Текст книги "Открытые окна"
Автор книги: Илга Понорницкая
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Мне – салют…
Костя с хозяйкой носили в багажник банки с вареньем. С тем, которое мы вчера варили. И с каким-то другим, которое варили не мы. И ещё какие-то банки, вроде, с перцами или с кабачками. И ещё с чем-то.
Пальму хозяйка отвязала, и та ходила за Костиком – из двора к машине и от машины во двор. Стояла, ждала, пока он возьмёт в сенях очередную банку, а потом снова шла за ним.
Я спросила, чтобы только не молчать:
– Анна Ивановна, а что в этой банке? Она разве наша?
А она ответила:
– Зовите же меня баб Аней, в конце концов!
За забором напротив было заметно какое-то шевеление. Там следили за нашими сборами, тихо переговариваясь.
И Костя всё время поглядывал в сторону забора. Мама не разрешила отнести Шурке палец. Когда мы собирали рюкзаки, Костя хотел выскочить к соседям на минутку.
– Я, – говорит, – им только палец отнесу!
Но мама отняла палец и положила на окне в сенях. Сказала:
– Набегался уже. Уедем – Анна Ивановна сама отдаст им твою железку.
И Анна Ивановна сказала:
– Я отдам, отчего же не отдать?
Но мальчики могли решить, что Костя передумал отдавать им палец.
То ли его это сильно волновало, то ли он горевал, что расстаётся с Лёнчиком и с Пальмой, да только он был чернее ночи, когда таскал варенья и соленья в машину.
Над Катькиным забором время от времени появлялись ноги. Иногда ступни в воздухе описывали дугу. Это означало, что кому-то удалось сделать полный круг. Но чаще, только взлетев, ноги опадали обратно.
Это были Серёгины или Шуриковы ноги. Я их двоих не различала по ногам.
– Ну что, в машину? – нерешительно сказал мне папа.
Баб Аня сняла очки-морщины и прижалась ко мне мокрыми щеками – одной, потом другой…
На заднем сидении уже сидели Костя и мама. Мама, получалось, в серединке. Она обняла нас и сказала весело:
– Ну-ка, кто первый дома сегодня – в ванну? С пеной!
Один папа не садился. Он открыл дверцу, а сам всё глядел, появятся ли ещё ноги над забором. По движению ног он пытался угадать, что за упражнение делают на турнике.
– Мы тоже, – говорит, – вот так тренировались! Подтяжка, стойка на руках… Интересно, сейчас бы получилось?
А потом как выдохнет:
– Какое солнышко! Ну парень, молодец…
Я по сандалиям поняла, что молодец – Лёня.
Папа ждал, когда над забором снова появятся Лёнины сандалии. И ждал он совершенно зря. Потому что Лёня уже вышел из Катиной калитки. Солнышко теперь пытался повторить кто-то другой, а Лёня стоял напротив нас, около забора. Смотрел на меня. Я у окна сидела, и у меня было опущено стекло.
Тут я подумала, что это совершенно всё равно, будут меня ругать или нет. Открыла дверцу – и бросилась мимо баб Ани в дом.
Пальма, удивлённая, рванулась за мной.
На подоконнике в сенях я взяла железку – и назад. Мама не успела ничего сказать – я перелетела через дорогу, прямо к Лёне.
– Вот. Палец Михал Григоричу.
Какое-то время мы стояли, держась за палец с двух концов.
Лёнчик говорил:
– Катька – что с неё взять? Глупая она…
И было странно: он не видит, до чего же она любит его? Но сказать что-то было немыслимо. Я могла только соглашаться, только головой кивать:
– Да, да…
Не тому, что он говорил. А тому, что мы стоим здесь вместе, за палец держимся.
Ещё бы – одну минутку…
Папа вот-вот засигналит мне.
Тут за спиной у меня раздался шум. В нашей семье снова ссорились!
Я оглянулась.
Костя пытался выбраться из машины, мама не пускала его. Он уговаривал её:
– Мне нужно. Мама, правда…
Мама отвечала:
– Что же ты раньше не подумал… Нужно ему… Знал же, что уезжаем!
Папа спорил с ней:
– Ну, если и впрямь нужно? Ведь чаю напились…
И баб Аня тоже что-то говорила – тихо. Слов её было не разобрать. Только мамины слова долетали от машины:
– Мне кажется, мы никогда отсюда не уедем!
Наконец, Косте позволено было выйти. И Пальма прыгнула к нему. Чуть не свалила с ног.
Он тут же обнял собаку, и так, вместе, они двинулись к нам – мне показалось, что в обнимку и Пальма – на задних лапах. Хотя могло ли такое быть?
И сразу же Костя выпустил Пальму. Потому что они с Лёней уже обнимались и хлопали друг друга по плечам.
В кои-то веки у Кости друг появился! И нас от него сразу же увозят?
Пальма тыкалась всем нам в коленки. Она тоже лезла обниматься.
И тут Костя сказал одну очень важную вещь.
Он сказал:
– Мы же приедем ещё! Нам взяли путёвки… В лагерь, в Кувакино!
И до меня вдруг дошло: Кувакино – это всего девять километров отсюда.
Хотя, конечно, я это и раньше знала. Но получается, что знала как-то не так… Не думая, что здесь же всё – рядом… Или не совсем рядом… Девять километров – это же ещё идти и идти! Через Собакино. Или напрямик, полем. Бегом, как они в школу бегают…
Тут от машины раздалось мамино:
– Костя, ты забыл уже, куда просился?
Костя нехотя направился к баб Ане в огород, где стояла дощатая будочка.
Пальма потрусила за ним.
А мы с Лёней схватились за руки – точно меня мама захочет куда-то отослать. И верно – мама оказалась рядом с нами. Глотнула громко и говорит Лёне, как глупому:
– Мы уезжаем. До свидания.
А мне приказывает:
– Ну-ка давай в машину! И всё, ни шагу из неё.
А после папе говорит:
– Иди, поторопи Костика. А то ещё застрянет по пути где-нибудь…
Когда мы, все четверо, уселись, наконец, и папа уже включил мотор, у Катьки за забором ещё шла тренировка.
Лёнчик показывал свои чудеса на турнике.
Он так и взлетал над перекладиной. Я понимала: он хотел, чтобы его с улицы было видно.
Мама вздохнула и сказала каким-то сухим голосом:
– Ленка, это тебе ведь – салют!
Я глянула на неё. Никогда ещё лицо у неё не было такое… странное.
Папа оживлённо говорил нам:
– Вы только гляньте, каков! И ведь совсем мальчишка! Не старше тебя, Костя!
Как будто самое главное было – в этих упражнениях.
Костя отозвался неохотно:
– Нет, старше меня… На год…
Ноги в подвязанных сандалиях взлетали и взлетали над забором.
