Текст книги "Дом людей и зверей (СИ)"
Автор книги: Илга Понорницкая
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Илга Понорницкая
Дом людей и зверей
Звери из детства
1. Зверь нужный – и совсем не нужный
В универмаге, за кофтами и стиральным порошком, есть одна витрина, и в ней, вроде, что-то движется… Подойдёшь поближе – а это и не витрина вовсе, а большой аквариум. На дне аквариума толстым слоем песок насыпан, а в нём копошатся, роют норки жители пустыни – черепашки.
Толик с Наташей как придут в универмаг, так сразу к этой, самой дальней, витрине. Возле неё дети со всего магазина собираются, пока родители смотрят на кофты и стиральный порошок. А что на них смотреть, они всегда одинаковые, всегда здесь, на своих местах. А черепашки возятся, толкают одна другую, друг у дружки капустные листья отбирают – которой достанется, которой нет…
Тут мама выныривает к вам из толпы:
– Ну что, пошли домой?
– Мамочка, ты только посмотри! – просит ее Наташка.
А маме некогда – её дома стирка ждет и суп недоваренный. А главное, ждут ее бабушка с дедом, ждут-пождут, и на часы глядят, и не поверят нипочем, если им скажешь, что в магазине очередь была. Скажут в ответ, что маме только бы на улицам гулять и ничего дома не делать.
Поэтому им надо поскорее домой.
Мама с Толиком поднимаются в квартиру, Наташка остается во дворе. Ее здесь тоже ждут. У нее здесь котята спят в коробке от чьих-то ботинок.
Коробку дети в подъезде обнаружили – кто-то выставил ее на лестницу. Тут же они расхватали всех котят, забрали по домам. Наташка пришла домой с рыжим слепышом, да только дед ее дальше прихожей не пустил. Он не дал ей даже сандалии снять.
– Неси, – говорит, – своего котенка куда хочешь. Иначе я просто выкину его на улицу. Он здесь не нужен.
Наташка совсем растерялась:
– Как – не нужен? Нужен!
– Не нужен! – загремел дедушка. – Я сказал тебе! Если будешь спорить со мной, я тебя саму вышвырну отсюда с мамкою твоей!
У мамы сразу слёзы заблестели на глазах. И мама мокрыми глазами на Наташку смотрит, а потом сразу на дверь. Иди, мол, унеси котёнка.
А куда его понесешь? Как узнать, где он нужен? Может, кому-то разрешать взять не одного котёнка, а сразу двух? Им вместе весело будет. Стоит Наташка и думает: к кому бы сначала пойти? К Юрке, наверно – он в соседнем подъезде живёт, ближе всех…
И тут слышит – шаги на лестнице. Это Юрка к ней поднимается. А вслед за ним – Ленка и Славик. И все тоже с котятами. Одной только Маришке разрешили котенка взять домой. Но только одного.
Как понять, куда остальных-то нести? В коробке котятам не нравится – то-то они пищат на весь подъезд! Захочешь какого-нибудь погладить – а они все в твою руку тычутся.
– Они мамку ищут, – говорит Юрка.
– А где их мамка? – спрашивают Наташка и Славик вместе. – Ты видел ее?
Юрка пожимает плечами.
– Их же без мамы сюда выставили. Наверно, мама оказалась кому-то нужна.
Утром Наташка с мамой и Толиком выходят из дому – кто на работу, кто в детский сад, кто в пришкольный лагерь. Тетя Люся, уборщица, об ступеньки шваброй стучит.
Они втроем говорят ей:
– Здравствуйте!
И слышат в ответ:
– Неряхи, как вы живете здесь?
Она сметает шваброй окурки, коробки от йогуртов, шелуху семечек, и все это сыплется в лестничный пролет. Надо суметь пробежать по лестнице так, чтобы тебе на голову ничего не попало! И надо знать тетю Люсю, чтобы понять, что совершенно бесполезно оправдываться: «Да мы не курим! И семечек не щелкали! И йогуртов мы не едим в подъезде!» Лучше быстрей выскочить наружу.
Но тети Люсины шаги догоняют их. Наташка оглядывается, а тетя Люся тащит впереди себя коробку с котятами!
– Тетя Люся! – кричит Наташка. – Пожалуйста, не выбрасывайте их! Они здесь нужны, нужны!
А тетя Люся и не слушает ее.
– Берите, – говорит, – к себе домой, если вам нужны, а здесь не ваша территория. Мало того, что мусорите и накурили…
Мама приняла у нее картонную коробку и вышла с котятами на улицу. Там они с Наташкой и Толиком спрятали котят в кусты. Мама нашла за домом кусок фанеры, на случай дождя, накрыла коробку, – и побежали они сначала Толика отводить в детский сад, потом Наташку в пришкольный лагерь…
С тех пор Наташка, выходя во двор, сразу же мчится к кустарнику. На четвереньках протискиваешься между веток – и вот уже ты скрылась от всех. Тебя принимает узкая, вытянутая площадка, про которую почти никто не знает. Вокруг, как будто нарочно, ветки изогнулись шалашиком, а листья закрыли просветы между ними.
Если пробираешься на площадку с блюдцем молока – половину расплескаешь. Наташка из дому пипетку принесла: котята еще не умеют сами есть. А Славик шприцов принес, много – без иголок. Из них, говорит, еще удобнее будет поить.
Леночка принесла банку сгущёнки, начатую, и бутыль с водой, чтоб сразу питьё размешивать. А Наташка дома забрала с кресла плед, чтоб котятам было теплей.
Мама смотрит на кресло без пледа – и сразу понимает, куда он делся. Выходит во двор, чтобы разобраться с Наташкой – а та ей навстречу идет. Зареванная, шорты в грязи, на плечах тот самый плед, а в руках шприц без иголки.
– Брось сейчас же! – кричит мама. – Откуда шприц?
– Славик принес, – говорит Наташка. – У него зимой было воспаление легких, и он специально шприцы копил, чтобы летом брызгаться.
– А, понятно… – говорит мама. – А что ревешь?
– Рыжик умер. Тот, помнишь, я домой приносила. Они без мамы не могут жить, маленькие. Уже и Пятнаш умер, и Снежинка, и тот, которого мы никак не называли.
– И… кто остался? – спрашивает мама.
– Никто! Мы сейчас Рыжика похоронили под рябиной. Мне Славик сказал: «Возьми шприц на память. Рыжик последний из него пил».
Мама не хочет, чтобы Наташка шприц в дом несла, а что скажешь? Она уговаривает:
– Брось…
И обещает:
– Мы что-нибудь придумаем…
Но ей ничего не идёт на ум. Только вспоминается витрина, к которой Наташа с Толиком бегут, как только входят в магазин.
2. Вот зверь, которого никто не купит!
В самом деле, думает мама, черепаха – это вам не собака и не котёнок. Ее не надо приучать к месту и следить, чтоб по столам не прыгала. Не обязательно гулять с ней каждый день. И шерсть не летит с нее в суп или в компот.
Наступает день, когда с Наташка мамой и братом идут в универмаг – уже не за каким-нибудь стиральным порошком. А там в дальнем углу продавец, усатый дядька, лукаво смотрит на них из-за витрины. А за стеклом, в витрине – черепашки.
Наташка вдруг понимает, сколько же она мечтала об одной такой.
А мама первый раз к этой витрине подошла. И рассмотрела её как следует. А теперь топчется рядом с Наташкой – шепчет на ушко:
– Пойдем. Не знала я, что это так дорого…
А продавец стоит перед ними – только ус подкручивает.
– Оба твои? – спрашивает у мамы про Наташку с Толиком.
И, не глядя, как мама смущается, сникает перед его витриной, говорит:
– Цену я сбросить не могу, я не хозяин. Давай-ка я лучше Коляну позвоню.
Достает мобильник и звонит.
– Колян, слышь, к тебе женщина с детишками придет. Ты ей отдай по оптовой цене. Что, говоришь, у тебя не осталось ничего? А когда новых ждешь, не скоро? Ну, что-то же у тебя есть сейчас? Так принеси им то, что есть, а они сами выберут…
А после он рассказывает маме с Наташкой и Толиком, как ехать к Коляну. И ещё говорит, как им выбрать черепаху. Это очень важно, чтобы она была здоровой. Если вдруг вам больная попадётся – вы её вряд ли вылечите. И деньги пропадут.
А Колян – он до чего хитрый, – говорит им продавец. Сам он не скажет, если с черепахой что-нибудь не так. А между тем, как отличить больную черепаху – об этом во всех книжках говорится.
Наташа уже читала, знает.
Они с Коляном встречаются на остановке – той, где она с мамой и братишкой ни разу не была. И даже мама ни разу не была здесь – зачем ей было сюда ездить? Похоже, они очутились в другом городе. А может быть, в деревне. Узкая дорога, а вокруг – маленькие домики, заборы и сараюшки. Все зелено…
Колян их ждет на остановке с коробкой. Там внутри возятся, скребутся коготками две черепашки – а говорил, ничего нет!
Он придвигает коробку:
– Выбирайте!
Мама с Наташкой и Толиком глядят – а выбирать-то нечего! Одна черепаха гладкая, с крепкими лапами. Они у черепах нарочно приспособлены, чтоб разгребать песок, рыть норки между корней – где спрячешься, там тебе и дом.
Вторая черепаха ничего бы вырыть не смогла. Лапки у неё тонкие, болтаются, точно веревочки. А панцирь, панцирь! Уж до чего ободран… Весь белых пятнах там, где с него сколупнули верхний слой.
– А вы что думали, – хмыкает Колян. – Они же бьются по дороге! Их к нам везут издалека!
– Откуда, из пустыни? – спрашивает Толик.
– Конечно, из пустыни, – говорит Колян.
– А кто их возит?
Толику представляется длиннобородый старик в чалме с волшебным сундучком. Откроет сундучок – и из него карабкаются на свет, лезут черепашки. Каждая – сама как волшебный сундучок на ножках.
Но Колян не хочет отвечать Толику. Он только ему на кончик носа пальцем нажимает. И неохотно говорит:
– Люди как люди возят. Такие же, как мы с тобой.
И сразу к маме поворачивается:
– Ну что, выбрали уже?
– Конечно, – отвечает мама. – Выбрали.
Тут у Наташи екает сердечко. Какую мама выбрала – это хоть кому понятно будет.
– Мам, знаешь, – говорит Наташка, – эту черепаху ведь купит кто угодно. А если мы вот эту не возьмем, ее никто не купит… Все же знают, что с побитым панцирем – не надо. Про это в книжках пишут…
– Ну, да… – растерянно говорит мама, и Коляну на секунду становится неловко оттого, что он принес им раненую черепаху. Правда, он тут же говорит себе, что просто так ее принес. Чтобы они видели, что у него в самом деле ничего больше нет. Что он всех выгреб, до последней. А последняя – никуда не годится…
– Мам, если мы её не купим, она, наверное, умрет, – хнычет Наташка.
– Да она так и так, наверное, умрет, – честно говорит им Колян.
– Что делать-то мне? – мама совсем теряется. Думает: как только Наташка жить будет с ее жалостливым сердечком? То над котятами ревет, то хочет купить больную черепаху. Не понимает еще, что людям тоже иной раз больше всего нужно, чтоб пожалели их. А как начнет понимать, что будет? Надолго ли ее сердечка хватит?
– Ну… Дайте эту… – неуверенно говорит мама.
– Какую? – уточняет Колян.
– Которую дочка хочет….
– Да вы что – зачем? – теряется теперь Колян.
Мама оправдывается:
– Ну, это же ей – черепаха. Ей и выбирать.
Мама отдает Коляну деньги. Тот вертит в руках купюру и, наконец, прячет ее в карман.
– Я вас предупредил…
Мама коробку несёт, Наташа и Толик рядом прыгают. Наташа щебечет:
– Знаете, как её зовут? Кто угадает, как её зовут? Её зовут Тартюша! Потому что Тортила – это по-иностранному и значит «черепаха». В «Буратино» черепаху Тортилой звали. Но она старая была. А наша маленькая ещё, правда ведь, мама, скажи!
Так появляется в доме черепаха.
Мама отмыкает дверь и тут же Тартюшу выпускают в коридоре.
У неё на линолеуме лапки разъезжаются. Коготки стучат-скребут, а черепаха остается на том же самом месте. Нет, вот, немного сдвинулась! И еще…
Она преодолевает свои первые сантиметры. Ей надо осмотреться.
– Куда она пойдет? – спрашивает Толик.
Тартюша разворачивается – и направляется в сторону кухни.
– Куда ж еще? – ворчит дед. – Едоков много…
– Ох уж, объест она тебя! – отвечает бабушка.
В кухне под столом Тартюша находит крошки – и тут же пытается ими подкрепиться. Крошки ездят по полу, Тартюша никак не может их поймать раскрытым ртом.
– Ну, хлеба ей отрежьте, что ли! – сердито говорит дед. – Что смотрите, как мучается?
3. Что на уме у черепахи?
У Тартюши вдруг обнаруживается небывалый аппетит. Она ест все подряд – капусту, хлеб, сосиски, одуванчики, блины. Однажды Толик дал ей кусок шоколадки, она и за нее взялась охотно. Но мама отругала Толика, а шоколадку у Тартюши отняла и мордочку ей вытерла салфеткой.
Мама с утра оставляет черепахе кочан салата, который возвышается перед ней, как гора. А когда вечером они все вместе возвращаются домой, Тартюша все еще топчется вокруг рассыпавшихся листиков салата, и все еще отщипывает от них то там, то здесь.
Если Тартюша не находит ничего съестного, она торопится напомнить о себе хозяевам. Особенно маме достается. Чем бы ни была мама занята, где бы ни топталась босиком за стиркой, глажкой или варкой супа – шаг туда, а потом шаг обратно, и так полдня – Тартюша безошибочно узнаёт мамины ноги и, незаметно подойдя, кусает за пальцы. Зубов у черепахи нет – про это Наташа читала в учебнике. Вместо зубов – какие-то особенные роговые пластины. Но тяпнуть своими пластинами Тартюша может, и еще как…
Наташка протирает Тартюшин панцирь ваткой, смоченной в жидком масле. Это полезно черепахам. Ссадины на панцире темнеют, Наташка радуется: это они так зарастают!
И они, верно, зарастают – следы ранений, да еще каких…
Везут к нам черепах с жаркого юга. Жадные торговцы стараются набрать черепах как можно больше. А чтобы не было с ними хлопотно в дороге, им голову и лапки вталкивают в панцирь и всю черепаху обматывают липкой лентой – не высунешься.
После бедолаг укладывают друг на дружку, точно камни. Вот панцири у них и бьются по дороге. А если какую-нибудь заклеили непрочно и она в дороге лапку высунет, а то и голову – тогда вообще беда. Такие не доезжают живыми до наших городов. А ещё кому-то остаётся жить совсем недолго. Если, например, панцирь побит.
Про это маме с Наташей и Толиком торговец рассказал в универмаге, когда они туда снова заглянули – сказать спасибо, что с Коляном познакомил.
Наташка ахает:
– Разве никто не смотрит, как их возят?
Продавец хмыкает:
– За всеми не усмотришь…
Как и Колян, он сказал им, что их Тартюша проживет недолго. И Наташке с мамой придется похоронить ее где-то в лесопарке.
– Не видел я, – сказал он, – чтобы с таким панцирем оставались жить.
А мама осторожно спросила:
– Может, черепахи разными бывают?
– Разными, разными! – сразу подхватила Наташка. – Наша Тартюша особенная!
Продавец им не поверил, а ведь так и есть.
Мама теперь говорит, что никогда не видела такого умного животного. Хвастается всем подряд:
– Тартюша меня знает!
– Ну, скажешь тоже, – спорит тетя Галя, её сестра. – Как она может знать тебя? Скажи, а она хотя бы раз видела твое лицо?
Мама удивляется:
– Она меня каждый день видит!
– Да ты что? Представь, какие у нее глазки и какие у тебя. У нее головка, как у змейки, да один твой глаз больше ее всей головы! Какой же ты представляешься ей?!
Мама пожимает плечами и примирительно говорит:
– Ну… Да, конечно… Я представляюсь ей большой, наверное…
– Ну, еще бы! Она просто не воспринимает тебя как живое существо, – втолковывает ей тетя Галя. – Так, что-то такое огромное, от чего зависит, будет у нее в кормушке еда или не будет…
Мама с Наташкой только плечами пожимают. Конечно, обе они для черепахи – огромные, как горы. Ну и что?
– И поиграть нельзя с ней. Кто же играет с черепахой? – спрашивает тетя Галя. – Я понимаю, кошка могла бы умной быть. А черепаха?
– Кошка! – отвечает Наташа. – Да что мне кошка? Моя Тартюша лучше всех кошек на свете!
В самом деле, зачем кошек любить, если тебе все равно котенка держать не разрешат?
Но лето кончается, приходят холода. Тартюша сначала делается вялой. У нее совсем пропадает аппетит. Она облюбовала себе место в углу под батареей и выходит на середину кухни уже не каждый день. А потом и вовсе перестает выходить. Мама перекладывает ее в коробку от ботинок и говорит, что черепаха будет спать в ней до весны.
И тогда Наташке делается скучно. И она думает, как было бы здорово, если бы у нее все же был котенок.
4. Хитрая старушка
Поздняя осень, снега еще нет. Все черно-серое, куда ни глянь. В такие дни бывает особенно тоскливо на душе.
Мама ведет Наташку с Толиком гулять в сторону городского рынка. Его еще Блошинкой называют. От их дома до Блошинки – только два квартала. Мама объясняла им, что на Блошинке продают старые вещи, на которых в прежние времена запросто могли бы оказаться блохи. А сейчас блохи – это редкость, но название осталось.
Блошинка пестреет разноцветными платками, шелковыми юбками и прочим, прочим, напоминающим о том, что месяц ноябрь не вечен, что придет еще и новое лето. Но только сперва настанет зима – вот вам и валенки на любую ногу…
Целые ряды заняты видавшими виды ботинками, рядом площадка ощетинилась лыжами. А между лыж, прямо на земле, стоит швейная машинка, и тут же рубанки, дрели и прочий рабочий инструмент.
Но самое интересное – тот край базара, где животные.
В раскрытых багажниках чьих-то машин визжат поросята. Лошади, запряжённые, думают о чем-нибудь своем и дремлют, пока хозяин распродает свою другую живность с телеги, устланной желто-зеленым сеном. Большие клетки битком набиты курами, а рядом пищат желтые подросшие птенцы – утята, а может быть, гусята.
В фанерных ящиках кролики пытаются скрыться от чужих глаз в толпе своих собратьев. Один только спрятался, как продавец вытащил его за уши – и ну нахваливать свой товар!
– Мама, – говорит Наташа. – Ты мне кролика все равно не купишь. Купи лучше котенка!
– Ты что! – ахает мама. – Про дедушку забыла?
И тут же голоса раздаются:
– Что покупать? Бесплатно, даром забирай!
Глядь мама – а они уже в ряду тех бедолаг, которых в любую погоду встретишь на Блошинке. Как ни придешь, они всем предлагают кошек разных возрастов и беспородных собак. А иногда еще и хомяков, сразу целый выводок, или зачем-то голубя-сизаря, который не может летать.
И в этом ряду стоит Андреевна, старуха из ближнего поселка.
Только Наташка еще с ней незнакома.
У Андреевны в руках мешок, а в мешке живность копошится – братья и сестрички, дети белоснежной кошки Сметанки.
Андреевна только задумалась о чем-то своем, старушечьем, как вдруг услышала рядом чей-то громкий плач. Смотрит – ревет довольно большая девочка, лет девяти. Или десяти. А рядом с ней стоит младший братишка – лицом на неё сильно похож. И тянет:
– Наташ, не реви, стыдно. Что люди подумают?
Наташке все равно, кто что подумает. Жизнь без котенка вдруг показалась такой горестной, что в сравнении с ней ничего значения не имело. Наташка огляделась на маму, которая, казалось, сама готова была заплакать, – и начала с новой силой:
– Котенка хочу!
Мама что-то беспомощно говорила ей. Втроем они стояли на пятачке, в центре всеобщего внимания. Секунда – и люди оценили ситуацию.
– Возьми котенка-то детишкам! – вдруг сразу заговорило, загудело, затараторило вокруг.
– Мой-то, погляди, какой шерстистый! Дедушка был персом у него.
– Лучше сюда гляди, на моего! Простой он, беспородный, зато приучен к месту, к туалету – горя не будешь знать!
– Мамка, сердца у тебя нет, ребенок-то как убивается! Котенку много ли надо? Что сами едите, то и ему… А убирать за ним дочка сама будет, большая уже.
– Куда там… – в растерянности отвечает мама толпе. – С родителями живем. С мужем я разошлась, уехали мы… Теперь – считай что три семьи под одной крышей. Тесно у нас…
– А что, плохой, что ли, был муж? – перебивает ее маленькая вертлявая бабенка. – Что, выпивал?
– Терпеть надо было, терпеть, – учит высокая толстая старуха. – Ради детей терпела бы…
– А дети – что! – спорит с ней худая изможденная женщина. – Детям-то, что ли, надо, чтобы папка скандалил каждый день?
«Что – папка каждый день?» – не понимает Наташка. Ей вспоминается – с папой они летят в надувных санках с горы, прыгают на ухабах! Страшно, аж сердце замирает! И в то же время как хорошо вот так лететь и бояться – с папкой! Одна – совсем не так боишься, по-другому…
И тут же вспоминается комната, заполненная чем-то тяжёлым. Тяжелое – невидимое, и, вроде, оно ничем не пахнет. Но оно есть, оттого что мама как-то странно молчит, и папа тоже молчит. И чтобы они не молчали, Наташке хочется прыгать на софе и громко кричать. Ей это не разрешается, и если она только попробует, мама и папа станут кричать на неё. Оба вместе. И тогда они, может, помирятся. Но Наташка и с места не может сдвинуться. И мама тогда говорит: «Нам лучше уехать…»
Мама, наверно, то же самое вспомнила. Наташка думает: как понять, что это тяжёлое в комнате было? И захочешь чужим рассказать – не сможешь. А тем всё знать надо. Или они думают, что уже всё знают…
– Ушли – и правильно сделали, не пропадёте! – утешает маму хозяйка двух одинаковых, как близнецы, рыжих котят. – Ну что, берешь у меня? Выбирай любого!
– Не могу, – оправдывается перед нею мама. – Отец у меня сильно не любит кошек.
– Деда не любит кошек, – повторяет Толик за ней. – И котенков тоже он не любит.
А девочка ничего не говорит, только ревет.
Андреевна порылась в своем мешке и вытащила вслепую рябой комок. Девочке протянула:
– Нельзя тебе домой, так вот хоть подержи маленького-то, подержи, погладь…
Та приняла в руки котенка, продолжая тянуть по инерции басом:
– У-у-у!
Наверно, трудно сразу остановиться.
– Что всё ревешь? – растерянно спросила старуха. – Или, может быть, черненького хочешь?
Девочка сразу и подхватила:
– Черненького хочу-у!
Старуха выбрала в мешке черного, как смола, котенка, сунула в руки девочке, а серого отправила назад в мешок. Девочка потянула котенка к лицу, а старуха Андреевна, приговаривая «мальчик, мальчик, хлопот у вас не будет», сделала шаг назад, а потом еще один шаг назад, и так, пятясь, пятясь, оказалась за строем других старух и девочек-подростков с котятами. Пригнулась и двинулась дальше, в толпу, в толпу.
– Стойте! – закричала мама. – Здесь ваш котенок! Мы не можем…
А старухи и след простыл.
Котенок остался вместе с девочкой, мамой и братом.
Кругом все улыбаются: «Ну, хитра Андреевна, вот и пристроила одного из своих».