Текст книги "Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие"
Автор книги: Иларион Игумен (Алфеев)
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Антология святоотеческих текстов
Прекрасен мир – творение великого Бога, но нет ничего прекраснее человека, подлинного человека – сына Божия.
Архимандрит Софроний (Сахаров) [134
[Закрыть]]
Достойно нашего внимания и то, что, когда полагаемо было основание столь пространному миру и его основным частям, вошедшим в состав целого, творение совершалось как бы спешно… Устроению же человека предшествует совет, и Художником… предызображается будущее создание: каким оно должно быть, какого первообраза (должно) носить в себе подобие, для чего оно будет и что сделает после сотворения, и над чем ему господствовать – все это предусматривало Слово, чтобы человек принял достоинство, которое выше его бытия, приобрел власть над существами прежде, нежели сам пришел в бытие. Ибо сказано: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1:6)… Какое чудо! Устрояется солнце, и никакого не предшествует совета, также и небо, хотя нет ничего равного ему в сотворенном (мире)… К одному только устроению человека Творец приступает как бы с рассмотрительностью, чтобы… его образ уподобить некоей первообразной красоте…
Святитель Григорий Нисский [135
[Закрыть]]
Согласно православному мировоззрению, Бог создал два уровня тварных вещей: во-первых, «ноэтический», духовный или умственный уровень, и во-вторых, материальный или телесный. На первом уровне Бог создал ангелов, которые не имеют материального тела. На втором уровне Он создал физический мир – галактики, звезды и планеты, с различными видами минералов, растительной и животной жизни. Человек, и только человек, существует одновременно на двух уровнях. Благодаря своему духу или духовному уму он причастен ноэтической области и является «общником ангелов»; благодаря своему телу и душе он движется, чувствует и мыслит, ест и пьет… Наша человеческая природа, таким образом, более сложна, чем ангельская, и наделена большим потенциалом. Рассматриваемый в этой перспективе, человек не ниже, но выше ангелов… Человек стоит в сердцевине Божьего творения. Будучи причастным как духовной, так и материальной области, он есть образ или зеркало всего творения, imago mundi, «малая вселенная» или микрокосмос. Все сотворенное имеет в нем место встречи… Святой Ириней сказал: «Слава Божия есть живой человек». Человеческая личность составляет центр и венец Божьего творения.
Епископ Диоклийский Каллист [136
[Закрыть]]
В начале, когда Бог сотворил человека, Он поместил его в раю, как говорит Святое Писание, украсил его всякой добродетелью и дал ему заповедь не вкушать от древа, которое посреди рая. И был он в наслаждении рая, в молитве, созерцании, во всякой славе и чести, имея здоровые чувства и находясь в естественном (состоянии), в котором был создан. Ибо Бог сотворил человека по образу Своему, то есть бессмертным, свободным, украшенным всякой добродетелью. Но когда он преступил заповедь, вкусив плод дерева, от которого Бог заповедал ему не вкушать, тогда был изгнан из рая, отпал от естественного (состояния) и впал в противоестественное, то есть в грех, славолюбие, жажду житейских удовольствий и прочие страсти, которые овладели им, ибо он сам стал их рабом через преслушание. Тогда постепенно начало возрастать зло, и воцарилась смерть. Нигде не осталось богопочитания, а везде было незнание Бога… Итак, добрый Бог дал (людям) закон в помощь для обращения и для исправления зла, но оно не исправилось. Послал пророков, но и они не имели успеха. Ибо зло превозмогло, как говорит Исаия: «Ни для травмы, ни для язвы, ни для воспаленной раны нет пластыря, чтобы приложить, ни елея, ни перевязочного бинта» (Ис. 1:6, по переводу LXX). Как бы сказал: зло не где-то в одном месте, но во всем теле, объяло всю душу, овладело всеми ее силами… Один только Бог мог исцелить такую болезнь…
Адам создан от Бога чистым на служение Ему, а на служение Адаму дана вся эта тварь, потому что поставлен он господином и царем всей твари. Но когда лукавое слово нашло к нему доступ и побеседовало с ним, Адам сначала принял его внешним слухом, потом проникло оно в сердце его, и объяло все его существо. И, таким образом, после его пленения, пленена уже вместе с ним и вся подчиненная ему тварь, потому что через него воцарилась смерть над всякой душой и вследствие его преслушания так исказила Адамов образ, что люди изменились и дошли до поклонения демонам. Ибо вот, и плоды земные, прекрасно созданные Богом, приносятся демонам: на алтари их возлагают хлеб, вино, елей и животных. Даже сыновей и дочерей своих (язычники) приносили в жертву демонам.
Преподобный Макарий Египетский [138
[Закрыть]]
Когда пал Адам и умер для Бога, Творец скорбел о нем: ангелы, все силы, небо, земля и все твари оплакивали смерть и падение его. Ибо твари видели, что тот, кто дан им в царя, стал рабом противной и лукавой силы. Итак, тьмой, горькой и лукавой тьмой он облек душу свою, потому что воцарился над ним князь тьмы. Он-то и был тот израненный разбойниками и ставший полумертвым, когда шел из Иерусалима в Иерихон (Лк. 10:30). И Лазарь, которого воскресил Господь, этот Лазарь, исполненный великого зловония, так что никто не мог приблизиться к гробу его, был образом Адама, принявшего в душу свою великое зловоние и наполнившегося чернотой и тьмой. Но ты, когда слышишь об Адаме, об избитом разбойниками, о Лазаре, не позволяй своему уму блуждать как бы по горам, но заключись внутри души твоей, потому что ты носишь те же раны, то же зловоние, ту же тьму. Все мы – сыны этого омраченного рода… Такой неисцелимой раной мы ранены, что одному Господу возможно исцелить ее. Посему-то и пришел Он сам, ибо никто из ветхозаветных (праведников), ни самый закон, ни пророки не могли исцелить эту рану.
Преподобный Макарий Египетский [139
[Закрыть]]
Не только Священное Писание Ветхого Завета переполнено пророчествами о грядущем Избавителе от греха и его последствий – смерти и ада: ожидание грядущего Бога, победителя ада, страждущего, умирающего и воскресающего, как молнией, прорезало тьму языческого сознания… Человечество жаждало богочеловечества… Пророчество о страждущем боге, сходящем во ад за гордого и озлобленного Прометея – один из изумительнейших образов Эсхила. Гермес, обращаясь к Прометею, говорит: «И знай, твои страдания кончатся только тогда, когда какой-нибудь бог согласится сойти вместо тебя в темное царство Гадеса, в мрачные бездны тартара».
Адам… в раю знал сладость любви Божией, и потому, когда был изгнан из рая за грех и лишился любви Божией, горько страдал и с великим стоном рыдал… Не так жалел он о красоте рая, как о том, что лишился любви Божией, которая ненасытно каждую минуту влечет душу к Богу. Так всякая душа, познавшая Бога Духом Святым, но потом потерявшая благодать, испытывает Адамово мучение… Горько рыдал (Адам), и земля была ему не мила. Он тосковал о Боге и говорил: «Скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его. Как мне Его не искать?.. Не могу забыть Его ни на минуту, и томится душа моя по Нему…» Велика была скорбь Адама по изгнании из рая, но когда он увидел сына своего Авеля, убитого братом Каином, то еще большею стала скорбь его, и он мучился душою, и рыдал, и думал: «От меня произойдут и размножатся народы, и все будут страдать и жить во вражде и убивать друг друга». И эта скорбь его была велика, как море, и понять ее может только тот, чья душа познала Господа… Адам потерял земной рай и плача искал его: «Рай мой, рай, прекрасный мой рай». Но Господь любовью Своею на кресте дал ему иной рай, лучший прежнего – на небесах, где свет Святой Троицы. Что воздадим мы Господу за любовь Его к нам?
Преподобный Силуан Афонский [141
[Закрыть]]
Глава VI. Христос
Новый Адам
В центре всего новозаветного благовестия лежит тайна воплощения Сына Божия.
Первозданный Адам не сумел выполнить поставленную перед ним задачу – путем духовно-нравственного совершенствования достичь обожения и привести к Богу видимый мир. После нарушения заповеди и отпадения от сладости рая путь к обожению оказался для него закрытым. Но все то, чего не сумел исполнить первый человек, выполнил за него воплотившийся Бог – Слово, ставшее плотью, – Господь Иисус Христос. Он Сам прошел тот путь к человеку, по которому человек должен был идти к Нему. И если для человека это был путь восхождения, то для Бога – путь смиренного снисхождения, обнищания и истощания (kenosis).
Апостол Павел назвал Христа вторым Адамом, противопоставив Его первому Адаму: «Первый человек – из земли, перстный, второй человек – Господь с неба» (1 Кор. 15:47). Это противопоставление развито Святыми Отцами, которые подчеркивают, что Адам был прообразом Христа по контрасту: «Адам есть образ Христа… – говорит святитель Иоанн Златоуст. – Как тот для тех, кто от него (произошел), хотя они и не ели от дерева, сделался причиной смерти, введенной через вкушение, так и Христос для тех, кто от Него (родился), хотя они и не сделали добро, стал подателем праведности, которую даровал всем нам через крест» [142
[Закрыть]]. Святитель Григорий Богослов в деталях противопоставляет страдания Христа грехопадению Адама: «За каждый наш долг воздано особо… Для этого дерево – за дерево, и за руку – руки, за невоздержанно простертую – мужественно распростертые, за своевольную – пригвожденные (ко кресту), за изгнавшую Адама – соединяющие воедино концы мира. Для этого вознесение (на крест) – за падение, желчь – за вкушение (запретного плода)… смерть – за смерть, погребение – за возвращение в землю» [143
[Закрыть]].
Немногие приняли второго Адама и поверили в Него, когда Он пришел на землю. Иисус воплотившийся, страдавший и воскресший стал «соблазном для иудеев» и «безумием для эллинов» (1 Кор. 1:23). В глазах правоверного иудея Иисус был действительно скандальной фигурой («соблазн» – skandalon), так как Он объявлял Себя Богом и делал Себя равным Богу (Ин. 5:18), что воспринималось как богохульство. Когда Каиафа, чувствуя, что лжесвидетельства недостаточны против Христа, спрашивает Его: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?», не желая прямо сказать «Сын Божий», чтобы не упоминать лишний раз имя Бога, и Христос отвечает «Я есмь», первосвященник раздирает свой хитон, как бы услышав нестерпимое богохульство (Мк. 14:61-64). Мы не знаем точно, как звучало это «Я есмь» по-арамейски, но не назвал ли Он Себя тем самым священным именем Бога Яхве (евр. Yahweh, как было сказано, происходит от ehieh – «Я есмь»), которое никто не вправе был произнести, кроме первосвященника однажды в год, когда он входил во Святое святых?
Для эллинов же христианство было безумием потому, что эллинская мысль искала для всего логические и рациональные объяснения, и познать страдающего и умирающего Бога она была не в силах. Греческая мудрость в течение многих столетий выстроила храм «неведомому Богу» (Деян. 17:23), и она не способна была понять, как неведомый, невидимый, непостижимый, всемогущий, всесильный, всезнающий, вездесущий Бог мог сделаться смертным, страдающим, слабым человеком. Бог, рождающийся от Жены, Бог, Которого заворачивают в пеленки, укладывают спать, кормят молоком – все это казалось абсурдом для эллинов.
Христос Евангелия: Бог и Человек
Иисус Христос в Евангелии описан как реальная личность, обладающая всеми свойствами обычного человека. Он рождается и растет, ест и пьет, устает и спит, скорбит и радуется. Многие соблазнились этим евангельским реализмом и попытались сконструировать образ «исторического Христа», противопоставив его «Христу веры» или «Христу верующих», отбросив все чудесное и «мистическое» в Евангелии, и, оставив только то, что «не противоречит здравому смыслу». Так, в книге Э. Ренана «Жизнь Иисуса» все чудеса Христа названы «фокусничеством»: Он «думал, что совершал» чудеса, однако в реальности никаких чудес не было [144
[Закрыть]]. Л. Толстой в своих комментариях к Евангелию изощряется в кощунствах по поводу Бессеменного зачатия, Преображения, Воскресения и Вознесения Христа, а также по поводу всех исцелений и чудес: «Больной ждет 20 лет чуда. Иисус посмотрел на него и говорит: напрасно ты ждешь здесь чуда от ангела, чудес не бывает. Проснись. Собери свою постель и живи по-Божьему. Тот попробовал, встал и пошел… Я знал барыню, которая 20 лет лежала и поднималась только тогда, когда ей делали вспрыскивание морфина: через 20 лет доктор, делавший ей вспрыскивание, признался, что он делал вспрыскивание водою, и узнав это, барыня взяла свою постель и пошла» [145
[Закрыть]]. По сути, Толстой не столько высмеивает чудеса Христа, сколько отрицает реальность страданий человека: причиной страданий оказывается самообман. При таком подходе и исцеление, и искупление представляются просто излишними: человеку надо лишь внушить себе, что он здоров, и все встанет на свои места. Так называемый «исторический Христос», то есть освобожденный от «налета мистики и чудес», превращается в лучшем случае, как у Ренана, в Христа человеческой фантазии – слащавую картинку, имеющую мало общего с реальным Христом. В худшем случае, как у Толстого, все заканчивается карикатурой на Евангелие.
Живой, реальный Христос познается нами тогда, когда мы принимаем все Евангелие до последней буквы как откровение Божественной истины. Евангелие не есть книга, постигаемая человеческим разумом: оно сверхразумно и сверхъестественно, оно от начала до конца полно чудес и само является чудом. Действительно, уже первые главы каждого Евангелия свидетельствуют о Божестве Христа, о существовании ангелов и диавола, и они ставят человеческий разум перед выбором: или смириться, покоряясь вере и сверхразумному откровению Божества, или… закрыть книгу, потому что она противоречит «здравому смыслу». Так, в первой главе Евангелия от Матфея мы читаем о рождении Христа от Девы без участия мужа; в первой главе Марка – об искушении Христа в пустыне и встрече его с диаволом; от Луки – о явлении архангела и Благовещении; от Иоанна – о том, что Слово Божие есть истинный Бог и что Оно стало плотью.
Евангельский Христос с первых глав открывается нам одновременно как Бог и человек: все Его действия и слова, будучи действиями и словами человека, отмечены, однако, печатью Божественности. Иисус рождается, как и прочие дети, но не от мужа и жены, а от Святого Духа и Девы. Младенца приносят в храм, как и прочих первенцев, но Его встречают пророк и пророчица и признают в Нем Мессию. Он возрастает и укрепляется духом, живя в родительском доме, но, будучи двенадцати лет, сидит в храме среди учителей и говорит загадочные слова о Своем Отце. Он приходит креститься на Иордан, как и прочие люди, но в момент Крещения слышен голос Отца и является Святой Дух в виде голубя. Он устает от пути, садится у колодца и просит пить у самарянки, однако не пьет и не ест, когда ученики приносят пищу и предлагают Ему. Он спит на корме лодки, однако, проснувшись, словом укрощает разбушевавшуюся стихию. Он восходит на Фаворскую гору и молится Богу, как и всякий человек, однако во время молитвы преображается и являет ученикам свет Своего Божества. Он приходит ко гробу Лазаря и оплакивает смерть Своего друга, однако словами «Лазарь, выходи вон!» воскрешает его. Он боится страданий и молится Отцу, чтобы, если возможно, избежать их, однако предает Себя в волю Отца и изъявляет готовность умереть за людей. Он, наконец, принимает поругание, уничижение и распятие, умирает на кресте как преступник, но в третий день воскресает из гроба и является ученикам.
Евангелие неопровержимо свидетельствует о богочеловечестве Христа. Будучи книгой богодухновенной, оно, однако, написано живыми людьми, каждый из которых описывает события так, как он их видел и воспринимал, или как он о них слышал от очевидцев. Под «богодухновенностью» священных книг понимается совместное творчество людей и Святого Духа – их сотрудничество, synergia. Между четырьмя евангелистами существуют известные разногласия в деталях, что свидетельствует не о противоречии между ними, но об их единстве: если бы повествования были абсолютно тождественны, это говорило бы о том, что их авторы друг с другом советовались и друг у друга списывали. Евангелия – это свидетельства очевидцев, в которых каждый факт достоверен, но излагается с точки зрения того или иного конкретного автора.
Христос веры: две природы
Священное Писание является главным источником нашего знания о Боге и о Христе. Но Писание может быть понято и истолковано по-разному: все ереси были подкреплены ссылками на Писание и цитатами из Библии. Поэтому необходим некий критерий правильного понимания Библии: таким критерием в Церкви является Священное Предание, частью которого Писание является. Священное Предание включает в себя весь многовековой опыт жизни Церкви, отраженный помимо Писания в деяниях и вероопределениях Вселенских Соборов, в творениях Святых Отцов, в литургической практике.
Священное Предание не является просто дополнением к Писанию: оно свидетельствует о постоянном и живом присутствии Христа в Церкви. Весь пафос Нового Завета в том, что его авторы были «свидетелями»: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши – о Слове жизни, ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1 Ин. 1:1-2). Но Христос продолжает жить в Церкви, и опыт соприкосновения с Ним, жизни в Нем рождает новое свидетельство, которое запечатлевается в Предании. Евангелие говорило о Христе как Боге и человеке, но церковному Преданию предстояло сформулировать догмат о соединении Божества и человечества во Христе. Разработкой этого догмата занимались в эпоху христологических споров (IV-VII вв.).
Во второй половине IV века Аполлинарий Лаодикийский учил, что предвечный Бог Логос воспринял человеческую плоть и душу, но не воспринял человеческий ум: вместо ума у Христа было Божество, слившееся с человечеством и составившее с ним одну природу. Отсюда знаменитая формула Аполлинария, впоследствии ошибочно приписанная святому Афанасию: «одна природа Бога Слова воплотившаяся». По учению Аполлинария, Христос не вполне единосущен нам, так как не имеет человеческого ума. Он является «небесным человеком», лишь воспринявшим человеческую оболочку, но не ставшим полноценным земным человеком. Некоторые последователи Аполлинария говорили, что Логос воспринял только человеческое тело, а душа и дух у Него Божественны. Иные шли дальше и утверждали, что Он и тело принес с неба, а прошел через Святую Деву, «как через трубу» [146
[Закрыть]].
Противниками Аполлинария и представителями другого течения в христологии стали Диодор Тарсийский и Феодор Мопсуэестийский, учившие о сосуществовании во Христе двух отдельных самостоятельных природ, которые соотносятся следующим образом: Бог Логос вселился в человека Иисуса, Которого Он избрал и помазал, с Которым «соприкоснулся» и «сжился». Соединение человечества с Божеством, согласно Феодору и Диодору, было не абсолютным, а относительным: Логос жил в Иисусе как в храме. Земная жизнь Иисуса, по Феодору, есть жизнь человека в соприкосновении с Логосом. «Бог от вечности предвидел высоконравственную жизнь Иисуса и в виду этого избрал Его органом и храмом Своего Божества». Поначалу, в момент рождения, это соприкосновение было неполным, но по мере духовного возрастания и нравственного совершенствования Иисуса оно становилось полнее. Окончательное обожествление человеческой природы Христа произошло уже после Его искупительного подвига [147
[Закрыть]].
В V веке ученик Феодора Несторий, патриарх Константинопольский, вслед за своим учителем, сделал резкое различие между двумя природами во Христе, отделив Господа от «образа раба», храм от «живущего в нем», Вседержителя Бога от «споклоняемого человека». Несторий предпочитал называть Пресвятую Деву Марию Христородицей, а не Богородицей на основании того, что «Мария не родила Божество». Волнения в народе по поводу термина «Богородица» (народ не хотел отказываться от этого освященного традицией именования Святой Девы), а также острая критика несторианства святым Кириллом Александрийским привели к созыву в 431 году в Ефесе III Вселенского Собора, сформулировавшего (хотя и не окончательно) учение Церкви о Богочеловеке.
Ефесский собор говорил о Христе преимущественно в терминологии святителя Кирилла, говорившего не о «соприкосновении», а о «соединении» двух природ во Христе. В воплощении Бог усвоил Себе человеческую природу, оставшись при этом Тем, Кем был: то есть будучи совершенным и всецелым Богом, Он стал полноценным человеком. В противовес Феодору и Несторию святой Кирилл постоянно подчеркивал, что Христос – одна нераздельная личность, одна ипостась. Таким образом, отказ от термина «Богородица» означает отрицание тайны боговоплощения, потому что Бог Слово и человек Иисус – одно и то же Лицо: «Мы научены от Божественного Писания и Святых Отцов исповедовать Одного Сына, Христа и Господа, то есть Слово от Бога Отца, Рожденное от Него прежде веков, образом неизреченным и подобающим только Богу, и Его же в последние времена нас ради Рожденного от Святой Девы по плоти, и так как она родила Бога Вочеловечевшегося и Воплотившегося, то именуем ее Богородицей. Один есть Сын, Один Господь Иисус Христос и до воплощения, и после. Не было двух различных сынов: одного Слова от Бога Отца, а другого – от Святой Девы. Но веруем, что Тот же Самый предвечный и по плоти от Девы рожден» [148
[Закрыть]]. Настаивая на единстве личности Христа, святой Кирилл употреблял и сомнительную формулу Аполлинария «одна природа Бога Слова воплотившаяся», думая, что эта формула принадлежит святому Афанасию Александрийскому. Святитель Кирилл, в отличие от предшествовавших ему по времени Каппадокийцев, употреблял термин «природа» (ousia) как синоним термина «ипостась» (hypostasis), что, как вскоре выяснилось, стало источником новых недоумений в восточно-христианской христологии.
Новая волна христологических споров середины V в. была связана с именами Диоскора, преемника святителя Кирилла на Александрийской кафедре, и столичного архимандрита Евтихия. Они говорили о полном «слиянии» Божества и человечества в «одну природу Бога Слова воплотившуюся»: формула Аполлинария-Кирилла стала их знаменем. «Бог умер на кресте» – так выражались сторонники Диоскора, отрицая возможность говорить о некоторых действиях Христа как о действиях человека [149
[Закрыть]]. Евтихий после долгих уговоров принять учение о двух природах во Христе сказал: «Исповедую, что Господь наш состоял из двух природ до соединения, а после соединения исповедую одну природу». [150
[Закрыть]]
IV Вселенский Собор, созванный в 451 году в Халкидоне, осудил монофизитство и отказался от аполлинарианской формулы «одна природа воплотившаяся», противопоставив ей формулу «одна ипостась Бога Слова в двух природах – божественной и человеческой» [151
[Закрыть]]. Православное учение еще до начала Собора было выражено святителем Львом, папой Римским: «Одинаково опасно признавать во Христе только Бога без человека или только человека без Бога… Итак, в целостной и совершенной природе истинного человека родился истинный Бог, весь в Своем, весь в нашем… Тот, Кто есть истинный Бог, Тот же есть истинный человек. И ни малейшей неправды нет в этом единении, так как совместно существуют и смирение человека, и величие Божества… Одно из них блистает чудесами, другое подвергается уничижению… Смиренные пелены показывают младенчество ребенка, а лики ангелов возвещают величие Всевышнего. Алкать, жаждать, утомляться и спать, очевидно, свойственно человеку, а пять тысяч человек насытить пятью хлебами, самарянке подать воду живую, ходить во водам моря, заставить успокоиться поднимающиеся волны, запретить ветру, без сомнения, свойственно Богу» [152
[Закрыть]]. Каждая природа, таким образом, сохраняет полноту своих свойств, но Христос не делится на два лица, оставаясь единой ипостасью Бога Слова.
В догматическом вероопределении Собора указывается, что Христос единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству, а также что две природы во Христе соединены «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно» [153
[Закрыть]]. Эти чеканные формулировки показывают, какой остроты и зоркости достигла богословская мысль Восточной Церкви в V веке, и вместе с тем – с какой осторожностью пользовались Отцы терминами и формулами, пытаясь «выразить невыразимое». Все четыре термина, говорящие о соединении природ, строго апофатические – начинаются с приставки «не-". Этим показано, что соединение двух природ во Христе есть тайна, превосходящая ум, и никакое слово не в силах описать ее. С точностью говорится лишь, как не соединены природы – во избежание ересей, сливающих, смешивающих, разделяющих их. Но сам образ соединения остается сокрытым для человеческого ума.
