Текст книги "Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом"

Автор книги: Илья Туричин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава седьмая

Полицейский пристав бьёт мух, а Васю сажают в холодную.

– Привёл, ваше благородие, вора, – сказал Городовой. – Он у Купецкого сына пятак украл. Вот этот, – и Городовой положил пятак на стол перед полицейским приставом.

Пристав молча взял мухобойку и – бац! – убил муху на краю стола.

– Семьдесят первая, – объявил он и повернулся к Васе: – Значит, украл?

– Это неправда, – сказал Вася. – Я ему дал сломать.

– Зачем?

– Просто так, – ответил Вася.

– Гм… Как это так, просто так? – спросил Пристав. – Кто ж это будет просто так пятаки раздавать?

– Ещё он говорит, что Купецкий сын, ваше благородие, пятака не смог сломать!

– Ха-ха-ха, – засмеялся было Пристав, но увидел на стене муху, схватил мухобойку, на цыпочках подошёл к стене и… бац! – Семьдесят вторая. Обыскивали?

– Никак нет! – рявкнул городовой.

– Обыскать!

– Слушаюсь! – Городовой вывернул Васины карманы.

На ладонь его вывалились металлические шарики.

Пристав взял тяжёлый блестящий шарик, повертел его в пальцах – никогда не видывал такого.

– Так вот, мальчик, за кражу этого пятака, – он указал мухобойкой на Васину волшебную монету, лежавшую на столе, – я велю посадить тебя в холодную.

– Не крал я ничего, – сказал Вася.

– Всякий, если ещё не украл, то когда-нибудь непременно украдёт! Честных людей не бывает! Любого сажай в холодную – не ошибёшься! – Пристав протянул руку, зажал пальцами Васино ухо. – Признавайся, мальчик!

Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.

Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.

Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.

Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:

– Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.

Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:

– Когда-то и я ломал пятаки!

– Так точно! – рявкнул Городовой.

Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.

– Пятак фальшивый! – сказал он. – Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?

– Сомов Вася.

Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:

– Уж не генерала ли Сомова сынок?

Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!

– Мой папа никакой не генерал! – отчётливо сказал Вася. – Мой папа – знатный токарь на тракторном заводе!

– Гмм… Такого завода нет!

– Будет, – сказал Вася.

Пристав нахмурился.

– Объявляю пятак фальшивым и украденным! – сказал он. – В холодную мальчишку!

Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.

– Тебе что, Филимоныч?

Городовой потоптался на месте.

– Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?

– Иди, Филимоныч.

Городовой ушёл.

А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.

«Откуда всё это здесь очутилось?»

Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.

И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.

Глава восьмая

Головы орла не теряют надежды, а Вася надувает городовых.

В темноте ящика орлиные головы замотались на тонких шеях.

– Мальчишку в холодную повели. Ему там, наверно, страшно. Он там, наверно, плачет. А мы здесь, – сказала сипло левая.

– Так-то оно так, да не совсем, – прохрипела правая. – А может, он и не плачет. Или плачет, да не пустыми слезами.

– Помолчи, – сердито сказала левая. – Вечно ты во всём сомневаешься! Надо выбираться из этого ящика. Надо – к мальчишке…

– Так-то оно так… – начала было правая, но левая клюнула её, и они замолчали.

Монета подкатилась тихонько к углу ящика, и головы увидели щель. Щель была узкой.

– Надо пролезть, – сипнула левая.

– Так-то оно так… – начала было правая, но левая снова клюнула её.

Они поставили монету на ребро, сунули её в щель и свалились на пол.

Пристав услышал, как что-то брякнуло, заглянул под стол, но ничего там не увидел. Монета уже откатилась к двери.

Тем временем Вася сидел на голых дощатых нарах.

Что же дальше будет? Может, Минька догадается, что его посадили в холодную, и как-нибудь выручит? А если не догадается? Или не сможет выручить? Так и придётся сидеть в этой холодной?

Жутко Васе стало. Он съёжился совсем в комочек и заплакал. Теперь уж что! Теперь плакать можно, монеты-то нет!

А монета лежала по ту сторону обитой железом двери. Головы орла слышали, как всхлипывает Вася, и сами чуть не плакали от досады. Бились головами об обитую железом дверь и зло скрипели клювами.

Звякнул засов. Дверь отворилась, вошли двое городовых.

– А это что за гусь? – спросил один городовой.

Второй взглянул на бумаги, которые держал в руках, пожал плечами.

– По списку не числится.

«Надо их перехитрить», – подумал Вася, поднял голову, сдвинул брови, посмотрел грозно на городовых да как крикнет:

– Что значит гусь? Кто тут гусь? Я – гусь? А я вот вовсе не гусь! Я – октябрёнок! Понятно? Ок-тя-брё-нок! – отчётливо повторил он.

Городовые растерянно заморгали глазами. Ведь они не знали, что такое октябрёнок. И подумали, что это, должно быть, какое-нибудь важное, сердитое начальство.

А Вася неожиданно вспомнил, как командуют войсками на парадах, и закричал:

– Смир-но! К торжественному маршу, поротно, первая рота прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!

И зашагал к двери.

Городовые только и успели испуганно вытянуться и отдать честь.

Вася переступил порог холодной и заметил на полу свою новенькую медную монету. Она, тоненько позванивая, нетерпеливо вертелась на месте. Вася нагнулся, словно бы ботинок зашнуровать, и тотчас монета прыгнула в его ладонь.

Когда Вася вышел на улицу, ветер разогнал серые тучи, и в голубом «окне» показалось яркое весеннее солнце.

Вася зажмурился.

– О-о! Вася! – крикнул неподалёку знакомый голос. И Вася увидел Миньку.

– Вася! – Минька улыбался. – А я всё хожу. Всё думаю, как бы ф-фараонов надуть!

– Я их надул, ф-фараонов, – улыбнулся Вася.

– Тогда пошли скорее к Генералу.

– К какому Генералу?

– Я узнал: у него, у того Генерала, – сила. Войска! Может, он пятак разломит?

Глава девятая

Генерал напрасно шумит.

Генерал жил в особняке, на улице, мощённой тесаным камнем. Возле парадного стояли на карауле рослые солдаты. Сверкали штыки.

Минька и Вася остановились на противоположной стороне улицы.

– Эх, не пустят к генералу, – сказал Минька. – И никакой хитростью солдат не перехитрить.

– Я попробую.

Вася подошёл к парадному.

Солдаты скрестили перед ним винтовки.

– Хода нет.

– Я – сын генерала Сомова. Иду к вашему Генералу по делу, – сказал Вася важно.

Солдаты переглянулись и пропустили.

Вошёл Вася в особняк. А там народу!.. Офицеры шпорами звенят. Слуги туфлями шаркают. Женщины шёлковыми платьями шуршат.

На Васю никто и внимания не обратил.

«Надо бы спросить, который тут Генерал», – решил Вася, подошёл к одному офицеру с золотыми шнурками на груди, а как обратиться – не знает. То ли дело у нас: товарищ лейтенант, товарищ майор или товарищ маршал! А тут… Вспомнил Вася, что городовой называл пристава вашим благородием.

– Здравствуйте, ваше благородие.

– Я не просто благородие. Я – высокоблагородие! – сердито сказал офицер. – Не видите разве, что я полковник!

– Извините, высокоблагородие, – сказал Вася, – погоны очень высоко. Не разглядеть. Скажите, пожалуйста, где найти Генерала?

– Гм… А вы кто ж будете?

– Я – сын генерала Сомова.

– Его высокопревосходительство господин Генерал у себя в кабинете. Третья комната направо, пятая дверь налево! – и полковник звякнул шпорами.

Прошёл Вася одну комнату, другую, третью. Отыскал пятую дверь налево. Постучал. За дверью кто-то как зарычит:

– Р-р-ракалии, каналии!

Испугался Вася. Входить или не входить? А может, тот, кто рычит, и кусается? Да раздумывать особенно некогда, надо монету пополам разломить.

Толкнул дверь. А за дверью – пусто.

Вдруг кто-то в углу как гаркнет:

– На кар-раул! Крр-ру-гом! Ать, два!

Вздрогнул Вася, поглядел в угол и увидел маленького человечка в расшитом мундирчике.

– 3-здравствуйте, – сказал Вася вежливо. – Я ищу его вы-со-ко-пре… пре… пре-дупредительство…

– Превосходительство, – прогремел человечек.

– Да, – согласился Вася. – Генерала.

– Я – Генерал! – гаркнул человечек.

– Вы Генерал? – удивился Вася.

– Ррракалии! Каналии! Подать мои р-ре-галии! – закричал человечек так громко, что зазвенели стеклянные висюльки на люстре.

В комнату вбежали два адъютанта и с немыслимой быстротой обвешали грудь и живот человечка сверкающими крестами и звёздами.

– Я – Генерал, – прогремел он.

– Мне очень надо разломить вот этот пятачок! – сказал Вася и достал из кармана монету. Орёл на ней так и задёргался, так и потянулся к генеральскому мундиру, потому что на пуговицах и звёздах тоже были двуглавые орлы.

– Кто вы такой, сударь, что обращаетесь ко мне с просьбой! – сердито прорычал Генерал.

– Я – сын генерала Сомова. Папа просил непременно разломить. Он сказал, что у вас – сила. Войска.

– И у него войска, – сказал Генерал.

– У вас… больше, у вас – сильнее.

– Так ваш папа и сказал?

– Так и сказал.

Генерал выпятил грудь и прозвенел крестами и звёздами.

– Хорошо. Я исполню его просьбу. Эй! Рракалии, каналии! – закричал он, и стёкла на окнах задребезжали. – Позвать сюда моих самых сильных солдат!

Вошли в комнату два здоровенных солдата.

– Слушать пр-риказ! – гаркнул Генерал. – Р-р-разломить пятак пополам!

– Рады стараться, ваш-сог-дит-ство! – прокричали в ответ солдаты.

Взяли они у Васи пятак, ухватились каждый за свой край и давай ломать!

Вася даже глаза зажмурил! Этакая у солдат силища!

А солдаты бледнели, краснели, жилы на их шеях вздулись.

– Сломали? – спросил Генерал.

– Никак нет, ваш-сог-дит-ство! Пятак не ломается!

Рассердился Генерал, соскочил со стула, затопал ножками, зазвенел крестами и звёздами!

– Кр-ру-гом! В Сибирь, на катор-р-ргу, шагом марш!

– За что ж вы их на каторгу? – спросил Вася. – Может, этот пятачок волшебный?

– Ах вот как? Волшебный? Значит, ты это нарочно подстроил, чтобы меня опозорить? – закричал Генерал. – Ах ты такой-сякой, немазаный! Да как ты смеешь! Меня, царского Генерала, позорить! Да я тебя упеку!

Вася схватил монету, сунул её в карман и – к двери. Мимо окаменевших от генеральского крика офицеров. Мимо штатских, с выпученными от страха глазами. Мимо падающих в обмороки женщин.

Выбежал Вася на улицу, схватил Миньку за руку и – в ближайший переулок.

Там, почувствовав себя в безопасности, он рассказал Миньке про Генерала и про свою неудачу.

Минька подумал немного, покачал головой и сказал шёпотом:

– Надо к царю пробираться. Он – надо всеми. У него – вся сила.

Глава десятая

Вася и Минька встречаются с царём.

Царский Зимний дворец стоял на том же месте, где и теперь стоит. Одной стороной – на Дворцовую площадь, другой – на реку Неву. Только улицы возле него были вымощены деревянными шестиугольниками – торцами.

– Вход с набережной – сказал Вася. Это точно знаю. У нас там касса. Музей.

– Музей?..

– Ну, где картины всякие, статуи, мумии, оружие. Я здесь одну саблю видел. Во сабелька! На клинке узоры золотые, а сама серебряная.

– Как это ты мог здесь сабельку видеть? – усомнился Минька. – Здесь – дворец. Здесь сам царь живёт!

– А у нас здесь музей, «Эрмитаж» называется. И всех пускают. Иди смотри.

– А царь где ж?

– Нету царя. Прогнали. И Генерала прогнали, и купца твоего, – громко сказал Вася.

– Тс-с… – зашипел Минька и покосился на постового Городового. – За такие слова опять в холодную посадят. Лучше давай думать, как во дворец пробраться. Туда, слышь, ни живой души не пускают.

Думали они, думали, так ничего и не придумали. А между прочим, уже постовой Городовой начал на них коситься.

Вдруг слышат – цок-цок, цок-цок – по деревянной мостовой трусит пара лошадей с мохнатыми ногами, тянет крытый фургон. А на фургоне нарисованы всякие овощи. А над овощами надпись:

«Зеленныя товары и торговля заморскими фруктами. Кучкинъ и К. Поставщикъ двора».

– А что это: «поставщик двора»? – спросил Вася.

– Значит, самому царю на двор поставляет.

– Самому царю? – переспросил Вася и предложил: – Давай заберёмся в овощной фургон. И проедем мимо стражи прямо во дворец. А там уж поищем царя!

– Давай, – обрадовался Минька.

Они догнали фургон и, подтянувшись на руках, перелезли через задний борт.

В фургоне навалом лежали большие хрусткие кочаны капусты.

Когда фургон остановился у дворцовых ворот, Вася и Минька притаились. В фургон заглянул сторожевой солдат, но принял мальчишечьи головы за кочаны капусты.

Потом фургон затрясло, и вскоре он снова остановился.

Вася осторожно выглянул наружу. Во дворе никого не было.

– Слезай, – шепнул он Миньке. – Приехали.

Тут появились кухонные мужики. Стали фургон разгружать: капусту в мешки складывать и во дворец заносить.

– Берём мешок, – шепнул Вася.

Ухватились они за мешок с двух сторон.

Поднатужились. Еле подняли.

Понесли. Куда другие несут – туда и они.

В дверь вошли.

По лестнице поднялись.

Коридором протащили из последних сил.

Наконец оказались в полутёмной комнате кладовой.

– Это что за грузчики-подносчики? – сказал сердито мужик в фартуке. – А ну, брысь отсюда!

Выскочили Вася и Минька за дверь в коридор. Еле дышат.

Почесал Минька затылок:

– А дальше куда?

– Идём! – решительно сказал Вася.

И они пошли по коридору.

Долго шли. Коридоры в царских дворцах длинные, путаные. Чтобы чужой человек заблудился, до царя не дошёл.

Одна дверь открыта. Заглянули – никого. А на деревянной вешалке висят белые фартуки да белые колпаки.

– Надевай, – сказал Вася. – А то ты своими штанами царя напугать можешь.

Быстро надели фартуки и колпаки, поглядели друг на друга.

– Обыкновенные поварята!

Пошли дальше.

Ещё одна дверь открыта. Заглянули – стоит возле печи старый повар.

– За кренделем пришли?

– За кренделем, – кивнул Минька. Кто ж от кренделя откажется.

– Берите, да не уроните!

А на столе стоит сверкающий поднос в два метра шириной, а на подносе – двуглавый орёл – крендель с розовой корочкой, весь рябенький от изюма.

Взялись Вася и Минька за поднос, подняли и понесли по коридору.

– И во сне не видал таких кренделей! – воскликнул Минька. – Может, куснём?

– Некогда, Минька. Настоящие поварята за кренделем могут явиться. Сразу хватятся. А с этим кренделем мы к самому царю попадём.

Тут и коридор кончился, упёрся в большую тяжёлую дверь с медными львами на ручках.

Толкнули они дверь посильнее. Открылась она, а за дверью – стража в зелёных мундирах.

– Кто такие? По какому делу?

– Крендель лично царю несём! – храбро ответил Вася.

– Проходите! – сказал стражник и крикнул кому-то в другой конец комнаты: – Крендель его величеству государю императору!

Прошли Вася и Минька с подносом через комнату, а уж другие стражники в синих мундирах дверь перед ними открыли, и снова один крикнул:

– Крендель его величеству государю императору!

А потом через третью прошли, через четвёртую, и повсюду стражники стояли. Только цвет мундиров менялся.

– Ишь как царь людей боится! – сказал Вася тихонько. – Кругом столько стражи понаставил!

– Крендель его величеству государю императору! – прокричал стражник в чёрном мундире.

Открылась перед мальчишками ещё одна позолоченная дверь, и они услышали:

– Крендель – это хорошо! Крендель – это я люблю! Давайте сюда крендель. На стол его! Под нож! Сейчас я его зарежу!

Вася и Минька поставили поднос с кренделем на стол и увидели человека в военном мундире с золотыми погонами на плечах. Волосы у него были прилизаны на пробор. Аккуратная бородка и усики блестели, будто жиром намазанные.

Схватил человек в военном мундире нож и занёс его над кренделем.

– Стойте! – крикнул Вася громко.

Человек в мундире даже испугался и съёжился.

– Стойте! – повторил Вася. – Этот крендель для самого царя.

– Так я и есть сам царь!

– У царя корона на голове, – возразил Вася.

– Что ж, я всё время должен корону на голове таскать? – сердито спросил царь.

– У царя сила должна быть.

– Моя царская сила не в руках, а в слугах. Что прикажу – то и сделают! Прикажу – казнят, прикажу – помилуют!

– А можете приказать пятак разломить? – спросил Минька. Хоть и страшно ему было перед царём стоять. Кто его знает, этого царя? Ещё надаёт по шее! А всё же помнил, зачем к царю шли. Чтоб Васю выручить!

Нахмурил царь брови:

– Какой такой пятак?

– Обыкновенный, – сказал Вася и достал монету из кармана.

А монета, словно её бешеная собака укусила, так и рвётся из пальцев в сторону большого кресла, обитого красным бархатом. А на спинке того кресла – двуглавый орёл вырезан из дерева.

Понял Вася, что это те самые головы, которые царю царские мысли нашёптывают.

Прижал Вася монету к ладони покрепче. Мы у Купеческого сына были. Здоровенный такой, а разломить не смог. Пристав ломал – не сломал. Ваш царский Генерал приказал солдатам разломить пятак – не смогли. Вот к вам пришли.

Хмыкнул царь, уселся в кресло с орлом и спросил:

– А кто вы такие? Как сюда прошли? И что это за крендель?

Минька побледнел: всё, пропали их головы, раз царь стал допрашивать.

А Вася сказал:

– Крендель этот настоящий, так что можете его есть спокойно. Прошли мы сюда через двери. Его вот зовут Минька, а меня – Вася Сомов. Я ученик второго «а» класса.

Видит Минька: царь ещё больше нахмурился. Подумал: как бы его утихомирить? Что бы такое в разговор ввернуть?

– Вы не сумлевайтесь, ваше величество. У нас всё по-честному, без обману. Он – вот, Вася, может вам рассказать, как оно всё будет через шестьдесят лет, где что построят и какие крендели печь будут.

– А не врёшь? – спросил царь. – Я ведь не люблю, когда другие врут.

– Святой истинный крест! – перекрестился Минька.

– Ну-ну, – сказал царь торопливо. – Давай, давай. Рассказывай.

– Э-э, нет, ваше величество, сказал Минька. – Надо, чтоб всё по-честному, из рук в руки. Сперва пятак разломайте!

– Это нам просто! Сейчас прикажем силачам, – сказал царь и взял у Васи трепещущую монету.

Тут одна деревянная орлиная голова на троне наклонилась к царю и зашептала ему в самое ухо:

– Ваше императорское величество, никак нельзя силачей звать. Никак нельзя монету ломать.

– Почему?

– А потому, что на ней – я, ваше величество. Великий Двуглавый Орёл, герб вашего величества. А кто хочет этот герб вашего величества поломать, ваше величество, тот смутьян, социалист и бунтовщик!

– Ax вот как! – воскликнул царь. – Провокация! – Он посмотрел внимательно на пятачок. – Значит, вы посягнули на моего двуглавого орла! – Хлопнул царь в ладоши, вбежали стражники. – Схватить их и заковать в крепкие цепи! Нет на свете такой силы, чтобы моего двуглавого орла сломала!

Головы деревянного орла на кресле закивали, а стражники шагнули к Васе и Миньке.

– Стойте! – крикнул Вася и обнял Миньку за плечи. – Стойте! Не схватите вы меня и не закуёте! Потому что я вас не боюсь! Я – из будущего, Минька – со мной. А вы все прошлое! И ничего вы нам не сделаете! А сила, которая вашего орла поломает, есть!

И царь, и царская стража так и замерли с открытыми ртами. Никогда ещё никто здесь так не разговаривал.

Вдруг в открытой форточке появилась седая ворона.

Громко хлопая крыльями, она подлетела к царю, каркнула, выхватила у него из пальцев блестящий Васин пятачок и вылетела.

У царя от страха нижняя челюсть отвисла.

– Спасибо, ворона! – крикнул Вася и обернулся к царю: – Вы хотели знать, что будет через шестьдесят лет? Жаль, долго рассказывать некогда. Жизнь будет. Для простого народа. А не для вас, ваших генералов да купцов. Скоро вашего орла разломают на мелкие кусочки!

Повернулся Вася и вышел вместе с Минькой.

Хотел было царь послать за дерзкими мальчишками погоню, да тотчас забыл про них и принялся как ни в чём ни бывало выковыривать изюм из кренделя.

И стража забыла.

Ведь Вася был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Глава одиннадцатая

На волшебную монету падает третья Васина слеза.

Так и вернулись Вася и Минька из царского дворца не солоно хлебавши.

Уселись опять на поленнице, где Васин восьмиэтажный дом будет стоять. Сидят, вздыхают.

Жалко Миньке Васю. Уж солнышко садится, а монета ещё не разломана. Да и нет её. Ворона унесла. А куда – неизвестно.

– Ворона монету принесёт, – угадав Минькины грустные мысли, сказал Вася.

Хотел Минька возразить: мол, ищи ветра в поле, да прикусил язык, чтобы товарища зря не расстраивать. И так ему худо!

Тут захлопали рядышком крылья, и прямо на Васино плечо села седая ворона. В клюве монету держит.

– А я что говорил! – крикнул Вася, и лицо его просветлело. – Ворона не подведёт!

А ворона весело захлопала крыльями, сделала над ребятами круг и улетела.

– Ну и ворона. Вот так ворона! Никогда таких ворон не видал! – сказал Минька.

А Вася внимательно посмотрел на лежащую на ладони монету. Головы орла щурились на заходящее солнце.

– Как же нам её разломать?

Минька ничего не успел ответить.

– Минька, Минька!..

– Мамка кличет. Погоди немного, – Минька кивнул и исчез за поленницей.

Вася присел на дрова и стал следить, как угасает день. Как один край неба всё густеет и густеет, становится тёмным. А другой, где закатывается солнце, разгорается ало, будто там пожар, и лёгкие перистые облака над тем местом, как подкрашенный пламенем дым.

Запахло дымком, – верно, в какой-то избе затопили печь. Кругом стало тихо-тихо. Даже редкие птичьи голоса умолкли. Даже листва на берёзках перестала шептаться. А Минька всё не шёл.

И Вася так остро почувствовал одиночество, ему стало так жутко, что он, ударяясь коленками об острые края дров, торопливо перебрался через поленницу и побежал к Минькиному дому.

Навстречу из скрипучей калитки вышел Минька, лицо озабочено.

– Вася, – сказал он шёпотом, – у дяди Вани – товарищи. Стачечный комитет. Посторожить велели. А то ф-фараоны нагрянут – всех в тюрьму.

– А кто это дядя Ваня?

– Угловой жилец. Угол у нас снимает. Мы у хозяина – комнату, а дядя Ваня у нас – угол, – и добавил шёпотом: – Он большевик.

– Большевик? – обрадовался Вася. – Мой дедушка был большевиком. Большевики – это коммунисты.

В этот момент, приглушённый стенами избы, до них донёсся уверенный голос:

– Мы не можем отступать ни на шаг. Мы должны день за днём, час за часом готовиться к великому дню, когда разгневанный народ свергнет царское самодержавие, разобьёт ненавистного двуглавого орла и подымет над свободной Россией свое красное знамя!

Минька схватил Васю за руку:

– Пойдём на дрова. Не надо на виду торчать.

Они забрались на поленницу. Минька стал наблюдать за пустынной улицей.

– Слышал, как он сказал: народ разобьёт ненавистного двуглавого орла!.. – с жаром сказал Вася. – И так будет, Минька! Так будет! Будет Великая Октябрьская социалистическая революция!

И только сейчас он по-настоящему понял эти слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция!»

Это значит – построят прекрасное Автово, в котором он живёт. И станут учить детей в новеньких школах. Это значит – обуют и оденут Миньку, и никто не посмеет его обидеть. В царском дворце откроют музей. Папа станет знатным токарем на тракторном заводе. Великая Октябрьская социалистическая революция – это то самое будущее, в котором он, Вася, жил.

И сделают революцию вот эти самые рабочие, которые собрались сейчас в Минькином доме у дяди Вани. Простые люди.

Сердце Васи забилось часто-часто от волнения, от гордости за этих людей, от благодарности к ним.

Ну что ж, если никто не может разломать злосчастную монету пополам и ему, Васе, суждено остаться здесь, в этом времени, он знает, что ему надо делать! Он будет помогать этим людям готовить революцию. А в 1917 году, через десять лет, они с Минькой не пропустят ни взятия Зимнего дворца, ни караула в Смольном, ни выступления Владимира Ильича Ленина на съезде Советов. И, может быть, даже удастся попасть потом в Чапаевскую дивизию, драться с белыми и предупредить Чапаева, что на его штаб нападут ночью. И Чапаев останется жив.

На глазах Васи выступили слёзы.

Вася совсем забыл про монету, которая лежала у него на ладони двуглавым орлом вверх.

А слёзы выкатились на щёки, потекли по ним и…

Шлёп…

Одна слеза упала на монету.

Вася побледнел. Вот теперь он останется в этом времени навсегда.

– Минька, – сказал он.

– Что?

– Я, кажется, – Вася хотел сказать «останусь здесь навсегда», но взглянул на монету и замер: головы орла словно корчились в алом свете заходящего солнца. Монета тускнела на глазах. Зеленела. Становилась всё тоньше и тоньше. Слеза словно обожгла её. Ведь жаркие слёзы гордости не пустые слёзы.

– Минька! Смотри! – шепнул Вася.

Минька повернулся к нему.

– Спасибо тебе за всё, Минька. Я сейчас, наверно, смогу разломать монету. Смотри!

Вася захватил монету пальцами обеих рук. Нажал легонько. Монета хрустнула…