Текст книги "Метанойя"

Автор книги: Игорь Журавлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава VI

Четыре месяца назад.

Серега Петров ненавидел СССР увлеченно и беззаветно. В этом его чувстве по отношению к своей стране сплелось воедино много причин. Одна из главных – это отсутствие у Сереги денег вкупе со страстным желанием жить красиво, разъезжать на собственном автомобиле «Волга» и водить девушек в рестораны. Другой причиной был отказ советской фирмы «Грамзапись» выпускать пластинки его любимых западных групп «Kiss» и «Led Zeppelin», которые приходилось покупать по двадцать пять рублей за диск у фарцовщиков. А двадцать пять рублей – это такая сумма, которая у Сереги появлялась крайне редко. К третьей причине можно отнести отсутствие в продаже модных джинсов «Levi's», «Montana» и «Wrangler», что опять-таки было связано с необходимость покупать их у той же фарцы в среднем, по 200 рублей и больше за пару. Особую же ненависть советская власть вызывала у Сереги за то, что он не поступил в институт и теперь ему придется идти в армию.

Но если бы кто-то захотел узнать у него самого, за что конкретно восемнадцатилетний призывник военкомата может ненавидеть СССР, то Серега гордо заявил бы о том, что его предков раскулачили коммунисты и если бы не это, то сейчас его семья жила бы счастливо и богато.

Действительно, был такой прискорбный факт в истории его семейного древа. Родители его бабушки считались кулаками за то, что, имея трех лошадей и пять коров с одним быком Борькой на развод, нанимали соседей помогать косить на все это хозяйство, расплачиваясь с ними как договаривались. В трактовке того времени (двадцатые годы двадцатого века) это было использование наемного труда бедняков. Двух лошадей из трех у них отобрали, как и трех коров из пяти. Прихватили и быка Борьку, чтобы кулачье отродье не размножалось. По крайней мере, так прокомментировал сей акт экспроприации председатель сельской комсомольской ячейки и потомственный алкоголик Яков Прыщёв.

Совсем недавно, вспоминая свою молодость, Сереге все это рассказала его бабушка – убежденная коммунистка. Как только он услышал этот рассказ, его ненависть к СССР тут же обрела, наконец, идейную основу, что, согласитесь, звучало более внушительно и даже вызывало уважение у людей, поверхностно или совсем не знающих Серегу. Да и самому ему так больше нравилось, возвышало в собственных глазах.

Нет, вы не подумайте, что Серега Петров был таким уж плохим человеком, каким-нибудь гнилым изнутри или еще что-то подобное. Он был чист, как чистый лист бумаги, над которым младой поэт долго сидел, хмуря брови, но так ничего и не написал, ибо не явилась ему тем вечером (или ночью) муза поэзии. Такое бывает сплошь и рядом.

К тому же Сергей был неплохим боксером, что конечно, с его ненавистью к Родине не имело никакой связи. Но, к своим восемнадцати годам он уже получил кандидата в мастера спорта. И, как говорил его тренер, если бы не ленился, то мог бы уже быть чемпионом Москвы.

Но как говорят в народе: если бы, да кабы, то росли б во рту грибы. А пока Серега стоял в дверях своей квартиры и читал повестку, которую ему только что вручил под роспись курьер. Его приглашали в военкомат через три дня, имея при себе смену одежды, зубную щетку и т.д. Кто служил, тот помнит этот незабываемый момент, когда вот еще минуту назад была одна жизнь со своими планами и мечтами, а после прочтения повестки тут же наступила жизнь совсем другая, к прежней жизни имевшая отношение лишь косвенное. Всё, что до прочтения этой бумажки казалось важным и нужным, после ее прочтения потеряло всякий смысл.

«Вот и капец, вот и капец, вот и капец» – билась в голове Сереги незамысловатая мысль, полностью и совершенно адекватно выражавшая то состояние, которое его охватило. Наконец, оцепенение спало и Серега, сунув повестку в задний карман своих стареньких, купленных уже старенькими и сменившими не одного модника, джинсов, закрыл дверь квартиры, вышел из подъезда и вместо тренировки отправился в пивную. Да и действительно, раз такое дело, то никакого смысла тренироваться больше нет. А вот пиво здесь, наоборот, очень кстати. И Сергей, думая эту мысль, сдвинулся с места, одновременно нащупывая в кармане мятую десятку, которую планировал истратить совсем иначе. Но все планы, как и было сказано, полетели в тартарары из-за какой маленькой казенной бумажки.

В двух кварталах от его дома, в пыльном скверике, воняющем застарелой мочой (поскольку туалетов поблизости не было) и тухлой селедкой стоял пивной ларек и несколько столиков. Все они уже были заняты жаждущими утренними пьяницами с красными глазами и помятыми лицами. А кому не хватило место за столиками, располагались на ближайшей травке газонов, что было даже удобнее – всегда можно тут же и прикорнуть.

Серега, отстояв очередь, взял две пол-литровые кружки из толстого стекла, два бутерброда с вонючей селедкой и, оглянувшись, побрел к ближайшему незанятому клочку жухлой городской травы. Но только он успел сделать пару глотков, прощальным взором окидывая милые сердцу пейзажи, как к его «полянке» подошел какой-то мужик интеллигентной внешности, но тоже с двумя кружками в руках, а еще с портфелем.

– Позволишь присоединиться?

– Садись, место не купленное, – буркнул Серега, которому так и так надо было излить кому-то свое горе, а пацаны сейчас кто на работе, кто учится.

– Выбрось ты эту гадость тухлую, – усаживаясь, кивнул на серегины бутерброды мужик, – у меня, гляди, что есть!

И достает из портфеля завернутый в несколько газет сверток, источающий аппетитные ароматы.

– Знакомый вчера из Владивостока привез – настоящий осетр! Ел когда-нибудь такое чудо?

– Не-а, – мотнул головой Серега, пуская слюну на красивую рыбу с розовым нутром.

– Угощайся! – сделал широкий жест незнакомец, – меня, кстати, Володей зовут.

– Сергей, – коротко отрекомендовался Петров, отрываясь от кружки.

– Ну, что, Серега, давай за знакомство? – предложил Володя, доставая из того же портфеля бутылку дорогой водки «Посольская», по шесть рублей двадцать копеек за пол-литра.

– Да это просто праздник какой-то! – с энтузиазмом воскликнул Серега, который не только осетрины но и водки «Посольская» до сего дня не пробовал. «Вот они, атрибуты красивой жизни!» – мелькнула у него шальная мысль.

– А то! – поддержал его новый друг Володя, разливая водку прямо в кружки с пивом, – как говорится: водка без пива – деньги на ветер!

И оба весело и довольно расхохотались.

* * *

Спустя полчаса там же.

– Понимаешь, Володя, – пьяно втолковывал Серега, – я же ненавижу эту страну, а они меня ее защищать заставляют!

– Вот, гады! – так же пьяно поддакивал Володя, посматривая на Володю, к слову говоря, совершенно трезвым взглядом. Но Володя, охваченный праведным гневом, подогретым «Посольской» с пивом, ничего уже вокруг не замечал.

Здесь, думаю, надо сделать короткое отступление для тех, кто не застал тех «страшных» советских времен и знает о них лишь понаслышке. Ничего не могу сказать о годах правления Сталина или Хрущёва, ибо в силу возраста, первого просто не застал, а правление второго застал, но в годах совершенно младенческих. Но вот в семидесятых – восьмидесятых годах, прозванных, соответственно «годами застоя» и «годами Перестройки», никто никого не хватал на улицах за анекдоты о советских руководителях или за то, что ты ругал советскую власть. Распустился народец в то время, ничего не боялся. Более того, признаваться в своей нелюбви к социалистической родине считалось чуть ли хорошим тоном. Ну, неофициально конечно. Официально по-прежнему реяли алые флаги и со стен домов взирали на плоды развитого социализма, а потом и «социализма с человеческим лицом» строгие лики Маркса, Энгельса и Ленина в ряд, звучали речи с трибун и на груди пионеров в тон алым флагам висели красные галстуки.

Потому, думаю, СССР и развалился. Ибо, трудные времена – трудными временами, дефицит – дефицитом, но были в истории СССР времена и потруднее и дефицит подефицитнее, и ничего – страна не разваливалась. Я что хочу этим сказать? – Да только то, что не было в то время, весной 1986 года в этих серегиных признаниях совершенно ничего страшного. Ничто ему за них не грозило ни от милиции, ни от КГБ – ни от кого вообще. Ну, если, конечно, он с такими лозунгами не решился бы пойти на Красную площадь. Да даже и тогда вполне могло бы прокатить без последствий.

А потому и нежданный собеседник Сереги не усмотрел в его словах ничего крамольного. Но, хлопнув его по плечу, вдруг заявил:

– Слушай, Серега, дружище, а зачем тебе идти на срочную службу? Ушлют куда-нибудь в Тюратан1717
  Железнодорожная станция в Кзыл-Ордынской области Казахстана, там находится космодром Байконур.


[Закрыть] и будешь там два года жарится, девчонок только во сне видя.

– А чего делать-то? – развел руками Серега и пьяная слеза скатилась по его щеке при мысли об отсутствующих в степях Тюратана девчонках.

– А хочешь, я тебе помогу? – подмигнул Володя, – У меня военком в родне числится. Мой тебе совет – заключай лучше контракт, а я тебе помогу остаться в Москве служить. Зачем тебе Тюратан?

– Не нужен мне никакой Тюратан, – пьяно замотал головой Серега. А случайный собутыльник продолжал:

– И рядом с домом будешь, и деньги неплохие заработаешь, да еще и льготы после службы. Практически в любой институт без экзаменов примут! А девчонки вообще штабелями вокруг тебя в обморок будут падать.

– Это почему еще? – не поверил Серега насчет падающих в обморок при виде его девчонок.

– Да как почему!? – почти закричал Володя, – ты же и так красавец, а тут – форма зачётная, мускулы – во! А из всех карманов деньги торчат! Кто ж перед тобой устоит?

– Так-то оно так, – все же засомневался Серега, – но ведь служить не два, а целых три с половиной года!

– Да фигня это! – убеждал собутыльник, – я тебя в элиту армии устрою! Девчонки от одной формы визжать будут от восторга!

– Это куда? – почесал затылок Серега, – в десантуру, что ли?

– Бери выше – спецназ КГБ! Будешь потом, кого хочешь голыми руками рвать, там таким приемчикам учат, которые для всех остальных – совершенно секретные, понял?

Серега задумался. С одной стороны, было заманчиво. С другой стороны, КГБ – оплот ненавистного режима!

– Не, не могу, – замотал он головой, – понимаешь, они моего прадеда раскулачили! Не могу, принципами поступиться!

– И не надо поступаться! – убеждал Володя, – ты пойми, что ты там все секреты врага раузнаешь, а когда придет час освободить страну, ты будешь тем, кто поможет это сделать.

– Да, точно! Ты молодец! Я бы сам и не догадался, – пьяно восхищался Серега хитростью собутыльника.

А тот настаивал, пользуясь моментом:

– Хочешь, прямо сейчас всё устроим?

– А можешь?

– Мамой клянусь!

– А, поехали!

– Поехали!

* * *

Утром Серегу разбудил какой-то серьезный мужик в форме с погонами. В званиях Серега тогда еще не разбирался.

– Чё надо? – вскинулся Серега, – где я?

– Ну, ты даешь, парень, – усмехнулся помощник военкома капитан Лыков, – пить надо меньше. Хотя, последний раз можно, – подмигнул он.

– Как в последний? Почему? – не мог спросонья и с похмелья сообразить Серега.

– А потому что ты теперь военнослужащий – контрактник войск госбезопасности СССР!

– Какой еще контрактник? – ужаснулся Серега.

– Самый настоящий, более того – элитный! Ладно, некогда разлёживаться, скоро «покупатель» за тобой приедет. Пошли, надо уточнить кое-что, – похлопал его по плечу военный, – потом с родителями поговоришь, они тебя на улице ждут, вещи привезли.

Ошалелый, ничего не понимающий Серега, пошел за офицером. Пройдя по коридору и поднявшись на второй этаж, они зашли в небольшой кабинет, скупо обставленный казенной мебелью.

– Садись, – указал ему капитан на стул возле стола, сам усаживаясь с другой его стороны.

Серега сел на стул, крутя головой вокруг и морщась от боли – голова болела, соображал он плохо, понимал еще меньше.

– Так, Петров, – заговорил мужик в форме официальным тоном, – ты вчера говорил, что спортсмен, это точно?

– Кандидат в мастера спорта по боксу, – все еще недоумевая, ответил Серега.

– Это очень хорошо. Это нам поможет учесть твое пожелание.

– Какое пожелание?

– Да, пить тебе, Петров, надо завязывать. Хотя, что я говорю, ты же у нас, считай, уже завязал – в армии с этим строго, особенно в спецназе КГБ.

И капитан протянул Сереге лист бумаги, на котором его собственным почерком было написано: «Прошу записать меня в спецназ КГБ». Охренеть!

– А, – Серега закашлялся и, отчего-то смутившись, робко попросил, – можно взглянуть на контракт?

Капитан не стал вредничать, дело юридическое, и молча протянул ему другую бумагу. Серега начал читать печатный текст: «Я, Петров Сергей Викторович, 1968 года рождения, добровольно заключаю настоящий контракт…». Серега пробежал глазами вниз и увидел свою собственную подпись. В глазах потемнело.

– Воды будешь? – деловито спросил Лыков, видя его состояние.

– Буду, – Серега ухватился за стакан с водой, налитой из графина, и в несколько глотков осушил его. По телу разлилась спасительная влага.

– А можно еще?

– Можно, можно, сегодня тебе всё можно, – хохотнул зам. военкома, наливая второй стакан. Его Серега тоже выпил, но уже с несколько меньшей жадностью.

– Ладно, Петров, ты иди пока, с родителями попрощайся, но помни – у тебя есть полчаса. Потом должен приехать за тобой покупатель из части.

И Серега вышел из кабинета. А дальше… А что дальше? Мама ревела и обнимала. Отец ободряюще хлопал по плечу Сереге и успокаивал мать. Бутылка пива, пронесенная им тайком от матери, прочистила Сереге мозги, и он стал вспоминать вчерашний день, странного Володю и то, как они, вроде бы, собрались ехать в военкомат, к его знакомому. Значит, съездили.

С тоской Серега посмотрел в чистое небо над головой, прищурился на солнышко и, слегка ободренный пивом, сказал матери:

– Ты не волнуйся, ма, говорят, я в Москве служить буду. На увольнительные, значит, дома.

– Правда, сынок, это точно? – обрадовалась мать, не веря в свое счастье.

– Вроде бы так обещали, – вновь нахмурился Серега, тяжко припоминая их вчерашний разговор.

Оказалось – точно. Не в самой Москве, но в самом ближайшем Подмосковье.

* * *

Старшина Владимир Васильев издали смотрел, как прощается с родителями его новый сослуживец. Смотрел не просто так, а оценивающе. За годы войны, афганского плена и потом, за время обучения в ЦСН КГБ, где их учили, в том числе, и разным психологическим приемчикам, в частности – созданию психологического портрета человека по различным признакам, он научился неплохо разбираться в людях.

Этот новичок, судя по фигуре и специфической пластике движений, явно со спортом дружит. Да и в деле написано – камээс по боксу. Это хорошо. Значит, нагрузки, которые свалятся на него в первое время, переносить будет легче. Все же, кандидат в мастера спорта должен быть привычен к длительным и постоянным изнуряющим тренировкам, иначе камээса просто не получить. А в остальном – дурь выбьем. А дури в нем, похоже, много – это тоже сразу читается. Но, как говорят в армии: не можешь – научим, не хочешь – заставим. А как иначе? Он и сам был когда-то таким же салагой с сильным самомнением. Потом в учебке из него это быстро выбили сержанты-инструкторы, а уж война отшлифовала до блеска.

Конечно, видна какая-то гнильца в этом Петрове, но, с другой стороны, это же москвич! А москвичи, как это известно всем остальным людям, народ гнилой по определению. Они, конечно, с таким определением не согласятся, но со стороны виднее. С другой стороны, много ли тех москвичей осталось, Москву давно заполонила лимита1818
  Лимит прописки – форма привлечения неквалифицированной рабочей силы (в том числе организационный набор) на промышленные предприятия в крупных городах в СССР в 1950 – 80-х годах. «Лимита́» (или «лими́тчики») – общее название (зачастую пренебрежительное) людей, которые заключили контракт с предприятием по такому «лимиту прописки».


[Закрыть]. Старшина усмехнулся своим мыслям и решительно подошел к скорбящей троице.

– Здравия желаю! – откозырял Васильев, поднеся ладонь к васильковому берету, – я старшина Васильев. Прошу заканчивать прощание, машина ждет. Надо ехать, нас ждут в части.

– Ой, а скажите, пожалуйста, – кинулась к нему мать призывника с мокрыми глазами, – куда нашего мальчика отправят?

– Да не беспокойтесь вы, – улыбнулся старшина, – здесь он будет, совсем рядом с Москвой. Поскольку он контрактник, а не призывник срочной службы, то на время учебки, то есть – первые полгода, ему будет предоставляться одна увольнительная в месяц, когда он сможет приезжать домой. А после прохождения учебки, вообще каждые выходные, а то и чаще, если не будет в наряде, сможет дома бывать.

– Ну, вот видишь, мать, не все так страшно, скоро Серега приедет домой! – обрадовался отец. А мать вообще смотрела на старшину Васильева как на благодетеля.

Но, родители родителями, им положено за детей переживать, а служба службой. Наконец, настало время и новоиспеченный рядовой контрактной службы и будущий спецназовец элитных войск, подхватив рюкзак с вещами и вырвавшись из цепких материнских объятий, пошел вслед за старшиной Васильевым к воротам военкомата. Там их ждал ГАЗ-69 с военными номерами.

* * *

Прошло два месяца, и рядовой спецназа КГБ Сергей Петров возвращался уже из второй своей увольнительной. Он возвращался, а все существо его было против этого возвращения. Если бы он заранее знал, какие чудовищные нагрузки обрушатся на него, он ни за что в жизни не согласился бы ни на какой контракт, а уж тем более со спецназом КГБ. Умом он понимал, что, в конце концов, из него сделают крутого парня, но тело просто умоляло о пощаде. И это при том, что он как боксер должен был привыкнуть к тренировкам. Может, ему и правда было намного легче, чем кому-то другому, к спорту отношения не имевшему. Но таких людей в спецназ не берут. Все, с кем он там сталкивался, имели разряды кандидатов и мастеров спорта, некоторые – международного класса.

Иногда Сереге хотелось просто сбежать куда глаза глядят, вырваться на свободу, спрятаться где-то подальше, но куда ты денешься из подводной лодки, каковой, по сути, является Союз? И это подогревало его ненависть к своей стране еще больше. Он смотрел в темное окно мчащегося поезда метрополитена и тихо кипел на огне собственного возмущения, не имея возможности дать выход накопившейся негативной энергии. Очередная станция, но он даже не взглянул на людей, ему все сейчас были противны. Они разъедутся по своим домам и завалятся на диваны перед теликом, а он обязан их всех защищать – этих идиотов? Ведь, после обучения, неизвестно куда его пошлют. Возможно, это будет билет в один конец. В части часто намекают на вероятность боевых командировок, да и среди бойцов слухи разные ходят. Не зря же на груди некоторых его сослуживцев блестят боевые ордена.

От орденов Серега бы не отказался – они бы круто смотрелись на его груди, но вот цену за их получение заплатить был совершенно не готов. Не физически, физически его натаскали и еще натаскают, – морально.

И в этом момент кто-то хлопнул его по плечу:

– Здорово, Серега!

Серега поднял голову и сразу же узнал его. Это был тот самый Володя, случайный собутыльник, который и сосватал его на контракт в спецназ. Если бы не люди вокруг, Серега тут же впился бы ему в шею и задушил собственными руками. Может быть…

А пока Серега лишь молча смотрел в глаза своего неожиданного знакомца и, видимо, в них отражалась такая ненависть, что тот даже поежился. Но тут же улыбнулся и холодным властным голосом спросил:

– Что, щенок, смотрю, желаешь попробовать огрызнуться? Это хорошо. Сейчас выходишь со мной на следующей станции, есть разговор.

– Перебьешься, старый козел! Пошел вообще на х.. отсюда, пока я тебя не прибил, – прошипел Серега. Тот лишь улыбнулся. Но вот улыбка эта была такой хищной, что на этот раз передернуло Серегу, ему словно холодным и очень острым лезвием ножа провели вдоль спины.

А потому, когда двери вагона открылись, он послушно, как баран за хозяином, вышел вслед за своим случайным знакомым, внесшим такие резкие коррективы в его жизнь. Тот спокойно прошел к ближайшей свободной лавочке, сел и поднял на Серегу глаза. И глаза эти были черные. Совершенно черные – без зрачков. И это было так жутко, что Серега похолодел.

– Садись, говнюк, и слушай.

Серега послушно и быстро опустился на самый краешек сиденья, совершенно забыв о том, что он камээс по боксу и почти уже крутой спецназовец. Он как-то сразу понял, что физической силой здесь ничего не сделаешь, этот гад может убить его одним мизинцем.

Незнакомец, скрывавшийся под личиной собутыльника Володи, прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, это были совершенно обычные человеческие глаза. Злые, но все же – человеческие. Серега с хлипом вдохнул воздух. Оказывается, он все это время не дышал и даже не замечал этого. Тот, которого он знал как Володю, по-волчьи добродушно улыбнулся и хлопнул Серегу по плечу:

– Да не бойся ты, в самом-то деле, сядь нормально. Всё хорошо, мы же друзья, я на твоей стороне, верь мне!

В этом Серега был уже совершенно не уверен, но на всякий случай тоже улыбнулся в ответ жалкой улыбкой.

– Ну что, Сергей, – начал Володя, – все еще желаешь коммунякам отомстить за предков поруганных да раскулаченных?

– Мечтаю, – как-то тихо и скромно отозвался Серега, на самом деле мечтая сейчас только об одном – оказаться подальше от этого мужика, пусть даже в части, на тренировке, в бою – где угодно, только подальше отсюда.

– Сбылась твоя мечта, – подмигнул нежданный друг, – есть средство!

– Средство? – переспросил Серега, изо всех сил пытаясь изобразить интерес.

– Наинадежнейшее! – уверил Володя, – не сомневайся.

Рядовой Петров уже понял, что из этих лап ему не вырваться, а потому обреченно спросил:

– А что делать-то надо?

– Слушай и запоминай! Знаешь уже, наверное, личную охрану Путина, они же у вас тренируются?

– Ну!

– Что «ну»? Не запряг еще! Знаешь или нет?

– Ну, знаю.

– Будешь теперь собирать их волосы.

– Чего?! – вылупил от неожиданности глаза Серега.

– Чего слышал. Надо достать хотя бы по одному волоску от каждого.

– Зачем?

– Чего ты боишься-то? Я что, убивать их посылаю? – хлопнул его по плечу Володя.

– Да как я эти волоски у них возьму, подойти и выдрать что ли?

– Глупый ты еще, молодой. Хоть и здоровый как кабан, но такой же дурной. В постели их посмотри, в тумбочке на расческе, в умывальнике, в парикмахерской, наконец! У вас же там своя парикмахерская?

– Ну, да, своя.

– Вот видишь, волосок подобрать – дело плёвое, никто и не заметит. Уронил монетку, будто случайно, наклонился подобрать – и волосок прихватил. Волосок-то кто увидит? В тряпочку завернул и мне в следующее увольнение принес. Всего и делов-то!

– А на что они тебе? – удивился Серега.

– Всё узнаешь в свое время. Сейчас скажу лишь, что это для нашего общего блага – свержения коммунизма, понял?

– Да как его волосками-то свергнешь?

– А это уже моя забота. Главное, ты с деньгами всегда будешь!

– С деньгами? – навострил Серега уши. Только после упоминания о деньгах разговор, наконец, обрел для него некий смысл. Деньги Серега любил искренне, хотя и безответно.

– А ты прикинь, я тебе за каждый волосок заплачу пятьсот рублей. Но только без обмана, волоски должны быть аутентичные.

– Авто… какие?

– Короче, настоящие они должны быть, от тех самых людей. Будут любые другие – не получишь ничего. И учти, я это определю сразу, не вздумай обмануть. Понял?

– Да понял я, что тут понимать?

– Вот и договорились. Телефон мой запиши.

Серега достал блокнот и записал продиктованные цифры.

– Как дело сделаешь, хоть один волосок достанешь, не важно, которого из них, тут же звони.

– Ладно.

– Ну, тогда все. До встречи!

И Володя, встав, направился в сторону эскалатора, крестясь про себя, хотя ни в какого бога не верил.

* * *

Дело и правда, оказалось несложное. И, главное, все совершенно случайно получилось. Шел Серега мимо парикмахерской и видит, как четверо из его клиентов заходят туда. Ну и он зашел, занял за ними очередь. А парикмахер сегодня был один, вот он и припахал «молодого», чтобы зря не сидел, волосы за стрижеными подметать. Как раз все четверо перед ним и подстриглись. Он для надежности не по волоску, а по целой щепотке волос от каждого прихватил. Потом оказалось, что случайно подвернулись ему младший сержант Николай Шевченко, сержант Игорь Васьков, сержант Николай Саминь и сержант Александр Зверкович.

Остальное было просто, перед увольнительной позвонил Володе, встретился с ним на той же станции метро, передал ему пакетик с волосами, взамен получил целых две тысячи рублей! Огромная сумма по тем временам за совершенно пустяковую работу. Он радовался этим деньгам как ребенок, каковым, в сущности, еще и был. Его, если честно, аж пот пробил, когда он такие деньжищи в руки взял, тут же почувствовав себя хозяином жизни и взглянув на окружающий мир по-новому – свысока.

А потом эти парни вдруг стали умирать один за другим. Это было ЧП, все суетились, шептались в курилках, но никто толком ничего не знал. Знакомый санинструктор сказал, что все умерли от рака. И здесь Серега испугался по-настоящему. Испугался так, как, наверное, никогда в жизни не боялся. Если этот Володя по волоску может наслать на человека смертельную болезнь, то кто он такой? Серега вспомнил его страшные, черные – без зрачков глаза и затрясся от ужаса. Но вместе с ужасом пробивалось и другое, пока еще робкое чувство – чувство пьянящего восторга от прикосновения к настоящей тайне, к настоящему могуществу.

Еще он понял, что на крючке у этого Володи, потому что вдруг перед его мысленным взором встала картина: он, пьяный что-то кричит, руками машет. А Володя его успокаивает, смеется, похлопывает по плечу, треплет по волосам, а потом, что-то убирает в коробок из-под спичек. Володя сидел с раскрытым ртом, осознавая это воспоминание, вдруг на него нахлынувшее. И перед его закрытыми глазами в этом момент всплыло лицо Володи с черными, как смоль глазами и губы его прошептали: «Это хорошо, парень, что ты об этом вспомнил. Ты мой теперь до самой смерти, попытаешься кому-то вякнуть о наших делах, умрешь в тот же день. Ищи волосы остальных и я сделаю тебя таким богатым, что и счет своим деньгам потеряешь. И вот еще что. У вас Путин бывает часто. За его волос получишь сразу десять тысяч. Давай, старайся. И помни – твоя жизнь в моей руке!» – и видение помахало перед Серегиными глазами спичечным коробком, в котором, он теперь точно это знал, лежат его собственные волосы.

Серега сидел на лавочке – ни жив, ни мертв, и пот покрывал все его тело, каплями стекая по лицу и по спине.