Текст книги "Демоны космоса"

Автор книги: Илья Стальнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Теперь ты и пьешь почти как человек, Серг.

– Я вообще чем-то похож на человека, если вы еще не заметили, – выпитое меня расслабило, и я почувствовал себя в обществе с Таланой чуть свободнее, чем обычно, то есть комфортнее, чем в комнате со змеями.

– Похож на человека? – она усмехнулась. – Это ненадолго. Ты станешь настоящим пилотом. И превратишься просто в элементарную частицу этой войны. И однажды поймешь, что, кроме войны, у тебя ничего нет.

– Так уж ничего?

– Ничего важного. Все отходит на второй план. То, что казалось жизненно необходимым, становится второстепенным, то, что было ярким, блекнет. То, что должно быть дорогим, перестает им быть. Потому что нельзя задерживаться. Нельзя долго оплакивать друзей. Ни во что нельзя вкладывать слишком много души, кроме как в нее, в эту шархову войну!

– Но мы возвращаемся с этой шарховой войны.

– Мы… – она сделала ударение на «мы», – не возвращаемся. Кто-то из них, – обвела рукой полный бар, – может вернуться. Отвоевать свой срок. Потешить самолюбие. Получить награды, звания, деньги. И писать мемуары для глобальной сети… Но мы из другого теста.

– Почему вы выделяете меня?

– Потому что ты из того же теста, что и я. Потому что ты, лейтенант, живешь по-настоящему только в кабине истребителя…

Я попытался собраться, прогнать волну хмеля, туманящего мозг. А ведь она права! Я вспомнил тот первый бой. И понял, что действительно по-настоящему жил только тогда.

– Ты мой пятый стажер, Серг.

– Как?

Цифра внушительная. Выпустить пять пилотов.

– В живых из предыдущих осталось двое. Один воюет до сих пор в другом секторе. Другой надолго застрял в клинике психической реабилитации… Троих уже нет… Скажи, сколько раз в день ты мечтал придушить меня?

– Я не считал, капитан.

– До стольких считать не умеешь? – засмеялась она. – Ты меня ненавидел, Серг.

– Никак нет.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– Мне – тридцать три. Не такая большая разница.

Я задумался. А ведь действительно, восемь лет по современным меркам – это ничто. И вместе с тем такая пропасть. Мне кажется, ей лет сто.

– Поэтому приказываю сегодня плюнуть на звания, Серг. Я – Талана.

– Годится, – не слишком уверенно произнес я.

– Ты, конечно, понял, для чего я тянула твои жилы. Только ради одного. Чтобы ты сталпилотом, Серг. Стал частью этой войны, боевой единицей, а не отважной жертвой, которую спалят через месяц-другой… И по возможности выжил… Я устала терять людей…

Я ощутил, как на меня накатывает волна сентиментальности, тут она подсунула в руку еще один бокал.

– Давай, Серг. Пьем за нас. За пилотов… Мы осушили бокалы. Пойло было послабее, чем предыдущее, дух так не вышибало, но било крепко – «Плоскостники» считают нас или героями, или маньяками, – продолжила Талана, на нее спиртное почти не действовало, она только слегка раскраснелась, и голос стал более глубокий. – Ничего подобного. Пилот знает, за что умирает. Это не простая война. Против нас враг, с которым не может быть примирения.

– Я знаю это.

– Наверняка вас в пилотской школе чуть ли не наизусть заставляли учить агитки о подлой сущности меркан. Несмотря на тупоумный стиль, в них сущая правда. Но это надо не знать, а чувствовать. Меркане – не просто враги. Это – сама тьма…

– Почему?

– Что ты знаешь о них?

– Под протекторатом Мерканы пятьдесят шесть планет. Они образуют Объединение мерканских свободных миров. Форма правления – внешне демократическая. Фактически теневое правление осуществляет замкнутая каста «бессмертных».

– Все это сооружение стоит на трех опорах – сложнейшей и чрезвычайно затратной технологии продления жизни избранным; самых диких технологиях, которые в нашем мире отнесены к категории запретных; и изощренном глобальном психоконтроле над населением. Этого достаточно, чтобы превратить жизнь на этих пятидесяти шести планетах в ад. Внешне благопристойный ад…

– «Плоскостники» считают, что в таких оценках больше милитаристской пропаганды.

– «Земляные черви» могут считать, что им угодно. Это ничего не меняет. Мы пытаемся остановить наступление тьмы, Серг… А она надвигается все быстрее.

– Меркане давят нас все крепче.

– Да. Притом давят по всему фронту. Продавливаются к центру нашей сферы. А мы выдыхаемся. После гибели Галахварской школы еще острее встал вопрос о недостатке летного состава. И мы проигрываем одно сражение за другим. Меркане лезут, как болотные слизни Арзаны перед наступлением дождей – изо всех дыр… Эти расчетливые твари не заботятся о ресурсах. Они будто не думают о будущем, не боятся истощить себя… Что это значит?

– Они на что-то рассчитывают.

– Точно Они приберегли какой-то сюрприз. Мне кажется, что они надеются получить козыри в этой игре. И просто избавляются от вооружений, которые вскоре станут ненужными.

– Им станут ненужными их эскадры?

– Не знаю… Они что-то готовят, чую. Не знаю, понимают ли это умники в штабах. Но меня, старую боевую клячу, не проведешь… Наступают тяжелые времена, Серг…

Я пожал плечами.

– Может произойти то, что наши стратеги видят в страшных снах. И называется это – подавляющее стратегическое преимущество, – она потянулась, загребла горсть орехов и кинула в рот. – Понимаешь, что значит это слово?

– Безнаказанность.

– Точно. Они безнаказанно будут уничтожать флоты и города. Будут высаживать десанты. И однажды мы обнаружим, что отступать больше некуда.

Она грохнула бокалом о стол, и синтетикхрусталь распался на мельчайшие частички.

– Шарх, я боюсь об этом думать, Серг… Но я знаю, что вскоре ты сможешь попробовать, на что способен твой «Морской ястреб» бортномер 35-111 в бою. Меркане полезут снова. Где-нибудь в системе Водоноса.

Она как в воду глядела. На следующий день наша оперативная эскадра по сигналу тревоги была приведена в боевую готовность и вскоре нырнула в супервакуум, двигаясь в сторону системы Водоноса – разведслужбы засекли продвижение к ней кораблей противника. Мне не пришлось долго томиться мечтой опробовать свой «Морской ястреб» в бою…

Глава девятая

УСПЕТЬ В ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН

Когда эскадра вынырнула из супервакуума, меркане уже догладывали планетарную оборону Токсаны. Две защитные станции были разнесены в пыль. Ожерелье из боевых автоматизированных модулей было ополовинено. Врагу оставалось совсем немного.

Я сидел расслабившись в кабине «Морского ястреба», достаточно свободной по сравнению с кабиной оператора управления огнем в «Альбатросе». По боевому уставу, который, в отличие от строевого устава, написан кровью, при выныривании корабля-пробойника в реальный пространственно-временной континуум все пилоты должны находиться в своих машинах, чтобы в случае необходимости сразу вступить в бой.

Самый опасный момент при «заходе на боевой» – выход из супервакуума. Можешь нос в нос упереться в эскадру противника. А так как при выныривании происходит разряжение энергетических колец, корабль, лишившийся на несколько минут полноценного защитного поля, становится доступной добычей для вражеских орудий.

– Шарх! – воскликнул я, преодолевая тошноту и головокружение, приступ которых обеспечен после выныривания на поверхность, и во все глаза глядя на постепенно проявляющуюся в деталях картинку. Компьютеры, анализируя данные всех видов контроля среды, рисовали объемную картину с раскладкой противостоящих сил. Не нужно было много времени, чтобы понять – мы влипли!

Мы вынырнули в непосредственной близости от главных сил противника. Наш флагманский линкор очутился в крайне невыгодной позиции. Но другим было еще хуже. С отчаянием я видел, что ближайший к нам эсминец «Глаз циклона» попал в капкан – угораздило его вынырнуть как раз между мерканскими линкором и двумя фрегатами!

Если бы нам дали хоть немного времени, мы бы очухались и вступили в бой. Но меркане не первый день воевали. И плазменные сгустки устремились к «Бризу»…

– Шарх, шарх, – повторял я, как заводной, слушая, как тягуче ведется отсчет.

Со стартовых ангаров «Бриза» один за другим выстреливались истребители. Они вылетали в черноту космоса и устремлялись вперед – в огненную преисподнюю.

– «Восьмой» – ушел, – щелкал компьютер. – «Девятый» ушел…

«Девятый» – это истребитель Таланы, ведущего нашей двойки.

– Приготовиться. Старт.

Меня вжало в кресло. «Морской ястреб» покинул стартовый ангар со скоростью снаряда, но гравитационный нейтрализатор, как всегда, бескомпромиссно задавил ускорение.

Первый мой боевой заход на «Морском ястребе»!

Главный комп «Бриза» выдал покидающим корабль звеньям боевые задачи, которые сумел оптимизировать за считанные мгновения. Наше пятое штурмовое звено рвалось к мерканским кораблям, навалившимся на «Глаз циклона».

На объемной схеме было видно, как от «Глаза циклона» тоже отваливаются точки – это истребители, кто мог, устремлялись на волю.

Я закусил губу, глядя, как с трех сторон плазменные резаки вспороли обшивку эсминца, не защищенную полем. Плазма выжигала суперорганический металлокерамит обшивки, металл, пластик. На корпусе вспухали облака – вырывавшийся из взломанных отсеков воздух моментально кристаллизовался.

«Глаз циклона» огрызался орудийными залпами, экипаж предпринимал титанические усилия, чтобы стабилизировать защитное поле и выйти из зоны поражения. Не успевал. Еще один пробой в корпусе… Еще один… Двигательная секция корабля-пробойника отделилась. Стабилизационные кольца стали отваливаться. Эсминец распадался.

– Шарх!

Сознание губкой впитывало поступающую информацию. Я старался держать в голове весь «объем боя» и не упускать из виду своих соратников.

Коммуникация при быстротекущем космическом сражении – вещь нелегкая. В былые времена, когда увлекались компами и считали их главнее человека, все параметры боя с каждой машины выводились на главный боевой компьютер эскадры, и оттуда шло управление боем. Пока не грянул «фестиваль» у Новы. Меркане в тот день сумели нейтрализовать главный эскадренный комп и вбить в него программу-паразит. Пока наши военачальники сообразили, что происходит, и обрубили поток информации, произошел перелом в битве. Так что сегодня в бою, получив первоначальный боевой приказ, каждый держится за свою двойку, звено и эскадрилью, а в конечном итоге отвечает сам за себя. Космический бой – молниеносен, жесток, ошибки, промедления и неуверенность в нем не прощаются.

Двенадцать точек в «объеме» – это наше звено шло к диску мерканского монитора, палящего по «Глазу циклона».

Нам не повезло – мы с самого начала были в позиции обороняющихся. Если бы мы имели численный перевес, то позиционные недостатки можно было бы сгладить. Но численность у нас и меркан была примерно одинаковая. В общем, все у нас полетело вверх тормашками. На Фаланге было тяжело. Но сейчас куда тяжелее.

Карусель вертелась такая, что я действовал в полубессознательном состоянии, на максимальных перегрузках. Сегодня работаем на пределе, иначе затопчут, разнесут в клочки. Когда я приходил в себя, то удивлялся, что еще жив. На губах – вкус крови. Каждая секунда может стать последней. Кошмар боя. А душа поет. Я полный хозяин машины!

Талана была права. Я был частичкой в узоре боя. И был счастлив…

В «объеме боя» гасли одна за другой точки – это сгорали машины. Но забивать этим голову нет времени. Сейчас есть дела важнее. Я плету свой узор в кружеве боя. Не попасть под залп батареи мерканского монитора, иначе сразу конец. Отшить с хвоста Таланы «Синего паука» и самому не угодить в стальные клещи: две точки слева – по мою душу. Не дождутся! И еще надо попытаться раздавить врага. Достать его. Наколоть, как червяка на иглу, на плазменный удар моих послушных орудий. Выйти на позицию. И всадить в диск монитора две торпеды.

Машину тряхнуло. Плазменный залп «Пустынного скорпиона» прочертил полосу по моему борту. Повреждения – семь процентов. Можно не беспокоиться. Бортсистемы реанимации справятся. Еще один разряд – прямо передо мной огненная полоса.

Огромные скорости, огромные расстояния. И все равно в бою пару раз мне казалось, что я могу увидеть врага, стиснутого в кабине.

И вдруг меня второй раз охватило ни с чем не сравнимое чувство, – зеленая линия, прочерченная мной, пересеклась с точкой мерканского легкого истребителя. Мои орудия настигли врага!

Шарх, у меня получилось! Два сбитых истребителя за два боя!

Я вырвался из объема обстрела вражеского монитора. Перевел дыхание. И снова – в гущу боя. Снова вместе с товарищами пытаться осуществить невозможное – спасти «Глаз циклона» или хотя бы часть людей на его борту.

«Глаз циклона» еще огрызался, но он был уже почти разрушен. И я четко, как в ясный день на морозном воздухе, увидел картинку под названием «обреченный эсминец». Да, «Глаз циклона» был обречен. А с ним обречены пятьсот человек экипажа, что сгорят в этой жестянке, ведя последний в своей жизни бой, не имея права покинуть свой пост за пультом управления или у большого орудия…

Все, «Глаза циклона» больше нет. Пора позаботиться и о себе…

Когда наше звено расчистило вокруг себя «объем», я смог немного перевести дух… И понял то, во что не хотелось верить. Мы проиграли. Меркане щелкали один за другим наши истребители и принялись за «пробойники». Они уничтожили два катера огневой поддержки. Наш линкор получил серьезные, но далеко не смертельные раны. У эсминца «Торнадо» снесло часть борта и сегмент силового кольца, и мы вполне могли его потерять – защитполе слабело, и корабль получал удар за ударом.

Я считал новое целеуказание, и наше звено вломилось в ряды противника. Мы бросали в топку резервы, которые быстро сгорали.

Все шло к тому, что меркане сегодня будут праздновать победу. И речь шла уже не о спасении системы. Речь шла о спасении самой эскадры, которая стоила не меньше, чем обитаемая планета. Стало ясно, что у нас один выход – отступление, которое ни в коем случае нельзя превратить в паническое бегство.

На вакуумпереход требуется время. Так что надо продержаться, прежде чем раскочегарятся системы перехода. А известно, что единственный способ сохранить большие фигуры в гибельной ситуации – без всякой жалости жертвовать маленькими. Самая маленькая фигура – истребитель. Крошечная точка в «объеме боя». Она гаснет, и вместе с ней гаснет жизнь пилота. Одна. Вторая. Третья…

Сколько времени это продолжалось? Определить было нетрудно – достаточно запросить комп. Но время сейчас не стоило ничего. В «объеме боя» свое время. Свой темп его течения. За минуту можно прожить год, а год может стоить не дороже секунды.

Я «плел кружево». Кидал машину в «горки», «спирали», «обручи»… Сколько раз мне казалось, что уже не выбраться. Но я бросал «Морской ястреб» в вираж и с изумлением осознавал, что все еще держусь в хвосте истребителя Таланы.

Когда мы получили кодированный сигнал «готовность к нырку», я уже думал, что это не завершится никогда. Воодушевление, страхи, горячка боя куда-то провалились. Теперь в пилотском кресле сидел автомат, именуемый лейтенантом Кронбергшеном Но сигнал пробудил дремлющие чувства. Мне вдруг страшно захотелось выжить. Потому что бой истекал, как кровью, последними густыми минутами. И я имел шанс выжить. Шанс, о котором тогда, когда бой казался вечным, не задумывался…

Вот только шанс на выживание мне оставили почти нулевой. Наше подразделение должно было обеспечить переход в супервакуум наполовину окруженного эсминца «Буран».

Точки – то, что осталось от нашей эскадрильи, стягивались к «Бурану». Одну точку я так ни разу и не упустил из виду – истребитель Таланы. Эта точка мигала – незначительные повреждения. Пилот жив.

Меркане не хуже нас знали, что бой остался за ними и лемурийская эскадра отступает, уже не надеясь спасти территорию влияния. Мы уходили, а они, жадные до нашей крови, не хотели отпускать нас. Они хотели получить все…

Точки продолжали гаснуть. Брызнуло искрами продолговатое пятно – это меркане развалили эсминец «Торнадо». Еще полтысячи человек – к богу космоса в гости.

– Шарх, шарх, – ругался я, сплевывая кровь. Кровавые сгустки всасывались губкой скафа, стекло шлема автоматически очищалось от крови. Сколько из меня ее сегодня вытекло? Не знаю. Временами она хлестала из носа и рта фонтаном. Перегрузки выжимали меня, как мокрую ткань. Я не ощущал боли. Я делал дело – прорисовывал в картине боя свои штрихи.

Нечеловеческое напряжение и немного везения – и мы умудрились перекрыть «объем» на подступах к. эсминцу «Буран». Тем временем одиннадцатое звено и катер огневой поддержки взломали линию обороны вокруг мерканского монитора. Меркане не ожидали от нас такой прыти и, как мне показалось, растерялись.

А потом наши боевые друзья нанесли огневой удар такой силы, что мерканский монитор покрылся бледно-зеленым покрывалом взламываемого силового поля, которое окрасилось в цвета радуги и лопнуло мыльным пузырем.

– Бог войны! – я чуть не взвыл от восторга, видя, как белый диск разваливается на части… Меркане решили, что победа обойдется дешево. Они ошиблись!

Наша эскадрилья с остатками других подразделений с отчаянной яростью насела на фрегат на правом фланге, и меркане вынуждены были оттянуть силы для его защиты. Пока враг перегруппировывался, я с ходу снес еще один истребитель класса «Короед». Это самая маневренная машина меркан, которую зацепить чрезвычайно трудно.

– Десятый, ты молодец, – пробился через помехи голос Таланы.

– Спасибо. Как у вас?

– Терпимо…

Накопительные дуги эсминца «Буран» между тем разогревались, по ним лился голубоватый огонь. Бледно-синяя дымка расползалась по защитному полю. Это значило – близок вакуум-пробой. До нырка оставались считанные минуты. И меркане поняли это. И накинулись всем скопом на ускользающую добычу.

Точка погасла. Нет истребителя. Нет пилота. Еще одна пешка. Не страшно. Лишь бы ушел корабль-пробойник. Мы пешки. Наша задача – пожертвовать собой с пользой… А нам хотелось выбраться. Как же хотелось!

От нашего звена осталось три машины!

– Начинаем нырок! – послышалось сообщение с флагмана. – Истребителям прикрытия – на борт!

Я с облегчением увидел, как линкор «Бриз» вспыхнул яркой звездой и исчез из нашей реальности. Нырок!.. За ним последовал еще один пробойник…

– Машины прикрытия – на борт, – этот приказ с «Бурана» касался уже напрямую нас. Наш носитель отбывал, и надо было успеть на него. Уцелевшие машины, те, кто мог, воссоединялись с носителями. Уйдут не все. У всех не получится. Но у кого-то выйдет. Нас ждала посадочная секция спасаемого нами корабля.

По защитному полю «Бурана» поползли красные всполохи – оставалось совсем немного до нырка. А к кораблю все тянулись атакующие мерканские машины. И мы отбивали их. Мы, те, кто имел наиболее выгодное положение, малевали рисунок боя – давая возможность истребителям пришвартоваться и не подпуская меркан к уходящему эсминцу, – «Седьмой», «Первый» – на борт эсминца! – крикнула Талана, оставшаяся за выбывшего командира сил прикрытия. – На борт.

– Мы поможем.

– Борт!

Перегрузки. Боль, мистический пламень всепожирающей плазмы. Тут не выжить человеку… Но мы не люди. Мы – пилоты! И созданы, чтобы выживать там, где жизни нет!

Когда на миг ко мне вернулась способность оценивать ситуацию, я почувствовал бездонную пустоту одиночества – около «Бурана» мы остались только вдвоем с Таланой. Я видел, что эсминец уже входит в. режим вакуум-пробоя – «Десятый», уходи! – крикнула Талана.

– Уходите вы! Я оттяну меркан!

– Я приказываю!

– У вас выгоднее положение ухода. Вы повреждены. Я прикрываю.

Она что-то кричала, но видела, что я кругом прав. У меня действительно было более выгодное положение. И моя машина была повреждена меньше.

– Серг, – взмолилась она.

Я не ответил, врубаясь в боевой порядок движущегося на нас клина. Враги засуетились, беря меня в клещи. Талана же получила еще один удар из плазменного орудия и в этой гонке стала лишняя.

«Буран» окрасился белым светом. Начинался нырок, и сейчас в корабль можно без какого-либо эффекта бить хоть со всех орудий мерканской армады – точка перехода втянет в себя всю постороннюю энергию.

– Вот идиот! – крикнула Талана определенно в мой адрес. И ее истребитель влетел в поле «Бурана». Материальный объект имел возможность воссоединиться с кораблем в момент перехода.

– Все, – прошептал я, уверенный, что это мой последний бой.

Меня зажали. Они были уверены, что я никуда не денусь. И я знал это.

Сердце ухнуло и на миг остановилось. Тьма нахлынула на меня. Помутнение длилось какую-то долю секунды. А потом как холодный душ обрушился сверху. И я с безумным ликованием ощутил, что такое просветленное, чистое сознание. Передо мной предстала невероятно четкая картина «объема боя». И это была не компьютерная развертка, а нечто совершенно иное. По логике следовало бы все это списать на галлюцинацию, потому что такого просто не может быть. Но только у меня была окончательная, не требующая доказательств уверенность, что все это происходит на самом деле. Я видел все не глазами. Мое сознание расширилось. И теперь я видел все в целом и каждый элемент в отдельности. Я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть каждый истребитель врага, и даже, казалось, мог коснуться его рукой. Вот только проведу ладонью – и смету устремившегося на меня «Синего паука» да еще захвачу тройку «Скорпионов». Потом походя смахну мерканский фрегат… А еще я разглядел лицо, равнодушное, бледное и жуткое, – это было лицо пилота-клона в «Синем пауке». На миг эта безжизненная маска озарилась гримасой мутного, не радостного, а зловещего торжества. Он был уверен, что они взяли меня. Они упустили наш эсминец, но могли спокойно дотерзать те одинокие истребители, которые не успели в вагон тронувшегося магнитоле езда.

– А ведь не возьмете, – прошептал я, Я видел всю картину, как видит ее художник, знающий, как довести полотно до идеала. Я знал, как дорисовать картину боя. Я понял, как пройти через мерканское звено…

И рванулся в прорыв.

Мигал меддиагност скафа, посылая тревожные сигналы, Ныл индикатор, показывая запредельные перегрузки. Но я не терял сознания и еле слушающимися пальцами задавал новую траекторию.

Я ощутил нахлынувшую волну ужаса – ее излучал пилот истребителя класса «Ящер». Он видел, что не разминется со мной. Я сжег его, оставив пылающий в безвоздушном пространстве костер.

– Есть!

Еще один! Два уничтоженных и три поврежденных истребителя врага за один бой! Неплохо!

Эсминец «Буран» светился все более ярко… Считанные секунды до завершения нырка!

Все, я в поле действия вакуум-пробоя! Оповещение – свой.

Я почти успел… Но не успевал… Нырок завершался. И у меня не осталось времени на раздумье.

Я бросил истребитель вперед. Внутри все обмерло. Я имел шанс угодить в пустоту. И тогда придется биться с мерканами, пока они не сожгут меня.

Я невольно зажмурился.

И меня вдавила в кресло чудовищная перегрузка. Поля нейтрализации эсминца гасили мою скорость, но не могли полностью погасить инерцию. Я застонал…

Командир «Бурана» приостановил переход в супервакуум. Это было очень опасно. Можно было представить, как сейчас сотрясает гигантский корабль вибрация, пробирающая до печенок, как людям кажется, будто она разнесет их на атомы. Но на «Буране» решили рискнуть всем, чтобы вытащить одного пилота. Решение нельзя было назвать разумным. Но война живет не только по холодной логике. Мы же люди, а не мерканские клоны.

Смутно я видел посадочную секцию эсминца…

Створки за мной закрываются…

И горячая волна проходит по телу от макушки до пяток– это эсминец пробил вакуум…

Я закусил и так уже прокушенную губу и бессильно откинулся в противоперегрузочном кресле. Когда медики вытаскивали меня, по моему лицу текли слезы с кровью, которых я совершенно не стеснялся…

И я понял, что уже нет никакого смысла держаться в сознании… *** Я провалялся в реанимационном блоке двое суток. Все это время сложнейший механизм, больше похожий на живое существо, чем на обычную железяку, подправлял меня – по сосудам рыскали в поисках врагов тысячи минироботов, самые маленькие из них были сравнимы размером с клетками. В меня закачивались синтезированные вещества, которых не хватало в организме, активизировались электромагнитными импульсами и химическими вбросами регенерационные процессы. В результате происходило то, что еще пару столетий назад назвали бы чудом – искореженный, по идее ни на что не годный организм восстанавливался на глазах и обещал в скором будущем работать ничуть не хуже, чем раньше. Меня эта процедура всегда пугала какой-то механистичностью. Такое ощущение, будто медики не человеческое тело восстанавливают, а ремонтируют поврежденный в бою истребитель.

Все это время изредка я выныривал из мутного полузабытья. Боли не было – ее просто выключили, чтобы она не смущала меня и не задерживала процесс восстановления. Боли нет места там, где есть современные медтехнологии.

Позже мне сообщили, что у меня были сломаны восемь ребер и левая рука в двух местах, повреждены легкие и треснул позвоночник. В общем-то, ничего опасного – для военной медицины это не проблема.

Наконец, боль нейтрализовывать перестали, и она пришла – слабая, не агрессивная, будто морально подавленная. Ей больше не было добычи в моем теле, и она быстро успокоилась. Потом распахнулся реанимационный контейнер, похожий на трехметровую сигару. Меня вытащили на свет божий и уложили на койку. Теперь вокруг меня в воздухе насекомыми вились переливающиеся в мягком сиреневом свете бесконтактные датчики, готовые немедленно доложить о малейших признаках неблагоприятного изменения состояния.

Состояние у меня было странное. Я обессилел. Бой высосал меня. Не было победного трепета, ужаса прошедшей бойни, жалости к погибшим. Только какое-то отупение.

Когда я проснулся в очередной раз, то увидел Талану. Она уже была на ногах. Ей досталось тоже прилично. Ее истребитель еле дотянул до посадочной секции. Техники все гадали, как это он не развалился.

– Ты не выполнил приказ, Серг, – с места в карьер заявила она.

– Какой?

– Идти на борт.

– Это было неверное решение.

– Я понимаю. Ты прав…

Она посмотрела на меня внимательно, улыбнулась и неожиданно провела ладонью по щеке. Ладонь была жесткая и шершавая, но прикосновение – приятным.

– Ты хорошо справился, пилот, – произнесла она…

Я слабо кивнул. И снова заснул, убаюканный тарелкой биополевого излучателя над моей головой.

После очередного пробуждения начала возвращаться тревога. Отупение проходило, пустота наполнялась той самой проклятой тревогой, которая внешне не была привязана ни к чему, но все равно подтачивала меня, как червь точит дерево.

Наконец появился Корвен – живой носитель новостей.

– На Токсане меркане. Система потеряна. Два корабля-пробойника потеряны, – перечислял он с бесстрастностью компа, присев рядом с моей кроватью на надувшийся под ним стул-пузырь. Фиолетовое освещение делало его лицо каким-то фантастическим.

– Сколько истребителей погорело?

– Несколько сот.

– Кто из наших?

– Лений Map погиб Турспекс – тоже. Марвак еще недавно лежал рядом с тобой, в соседнем реанимационном блоке, ему гораздо хуже, чем тебе, но он выкарабкается.

Я кивнул. Это надо осмыслить. Все-таки я еще заторможенно долетаю эмоционально… Или, как говорит Талана, я начал избавляться от привычки тратить эмоции?

– Как ты выбрался? – спросил я.

– Нас бросили в прорыв на мерканский флагман. Мы почти развалили монитор. Потом нас зацепило Мой ведущий выключился, я дотащил машину до «Бурана». Так мы и собрались здесь… Все уверены, что вы с Таланой спасли всех, прикрыв собой эсминец в момент перехода.

– Не совсем так.

– Все равно, Серг, ты, можно сказать, герой. Только орденов ждать за этот поход не придется.

– Ордена находят победителей.

– Да. Мы – проигравшие. Мы – эскадра проигравших.

– Которая отдала Токсану.

– Точно, Серг. Точно так… Знаешь, я очень внимательно просматривал записи боя. Ты не имел шансов выбраться.

– Но выбрался.

– Ты воевал, как будто тебе помогал сам бог войны. Как тебе это удалось?

– Не знаю… Мне как будто прочистили сознание.

– Как это?

– Кто-то вымылиз мозгов все постороннее. И я четко знал, куда идти.

– Раньше такое было?

– В прошлый бой. На миг. Тогда тоже прижало – или они, или мы.

– Только больше никому не говори, – произнес Корвен, окидывая задумчивым взором палату.

– А что?

– Надеюсь, понимаешь, что это не совсем нормально?

– Понимаю.

– В тебе включилось что-то в момент предельной опасности. Кто-то, сидящий глубоко в твоей душе, вытащил тебя.

– Шарх, все так и было, – покачал я головой.

– А вспомни, как ты считал данные сервискомпьютера.

Я поежился.

– Не бери в голову, – отмахнулся Корвен, будто сак себя стараясь в чем-то убедить. – Главное, ты выжил, Серг.

– Выжил.

– И, шарх возьми, мне это нравится! – он улыбнулся и легонько ткнул меня ладонью.

Он ушел. А во мне звучали слова: «Кто-то, сидящий глубоко в душе».

После этого я заснул. И вновь был коридор. И в конце его за дверью меня ждал кто-то…