Текст книги "С трех языков. Стихи"

Автор книги: Ильма Ракуза

С трех языков. Стихи

Ильма Ракуза
© Перевод с немецкого Е. Соколова

Ильма Ракуза [Ilma Rakusa] – знаменитая писательница и литературовед. Родилась в Южной Словакии в 1946 году. Отец – словенец, мать – венгерка. В пятилетнем возрасте Ракуза переехала в Швейцарию. Окончив гимназию в Цюрихе, с 1965 по 1971 годы училась славянской и романской филологии в Цюрихе, Париже и Ленинграде. В 1971 году защитила кандидатскую диссертацию по теме «О мотиве одиночества в русской литературе». Помимо собственного творчества, Ильма Ракуза переводит с русского, французского, сербохорватского и венгерского языков. Среди переведенных ею авторов Чехов, Цветаева, Ремизов, Пришвин, а также Дюрас, Кертес и другие. В 1991 году Ракуза была удостоена переводческой премии Петрарки. В 2009-м – премии Адельберта фон Шамиссо, вручаемой писателям, родившимся за пределами немецкоязычного пространства, но пишущим на немецком языке. Наконец, в 2009 году ее книга «Ближе к морю» [«Mehr Meer»] получила Швейцарскую книжную премию, главную литературную награду Конфедерации. В настоящий момент русский перевод этой книги готовится к печати в «Издательстве Ольги Морозовой».

Перевод выполнен по предоставленной автором рукописи.

Лето

 
Вспыхнув, небо две вещи высказало:
вот и ноченька душная близко
вот и час долгожданной воды
Пересохла земля уже
в жерле жуткой жары
Жадно влагу везде
ищет племя цикад
изможденно обвисла листва
только вечером облачко вроде
да по ночам свысока на балконе
надежда: сияет огнями
 

Воскресенье

 
Второй уже день молчит
телефон. Жду я или не
жду? Солнце крадется вокруг
дома, бел как снег куст
на склоне. Упадок? Нет. Это
жуки сверкают и свет ложится
в тени. Все зеленеет. Ветер
холодно щиплет траву. Я
садовник себе. Так вперед же
в благодать моей кожи. Бережно.
Нежно. Но без опаски.
 

Сентябрь

 
Затхлое воскресенье. Телефон
молчит. Снежный воздух в саду.
Холод. Месяц девятый отныне
стареет фатально, бесцветно. Уже
поздно. Слишком, наверное. И
сыро. Ягоды на рябине птиц не
пугают нисколько. Ствол березы
от дятлов не скрыть. Повсюду
лишайники. Грабли. Стулья в саду
вялы и белы. Больше не нужен
стол. Пустота наступает. Приказ.
 

Туман

 
Пока еще здесь лента дороги
пока еще белым сияют стволы берез
пока еще стадо пасется пятнистых коров
и шерстистых овец
но надолго ли
пара клубы поднимаются
вверх бесцветность видна их
бурлящее море нас
прямо сейчас
сейчас
наперерез поглощает
 

Свет

 
Свет листьям клена
китайского
нежно привержен
а в зелени сочной вокруг
он безучастно
играет
в одиннадцать
карты сданы
идет все путями своими
гребень собака
свет солнца
 

Вверх или смерть

 
Лежат они или стоят. Качаются тоже
нередко. Словно нехотя, с протянутой
рукой. Мелочиненайдется, бормочет
высохший рот. Каждой копейке рады,
когда борода вся в клочьях. А кожа,
как шкура. Колени с трудом управляются
вверх по ступенькам метро. Подайте.
Право на право. Молвит их больной беспокойный
взгляд. Пока не подломятся ноги. Опять
новый день. Мы не тонем. Мы рвемся вверх.
Легко говорить. Когда наверху смерть.
 

Если бы

 
Если бы стало меньше
 
 
пустынь и бойцов
армий и жадных дельцов
фанатиков и подлецов
эпидемий и ложных побед
клоак и бараков
изгнанников и голодных
мерзнущих и бездомных
сирот и продажных девиц
слепцов и изношенных лиц
мусорных свалок и ядов
страстей и неверных взглядов
страхов и катастроф
убийц и воров
ростовщиков и лжецов
брошенных и одиноких
 
 
Если бы стало больше
 
 
дельфинов и китов
оленей и языков
детских игр и ледников
глетчеров и заповедников
песен и диких лесов
урожаев и почек здоровых
водохранилищ и прерий
отважных и аборигенов
мудрецов и спортсменов
добрых и миролюбивых
любящих и любимых
крепких семей и врачей без границ
космополитов и мастериц
хранителей и обычаев
и надежды неограниченно.
 

Рифмы против страха

 
Лист приголубь
поцелуй пса
уста храни
жалей леса
гребень смири
рифмуй с собой
сон наряди
выглади боль
книгу качай
рюмку склони
воздух люби
шаль оттени
в море вглядись
чувствуй траву
чаду не лги
не ешь жратву
учись во сне
пиши как есть
пекись о дне
срок назначь здесь
выправь рукой
стой и спеши
не проморгай
снегом кружи
дверь отвори
зови войти
себя дари
чуткость расти
сердце пытай
в поля пустись
но отдыхай
мира коснись
 

Морис Шаппаз
© Перевод с французского М. Яснов

Морис Шаппаз [Maurice Chappaz, 1916–2009] – выдающийся поэт и писатель, лауреат многочисленных литературных премий, в том числе Большой премии Шиллера и Гонкуровской премии за поэзию (1997), кавалер французского ордена Искусств и словесности, автор более 40 книг, переводчик Вергилия и Феокрита. Супруг известной писательницы Коринны Бий (в Швейцарии их пара была не менее знаменита, чем союз Арагона и Эльзы Триоле во Франции). Перепробовал массу профессий: работал на радио, сотрудничал в журналах, трудился на семейном винограднике, участвовал в строительстве плотины Гранд-Диксанс, вдохновившей его на создание «Песни Гранд-Диксанс» [«Chant de la Grande-Dixence», 1965]. Много путешествовал, побывал в Лапландии, Непале, Тибете, Ливане, России. Наиболее известные поэтические сборники Шаппаза: «Зелень ночи» [«Verdures de la Nuit», 1945] и «Панихида» [«Office des marts», 1966]; высоко ценится его поэтическая проза: «Великие дни весны» [«Les Grandes Joumees de printemps», 1944] и «Завещание Верхней Роны» [«Testament du Haut-Rhône», 1953, премия Рамбера], а также «Портретные зарисовки жителей Вале: легенда и истина» [«Portraits des Valaisans en légende et en vérité», 1963].

Ниже приводится его юношеская поэма «Чудо женщины» (1938).

Перевод выполнен по изданию «Стихотворения Мориса Шаппаза» [Poésie de Maurice Chappaz, tome I. – Editions Bertil Galland, 1980].

Чудо женщины

 
О июль расцветающий в венах
я желаю всего на свете
В алой памяти крови моей
скопление ила движение плоти
жажда жажда
жажда дымится
пена ложится
И только ты моя радость
ты будешь дана мне ночью как лес
кто в нем услышит биение сердца?
полночный призыв твоего сердца?
о тишина
этот голос поющий во тьме.
 
 
Едва ты склонишься ко мне
руки мои обретут красоту
едва прильнешь ты к моей груди
станешь во мне как поющий источник
как пение вод
о нежность рождающая волну
о изобилие этих волн
Я знаю что ты похожа на землю
и тоже приносишь простые дары
что тело твое наливается солнцем до той поры
когда настает ему час
превратиться в хлеб
ты вся в дарах которые мы осязаем
ты покрываешь нас урожаем
ты схожа с плодами
у каждого солнце свое и сладость своя
и я назову тебя мед молоко виноград.
 
 
Приходит радость
на смену стихиям и непогоде
все ей подвластно
все сходится в слове «чудо»
Женщина сколь ты прекрасна
в тебе великая сущность
ты скользишь в объятья любви
и если солнце иссякло
и если царит одно безмолвие ночи
то в сердце твоем еще остается лето
еще остается все
И нет у меня иного желания
только сказать это слово – «чудо»
кто выскажет ночь? кто расскажет лето?
 
 
Женщина-ночь
влажная и прохладная
как заливные луга
ты нежнее чем кончики листьев
ничто тебя не прядет и не ткет
как пеньку этих сумерек
единственную твою накидку
Женщина-ночь
подруга моя постоянная
ты крадешься шагами ребенка
дочь пещер и ручьев
о прозрачная темная ночь
ночь где пышность и мудрость
таинственны
как богини Египта.
 
 
Все исчезло
но творение вновь начинается
с крошева звезд
Как я хочу это все обрести
вместе с тобой
мы будем лежать друг подле друга
и тогда незнакомый покой освежит
полную образов плоть
дозревающую как вино
Властелины надменные тело душа
вы покоитесь возле меня
вы вмурованы в ночь велики и прекрасны
и я начинаю вас познавать
рядом с женщиной рядом с ее наготой
обремененною свежей весной.
 
 
Соловьи расцветающие во тьме
поют:
о солнце
наша слава и наш супруг
ты оживаешь днем
ты оперяешься медом и злаком
суровое зрелое солнце
бриллиант в нашем горле
хлеб бедняка
тайное золото
испивающее соки из мощных дубов
о солнце мы восхваляем
траву деревья летнее небо
ирисы гроз
и наших братьев
мужчину и женщину
мир который они создают
их любовь и их одиночество
в ночи подобной спящему городу.
 
 
О женщина ты рождаешься в иле
держательница глины
ты сотворяешь мужчин и реки
ты наделяешь их волей Бога
ты сотворяешь свое хозяйство
ферму и повседневный труд
равнину и небо
и Ханаанскую землю с ее садами
О женщина все в тебе тяжело и прекрасно
ты как гроздь винограда
в тебе сочленяется вся природа
среди деревьев с высокими кронами
среди животных напуганных шумом
ты идешь на лице твоем нет ни тени
и шаги твои воспевают твое величие.
 
 
Юная
ты в морской волне
ты трава на лесной тропе
ты единственная из всех
для мужчины подле тебя
Юная
ты сама отдаешь свое сильное тело
оно прекрасней всех новых стран
куда порою стремится кровь
ты знаешь сердцем
что солнце моя затмевает печаль
дарующая сверканье и зелень.
 
 
Но теперь мы едины и наши лица
скрыты под нашими волосами
мной овладело чувство
мне прежде неведомое
Твое лицо рассекает ночь
и глаза твои во время любви
словно падающие звезды
словно паруса
словно бескрайний рассвет уступающий дню.
 

Урс Аллеманн
© Перевод с немецкого С. Городецкий

Урс Аллеманн [Urs Allemann] родился в Шлирене, близ Цюриха, в 1948 году. Вырос в Германии, изучал германистику и англистику в Марбурге, социологию и социальную психологию в Ганновере. С 1975 по 1976 год работал редактором в журнале «Театер хойте», с 1986-го по 2004-й – редактором литературного отдела газеты «Базлер цайтунг». Любит устраивать поэтические перформансы и делает это мастерски. В 2012 году приезжал в Москву и выступал в клубе «bilingua».

Литературным дебютом Урса Аллеманна стал сборник стихов «Блязайка» [«Fuzzhase»], вышедший в 1988 году в цюрихском издательстве «Ammann». В 1990 году там же вышел сборник прозы «Ёз и Кко». [«Oz & Kco»]. Рассказ «Бэбифакер» [«Babyficker»], вызвавший скандал провокативностью языка и содержания (автора едва не обвинили в педофилии), участвовал в конкурсе на премию Ингеборг Бахман 1991 года и получил в Клагенфурте премию земли Кернтен. В 1995 году в венском издательстве «Дойтике» вышло еще одно прозаическое произведение «Старик и скамейка. Пять месяцев пустословия» [«Der alte Mann und die Bank. Ein Fünfmonatsgequassel»].

В последующие годы Аллеманн снова обратился к стихам, стараясь приспособить традиционные стихотворные формы для литературных экспериментов. Строгими античными метрами оды и элегии отличаются стихи сборника «Holder die Polder. Oden Elegien Andere» [Urs Engeler Editor, 2007], непереводимое название которого отсылает к юношескому прозвищу Гёльдерлина и польдерам Северного моря. В вышедшем двумя годами позже сборнике «красиво! красиво!» [«schön! schön!»] главную роль играют сонеты. Во многих стихотворениях, вошедших в сборник «im kinde schwirren die ahnen» [Urs Engeler Editor, 2008] Аллеманн перелагает известные поэтические тексты других авторов, используя при этом средства современного языка. В названии сборника Аллеманн обыгрывает знаменитую строку из стихотворения Гёльдерлина «Половина жизни» [«Im Winde klirren die Fahnen»]. Известные тексты видоизменяются, заново переписываются и в сборнике «В мире зеппа. стихи и тому подобное» [ «in sepps welt. gedichte und ähnliche dinge»], вышедшем в венском издательстве «Клевер» весной 2013 года. Переводы публикуемых стихотворений выполнены по изданиям «Блязайка» [«Fuzzhase», Ammann Verlag, 1988], «красиво! красиво!» [«schön! schön!», Urs Engeler Editor, 2003], «дочь. чуется. звонарь. потеха» [«im kinde schwirren die ahnen». Urs Engeler Editor, 2008], «Holder die Polder» [Urs Engeler Editor, 2001].

Завирака

 
Я не этот рухнувший ствол
Я – не ветер, что его вырвал
Я – не глаза, увидевшие его
Я не помню ни ветра, ни ствола, ни глаз
Я не помню себя
Его вообще не было
 

Танка

 
Вверх по лесенке
из слов я вылезаю из
себя на ветку
 
 
Качаясь смотрю в траву
Глаз и зад: два яблока
 

Блязайка I

 
Блязайка сидит в поночневшей клетке
                                                    и думает о плохом
Луна – не яйцо для вашей масло-травно —
                                вздохофонно-бетхове́нно-уксусной бурды
Тот кто повесил на небо луковицу
должен играть траурный марш
Мужественное «ура» умирающим лесам,
                                               герр Оберлемми!
Блязайка сидит в поночневшей клетке
                                                         и думает о плохом
 

Блязайка IV

 
Блязайка краснея не врет: горшкуя сидит на ночке́
Цепочкой из ваших зеркал неизбежно
      играет он: взлетает: детей зачинает:
      процветает: тает: средь досок сгнивает!
Когда Василий на опушке откачав полдела
                                                           попадет в яму
      Иван хорошо начав поймает зайца в бору
      и не научится рыть другому
«ушки машки /просят кашки /без промашки/
      поднимаются тормашки/ошки-ашки»
Блязайка ждет не жалея: на нем ночует горшчок
 

Два плохих стиха

 
        1
Когда смерть и скрипка
встречаются в одной строчке
то стих плох
неважно о чем он
        2
Смерть сидит в скрипке
и хрустит сухарем
 

Дико грустное

 
Я деревце я голый сук
веревка кто на ней висит
обрежу грянусь и лежу
покуда смерть ко мне спешит
 
 
Я гроб я голая доска
я гвоздь и кто его вобьет
лежу внутри стою вокруг
не быть бы мне ни до ни от
 

Для лиры

 
Рука что в грудь войдя тебя за сердце
возьмет вновь упадет. Она твоя. Склонишься
ты поднять ее. И сердце вдруг выскочит. В паденье
мы давим землю сердцами, руками, зубами своими.
Чтоб ее задушить.
                               Но срывается с плеч голова и летит
и себя накрывает взлетая вовне изнутри
                                          так что трудно представить
но можно сказать. Кто-то думает так проливается
кровь. Далеко-далеко слышен плач. Терпеливо
кости мертвых что всюду лежат тянут песню
свою. Если б мимо Орфей проходил
я бы спел ему песнь этой лиры
передал бы ему часть несчастных
погубленных ей.
 

Автопортрет в переплетенье веток

 
Я
в корабле древесном
паданцы считаю
 
 
Осенневед с рожденья
слух тумана самоутешенья
маньяк до падших яблок
 
 
Под шансоны ветра
я запинаясь
числю урожай
 
 
Вокруг меня
роса ассоциаций
невольных блещет
 
 
Там и тут
выстреливают вспышки
слилась с изнанкой явь
 
 
Из-под земли
щетина скорби прорастает
и жаждет слез
 

Двенадцатичастник

 
Тот треугольник светлый над самим лицом.
Язык что к боли сильной тянется хлыстом.
Стремленье рук сжать в пальцах сладостную плоть.
Желанье вожделенеделю побороть.
Эвоэпифананнакарладжессика.
Стук букв нет что-то каплет хлынув как река.
Не надо слов ведь кожа развзрывается.
И звук со слухом слиты криком до конца.
Нет никаких привязок хлоп и все прошло.
Она полощет рот и рррр ей тяжело.
Ее стыдливость ею ощущается.
А жизнь моя к рутине возвращается.
 

метрический приплод

 
са́пфо кусает приманю ре́вня
сбросила ход: fuckты / глупцы юнцы зубцы концы /
        сердцы бах!
прочь!
оооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо
        what if сёды грёзды слёзды музозды сёды лёды но —
        ды мёды чудоёды и
дуделки на сопелках на ревелках безделлл
what… и сно… о ба… ду-ду… та-та… там и… what
слёзы в
        слизёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёё
 

лепистих (3, 14–15)

 
ask? леп! и ад… off… стих… асклепий, ядов! с-с-с ти —
хо. склеп и ад. о:(ф:(стих, а? СК, лепи ад of ст. ich!
as clap! и adieu, www! сти, xa!
c-к – л-п – пи-и! a dove’s tear… ah
 

швейцарская одощка

 
шо это за шит это шо ода ну нешто
ты шо тут размовляешь шо баешь ты а
ашклепий тоже нам тут
нашелся топай отшуда
тебе нечем заняться шо ты строчишь-то
тупой шо ль совсем или шо ты скажи нам
«адов адов» вот г’адость
ты для наг’радов шо ль а
 
 
щас видно шо шарик за ролик заехал
ты ниже плинтуса понял полный ноль ты
пог’одь в свои годы
читать свои г’оды пшёл ты
 
 
тебя может шо-то г’ложет ты шо а
всё это псу под хвост положишь понял
нет ну напиши разок
один хоть хороший стишок
 

Жозе-Флор Таппи
Из сборника «Ангары»
© Перевод с французского Н. Шаховская

Жозе-Флор Таппи [Jose Flore Тарру] – поэтесса, писательница, переводчица латиноамериканской поэзии, исследовательница швейцарской франкоязычной литературы, живет в Лозанне. Переводила на французский язык Анну Ахматову. Лауреат двух самых престижных поэтических премий за сборники «Скитаться смертной» [«Ener mortelle», 1987, премия Рамю за поэзию] и «Ангары» [«Hangars», 2006, премия Шиллера].

Другие сборники: «Огниво» [«Pierre à feu», 1987], «Грунт» [«Terre battue», 1998], «Лунное» [«Lunaires», 2001].

Перевод выполнен по изданию Hangars [Editions Empreintes, 2006].

* * *

 
Смотрит в пропасть
этот дом на обрыве
пустоте открытый
 
 
кренится
на якоре трав непрочных
точно
дал он течь и идет ко дну
беззащитной добычей
подступающей ночи
 

* * *

 
О пусть петляет
разматываясь как нить
дорога
чтоб та нить мне опутала ноги
привязала
к земле
 

* * *

 
Послушна
облаками взята в ученье
упражняюсь
в умении пропадать
скользить мимо
 
 
а ты упрям
остаешься там
охапки поленьев
валя и валя
в очаг без огня
 

* * *

 
Горстями тмина или песка
зудом мурашек
ночь засыпала мне глаза
проще ей загасить слезы
чем меня повести
сквозь новые пораженья
 
 
новые слоги
с которыми вновь не слажу
в лад не сложу
 

* * *

 
Целая жизнь свелась
вот к этим
немногим квадратным метрам
пепла и всякой трухи
об изморозь трутся слова
скребутся об окаменелость
вросших в гайки болтов
словам невтерпеж
высечь искру
 
 
хилые спички
ломаются безнадежно
одна за другой
 

Фредерик Ванделер
© Перевод с французского М. Яснов

Фредерик Ванделер [Frédéric Wandelère, р. 1949] – поэт и эссеист. Написал несколько работ о музыке, в частности о творчестве Гуго Вольфа, переводил на французский тексты песен Шумана, Малера, Шуберта. Свой первый сборник стихов назвал «Уроки простоты» [«Leçons de simplicité», 1988], определив таким образом свое поэтическое кредо. Его миниатюры отличают легкость, точность штриха и музыкальность.

В представленной ниже подборке – стихотворения из «Уроков», а также из сборников «Четыре гробницы ветра» [«Quatre tombeaux de vent», 1991] и «Своенравная компания» [«La Compagnie capricieuse», 2012, Федеральная премия по литературе].

Перевод выполнен по изданию «На помощь сорнякам» [«Hilfe fürs Unkraut» («Secours aux mauvaises herbes») [Carl Hanser Verlag, 2012].

Осенний сверчок

 
На косяке, перепрыгнув порог,
Сидит, поджидая меня, сверчок.
Каждую осень он тут как тут
То ли его в гербарий возьмут?
То ли положат между страницами?
То ли на полке оставят сушиться?
А ему бы прижиться здесь до весны
Привратником тишины.
 

Мимолетное откровение

 
Снег – нечаянная благодать
ночи – на травах и крышах
 
 
и на тропинке в прибрежных скалах —
чтобы мелом отмеченное увидать.
 

* * *

 
Рассеянная Смерть, меня не замечая,
Прошла, пресыщенная, как звезда балета.
Я бросил на нее неосторожный взгляд —
И вот она уже мне не дает покоя.
Бесцеремонная, хлопочет впопыхах,
Лишь об одном мечтая —
Чтобы ее носили на руках.
 

* * *

 
Однажды между Валенсией
И Винаросом, в чистом поле,
Забравшись в спальный мешок,
Я дремал, пока раскрывался то ли
Закат надо мною, то ли цветок.
 
 
Звезды в небе текли, как века.
 
 
А я просыпался и взглядом сонным
Следил за улиткой – она, слегка
Покачиваясь, под светом лунным
Брела, как верблюд, по огромным дюнам
Спального моего мешка.
 

Окно вовнутрь

 
Шумы моего подъезда – хроники
шагов, звонков, скрипящих дверей,
искушения для теней,
любовь, уснувшая на подоконнике.
 

* * *

 
Резким рывком возвращается осень.
 
 
Палые листья взлетают стаей
к преальпийским снегам в лазурь.
 
 
Стирка листьев – до белизны
на всем пространстве серых пейзажей.
 

Перерыв на чай

Жерару Масе

 
Содрогаясь боками, чайник бурлит над огнем,
на все голоса повторяя жалобы кипятка,
который рвется наружу, пока
железная крышка его усмиряет
                                             нетерпеливым крылом.
 

Клэр Жну
Из сборника «Времена тела»
© Перевод с французского Н. Шаховская

Клэр Жну [Claire Genoux] – поэтесса, автор чувственной пейзажной лирики, живет на берегу Женевского озера, в Лозанне. Лауреат поэтической премии Рамю за сборник «Времена тела» [«Saisons du corps», 1999]. Пробовала свои силы и в прозе: сборники новелл «Грудь под корой» [«Poitrine d’écorce», 2000] и «Ее голые ноги» [«Ses pieds nus», 2006]. Другие стихотворные сборники: «Овальное солнце» [«Soleil ovale», 1997], «Прирученное Время» [«L’Heure apprivoisée», 2004].

Перевод выполнен по изданию «Стихотворения. 1997–2004» [Poesies 1997–2004. – Bernard Campiche Editeur, 2010].

* * *

 
Одиночества ли тоска
заставляет меня желать раствориться
                                                       в твоем пейзаже
озеро ты мое чья неспокойная плоть трется о небо?
теряющийся твой лик
твой басистый голос в частом дыхании волн
сопрягающий бег часов и мои посиневшие губы
откуда я помню их?
 
 
я распробовала слюну твою как алкоголь
сколько томилась я по твоему языку водяному
чтоб он властно раздвинул мне зубы
                                           тверд как язык мужчины
на вкус как металл
по крутой твоей скальной скуле вплотную с моей
и по руну твоему из тумана меж моих бедер
 
 
вот и в этот вечер хочу я хмелеть на твоем животе
по которому пепельной рябью
                                  пробегает дрожь возбужденья
 

* * *

 
Быть бы мне с этой землею единой плотью
чтобы кровь стучала в висках пульсом времен года
выгибаться бы виноградника трепетной грудью
под беглым касаньем мягкой перчатки ветра
 
 
но это несовершенное тело лежит на траве
как посторонний предмет
невосприимчиво к лику неба
                                           склоненному над откосом
к маленьким треволнениям почвы под ним
 
 
и все же оно вернется в круг бытия этих мест
складки его одеянья с песчаными рукавами
затвердеют недвижным рельефом
и будет оно свободно
от страшной свободы сухого листа