Текст книги "Последний поход"

Автор книги: Игорь Вардунас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Снизу донесся хриплый разочарованный рев нескольких хищников, упустивших добычу, и Лера заставила себя подняться, инстинктивно стараясь убраться как можно дальше от пламени и ха– ски. Но напоследок все-таки задержалась и, выудив из кармана рогатку, вставила в ложемент гайку поувесистее. Засадить бы металлическим снарядом одной из мечущихся внизу псин точне– хонько в налитый злобой глаз...

Нет. Смысл. Беречь патроны. Остынь. Все закончилось.

– Делов-то, чувак. Учись, пока я жив, – авторитетно шмыгнул носом Треска и пристроил топорик на место. – Завинчивай и пошли.

– Ага, сейчас я ее, – помогая себе плечом, Паштет с пыхтением навалился на заскрежетавшую дверь.

– Эй! Чего застряли, – внимание поваров привлек появившийся вдалеке Савельев, размахивающий над головой запаленным фальшфейером. – Надвигается буря, надо отсюда сваливать. Нашли что-нибудь?

– Нет! – стараясь перекричать усиливающийся ветер, проорал Треска в сложенные рупором ладони и, спохватившись, добавил: – Только санки, чувак.

– Санки?

– Ага, во!

Покончив со входом в бункер, они с Паштетом, загребая ногами наметенный снег, направились навстречу метеорологу, двигавшемуся от линии берега, и не заметили, как позади приоткрылась и почти сразу же закрылась дверь базы. И как кружащийся снег скрыл маленькую фигурку, быстро устремившуюся по веревочной дороге к «Грозному».

Пожар в лаборатории продолжал бушевать. Выбравшись в озаряемый алыми сполохами коридор, Лера оперлась рукой о стену, стараясь унять навалившуюся дурноту. Пахло керосином и горящим мусором.

Поспешно заменив банку фильтра, девушка снова натянула на ноющее лицо респиратор. Про угробленный огнемет она даже не думала. Сложнее будет оправдаться за кровь. Только сейчас, побывав на волосок от смерти, она начала осознавать, какую глупость затеяла. Ох и влетит же ей.

Поделом. Сама виновата.

Но, может, у нее все-таки получилось. Лера оглянулась на беснующийся огонь. Пусть все сгорит, и она не рисковала зря.

А сейчас – бежать.

К выходу добиралась, пошатываясь, словно пьяная, и ориентируясь по тросу, стелящемуся под ногами задушенной змеей. Катушку вскоре отстегнула и выбросила. Незачем.

Что же такое случилось? Ведь из-за этого она едва-едва не погибла.

Наружная дверь, ведущая в катакомбы, оказалась закрытой. Взяв трос, Лера посмотрела на размочаленный кончик. Случай

ность отметалась сразу – с первого взгляда становилось ясно, что трос кто-то перепилил. Значит, ее искали, и команда уже вернулась с «Поликарпова». Но почему тогда обрубили веревку, а не проверили, что на другом ее конце? Ведь было же очевидно, что она закреплена не просто так.

Дядя Миша никогда бы так не поступил и приложил все усилия, чтобы найти и спасти свою юную подопечную. Горы бы свернул – в этом Лера ни капли не сомневалась. А тут... Чертовщина какая-то. Бросив трос на пол, девушка навалилась на дверь.

Санки тоже пропали, а вместо них появились сдвоенные цепочки следов, ведущих от двери в сторону берега. Две пары. Ее действительно успели хватиться. Ну и черт с ними, времени разбираться нет, и так, ясное дело, влетит, но она слепит что-нибудь поубедительнее, чтобы смягчить наказание. В конце концов, вирус она уничтожила, и ее нужно не ругать, а хвалить.

К тому же смеркалось, да и снегопад усилился. Стараясь не выпускать веревочную дорогу из вида, Лера, заслоняясь руками от снега, оскальзываясь, побежала по склону к подлодке.

Главное – попасть на борт, а в тепле и думаться будет лучше, размышляла она, на бегу возясь с фальшфейером – вокруг быстро темнело. Снегопад крепчал, и ветер усиливался.

Перестав на какое-то время смотреть под ноги, Лера споткнулась о крупный камень и упала на тропинку, выронив фальшфейер, который, кувырнувшись в воздухе, отлетел далеко в сугроб.

– Зараза!

Тратить время на поиски она не решилась. Ладно, все равно уже немного осталось. Успеет. Быстро поднявшись, Лера потерла ушибленные коленки и заторопилась к видимому сквозь пургу темному массиву лодки, не заметив, что из раскрывшегося подсумка Ежи на землю выпал небольшой продолговатый цилиндр.

Поднявшись по трапу, она тяжело навалилась на перила, делая передышку. Перед глазами все плыло, и снова накатил озноб. Вдруг откуда-то прибежал дядя Миша, с какой-то дурацкой песенкой начал стучать ей по голове пищащим резиновым молотком. Улыбнулся залитый кровью отец и дьявольски захохотал замахивающийся тесаком капитан...

Лера даже не сопротивлялась.

Сейчас ей было на все плевать. Главное, она успела.

Теряющая сознание девушка почти сползла на палубу, когда ее подхватили чьи-то руки, и она окончательно провалилась во тьму.

Усиливающаяся буря, навеянная Атлантикой, заставляла разбредшихся в поисках исчезнувшей Леры людей торопиться и скорее возвращаться под крышу.

Первым лежавший на тропинке цилиндр заметил Паштет, когда они с Треской в компании Савельева, тянувшего за собой санки, спускались вниз к «Грозному».

– Эй, смотрите-ка!

– Что там? – тут же вскинулись спутники, дружно повернувшись в указанном поваром направлении.

– Что это за фигня?

– Тихо, не подходите, – шикнул Треска, доставая дозиметр. – Когда мы поднимались, этой штуки тут не было. Откуда она взялась?

– Пф. Ветром принесло, – пожал плечами Паштет.

– Не фонит, – сверился с показаниями гамма-счетчика Треска.

– Да и с чего бы, – огляделся Савельев, запаливая новый фальшфейер. – Здесь тебе не Пионерск. Что это?

– Похоже на термос, – ответил присевший на корточки Паштет, осторожно потрогав емкость пальцем в перчатке. – Только маленький. И закрыт как-то странно.

– С «Новолазаревской», откуда ж еще, – не стал лезть в карман за раздумьями Треска. – Зырьте, чуваки, буря какая начинается. Вот от развалин и откатился. Да и нам пошевеливаться пора. Хочется в тепло и пожрать, как следует. Уверен, Лерку уже кто-нибудь нашел. Ох, я ей и втащу хорошенько за немытый камбуз.

– Смотри, как бы тоже самое потом Батон не проделал с тобой, – хмыкнул Савельев. – Он за нее любому глотку перегрызет.

– Да знаю я, – скривившись, отмахнулся Треска. – Это так – фигура речи. Я же теперь вроде как кок, а она у меня в подчинении, значит. Вот и не фиг отлынивать от обязанностей. Батон бы меня одобрил. Чистота – залог здоровья, мать ее! А дисциплина – тоже часть воспитания.Ну-ну.

– А почему это ты – кок? – вскинулся Паштет.

– Потому что я старше, – цыкнув зубом, безапелляционно ответил Треска. – И готовлю получше некоторых. Все правильно.

– Старше, а огурцы солить не умеешь, – Паштет взвесил на руке цилиндр. – Хрен с тобой, золотая рыбка. А эту штуку возьмем. Может, кто-то из наших посеял.

– Что – чай или суп перекисший? – презрительно фыркнул Треска. – Не дури, запули куда подальше, и потопали.

– Не знаю, – с сомнением возразил метеоролог. – Я таких штук ни у кого на лодке не видел. Уверен?

– А откуда ей тут еще взяться? Может, это действительно кого-то со станции, – выпрямился Паштет и положил находку на санки. – Ворошилова, например.

– Этого козла. Пф! ГЦепка. По ходу, он вообще ничего не жрет...

Продолжая спорить, троица стала спускаться вдоль канатной дороги в сторону «Грозного».

Тем временем буря окончательно накрыла побережье Антарктики.

* * *

Очнулась Лера уже под одеялом, в своей каюте. Осторожно проведя ладонями по телу, убедилась, что тельняшка и перетянутые ремнем с увесистой пряжкой джинсы остались на ней. Слава богу. Кто бы ее сюда ни принес, у него хватило совести. Несмотря на то, что Лера проделала такой долгий путь, будучи одной из немногих женщин на борту, с мужчинами, которых знала годами, недоверие и опаска всегда были при ней. Да и кто, действительно, кроме погибшего Колобка, мог оказать ей нормальную медицинскую помощь? Разве что Тахома, с которой она за это время успела сдружиться.

Лера и сама не понимала, что с ней. Может, просто сказывались переутомление и выплеск адреналина, связанные с вылазкой? Кажется, случился обморок. Температуры вроде бы нет. Лера пошевелила пальцами: ободранная ладонь ныла, но была тщательно перебинтована. Даже заработанные при контакте с бетоном заусенцы на ногтях были сострижены и обработаны.

Щеку защекотали усы забравшейся на койку Чучундры. Повернув голову, Лера столкнулась с тяжелым взглядом. Был наставник мрачнее тучи. Таким рассерженным Батона, присевшего на край койки, девушка еще не видела.

– Где была? – вступлений не последовало, а это было совсем уже плохо.

На вопрос, к которому Лера готовилась с самого начала, так и не нашлось должного ответа: в руках Батон держал подсумок Ежи. Сейчас, в тепле и безопасности, вылазка на немецкую базу казалась чистым безумием. И о чем она только думала. Дура.

– Я... я просто помочь хотела, – тихо сказала Лера.

– Зачем это приволокла?

– Это ведь принадлежало Ежи. Мне показалось, что там может быть что-то важное или полезное.

– Что – новая подлодка? – невесело усмехнулся Батон. – Панацея от всех болезней? Божья воля, Иисус Христос?

Лера обиженно прикусила язык.

– Да уж, подсобила, нечего сказать. Пожар в катакомбах ты устроила?

– Зато я уничтожила вирус! – выпалила девушка, раздражаясь. В конце концов, какое право он имел так с ней разговаривать? К тому же, судя по речи и настроению, старый охотник был пьян.

Принюхавшись, Лера наморщила нос.

– Опять пили.

– Какое твое дело? Мы тебя несколько часов искали. Скажи спасибо, что жива. Короче, расскажешь в кают-компании. Тарас вызывает, – продолжал распекать Батон. – Не ты одна потеряла друзей и близких. И это совсем не означает, что нужно съезжать с катушек и лезть на подвиги. Когда ты это уже, наконец, поймешь?

– А и пойду, – с вызовом вскинулась девушка, спуская босые ноги с койки. – Может, хоть там послушают. И, кстати, мое дело, что вы приходите сюда без разрешения и... воняете.

– За огнемет тебе отдельно влетит, в этот раз заступаться не буду. Ворошилов тоже из-за катушки разозлен, – коротко, словно забивал гвозди, отрубил Батон, выходя из каюты. – А как у меня дела? – задержавшись в дверях, будто между делом сказал он, отвечая на не заданный вопрос. – Знаешь, ничего. Сплавали. Нашли

с гулькин нос. И нас чуть не сожрал непонятный черный дым. В общем, рутина.

Застыв на койке, Лера посмотрела на закрытую дверь. А ведь он в чем-то прав. Когда они в последний раз, – или, как учил говорить сам дядя Миша, крайний, – вот так нормально общались, поверяли друг другу секреты, мысли или тяготы? Да просто смеялись?

Она ведь выросла у него на руках. А теперь что? Грызутся по любому поводу. Как же их всех изменила эта чертова лодка. Все это путешествие, окончившееся ничем. А еще какой-то черный дым... Что он сказал – чуть не погибли?

Ослушаться Лера не посмела.

Смотреть в глаза остальным тоже.

– Ты чего шумишь? Что это? – удивленно спросил проходящий мимо Лериной каюты Савельев, и поймал подсумок, брошенный Батоном.

– Шмотье Ежи. Ты у нас по загранцам спец. Мне это барахло даром не нужно.

Метеоролог посмотрел вслед удалявшемуся по коридору охотнику, у которого впервые за прошедшие двадцать лет снова недобро заныло сердце.

«Судовой журнал.

Земля королевы Мод. Исследовательская станция “Новолазаревская”.

Время стоянки – ...-ые сутки.

Вылазка на русское исследовательское судно “Лев Поликарпов”, застрявшее в леднике в нескольких километрах от материка, ничего не дала. Да и на что мы надеялись, в конце концов? Что старый, практически полностью разрушенный и заброшенный корабль, простоявший в холоде столько лет, сможет послужить источником запчастей для подлодки? Тьфу! Хватаемся, как букашки, за соломинку, лишь бы найти лазейку и выжить любой ценой. Напрасно.

Найденные электрозапчасти и элементы силовых установок не помогли, так как полностью непригодны.

Интересно, что по прошествии стольких лет на борту “Поликарпова” удалось подключить, хоть и ненадолго, сносное энергопитание. На радость или несчастье – не знаю.

Вновь увидеть на уцелевших мониторах гибель Земли, повторяемую снова и снова в полной тишине... Что может быть страшнее? Будто именно нам было оставлено это послание. Именно мы должны были его увидеть, именно в тот момент и в тот час.

И еще короткая радиосвязь с неизвестным, назвавшимся Поштой из Крыма. Случайность – или очередная подковырка судьбы? Последний подарок умирающего судна перед тем, как оно навсегда погрузилось в вечное безмолвие, став обиталищем новых существ. (Бортовой журнал изъят для уточнения судьбы команды и научного экипажа.)

А ведь мы преодолели столько миль. Столько всего повидали – и вот опять сигнал. До сих пор при каждой новой встрече или весточке становится и радостно, и одновременно не по себе.

Выходит, в самых разных уголках планеты осталось множество выживших. Сколько же их еще?

Недовольство и напряжение на борту растут. Не знаю, сколько еще так продержимся.

Принявший командование судном старший помощник Тарас Лапшов».

Из-за пурги видимость сократилась до нескольких десятков метров. Борт «Грозного» осветили сигнальные маяки.

На собрании, посвященном выходке Леры, не присутствовали только повара, занятые готовкой ужина, и Савельев, следивший за штормом и с подозрением смотрящий на подсумок, который лежал на его откидном столике.

– Как думаешь, что это все-таки за штука? – Паштет еще раз подкинул найденный на тропинке цилиндр на ладони.

– Да термос это заржавевший, – скривился Треска, свежуя очередную рыбину. – Мусор, короче. Выкини на хрен и лучше помоги.

– Интересно, что там, – прислонив к уху емкость, Паштет легонько потряс ее.

– Прокисшая жрака, скорее всего. Ничего ценного. Почему-то я в этом уверен, – орудуя ножом, фыркнул Треска и, выкладывая наструганное ромбами филе на сковородку, поморщился: – К тому же холодная наверняка.

– А если подогреть? – не желал сдаваться Паштет.

– Ну, попробуй, только хватит меня отвлекать, чувак. Дюжину рыл кормить, а ты тут фигней страдаешь.

– И не открывается, блин...

– Фу, зырь, – послюнив палец, Треска брезгливо провел по ком– форке. – Даже плиту не скоблила. Уши надеру. И картошку вон запустила всю.

Он указал в угол камбуза, где на полу были расставлены несколько раскрытых мешков с землей, из которых слабо тянулись жухлые побеги бледно-зеленой ботвы.

– Она же не садовод. Хватит делать из нее девку-чернавку. Может, семена скопытились, лет-то сколько прошло.

– Ага. Еще скажи, что колорадский жук все поел. А кто мицелий¹⁷ в Пионерске только так культивировал?

– Ну, то грибы. Много ли им надо? Грунт, влага и темнота. Сами вырастут. Да там и ферма целая была с оборудованием, и девчонок сколько, вспомни. Как пчелы гудели сутками напролет. Дозрел урожай – высушили или замариновали. Делов-то.

– Грибы, грибы, грибы. Кругом грибы, макароны по-флотски да рыба. Скоро чешуя с хвостом отрастут. От них уже кожа на языке слазит, а изгаляться с вариациями сил давно нет. Доморощенное все, кустарное.

– Что делать, не бухти. Я бы тоже от нормального мяса с пивча– рой сейчас не отказался. Или от палки колбаски сырокопченой. Но вариантов иных-то нет, хоть все сусеки перетряси, – заметил на брюзжание соседа Паштет. – А картофле света просто мало и удобрений. Да и где их взять? Электричество ведь не солнце.

– М-м-м, колбаса, – отрываясь от готовки, мечтательно протянул Треска. – Или головку сыра. С нынешней плесенью нажористо бы пошло. И что? Короткий вкусовой оргазм, а потом опять мучайся? Не, не трави душу, чувак.

За стеллажом с кухонной утварью булькнул небольшой самогонный аппарат, собранный парочкой еще в Пионерске, в котором уже некоторое время поспевала брага из сушеной морской капусты и пресловутых грибов с фермы. Рецепт они придумали через несколько лет после войны, когда запасы нормальной выпивки подошли к концу. Многие на борту догадывались о существовании агрегата, но закрывали глаза. В конце концов, праздники у моряков тоже еще были. Хоть и последние. Да и помянуть кого становилось необходимым все чаще.

После того как Лера чуть не разломала все метлой, ее, ненавидевшую из-за дебоширившего по пьянке Батона алкогольное зелье, к этому сокровищу не подпускали на пушечный выстрел.

– Работай-работай, отрада моя, – нежно проворковал Треска и ласково, словно ребенка, похлопал по боку пузатый прозрачный пятидесятилитровый бидон, в котором, пузырясь, поднималась пена. – Трудись.

– Зато ее нашли.

– Ой, милота. Еще бы, – возвращаясь к плите и покручивая сковородку, чтобы по дну равномерно растекся нагретый китовый жир, фыркнул Треска. – Батон за нее всю Антарктику бы перевернул. Пф, дочку себе выдумал.

– А я бы радовался, – изменившимся голосом ответил Паштет, ставя термос на стол.

– О чем это ты толкуешь, чувак?

– Всяко не помирать одному. Всегда здорово, когда у тебя кто-то есть. А она хорошая. Хоть и упрямая, – просто сказал повар. – Посмотри на нас. Разве это жизнь? Говно это. Давно уже хуже зверей. И лучше уже никогда не станет, конечная. Поэтому все хорошо, что хорошо кончается. Каждый заслуживает кусочек счастья.

– Угу. Распекает ее сейчас Тарас, небось. Прикинь, угробила целый огнемет! Это ж сколько горючки, мать ее. Уйма! И ведь новола– зоревские санки у америкосов стырила, лиса, а?

– И чего ей на той базе понадобилось? – отвлекшись от своей игрушки, поддакнул Паштет. – Духи фрицев искать? Ледышки обмерзшие. И ведь сунулась, не побоялась.

– Совсем съехала по Азату. Еще священник этот ей, видать, мозги как следует крутит, блин. Одно слово – баба, – возясь с толченой приправой из красной банки в белый горошек, цыкнул зубом новоиспеченный кок. – Что там в черепушке делается, поди ра...

В этот момент верхняя часть термоса со щелчком подалась вверх и откинулась в сторону.

– Екэлэмэнэ!?

– Смотри! – обрадовался Паштет.

– Етить... Я из-за тебя зелень просыпал.

– Открылся! – Паштет наклонился к емкости и настороженно принюхался. – Странно.

– Что там? – помешивая заправленную рыбу, как можно более безразлично спросил Треска, которому, конечно же, было до смерти интересно. Но он скорее съел бы свою ушанку, чем признался в этом приятелю.

– Вот, – Паштет поставил на стол миску и сыпанул в нее содержимое термоса.

– Хрен знает, что это такое, чувак, – разочаровался Треска.

– Бобы? – предположил нагнувшийся над посудой Паштет. – Сушеные.

– Гадость какая-то, – оценил толстяк. – Слей в толчок.

– И не пахнет. Может, концентрат?

– Сам и жри.

– По-братски. Ты чего? – отвернулся от плиты Паштет. – Интересно, что это. Не хочешь полярного пайка треснуть? Вот тебе и разнообразие. Они ведь на нем столько лет сидели. Это ж, можно сказать, профессиональный интерес. Трофей!

– Не знаю, – с сомнением проворчал Треска, переворачивая на сковородке шипящие в масле быстро румянящиеся ломти. – Я ем то, в чем уверен или что приготовил сам.

– Как знаешь. А я попробую.

Хотя вываленная на тарелку бурая суховатая масса из крупиц размером с недозрелый горох не выглядела особенно аппетитно, Паштет вооружился вилкой, подцепил одну и осторожно положил в рот.

– И, – скривившись, Треска ждал реакции приятеля. – Гадость, э?

– Похоже на сухари, – разжевывая, размышлял вслух напарник. – Или чипсы, только старые. На вкус как крахмал.

– Собачий корм какой-то, – вытирая руки о фартук, вынес вердикт Треска. – Может, они хаски своих этим кормили. Или похуже – пингвинов, которых потом и жрали.

– Попробуй, – подцепив вилкой одну из горошин, предложил Паштет. – На вкус вроде ничего так.

– Сам же сказал, что крахмал, беее. А тут гляди, какая красота приготовилась, – с ноткой укоризны сказал Треска и указал деревянной вилкой на румяные ломти в дымящейся сковородке. – А ты всякую ерунду жрешь.

– Брось. Рыба твоя никуда не денется. Неужели не интересно?

– Да как-то по фиг, чувак...

– Что? И ты еще себя поваром называешь? Я же сижу, и ничего.

– Ну, давай, шут уж с тобой, – выключив плиту и присев за стол, в своей вечной манере недовольно пробурчал Треска. – Раз живой еще, отчего не попробовать.

* * *

Ох, и влетело же ей. Стоя перед рассевшимися за столом хмурыми мужиками, Лера пыталась подыскать ответ на несущийся со всех сторон справедливый выговор и не могла вставить ни слова.

Расстроенные тем, что ничего полезного на «Поликарпове» не оказалось и для лодки ничего не подошло, члены команды как следует отходили девчонку. Хоть не матерились, и на том спасибо. Почему одна? Не спросила? Никто не пускал...

Не выдержав, Лера перебила их и раскричалась, сжав кулаки:

– А почему меня не взяли на корабль, на котором приплыли родители?! Какое вы, в конце концов, имели на это право? Вы все? Я уже не девочка! И старалась, между прочим, для вас! И я не ваша собственность!

– Пока ты на борту «Грозного», мы за тебя отвечаем, – ответил Тарас.

– Я за тебя отвечаю, – сказал Батон. – И к священнику ты больше не пойдешь.

– Это еще почему? – вскинулась девушка.

– Я поговорил с ним. Ты молодая девушка, он одинокий мужик, просидевший здесь двадцать лет. Тебе это не нужно.

– He твое дело, что мне нужно, а что нет! Откуда тебе знать?!

Батон слегка опешил, хоть ни один мускул так и не дрогнул на

его лице. Лера впервые в жизни обратилась к нему на «ты».

– Хватит уже лезть в мои дела!

– Валерия Викторовна!.. – треснул кулаком по столу Тарас.

– Перестань командовать, – окончательно съехав, не слушая старпома, кричала Лера. – Ты не мой отец! Ты даже моих родителей не знал!

В кают-компании повисла мертвая тишина.

– Что Викторовна? Что вы можете-то все! Да. Что. Вы. Все. Мо– же-те! – с презрением ткнув пальцем в окаменевших мужиков и чувствуя, как по щекам предательски побежали слезы, Лера перешла на дрожащий шепот. – Ничего не можете. Я застрелила человека, спасая тебя.

Задержавшись в дверях, девушка обернулась и, бросив на Батона тяжелый взгляд, добавила:

– Ненавижу.

Лера впервые в жизни поссорилась с наставником. За вольность и угробленный огнемет Лере назначили недельную «губу» в своей каюте. Сверкнув глазами, девушка метнулась за дверь.

Покинув место «публичной казни», Лера заглянула к себе и, игнорируя Чучундру, сорвала с вешалки полотенце, направляясь в душ. Надоело. Да пошли они все! К черту камбуз и этих двух дураков. Еще не хватало сейчас драить пол, выслушивая их идиотские подколы и шутки. Успеется.

Выпрыгнув из джинсов, Лера стянула тельняшку; следом упал лоскуток трусиков, и девушка выгнулась под шипящим потоком, неторопливо смывая с себя напряжение и усталость, чувствуя, как тугие струйки щекотно скользят по соскам и впалому животу. Несмотря на тяжелое время, она заботилась о своем теле. Это было необходимо. В новом мире это был залог здоровья и безопасности.

Намылив мочалку из люфы куцым кирпичиком драгоценного мыла, Лера неторопливо провела ей по бедрам и упругим овалам груди, откидывая на лопатки мокрые пряди волос. Хотелось чистоты. Обособиться. От грязи, оскорблений, угроз.

Как же ее все достало. Упреки, наставления, бесконечные команды. Крики и одергивания. Но больше всего бесило осознание того, что деваться ей некуда. А куда ты денешься с подводной лодки... Старая шутка, услышанная от кого-то, сейчас звучала, как приговор. Никуда ей не деться: кругом ледяная, полная опасностей и смертельного холода пустыня. Опустив голову, Лера посмотрела, как вода спиралькой закручивается в водостоке между ее ступней.

Снова потянуло в церковь.

Михаил ее выслушает и поймет. Он добрый и чуткий. Подставляя лицо прохладной воде с едким привкусом хлора, Лера впервые с удивлением ощутила, что Батон начинает ее раздражать.

Почему? Когда это появилось? Да, он пьет. Но делал это, сколько она себя помнила. Ведь, по сути, он никогда и не был ей особо родным. Учитель, наставник. Мужчина, за которого она могла спрятаться, словно за стеной. Да и чему, собственно он ее научил? Охоте на тварей? Выживанию на поверхности?.. Этим мог поделиться любой взрослый мародер, гуляющий по поверхности в их окрестностях. И сколько она умела уже сама... Впору было учить.

Вот только кого?

Лера отчетливо поняла, что, несмотря на всю заботу окружавших ее людей, она так и осталась сиротой. И этого было уже не изменить. Прошлого не воротишь.

Лучше и не думать, что в мире когда-то было лучше, чем сейчас. Не думать... Мысль об этом была слишком болезненной. Да и не нужной.

Выключив воду, Лера принялась растираться полотенцем.

Сидевший в церкви Мигель неторопливо молился, медленно перебирая четки, и смотрел на огни «Грозного», видимые через окно. Осиротевшая девушка, с поражающей смелостью рванувшаяся на край света, никак не шла из головы. Рыжеволосый одуванчик. Брошенный в атомное горнило, не знавший ласки ребенок, которому суждено было так рано стать взрослым. Может, и хорошо, что она не помнила, не могла помнить мир, который они уничтожили.

Боль от этих воспоминаний была слишком сильна.

– ...по воле твоей, аминь, – оканчивая очередную молитву, пробормотал мужчина.

Звук, пришедший со стороны моря, услышали все.

Открыв подсумок Ежи и прочитав несколько строк на сложенном вдвое тетрадном листке, Савельев выбежал из каюты, и его оглушил непонятный громоподобный рев. Этот звук слышали члены команды несколько дней назад – и приписали его гигантскому мутировавшему существу. Корпус лодки сотрясла вибрация.

– Где второй...

Палубу накрыл новый могучий звук; метеоролог навалился плечом на стену.

– Морской Дьявол! – прокричал бегущий ему навстречу Треска в испачканном рыбой фартуке, натягивая на растрепанные лохмы ушанку.

– Откуда этот подсумок? Кто его принес?!..

– Сваливаем, чувак! Или нас всех порвет!

Но покинуть борт лодки торопились не все.

– Почему ты уверен, что там безопаснее?! – орал Паштет, пока бежал к трапу вслед за Треской, наматывая находу шарф.

– Надо валить, пока эту посудину на хрен не потопило. Там хоть какой-то шанс!

Выбежав на палубу, повара загнанно огляделись. К «Грозному», едва различимое в ночи за мятущейся пургой, приближалось что-то рокочущее и огромное.

– Я же говорил! Говорил тебе, что не нужно было обирать «Поликарпова»! Теперь нам придется платить морским богам. Это кара, а не шторм! Морской Дух пришел за нами! – тыча пальцем вперед, пронзительно вскрикнул Паштет.

– «Голландец»... – рухнув на колени, в суеверном ужасе провыл Треска.

– Мы прокляты! – Повара застыли, наблюдая, как из снежной пурги на них с рокотом надвигается огромная морда чудовища с раскрытой пастью и ослепительными пылающими глазами.

Глава 5

ЧЕРНЫЙ ДРАКОН

С ветром приходит утро. Так когда-то говорила его мать, когда старик-иякуган¹⁸ заканчивал очередную енмаль¹⁹ на ночь. Одну из многих тех, которые он обожал, будучи маленьким. Он с восторгом слушал о чудесах и волшебниках, о всемогущем богатыре чжансу, о хитроумных проделках чертей токкэби, о похождениях духов давным-давно умерших предков и родственников. Легенду о бобре. Сказки про принцесс и королей, любовь и отвагу. И, конечно же, там всегда были драконы. Его любимые сказочные существа.

Детство. Священный миг. В нем нет места злости. Теперь же весь мир кишел чудовищами и драконами. Люди от алчности, по прихоти сами создали для себя страшную сказку.

Которую уже некому было рассказывать.

Хотя не был ли когда-то алчным он сам? Разве наследнику колоссальной империи не было это свойственно? Ким Им вздохнул и потеребил седой ус. Когда-то с таким усердием и кропотливостью созданная финансовая махина превратилась в пыль, которую развеял ветер. И теперь у Ким Им Су не было ни единого вона²⁰, а ветру было на них плевать.

Да и он уже был стар. Но все-таки его богатство дало плоды и позволило спасти множество жизней в этом изуродованном аду. И продолжает спасать. «Дракон», которого он создал, со временем добившись немыслимых высот, был сильнее всех. Его грозный рык гремел уже на многих континентах, даруя надежду нуждающимся и вселяя ужас в сердца врагов.

Давно это было. Очень давно. За такой срок успевали вырасти и, заплакав, ссутулиться ивы, под которыми он когда-то признавался в первой любви. Память старела, желтея и ветшая, словно снимок, запертый в фотоальбоме.

Ах, как бы ему хотелось вернуться в старый Чосон²¹ времен своей молодости. В могущественный чеболь²² его семьи. В привычный и знакомый мир, в котором не было войны. Где человеческая жизнь была наполнена столькими ощущениями и мелочами, которые сейчас казались пустыми. Всего лишь призрачная мечта. Того мира уже не существовало. Ничего не осталось. Ни городов, ни школ, ни маленького квартальчика в Сеуле, где он вырос.

Но «Дракон» по-прежнему плыл, исследуя руины мира и подбирая выживших со всего света, постепенно превращаясь в библейский Ковчег, неся на своих крыльях каплю надежды в истерзанные атомной бурей сердца. А значит, у Ким Им Су еще есть цель. Ведь он оставался Императором, и перед ним простирался мир.

«Величайший Воин не имеет никакого отношения к войне. Он не имеет никакого отношения к борьбе с другими. Он занят внутренним преобразованием. И это не поединок, хоть он и приносит победу; это не война, не конфликт. Но необходимо быть Воином, ибо нужно БЫТЬ БДИТЕЛЬНЫМ, как Воин», – каждый раз, когда он предавался воспоминаниям, на ум неизменно приходило одно из высказываний индийского мастера Ошо.

Да, бдительность. Бдительность и осторожность превыше всего. Хотя чего или кого ему бояться? К тому же его сын, его гордость, со временем станет достойным преемником в новой священной миссии. За эти годы плоть от плоти его показал себя мужественным и стойким воином, но все же он пока еще не готов был взвалить на себя ношу, которую нес отец. Его время еще не пришло. Не сейчас. Не сейчас.

Курсируя по морям и океанам, «Дракон» принимал редкие сигналы из разных уголков света, в которых кому-то удалось уцелеть. Постепенно подбирая выживших всех языков и народностей, он превратился в замкнутое государство, настоящую плавучую крепость со своими законами, социальными группами и, конечно же, Императором, у которого все находились в подчинении.

Полученный несколько дней назад сигнал заставил гигантское судно изменить первоначальный курс, до этого пролегавший к мысу Горн, возле которого Император желал поохотиться на великолепных гренландских китов.

Но коротенькое, полное скорби послание, произнесенное тонким женским голоском на русском языке, звучавшее скорее как последняя исповедь, нежели призыв о помощи, заставило его сменить решение. Даже если окажется, что этот звук – всего лишь гоняемая по кругу запись, сделанная давным-давно, их священным долгом было проверить.

Приказ был отдан, и теперь Императору оставалось всего лишь ждать, терпеливо снося щекотку сотни рыбешек Гарра Руфа, которые суетились вокруг его ступней, опущенных в пооблупившийся инкрустированный тазик возле ложа. Конечно, гигиена страдала – едва поддавшихся мутации (всего лишь стали более зубастыми) чудо-рыбок, размножением которых занималась специальная группа на пищевой ферме, нельзя было продезинфицировать, в отличие от инструментов. Поэтому работники каждый раз тщательно промывали аквариумы и меняли воду, несколько раз пропуская ее через биофильтры, перед тем как отнести наполненную посудину в покои Императора, переделанные в декоративный сад.