Текст книги "Ермак. Телохранитель (СИ)"
Автор книги: Игорь Валериев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Несмотря на опасения, второй заход в баню закончился тем, что дядька Игнат всё-таки отходил меня вениками, после чего я минуты три лежал в прохладных водах Ангары, получая немыслимое удовольствие.
Потом был ещё один заход хозяина бани, который я пропустил, его наслаждение паром и водными процедурами. После этого мы помылись, замочили грязное белье и распаренные во всём чистом вернулись в избу.
В избе нас дожидался самовар, который ещё не успел полностью остыть, и на его разогрев с помощью заранее заготовленных лучин, ушло немного времени. Хороший чай после бани, что может быть лучше! Поставив на стол, принесённый с улицы пыхтящий самовар, дядька Игнат, добавил к нему тарелку с оладьями, плошку с мёдом, заварной чайник в грелке-накидке и чашки с блюдцами.
"Слава богу, будем пить чай, а не чай-сливан с добавками муки и прочего", – с удовольствием подумал я, после чего пошёл потрошить свой мешок, где лежали дорожные продукты.
Убрав, выложенные мною на стол шмат сала, кусок копчёного окорока и полкаравая хлеба в кухонный закуток перед печью со словами "вечером поедим", дядька Игнат, скороговоркой прочитав "Отче наш" и размашисто перекрестившись, сел за стол, пригласив меня сделать тоже самое. Чай был разлит по чашкам, после чего началось активное восстановление нарушенного водно-солевого баланса в организме после бани.
После первой чашки чая, которую выпил, выливая порциями в блюдечко, налил вторую. Попробовав оладьи с мёдом, не выдержал и задал вопрос:
– Дядька Игнат, неужто сам такую вкуснотищу испёк?
Казак смутился, потом сделал глоток чая из блюдца и произнёс:
– Соседка Дарья, сеструха моей жены угостила. Мы со свояком, когда на сёстрах женились, дома рядом поставили. Им во время пожара повезло. Все живы остались. Вместе потом и отстроились. А чуть больше года назад свояк Григорий по весне в Ангару бросился спасать мальца, который, катаясь на льдине, перевернулся. Мальца достал и спас, в свой тулуп завернул, пока до избы нёс, а сам весь заледенел. Сгорел потом в лихоманке, – дядька замолчал, уйдя мыслями в себя, потом продолжил. – Вот и помогаем друг другу.
Я чуть не ляпнул о возможности их дальнейшего совместного проживания, как казак продолжил:
– Как три года со смерти Григория минует, так и сойдёмся с Дарьей. Она же почти копия моей Насти. И сынок ихний, племяш Ванятка в том же месяце, что и мой Фрол родился. Так и будем жить.
Дядька Игнат тяжело вздохнул.
– Ну, а теперь, Тимофей, рассказывай, откуда у тебя столько отметин.
"Что ж, в бане помыли, чаем напоили, скоро накормят и спать уложат. Надо за это хозяина уважить", – подумал я и начал рассказ о своих злоключениях-приключениях в этом мире.
Рассказал практически всё. Но на всякий случай про бой с бандой Золотого Лю поведал в отредактированном под подполковника Печёнкина варианте, а про нападение на цесаревича вообще решил промолчать. Прямого указания молчать не было, но практически всеми официальными лицами, начиная с генерал-губернатора и ниже было рекомендовано "особо не распространяться". Говоря по-другому "молчать в тряпочку". Поэтому дойдя до событий прибытия в станицу цесаревича, замолчал.
– Чего примолк? Рассказывай, как цесаревича собой закрыл, – дядька Игнат хитро посмотрел на меня, поднося блюдечко с чаем к губам. – Рассказывай, Ермак. А то может мне всё переврали. Тут же из первых уст услышу.
Я в состоянии грогги уставился на казака, который потихоньку тянул чай из блюдечка. Ошеломление было зашкаливающим, за максимум возможного.
– Что удивлён, Тимофей? – Игнат Петрович поставил блюдечко на стол и разгладил бороду с усами. – Всё очень просто. Тут при прибытии Государя Наследника в город наши казаки забайкальцы гулеванили, которые амурцев в охране цесаревича сменили. Вот от одного из них, моего троюродного брательника, и услышал рассказ о том, что молодой амурский казак Тимофей по прозвищу Ермак спас цесаревича, закрыв его своей грудью. Пуля попала бы в сердце, но в кармане Ермака лежали, подаренные наследником освящённые в Исаакиевском соборе часы и пуля не смогла пробить их. Так Святая Богородица спасла и Государя Наследника, и казачка, который жизни своей не пожалел. Такая вот, ядрёна-матрёна, история! Всё, правда?
По окончании монолога дядьки Игната мне можно было поставить диагноз – информационная контузия. Видя моё состояние, урядник Филинов продолжил моральное издевательство надо мной.
– Я когда твои раны в бане увидел, особенно свежий шрам на груди, сразу и понял, что ты и есть Тимофей по прозвищу Ермак. Ну что, угадал?
– Угадали, дядька Игнат, – приходя в себя, выдохнул я.
– Тогда рассказывай. И всё подробно рассказывай. Или запретили?
– Как бы и не запретили, но настоятельно рекомендовали особо не распространяться.
– И кто же такое рекомендовал, – поинтересовался Игнат Петрович.
– Самый старший из тех, кто со мной разговаривал на эту тему, был его высокопревосходительство князь Барятинский. Генерал-губернатор Корф так же в беседе со мной упомянул об этом.
– Эх ты, ядрёна-матрёна! Какое начальство высокое с тобой говорило! А с цесаревичем тоже говорил?
– Разговаривал, дядька Игнат.
– А много? – интерес казака был неподдельный. Глаза засверкали, казалось, всё его естество хочет больше, подробнее узнать об августейшей особе.
– Около двух часов в общей сложности выйдет, – ответил я.
– А правда, что пуля в часы освящённые попала и не пробила их?
– Нет, дядька Игнат, это уже выдумали. Пуля сначала в метательный нож попала. Их у меня на ремне ранца на левой стороне три штуки в общем чехле было. Нож раздавил подаренные цесаревичем Николаем Александровичем часы. Благодаря только этому и жив остался. Мышцу на груди не сильно разворотило, но ушиб был ого-го какой. Два первых дня дышал через раз на полвздоха, а встать только через неделю смог. А про то, что часы в Исаакиевском соборе освящены, никто не говорил, к слову.
– И всё-таки Богородица вас обоих хранила! – Филинов истово перекрестился. – Если бы не защитница семьи Помазанника, и цесаревич, и ты погибли бы. А часы покажь?
– Дядька Игнат, у меня их вместе с ножом цесаревич на память поменял на другие часы, которые ему Император на день совершеннолетия подарил.
Эти слова я произносил, идя к ранцу, из которого достал завёрнутый в тряпку и упакованный в кожаный мешочек подарок цесаревича. Достав часы, я положил их на стол перед Игнат Петровичем.
– Красота-то какая! – Филинов аккуратно указательным пальцем провел по камням на верхней крышке часов, которые образовывали вензель цесаревича Николая. – Дорогущие камни наверное! Чай для сына императора делали?
"Дорогущие! – подумал я про себя. – Бриллианты не по одному карату. Надо будет ячейку в банке снять и часы, и деньги основную часть туда положить. Если конечно поступлю в училище. Всё же на неделю опоздал. Тут и прошения могут не помочь".
Дальше наше чаепитие плавно перетекло в ужин, во время которого я узнал, что старший урядник 1-го пешего батальона Забайкальского казачьего войска Филинов служит в Иркутском училище, командуя казаками, которые ухаживают за лошадьми учебного заведения.
Как выяснилось из разговора, пять лет назад в училище пришёл новый сотенный командир войсковой старшина Химуля, под командованием которого Филинов служил почти пятнадцать лет назад в одной из сотен пешего батальона. Какую услугу оказал в своё время Филинов своему командиру, казак не рассказал, но Химуля, которого перевели в училище из Амурского казачьего полка, где он в то время служил, нашёл Игната Петровича, почти спившимся. После гибели жены и сына, смог дядька Игнат отстроиться, но дальше моральных сил не хватило. Стал заливать горе горькой, чем дальше, тем больше. Химуля, говоря современным языком, вывел своего бывшего подчинённого из запоя и пристроил рядом с собой в училище.
К войсковому старшине Химуле этим утром и должен был я обратиться по протекции дядьки Игната, передав для начальника школы письма-прошения о моём поступлении в училище. Но старший урядник Филинов своего начальника не нашёл и поэтому обратился в коридоре училища к сотнику Забайкальского казачьего войска. Что-то быстро рассказав ему, Игнат Петрович достал из большого вощённого конверта одно из писем показал его сотнику, потом показал рукой на меня, подпирающего стену. Закончилось всё тем, что сотник взял конверт из рук урядника, заглянул в него, достал ещё пару писем и, покрутив головой, вошёл в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью "Начальникъ училища полковникъ Федоровъ А.В.".
Урядник Филинов проскользнул в дверь следом за сотником, но через несколько мгновений вышел обратно. Подойдя ко мне, дядька Игнат вздохнул и произнёс:
– Жалко его высокородия Владимира Никитовича не нашёл, но сотник Головачев тоже хороший командир. Я ему всё объяснил. Теперь будем ждать.
* * *
Начальник училища, числящийся по гвардейской пехоте полковник Алексей Васильевич Федоров, сидел в кабинете с мрачным видом. Вчера допоздна засиделся за игрой в вист в офицерском собрании. И последние три порции коньяка были явно лишними.
"Черт бы побрал эти экзамены, – раздражённо подумал полковник. – Даже в воскресенье от них покоя нет. В коридоре шум, гам, толпы народа снуют. Скорее бы это вавилонское столпотворение закончилось, и училище зажило по нормальному и установленному распорядку дня".
В это время раздался стук в дверь, который вызвал болезненную и недовольную гримасу на лице полковника. Дверь распахнулась, и в кабинет зашёл обер-офицер училища сотник Головачев.
– Господин полковник, разрешите войти?
Вслед за сотником в дверь просочился старший урядник Филинов. Сотник увидев, что полковник смотрит ему за спину, обернулся и сделал знак уряднику выйти. Когда тот вышел, Головачев продолжил:
– Господин полковник, разрешите доложить?
– Что случилось, Николай Павлович? Неужели урядник выпивший, и я выиграл спор у Владимира Никитовича, которому уже пять лет.
– Никак нет, господин полковник. Филинов пять лет в рот ни капли спиртного не берёт. Боится сорваться и подвести господина войскового старшину.
– Так что же произошло?
– Филинов обратился ко мне в коридоре с просьбой передать письма прошения о поступлении в училище семнадцатилетнего казачка.
– Бог мой, Николай Петрович, экзамены уже начались неделю назад. У нас на сорок пять мест этого года заявлено больше ста кандидатов. Какой ещё казачок?! Тем более не из урядников или вольноопределяющихся действующих полков.
– Господин полковник, я ответил также, но урядник передал мне большой конверт с письмами-прошениями. Посмотрев только несколько из них, я вынужден обратиться к вам для решения.
– Что ж, давайте посмотрим прошения, – полковник протянул руку.
Сотник, подойдя к столу, вручил начальнику училища большой конверт для бандеролей с лежащими в нём письмами в маленьких конвертах.
– Однако, – хмыкнул полковник, высыпав письма на стол перед собой. – Что-то я не припомню такого количества писем-прошений за одного кандидата. Тут пасьянс разложить можно. Тем более как они хорошо легли. Все сургучом вверх и от кого письмо неизвестно. Разложим пасьянс, Николай Петрович?
Сотник, вытянулся по стойке смирно и произнёс:
– Господин полковник, я уже видел отправителей на трёх конвертах. Поверьте, это будет интересный пасьянс.
– Заинтриговали, господин сотник. Ох, заинтриговали! – чувствуя, что мрачное настроение куда-то уходит, заменяясь интересом и азартом, полковник Федоров перевернул конверт первого письма. – Итак, надворный советник Бекетов, директор Благовещенской женской гимназии. Слышал много хорошего о Петре Ивановиче. Но при чём здесь казачок и женская гимназия. Не подскажете, Николай Петрович?
– Теряюсь в догадках, господин полковник, – сотник, чуть расслабившись, стоял перед столом Федорова.
– Следующее письмо, – полковник перевернул следующий запечатанный сургучом небольшой конверт. – Надворный советник Соловьёв директор Благовещенской мужской гимназии. Это уже ближе. Так следующий. Ооо!!! Полковник Винников?! Действительно, интересный казачок. За всё время, что Григорий Васильевич, командует Амурским казачьим полком, ни разу не удосужился написать прошение по кому-либо из кандидатов на поступление. А за три года из его полка поступало казачьих урядников и вольноопределяющихся человек десять. И сейчас, насколько помню, трое учатся, и одному из них полковник опекуном приходится.
– Дальше будет ещё интереснее, господин полковник, – ухмыльнулся сотник.
– Хорошо… Переворачиваем следующий конверт. – Полковник присмотрелся к печати на сургуче и быстро перевернул конверт. Прочитал и непроизвольно поднялся из-за стола.
– Его высокопревосходительство обер-егермейстер Высочайшего двора князь Барятинский, – сипло произнёс Федоров, ворочая шеей в, будто, ставшем тугим вороте мундира. – Вы об этом хотели сказать, господин сотник?!
– Никак нет, господин полковник, я видел письмо от Наказного Атамана Амурского казачьего войска генерал-майора Беневского, – вытянулся во фрунт сотник. – Кто же там ещё-то?!
– К чёрту пасьянсы, – прорычал полковник, быстро перевернув все конверты. Прочитал и без сил опустился в кресло.
– Его Императорское Высочество, Великий Князь Николай Александрович, генерал-майор Беневский, генерал-губернатор Корф. – Тихо произнёс Федоров. После чего ударив кулаком по столу, буквально прошипел. – Что это за семнадцатилетний казачок за которого Государь Наследник просит?
Полковник сломал сургуч конверта и достал письмо цесаревича. Пробежал глазами, после чего протянул лист сотнику.
– Полюбуйтесь, Николай Петрович. Да читайте, читайте! Я уже наизусть запомнил. Уважаемый, Алексей Васильевич! Прошу принять посильное участие в приёме в ваше учебное заведение Аленина Тимофея Васильевича. Я заинтересован в его судьбе. Цесаревич Николай. – Полковник поднялся из-за стола, упёршись в него руками. – Каково? И что делать будем? Экзамены уже неделю идут. Отказать Государю Наследнику!
Сотник Головачев молча стоял перед столом, держа в правой руке письмо Государя Наследника, который к тому же Верховный атаман всех казачьих войск России. Отвечать начальнику училища не было необходимости. Полковник любил рассуждать вслух.
– Так, успокоимся. Посмотрим, что остальные пишут. – Федоров сел за стол и стал суетливо вскрывать остальные письма, быстро просматривая их.
– Фуух!!! Всё отлично, Николай Петрович, – радостно выдохнул полковник, прочитав очередное письмо. – Оказывается, наш казачок ещё год назад экстерном окончил шестилетнюю гимназию в Благовещенске и с очень хорошими баллами. Бекетов его новым Ломоносовым считает. Так что казачку сдавать только один экзамен по русскому языку не ниже, чем на семь баллов. И всё! И, слава Богу!!!
Полковник поднялся из-за стола и подошёл к окну кабинета. Простояв около тридцати секунд перед окном, Федоров развернулся лицом к сотнику и спросил:
– Николай Петрович, как вы думает кто этот казачок, за которого такие особы ходатайства пишут?
– Господин полковник, как мне сказал урядник Филинов, это тот самый казак по прозвищу Ермак, который собой закрыл Государя Наследника при нападении хунхузов на пароход цесаревича.
– Николай Петрович, так вы считаете, что те слухи, которые ходят по городу о нападении на Цесаревича, правда?
– Может быть не в полном объёме. Но как говорится, дыма без огня не бывает. Тем более, ни Государь Наследник, ни кто-либо из его свиты, когда находились в Иркутске, данные слухи не опровергли. Да и охрана в таком количестве, которую внезапно затребовали. Мне мои бывшие сослуживцы по Первому конному полку рассказали, что вместо сборной солянки со всех полков из георгиевских кавалеров в двадцать казаков, две сотни полка отправили на смену конвоя из амурцев. И тех больше двух сотен было. От казаков Амурского полка все слухи и пошли, господин полковник.
– Хорошо. Позовите ко мне этого Аленина. Познакомимся, а потом направите его к нашему врачу на осмотр. Намекните Валерию Николаевичу, что если и есть какие-то ограничения по здоровью у Аленина, то их как бы и нет.
– Слушаюсь, господин полковник. Разрешите выполнять?
Увидев разрешающий кивок головы начальника училища, сотник развернулся кругом и, печатая шаг, направился к двери.
* * *
Я стоял рядом с урядником Филиновым и ждал результатов рассмотрения начальником училища моих писем-прошений, почти не сомневаясь в успехе. В руке у меня был ещё один конверт, в котором лежали моя метрика, метрика отца и его послужной список, собственноручное жизнеописание и свидетельство о сдаче испытаний на зрелость за шестиклассную Благовещенскую мужскую гимназию.
Но прошло пять минут, десять. Из кабинета начальника училища никто не появлялся. Я уже начал беспокоиться, когда на пороге кабинета выросла фигура сотника, который призывно махнул мне рукой.
Зажав конверт зубами, я быстро согнал все складки на мундире в одну за спиной и, взяв в руки конверт, быстрым шагом направился к сотнику. Подойдя к обер-офицеру, хотел начать доклад, но сотник рукой показал, чтобы я быстрее проходил.
Зайдя в кабинет и сделав два строевых шага вперёд, я вытянулся по стойке смирно и доложил:
– Ваше высокоблагородие, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл!
Сидящий за столом полковник мужчина лет сорока с начинающей седеть шевелюрой и усами, внимательно оглядел меня с ног до головы, после чего негромко, но жёстко произнёс:
– Расскажите о себе, господин Аленин.
Дальше последовал мой монолог-рассказ о себе любимом, который и полковник, и сотник выслушали с искренним вниманием. Уточняющие вопросы, просмотр моих документов и через десять минут общения я в сопровождении сотника прибыл на медкомиссию в лице единственного надворного советника, худощавого и подвижного мужчины лет сорока, который лицом был вылитый Антон Павлович Чехов. Такая же прическа, борода, усы и, конечно же, пенсне.
Заполнив моими данными карточку, доктор приступил к осмотру, который провёл быстро, но тщательно. Если быть откровенным, то я своё физическое состояние оценивал на четвёрку с минусом. Полного восстановления организма ещё не произошло, не смотря на все упражнения и дыхательные гимнастики, которым меня обучил в своё время Джунг Хи. Надо было видеть глаза пассажиров парохода, когда я начал их практиковать во время путешествия по Амуру. Да и работники Чурина, сопровождавшие караван не раз крутили пальцем у виска, когда утром и вечером видели мою медитацию и упражнения.
Но как бы то ни было, окончательного функционирования организма в полном объеме я ещё не достиг, и мне надо было для этого ещё две-три недели. Тем не менее, доктор, поинтересовавшись, откуда столько шрамов от ранений и выслушав ссылку на хунхузов, к поступлению в юнкерское училище признал годным и допустил к сдаче экзамена.
Как успел мне объяснить сотник, для поступления в училище мне достаточно сдать один экзамен по русскому языку не ниже 7 баллов. Это напомнило моё время, где окончившим школу с золотой или серебряной медалью для поступления в военное училище, также надо было на "отлично" написать сочинение. Если не получил "отлично", то сдаешь все экзамены в общем порядке.
Кроме того, со слов сопровождавшего меня сотника, я узнал, что если до присяги 6 декабря в день Святого Николая Чудотворца сдам экстерном экзамены по военным предметам за общий класс, то смогу продолжить обучение сразу в старшем, специальном классе.
В общем, та информация, которую я получил полтора года назад в Благовещенске, подтвердилась с небольшими изменениями и дополнениями. Но реально есть возможность уже в следующем году получить погоны хорунжего. Попахать для этого конечно придётся, но поставленная цель таких трудов стоила.
После медицинского осмотра под присмотром сотника я был доставлен в канцелярию, где под удивлённым взглядом делопроизводителя, который щеголял в форме подпоручика восточно-сибирской артиллерийской бригады, сдал документы и написал заявление на приём в училище.
Подпоручик с простой фамилией Петров, но трудно произносимым именем отчеством – Илларион Илларионович моё заявление принял и, наверное, долго потом его бюрократический мозг размышлял, кого ж к нему лично приводил обер-офицер училища. Принять кандидата на сдачу экзаменов после недельного опоздания к их началу?!
На этом мои мытарства закончились. Сотник Головачев сказав, чтобы завтра в девять ноль-ноль я был рядом с кабинетом делопроизводителя, удалился, а я направился к месту квартирования.
На следующий день как-то буднично сдал экзамен по письменному русскому. В кабинете делопроизводителя получил листок с номером кабинета для сдачи экзамена, подойдя к которому никого рядом с дверью не увидел. Постучав в дверь и открыв её, увидел, что в кабинете находится хорунжий Иркутской конной казачьей сотни, который пригласил меня войти.
Как выяснилось, хорунжий Михаил Федорович Коршунов станет моим преподавателем, если я напишу сочинение "Молодое поколение в комедии Грибоедова "Горе от ума"" на оценку не ниже 7 баллов. Времени на это мне отводится четыре часа. Вручил проштампованные листы для черновика и беловика и предложил выбрать любую парту.
Четыре часа пролетели быстро. Я с каким-то азартом разбирал по косточкам молодое поколение Грибоедова – Чацкого, Сонечку Фамусову, Молчалина. Описывал противостояние либералов и консерваторов первой половины девятнадцатого века. Хотя и сейчас в этом мире по данному вопросу ничего не изменилось, но писать об этом я не стал. В общем, канва сочинения была следующей: представления Чацкого революционны и оттого отторгаемы большинством. Взгляды же старой Москвы чрезвычайно сильны, потому что поддерживаются огромным количеством молодых людей. Поэтому борьба старого и нового предстоит нешуточная. Кто из нее выйдет победителем? У автора, как и у меня, есть свои предположения. Однако рассудить героев комедии может только время.
Набросав всё сначала на черновике, потом написал чистовик и вручил его хорунжему. За время моего написания в кабинет пару раз заходили два штабс-капитана и войсковой старшина. Из их разговоров с хорунжим, я понял, что все остальные кандидаты русский письменный сдали еще неделю назад и им интересно, для кого же организовали отдельный экзамен.
"Вот что значит телефонное, точнее право писем-прошений. Есть у тебя письмо с просьбой принять в училище от Августейшей особы. И ты считай, стопроцентно принят, – думал я, слушая краем уха эти разговоры. – Для тебя даже отдельный экзамен организовали. Нет, никто и разговаривать не будет. Ничего в этом мире не меняется. Интересно, а если бы я в том мире заявился на своё первое поступление в ДВОКУ с письмом от Министра обороны или от кого-нибудь из членов ЦК КПСС, меня бы приняли?"
Вечером от пришедшего со службы Филинова узнал, что сочинение я написал на восемь баллов и могу считать себя поступившим в училище. Завтра меня ждёт вахмистр Чернов, который в училище командует нижними чинами, вольнонаемными и отвечает за всё хозяйство училища. Если я соглашусь, то в течении недели, что осталось до начала занятий надо будет помочь в хозяйственных работах. В этой группе уже есть три согласившихся счастливчика, с усмешкой пояснил мне урядник.
В первый же день я понял усмешку дядьки Игната. Гонял нас вахмистр в хвост и в гриву. В обед нашу группу кормили как на убой, но к вечеру еле-еле приползал к Филинову. И так, неделю. Мне показалось, я за эту неделю даже похудел.
Кроме меня, в группу счастливчиков вошли двое вольноопределяющихся с Восточно-Сибирских линейных батальонов и один гражданский гонористый шляхтич лет двадцати. Звался сей гордый отпрыск польского дворянства Казимир Заславский. Неоднократно за неделю слышал от него, как я должен быть горд тем, что на меня обратил свой взор и соизволил говорить потомок князей Заславских-Острожских, которые в родстве пусть и по женской линии были с королевской династией Пястов.
В общем, за неделю совместной деятельности этот княжеский потомок достал всех окружающих. Мы узнали, всё о его родословной, о том, что его семья была одна из двадцати двух семей шляхтичей, которых в 1668 году Сибирский приказ расписал служить в сибирских городах. Бывает, что неприязнь к человеку возникает с первого взгляда. Вот и у меня к юнкеру-шляхтичу и видимо у него ко мне возникла обоюдная неприязнь.
Первого сентября, пусть "не первый раз в первый класс", но в десять ноль-ноль на доске объявлений вывесили приказ со списками поступивших в училище. Я себя быстро нашёл в этом списке по алфавиту. Моя фамилия была первой. Рядом с приказом висело объявление, что в 12.00 поступившие будут "введены в училище".
"Что ж, осталось чуть меньше двух часов до того момента, как я переступлю порог альма-матер. Я снова курсант, точнее юнкер!" – подумал я, отходя от доски объявления.