Текст книги "Последний маршрут (СИ)"

Автор книги: Илья Дешпис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Последний маршрут

История, которую я хочу поведать на этих листах бумаги, случилась со мной в декабре 2010 года. Она является самой ужасной чередой событий, которую мне довелось пережить за свои 43 года жизни. Не обладая большими писательскими навыками, я не собираюсь вызвать у читателя сострадание или какое-то подобное этому чувство. Единственная цель, которую будут нести эти листы бумаги – предупреждение. Предупреждение всех людей – а я уверен, что записи эти станут достоянием общественности – о существовании нечто непостижимого, того, что прячется совсем рядом с нами, того, во что мне так не повезло вляпаться. Сейчас вы даже представить не можете, о каких же ужасах может идти речь, но уверяю вас – скоро вы всё поймёте.

Моё имя Олег Дмитриевич Следков, по профессии я инженер. Ни жены, ни детей. Наверное, этому можно посочувствовать, да и сам я порой находился в подавленном настроении по этому поводу, когда банка пива безуспешно пыталась скрасить моё одиночество, но позже я понял, что и одиночество имеет свой плюс – мне некого терять и моя смерть никого не обременит. Я уйду незаметно. Совсем скоро.

После очередного рабочего дня я направлялся на последнюю маршрутку. Вечер выдался морозным, со снегом. Он падал так обильно, что недавно голые заледеневшие дороги уже покрылись приличным слоем снега. Морозило уши, нос, большие пальцы на ногах, казалось, вообще отваливаются, и я, съёжившись и засунув руки в карманы, быстрым шагом приближался к конечной остановке нужного мне маршрута.

Сегодня я довольно запоздал на работе и теперь, взглянув на наручные часы, обнаружил, что последняя маршрутка уехала более десяти минут назад. Я даже потерял всякую надежду побыстрее оказаться дома, в тепле, но приблизившись к остановке я, сквозь падающий стеной и залипающий глаза снег, увидел окрашенную в жёлтый цвет Газель. Я поспешил к ней, опасаясь, что она вот-вот уедет, оставив меня здесь, в трескучем морозе. Но если бы я тогда знал, что меня ожидает, то проделал бы весь путь отсюда до своего дома пешком, несмотря ни на какие морозы и расстояния.

Добежав до маршрутки, я постучал в окно со стороны пассажира. Водитель был чем-то отвлечён и не мог меня видеть, но когда я постучал, он сразу обратил на меня внимание и нажал на кнопку. Издав предупреждающий сигнал, дверь открылась. Я уже чувствовал то тепло, которое меня ожидает в прогретом радиатором салоне, но вдруг остановился перед настежь раскрытой дверью как вкопанный. Моё внимание привлекла, и даже напугала, перегородка из оргстекла, разделяющая пассажирскую и водительскую части друг от друга. Признаться раньше я никогда этого не видел, но всплывшие в голове воспоминания продиктовали её нужность.

Трое изрядно выпивших парней сели в Газель. Царившее молчание в салоне резко прервалось их шутками с хорошей долей бранных слов и диким смехом. Находиться вблизи пьяных людей всегда вызывало некоторый дискомфорт, но сейчас, когда маршрутка разрывалась от их громкого смеха, чётко произносимых, будто отрепетированных, матных фраз без всякого смущения перед остальными людьми, это вызывало возмущение. А парни как будто испытывали терпение окружающих: фразы слышались всё чаще, а смех становился громче. Но, несмотря на это никто не осмеливался сделать им замечание. Реакция пьяного человека всегда непредсказуема. Для таких людей, чья идеология угадывается с первого взгляда, замечание в их адрес будет выглядеть как оскорбление, а повиновение – признаком слабости. Так мы проехали остановку, после чего в Газели остались я, молодая на вид девушка и эти ребята.

После очередной похабной шутки один из них повернулся к девушке:

– Да, красавица?

Должно быть, её ответ послужил бы продолжением шутки, но девушка промолчала, после чего другой из тройки насмешливым голосом заявил:

– Не хочет красавица с тобой разговаривать!

Третий заржал. А тот, что обращался к девушке, теперь начал испытывать к ней спортивный интерес. Встал, прошёлся по салону и сел рядом с неразговорчивой спутницей.

– Почему красавица не хочет со мной разговаривать?

Говорил он громко, так, чтобы разговор был слышен его друзьям хорошо. Несмотря на то, что я сидел через одно сиденье от него (девушка оказалась между нами), я почувствовал мерзкий запах алкоголя из его рта, почувствовал так хорошо, будто прямо под моим носом стояла бочка с перебродившим пивом. Мерзость.

Девушка всё так же молчала, а разгорячённый парень навалился на неё и даже сделал попытку обнять. Она отпрянула от него, навалившись в сваю очередь на меня – ей некуда было деться. Я пододвинулся ближе к окну и начал рассматривать пробегавшие мимо вывески магазинов, пытаясь оторваться от происходящего. Что бы там ни было – пускай сама решает свои проблемы. Парень продолжал задавать бессмысленные вопросы, а его друзья смотрели на него с неким восхищением, улыбались, как смотрят дети на жонглёра в цирке. Девушка всё так же отодвигалась от него, наваливалась на меня, и, в конце концов, ткнула меня локтём в бок. Это было явным призывом о помощи. Никак не хотелось более омрачать своё настроение словесной перепалкой с тремя пьяными парнями, но я уже готов был приказать ему сесть на своё место, как вдруг замечание сделал водитель маршрутки. Он потребовал прекратить, иначе все они выйдут на ближайшей остановке.

– Это ты мне? – усмехнулся горе-ухажёр и, сжав кулаки, начал переваливаться через сиденья к водителю.

– Тебе. Сядь или вы сейчас выйдете.

Готов поклясться, отморозок уже собирался ударить водителя, но вовремя получил звонкий подзатыльник от своего товарища.

– Кончай, придурок, – сказал он, затем обратился к водителю, – Мы и так приехали. Остановите здесь… Спасибо.

Третий из их компании протянул водителю деньки за проезд и все они вышли. Маршрутка снова тронулась, и в задних окнах я ещё недолго мог наблюдать эту троицу. Тот из них, что приставал к девушке сейчас выяснял отношения со своим другом, давшим ему подзатыльник.

Кстати о девушке… Она же не просто так наваливалась на меня. Она просила о помощи, а я ей не помог. Я посмотрел в её сторону как раз в тот момент, когда она отворачивалась от меня. В какой-то короткий миг я заметил выражение, с каким она смотрела на меня. Она посмотрела на меня как на дерьмо. Почувствовал я себя так же.

После этих воспоминаний никаких сомнений в нужности данной перегородки не возникло. Я даже начал подумывать, а не тот ли это водитель решил обезопасить себя таким образом. Ведь от него в немалой степени зависят жизни пассажиров.

Я сел в машину. Дверь за мной закрылась, водитель повернул ключ в замке зажигания, и мотор завёлся, охватив кузов частой мелкой дрожью. Мы тронулись.

– А я думал, что уже не успею. Вы сегодня задержались.

– Да. Как раз думал о том, что кто-то может опоздать, а погода на улице жуткая. Не оставлять же людей мёрзнуть.

В зеркале заднего вида я увидел его глаза. Он смотрел на меня и радушно улыбался.

– Значит, мне повезло.

– Да, – широкая улыбка.

Прошло несколько минут. Мы уже ехали по улице Жуковского. Приближались к первой остановке. Под железным навесом стояли пять человек. Двое из них – мужчина примерно моих лет и молодая девушка – оказались в салоне. Маршрутка продолжила свой путь. Очередная остановка, и Газель сонно открывает свою жёлтую пасть для маленькой девочки и её мамы. Пухлые щёчки девочки сильно пощипал мороз, они были красными, а в своей дутой розовой курточке она была похожа на большую куклу.

За тонированным окном маршрутки проносились огни машин и магазинные витрины, завлекающие потенциальных покупателей яркими красками и надписями типа «Скидки только до 1 января» и «30% скидки на всю молочную продукцию». Буквы были настолько большими, что их невозможно было не заметить, а цены иногда бывают такие, что купишь даже то, что тебе совершенно не нужно.

Маршрут Газели вёл по обводной дороге города. Если посмотреть на город с высоты птичьего полёта, то глазам представится необычный контраст: по одну сторону дороги каменным массивом встали многоквартирные дома. Серые и скучные (особенно в это время года) они представляли собой показатель затхлости и разложения города, с его грязными неуютными двориками. По другую сторону дороги ровной полосой лёг частный сектор, будто выставляя напоказ свои лучшие дома. Было бы лишним описывать красоту домов, исполненных в различных стилях. Достаточно сказать, что частный сектор был полной противоположностью своего соседа – массива многоквартирных домов. Когда проезжаешь по этой дороге, чувствуешь себя некой переменной, для которой ещё не решено к какой из сторон она будет принадлежать. Но, увы, для меня уже это давным-давно определено, и о красивом участке мне можно только мечтать.

Несмотря на то, что город наш небольшой, его подобно тонкой паутине изрезали множество дорог. Выездов из города было всего три и к одному из них мы как раз подъезжали. Но мост, что находится в северной части города, служивший одним из выездов, уже около четверти века находится в непригодном состоянии. По нему было невозможно проехать, разве что пройти пешком. Но учитывая, что ближайшее поселение в 45 километрах от города, ни один человек не решится пройти такое расстояние – попутную машину поймать там невозможно. Когда-то дорога через мост служила хорошим путём для перевозки товаров из более больших городов, но теперь, когда он разрушен, про дорогу забыли. На вопрос, почему мост не реставрируют, власти города отмахивались недостатком средств. Итак, можно условно сказать, что выездов из города только два, и находятся они в южной и западной сторонах города.

Пока я был глубоко погружён в свои мысли – а нахождение в тепле, глядя на замерзающий город, всегда вызывало у меня чувство эйфории – за окном произошли разительные изменения, понять которые я смог не сразу. Оглядев салон, я понял, что в замешательстве нахожусь не только я. Все были сбиты с толку внезапным изменением курса маршрутки.

– Мы свернули? – неуверенно, как бы сам себя спросил мужчина.

Его глаза, казавшиеся неестественно маленькими из-за круглых очков, пытались зацепиться за знакомую деталь пейзажа, погрязшего за окном в чёрных сумерках. Схватившись за поручень, он заглядывал во все окна.

– Куда мы едем? – громко спросила женщина с ребёнком. У нас с ней это получилось практически одновременно. Встревоженная девочка спросила маму, в чём дело, но та не удостоила её ответом, и девочка встревожилась ещё больше.

На заданный вопрос водитель не ответил, а лишь заметно прибавил скорость. Волнения в салоне возросли неоднократно. Девушка, до сих пор сидевшая и смотревшая на всех испуганными глазами, сорвалась со своего места, подскочила к перегородке и принялась колотить по ней ладонью.

– Остановите! Дайте мне выйти, – кричала она, но водитель даже не повернулся в её сторону. Он будто оглох!

Мужчина в очках составил ей компанию. Его спокойствие, с каким он недавно пытался узнать в окне дорогу, улетучилось, и вот он тоже начал колотить и кричать. Удары его были сильными. Меня это даже сначала удивило: он производил впечатление человека слабо развитого физически. В затрёпанном пальто, с короткими усиками, выпирающей вперёд нижней челюстью, наполнявшей его речь еле заметными дефектами, худощавый и сутулый, он был похож на ботаника, такой уж у меня был стереотип. И сила, с которой он бил по оргстеклу, ранее никак не выдавала своего присутствия.

– Немедленно остановите! Вы слышите?

Девочка позади меня безудержно кричала. Несмотря на все попытки успокоить дочь, у матери ничего не выходило. Она сама была слишком напугана. Я тоже был напуган. Страх буквально парализовал меня. Я молча наблюдал за всем происходящим. Крики, стук по перегородке, громкая пульсация крови в висках – всё перемешалось, разрывая голову изнутри. Я почувствовал, как близок к потере сознания – в глазах уже потемнело, но я держался изо всех сил. Если бы я знал, что произойдёт в следующую минуту, я бы с радостью поддался уносящей меня в забытье невидимой чёрной руке.

От очередного удара по перегородке в одно мгновение на ней нарисовалась сплошная вертикальная трещина. Несмотря на то, что перегородка была достаточно толстой и, как мне показалось, хорошо приделанной к кузову автомобиля, она начала ходить ходуном. И только тогда, когда появление трещины известило о себе пронзительным треском, водитель обернулся. Заметив трещину, на лице его появилось выражение испуга. Теперь ОН просил прекратить. Причём просил он с таким молящим выражением, что на секунду-другую его голос повторялся для меня в полнейшей тишине, в отдельном мире, где находился мой мозг и только что полученная информация. Человек, который нас похитил таким необычным способом, вовсе не был злодеем, как мне сначала показалось. Я не знал, кто он, куда и зачем нас везёт, но я понял – он против своей воли вынужден делать это.

– Прекратите! – вновь крикнул водитель. Он лихорадочно переводил взгляд с дороги на зеркало заднего вида. Машина начала раскачиваться на дороге, и я уже приготовился к аварии.

А мужчина с девушкой продолжали колотить по перегородке, пока не послышался скрежет, а затем и стук металла. Это хлипкий замочек со стороны водителя, предназначенный для того, чтобы запирать окошко для передачи денег (или оно несло какое-то другое предназначение?). Водитель испуганно посмотрел на упавший рядом замок и тут же бросился к бардачку. Машину резко качнуло вправо, раздался сухой скрежет и шорох. Маршрутка задевала боком сугробы, созданные снегоуборочными машинами. Она то выезжала на встречную полосу, то слишком близко приближалась к обочине правой стороны и шаркала о снежные кучи.

Ботаник, заметив открытое окошко, просунул в него руку и попытался схватить водителя. Он сошёл с ума, подумал я. Мы можем разбиться!

Водитель с трудом удерживал машину на дроге, а очкарик схватил его за шиворот и попытался притянуть к себе. Он с силой рванул водителя на себя, машину резко кинуло влево, и она подскочила на сугробе между двумя наезженными колеями, тряхнула своё содержимое и приземлилась на все свои четыре колеса. Может было бы лучше угодить в большой сугроб у обочины, тогда бы мы выбрались и всё это закончилось, но была ли гарантия, что ни один из нас не получит при ударе о бордюр травму несовместимую с жизнью. А девочка? Разве она смогла бы перенести даже не самый сильный удар головой о стоящее впереди сиденье, когда машина врежется в бордюр? Нет, рисковать было нельзя. Не то что бы каждый из нас заботился о жизни другого. Просто на месте того неудачника, которому повезёт меньше всех, мог оказаться любой из нас. Это было бы похоже на ситуацию, когда в комнату, размерами 3 на 3 метра, посадили за один стол четырёх враждебно настроенных людей и перед ними лежал револьвер со всего лишь одной пулей. Независимо от того, кто первый схватит его, всегда будет всего лишь одна жертва, и нет никаких гарантий, что ей не станешь ты сам. Аварию НУЖНО предотвратить, иначе – жертва.

– Отпусти его! Отпусти же! – кричал я, схватив ботаника за пальто и с силой потянув на себя. Хватка его была мёртвой. Он тянул к себе водителя, а тот уже нащупал в бардачке рукой нужный предмет и потянул его наружу.

– Отпусти! Мы разобьёмся!

Ботаник кричал, если эти звуки можно было назвать криками. Он стонал, визжал, кряхтел, притягивая к себе водителя, но не отпускал его. В следующие мгновение я увидел холодный блеск стали. Из бардачка водитель вытащил пистолет. Я отпустил очкарика и отпрянул. Он тоже ослабил хватку, когда заметил, как демонстративно блеснул пистолет в тусклом свете ночного фонаря.

– Сядь на место! – отчаянно прокричал наш извозчик обезумевшему ботанику. Но тот и не подумал сдаваться.

Издав свой боевой клич, он с новой силой дёрнул водителя на себя через маленькое окошко.

Машину снова рвануло в сторону. Женщины пронзительно закричали, а я, до боли стиснув зубы, изо всех сил схватился за своё сиденье. При таком резком рывке водитель ударился головой об треснувшую перегородку. Оружие чуть не выпало из его рук, но он крепко сжал его, так, чтобы оно не смогло выпасть, затем переложил его в левую руку и через плечо прицелился в ботаника.

Раздался выстрел, породивший в салоне новую волну криков и смертельного ужаса, а я машинально поймал то, что падало мне прямо в руки. Я держал обмякшее тело ботаника. Практически обезглавленное оно лежало у меня на руках. То, что когда-то было его головой, сейчас обильно поливало меня кровью, из раздробленного черепа на меня сползала густая бурая жижа. Ещё никогда я не видел смерть так близко, никогда не держал её в руках. Современный кинематограф, а так же книги ужасов, показывают нам все «прелести» человеческих внутренностей закаляя наши нервы, но ничто не сравнится с тем, что происходит в реальности, когда пуля разрывает человеческую плоть. Ничто более не сравнится с тем, что довелось пережить мне.

Я отбросил от себя труп. Он шмякнулся на пол, судороги ещё били мёртвое тело. В следующую секунду я сблевал прямо на этот труп и ослабший откинулся в своём кресле. В глазах потемнело. Ни криков, ни визгов, ни плача. Тишина. И только стук в моей голове. Тук… тук… тук… Он раздавался всё тише и тише, дальше и дальше, будто ему удалось выбраться из моей головы, и теперь остался где-то далеко позади нас. Густая, словно осязаемая тьма, забрал меня в свои объятия. Я упал в кресле без чувств.

Не знаю, сколько прошло времени. Когда я открыл глаза, туманная дымка расступилась, но недостаточно хорошо, чтобы увидеть всю картину. Какое время суток: ночь или раннее утро, я не знал. Через несколько минут после того как ко мне полностью вернулась ориентация в пространстве, мне удалось привстать и оглядеть салон. На полу всё так же лежал, изредка покачиваясь на кочках, труп, только сейчас он лежал в луже собственной крови. На задних сиденьях расположились женщины. Они сидели, забившись там словно мыши, и испуганно, но не без надежды смотрели на меня. Треснутое оргстекло болталось на ослабших болтах.

Я встал. Осознав, что координация не совсем вернулась ко мне, шатаясь, прошёл по салону и уселся рядом с женщинами. Поближе к живым, подальше от трупа. Глаза их были заплаканы, тушь грязными комками расползлась по лицу, макияж испортился, и теперь они были похожи на загримированных актрис какой-нибудь мыльной оперы, на жён мужей-тиранов. Девочка спала, прижавшись к груди матери. Она время от времени хмурила брови. Малышка видит дурные сны, подумал я. Неудивительно.

– В милицию звонили? – тихо спросил я, переводя взгляд с одной дамы на другую.

Ответила та, что моложе.

– Да. Но мы не могли громко говорить и они ничего не расслышали и повесили трубку.

– А когда мы позвонили второй раз, – подхватила вторая, – и попытались говорить громче, он нас услышал, – она кивнула в сторону водителя, выдержала некоторую паузу и выдавила сквозь слёзы: – Он сказал, что убьёт мою девочку, если мы ещё раз сделаем это.

Этот человек посмел бы убить маленькую девочку? Нет, он блефовал, но знал, на что надавить, и добился своего. Вариант спасения при помощи телефона отпал. Сама женщина не позволила бы никому из нас взять в руки телефон. Жизнь дочери для неё важнее собственной.

Я ещё раз посмотрел на труп. Затем на оргстекло. Затем на сиденье, что было справа от меня. Пуля, выпущенная из пистолета, разбила череп бедняги так же легко, как и перегородку, оставив в ней отверстие диаметром в семь миллиметров. Если бы она не застряла в железном каркасе сиденья, уверен, девочка и её мама распрощались с жизнью в тот же момент, что и ботаник. Чудо – только так можно назвать эту счастливую случайность.

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком и отвернулся от обезображенного тела.

Внимание привлекла двойная дверь в задней части салона – там, где мы сидели. Можно было бы её незаметно открыть и на каком-нибудь повороте, когда водитель сбросит скорость, выпрыгнуть из этой адской машины. Я уже почувствовал вкус победы при этой мысли, это было подобно глотку свежего воздуха после долгого нахождения в душной закупоренной комнате. Тихо, чтобы не услышал водитель, я предложил девушке поменяться местами: она была ближе к двери. Она не сразу поняла моей мысли и ещё секунду смотрела на меня испуганным непонимающим взглядом, но затем спокойно пересела на соседнее кресло, а я – на её.

Не заметил ли нас водитель?

Хоть водитель и был сосредоточен только на скользкой дороге и думал о луже крови с трупом позади него, мы не упускали возможности, что в любой момент он может посмотреть в зеркало заднего вида. Но он не смотрел. В салоне всё так же царило молчание. Правая и левая дверцы были закреплены друг с другом ремнём безопасности. Небольшая пластиковая коробочка с затворяющим механизмом внутри повисла на крепёжном ремне. Я нажал на кнопку с надписью PRESS, ремень расстегнулся с тихим щелчком, и я уже готов был потянуть ручку дверцы, когда машина вдруг подскочила на кочке и пластиковая коробочка подлетела в воздух, на секунду задержалась в воздухе, и вернулась в первоначальное положение, с треском ударившись о дверцу.

Вот сейчас он должен посмотреть.

Это было довольно громко и сердце моё замерло в ожидании самого худшего. Мы втроём уставились в зеркало заднего вида, опасаясь заметить подозревающий взгляд водителя. Я уже видел, с каким удивлением он оборачивается, замечает наше настороженное молчание, и видит расстёгнутый ремень безопасности на двойной двери своего автомобиля. Он всё понял. Понял, что мы хотим спастись таким образом. И тогда он берёт в левую руку пистолет, так же целится через плечо, как несколько минут (часов? дней?) назад, когда целился в разъярённого ботаника. Три выстрела, разделённые между собой где-то тремя секундами. Каждый из выстрелов достигает своей цели… А, какого чёрта, подумал я, он пристрелит ВСЕХ нас? Не та у него цель. Он застрелит только одного, скорее всего девушку, так как в неё будет легче прицелиться с его места. Только припугнуть, не более.

Я тряхнул головой, чтобы отбросить остатки мрачных мыслей. Водителю не было дела до нас, он был слишком занят: всё его внимание сосредоточилось на машине и скользкой дороге, и на трупе, что лежал позади него – без головы и в луже крови.

Выждав ещё некоторое время и восстановив дух, я осмелился потянуть ручку на себя. Дверь не поддалась. Это был крах. В моих планах не было прямо сейчас распахнуть дверь и выпрыгнуть наружу, но мне нужно было знать, что в подходящий момент я смогу это сделать. Руки опустились, будто свинцом налитые. Я смотрел на дверь, точно на друга, предавшего меня в тот час, когда я особенно в нём нуждался. Так оно и было.

Нет. Нет… Что-то не так. Она ДОЛЖНА быть открыта!

Я искал глазами причину, почему она может быть заперта и нашёл. Я чуть не ударил кулаком по двери от досады и собственной глупости. Засов опущен! Грязный маленький подлец запер мне путь к спасению! Поддев его двумя пальцами, я аккуратно поднял его и, даже не убедившись, что водитель на нас не смотрит, снова потянул ручку. Замок щёлкнул. Для меня это было известием о победе, или, скажем, праздничным хлопком петарды, кричащей «пора радоваться!». Немного подтолкнул дверь, и… она не сдвинулась с места ни на миллиметр. По телу побежала дрожь, но не от страха. Дрожь вызвали гнев и отчаяние. На сей раз мне пришлось приложить все усилия, чтобы не ударить проклятую дверцу.

Я опустился в своём кресле и закрыл лицо руками, обдумывая, что здесь может быть не так. И вдруг в голову пришла самая дикая мысль, которая всё объясняла. Я подковырнул ногтём резиновую прокладку между дверями, и она открыла передо мной неровный металлический шов. Из тёмного тумана моего воображения выплыло лицо водителя. Он ухмылялся, он прекрасно знал, что мы тут делаем и, наконец, он прекрасно слышал стук пластиковой коробочки по металлу. Но ведь он позаботился обо всём заранее, и ему не о чем было беспокоиться, его жертвы находятся в клетке под очень большим замком и ни куда не денутся. О, да. Если этот парень безумец, ему сейчас очень смешно.

Но я никак не хотел сдаваться. Я не был тем зверем, который оказавшись в неволе, начнёт потихоньку умирать сидя в углу. Я не сдамся до тех пор, пока сама смерть не положит свою костлявую руку мне на плечо и не потянет меня в бездну.

Последним путём к спасению, который я видел, могло быть окно с надписью «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД. СОРВИТЕ РЕЗИНОВУЮ ПРОКЛАДКУ И ВЫДАВИТЕ СТЕКЛО». Но с ним не так всё просто. Если даже оно и осталось нетронутым чокнутым водителем, то велика вероятность получить пулю при выполнении несложных операций, начертанных заглавными белыми буквами на красном фоне. Или, например, при падении переломать себе все кости, ведь выпрыгнуть в таком неудобном положении безопасно никак не получится. Мне даже представился мой обезображенный труп, распростёршийся на дороге в бесконечном снежном пространстве. Руки и ноги неестественно вывернуты, из головы на лицо медленно стекает струйка крови. С неба падают беззаботные снежинки, безропотно ложась на мёртвое лицо, омываясь в розовый цвет и покрывая его ледяной коркой, с целью навсегда оставить на лице выражение страданий, боли и страха. Я никогда не обладал бурной фантазией, но почему-то именно эта картинка представилась мне очень явственно, и, невольно, я попятился от своего тела, подальше от снежного пространства и всей этой фантазии вообще.

Иногда я смотрел в окно на быстро бегущую ленту дороги под колёсами. Ужасным было то, что в эту ночь поднялась сильная метель – ещё сильнее, чем была до этого – и теперь пространство было окутано белой рябью настолько плотной, что её можно было спутать с туманом. Я присматривался, щурил глаза, но проглядеть сквозь эту белую завесу не представлялось возможным. Никто не знал хотя бы где мы, а ведь за три с половиной часа – ровно столько прошло времени с того момента, когда мы свернули с дороги – можно было очень далеко уехать. Поворотов мы миновали столько, что и запомнить было невозможно. Да и мало ли просёлочных дорог, не отмеченных на карте?

Девочка проснулась на руках у матери и теперь о чём-то с ней тихо разговаривала. Девушке, после долгих попыток, удалось уснуть.

Ещё час езды и я почувствовал, как машина на очень низкой скорости преодолевает поворот. Должно быть, мы приближаемся к нужному месту, подумал я и машина, проехав ещё несколько метров, остановилась. Мотор заглох, и теперь до ушей доносилось лишь заунывное пение ветра. Ещё через несколько секунд в шум ветра вмешались человеческие голоса. Слышались они отдалённо, будто преодолевая какое-то препятствие, так, что нельзя было разобрать слов. Но они становились всё ближе, и это было подобно приближению огромного шара, который вот-вот нас раздавит – так все мы боялись приближения этих голосов. Со временем они приобретали более отчётливое звучание, но так и оставались непонятным набором звуков. Водитель сидел, не двигался, и я заметил, как пристально он смотрит в окно с пассажирской стороны, на тех, кто к нам приближался. Во взгляде этом прослеживалось глубокое уважение и страх.

Когда голоса были совсем близко, водитель нажал на кнопку, сработала сигнализация и дверь в Газель открылась. Вместе с порывом ветра в салон машины влетели слова: «…встречу сам».

Я уже видел силуэт человека в окне, который к нам приближался, и которому принадлежали эти слова. Одет он был в такое же пальто, что и лежавший на полу ботаник, только на незнакомце оно выглядело более новым и ухоженным. На голове шляпа, одетая совершенно не по погоде. Он придерживал её рукой, чтобы ветер не унёс её. Тёмного цвета брюки в полах заляпанные толстым слоем липкого снега. Ботинки невозможно было разглядеть – они утопали в нерасчищенной, покрытой снегом, дорожке.

– Господи! Что это? – его голос сошёл почти до крика, когда он увидел распластавшегося на полу ботаника. – Уберите!

Словно из ниоткуда появился человек, схватил мертвеца за ноги и рывком вытащил из салона. Тело оставило за собой кровавый мазок. В ту же секунду заскочил незнакомец в шляпе.

– Вам выпала честь быть моими гостями и… Нет, подождите! – он заметил, как женщина открыла рот, чтобы что-то сказать ему или спросить, но вовремя остановил её жестом. – Я понимаю, у вас возникла уйма вопросов, но я предлагаю обсудить их чуть позже – за столом. Наверняка все вы голодны, – он любезно улыбнулся нам и от этой улыбки побежал холод по спине. Вместе с тем, напомнив мне о голоде, я почувствовал, как желудок стянул железный обруч – до этого момента я совсем не думал о еде.

– И заранее прошу простить меня и моего водителя за случившийся здесь инцидент. Такое бывает довольно редко, – он покосил взгляд наружу, туда, где двое мужчин упаковывали труп в целлофановый пакет. – Пройдите за мной.

Он вышел из Газели. Я пошёл за ним следом, за мной – девушка, а за ней – женщина с дочкой.

Дико выл ветер, бросая в лицо мелкие и острые как иглы снежинки. Идти приходилось почти вслепую, так что я видел только ноги того, за кем шёл. Мне даже пришла в голову мысль, что в этой круговерти не так уж и сложно потеряться и не потерялись ли уже дамы? Но нет, мои волнения были напрасны. Сквозь рёв ветра и стены снега до меня доносились капризы маленькой девочки, совсем тихие. Природа так гасила звуки, что окажись мы в пустой комнате, от этих криков лопнули бы барабанные перепонки.

Я попытался посмотреть по сторонам, но ветер захлёстывал лицо и кидался острыми снежинками. Единственное что удалось разглядеть – пустынное пространство перед домом густо занесённое снегом, и дом примерно в три этажа. Такая картина напомнила мне зловещий Оверлук, только вместо подстриженных в виде зверей кустарников здесь кое-где из-под толщи снега выглядывали деревья. Они стояли, злобно растопырив свои лысые ветви подобно кривым пальцам старой колдуньи во время произношения страшных заклинаний.

Двигались мы очень медленно. Каждая секунда длилась дольше обычного. Как же обманчиво время, пришло в голову мне. В очереди у зубного врача, когда испытываешь страх, минуты бегут скоропалительно быстро, в самом же кабинете наоборот – минуты кажутся вечностью, и блестящие инструменты в руках стоматолога, судно с окровавленными ватными тампонами в человеческих слюнях только усугубляют этот эффект.

Сквозь сплошную круговерть появились очертания входной двери. До неё было около восьми метров, и тогда в голове запел предательский голосок: «Нужно бежать». Но у меня не было никаких шансов на удачный побег – по обеим сторонам от нас шла охрана. В их руках было оружие. Я не слишком разбираюсь в оружии, но мог точно сказать, что это был обрез. Его можно сделать из любого ружья. Точность стрельбы становится значительно меньше, зато его можно незаметно спрятать под курткой.