минами, их можно сделать на месте из подручных материалов, как обучали вы партизан в наших школах.

На прощание Берзин сказал: сказал:

– Народ испанский очень хороший народ, ему надо помочь отстоять свободу и независимость. Пойдемте к генералу Ивону, он все оформит., он все оформит.

В дороге Порохняк рассказал мне о том, как Петр Кюзис (так в действительности звали Я.К. Берзина) весной 1906 года участвовал в налете с целью реквизиции средств для партийных нужд. Об этих операциях в латышском крае положительно отзывался В.И. Ленин. Во время этой операции Берзин был ранен и схвачен полицией. Тогда ему не было еще и семнадцати, и это спасло его от расстрела, но его запрятали в тюрьму. Выйдя из заточения, Кюзис активно работал в Риге, сочиняя антиправительственные листовки и распространяя их. Его подпольная партийная работа была прервана новым арестом и высылкой в Иркутскую губернию. Началась первая мировая война. Петр Казюс достал поддельные документы, превратился в Яна Карловича Берзина и бежал в Ригу, где продолжал работу в большевистском партийном подполье, участвовал в Великой Октябрьской революции, в вооруженной защите Советской власти. рассказал мне о том, как Петр Кюзис (так в действительности звали Я.К. Берзина) весной 1906 года участвовал в налете с целью реквизиции средств для партийных нужд. Об этих операциях в латышском крае положительно отзывался В.И. Ленин. Во время этой операции Берзин был ранен и схвачен полицией. Тогда ему не было еще и семнадцати, и это спасло его от расстрела, но его запрятали в тюрьму. Выйдя из заточения, Кюзис активно работал в Риге, сочиняя антиправительственные листовки и распространяя их. Его подпольная партийная работа была прервана новым арестом и высылкой в Иркутскую губернию. Началась первая мировая война. Петр Казюс достал поддельные документы, превратился в Яна Карловича Берзина и бежал в Ригу, где продолжал работу в большевистском партийном подполье, участвовал в Великой Октябрьской революции, в вооруженной защите Советской власти.

Порохняк рассказывал о своих встречах с Берзиным в начале тридцатых годов. рассказывал о своих встречах с Берзиным в начале тридцатых годов.

Берзин произвел на меня большое впечатление. Что-то в нем было искренне, обаятельное, и в то же время такое решительное, что нельзя было забыть. произвел на меня большое впечатление. Что-то в нем было искренне, обаятельное, и в то же время такое решительное, что нельзя было забыть.

Когда позже мы узнали о подвиге Зорге, мне стала понятна и роль Яна Карловича в становлении этого героя-разведчика.

Вопреки нашим ожиданиям, генерал Ивон оказался советским человеком. Он сделал все, чтобы Порохняк, как и сказал Берзин, сразу начал заниматься с небольшой группой партизан, и превратил Порохняка в Рудольфа Вольфа, а меня – в Луизу Куртинг. К сожалению, позже нам эта конспирация часто не столько помогала, сколько мешала… Испанцы знали, что мы русские, и удивлялись, что мы не Иваны и Марьи, а Вольфы и Луизы., как и сказал Берзин, сразу начал заниматься с небольшой группой партизан, и превратил Порохняка в Рудольфа Вольфа, а меня – в Луизу Куртинг. К сожалению, позже нам эта конспирация часто не столько помогала, сколько мешала… Испанцы знали, что мы русские, и удивлялись, что мы не Иваны и Марьи, а Вольфы и Луизы.

На следующий день мы, с новоиспеченным Рудольфом, спускались в холл гостиницы. День обещал быть жарким, и я надела шляпу. Перед входом в холл меня остановил охранник и вежливо сказал:

– Синьорита, разрешите вам дать добрый совет. Снимите и оставьте здесь головной убор. Послушайте меня! А то, чего доброго, анархисты примут вас за фашистку, и тогда – не оберетесь неприятностей.

Я вернулась и раз и навсегда оставила шляпу. Надела черный берет.

* * *

К вечеру на второй день послу выхода группы из вражеского тыла, приехал к нам Михаил Кольцов. Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански, как истинный кастельяно. Был он очень похож на испанца по одежде и поведению, и говорил он по-испански, как истинный кастельяно.

Весть о прибытии Михаила Кольцова на базу всполошила весь ее состав. Кольцова хорошо в то время знали не только мы, советские люди. Его выступления в печати вдохновляли республиканцев в их борьбе против мятежников и фашистских интервентов. Все хотели увидеть этого боевого «новинара», как его назвал Иван Большой.

– Познакомьте меня, пожалуйста, с участниками крушения поезда под Кордовой, – обратился ко мне Михаил Кольцов, узнав, что на базе нет Рудольфа., узнав, что на базе нет Рудольфа.

Я выполнила его просьбу и началась дружеская беседа, но все помнили приказ Доминго – держать язык за зубами. Свободно говорили о погоде, о том, как промокли и устали, но никто не сказал, где обогревались и отдыхали. Объяснили, что поставили большую мину, чтобы уничтожить всех фашистов в поезде.

Михаила Кольцова очень интересовали боевые акции интербригадовцев в тылу врага.

– Все иностранные товарищи знают испанский? – спросил Кольцов у Доминго. у Доминго.

– Нет! – махнул рукой капитан. – Два югослава, итальянцы и французы понимают, могут объясняться, а другие, когда поступили в отряд, знали несколько десятков слов и только, а теперь уже все могут объясняться.

– А как же местное население? Может сразу заметить, что иностранцы?

– Наши группы берут в тыл все необходимое и к местному населению не обращаются. Для работы среди населения и связей с ним у нас привлекаются только испанцы, – ответил Доминго.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю