Текст книги "Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Ковчег"

Автор книги: Игорь Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– А сейф, как я понимаю, находится в самом защищённом месте банка, раз вы решили таким способом проверить надёжность работы вашей службы безопасности. – Сделал предположение человек с лавочки.

– Вы верно понимаете. – Согласно кивнул незнакомец.

– И это место находится в кабинете начальника службы безопасности. – С придыханием сделал предположение человек с лавочки. И всё равно угадал.

– Всё верно. – Говорит незнакомец, да ещё с улыбкой, которая вот сейчас вообще неуместна. Но он её не убирает, а человек с лавочки про себя крепится.

– И нет никакой гарантии, что он не знает о том, что в скором времени будет сделана попытка вскрыть сейф. – Человек с лавочки делает новое предположение. И он вновь зрит в корень, но если на всё это дело посмотреть под другим углом, как на него смотрит незнакомец, то тут нет ничего страшного. – Начальник службы безопасности на то и поставлен на это место, чтобы в любую минуту быть готовым к отражению нападения на вверенное под его охрану имущество наших вкладчиков. И для него не должно быть новостью то, что кто-то захочет перевернуть вверх дном, а лучше подчистую очистить хранилища банка, или вскрыть находящийся в его кабинете сейф, с правоустанавливающими бумагами. – Резонно заметил человеку с лавочки незнакомец. И тот счёл этот его довод вполне разумным и отвечающим действительности. Правда не без своих сомнений.

– Всё равно, – говорит человек с лавочки, – это как-то всё неожиданно, и я не могу отделаться от мысли, что здесь есть какой-то подвох.

– Понимаю вас. – Говорит незнакомец, покачиваясь на каблуках своих добротных туфлей. – Но все авантюры, а моё предложение лучше рассматривать с этой точки зрения, ведь только в этом случае его ждёт успех, – незнакомец невольно демонстрируя свою склонность к суеверию, сплюнул три раза через плечо, тем самым ещё указав на то, почему он так рассуждает, – только так неожиданно и осуществляются, и к ним никогда не готовятся. А то, что на вашей стороне будет внезапность, это большой плюс, да и вас, – незнакомец пригляделся к своему визави, – никто не заподозрит в таком дерзостном поступке, в отличие от меня. – Усмехнулся незнакомец, с удовольствием в лице добавив. – А ведь меня начальник службы безопасности самого первого и подозревает в том, что я нанесу невосполнимый ущерб благосостоянию банку, спустив в унитаз, так он выражается, активы банка. А если до них у меня руки не дотянутся, то тогда уже репутация банка точно подпадёт под удар моей репутации. И это не мои голословные убеждения насчёт начальника службы безопасности, ставшие следствием неких конфликтов интересов между нами, а я это собственными ушами слышал от него, когда он с кем-то по телефону, дурак, делился этой информацией.

– А это действительно так? – спросил человек с лавочки.

Незнакомец пристально на него посмотрел и в свою очередь спросил. – А это важно?

– Только для вас. – Теперь уже усмехнулся человек с лавочки. – А мне такой поворот в сценарии может быть только на руку. – Уже с улыбкой добавляет человек с лавочки.

– Тогда какие ещё вопросы. – Обрадованно спросил незнакомец.

– Как насчёт небольшой страховки. – Спросил человек с лавочки.

– Вы это о чём? – спросил незнакомец, насупившись в серьёзность.

– О расписке. Где вы укажите, что я взламывал систему безопасности вашего банка в строгом соответствии с планом по проверке работы службы безопасности, и всё под вашим патронажем. – Не сводя своего взгляда с незнакомца, выдвинул такое предложение человек с лавочки. Незнакомец постоял, поразмышлял и со словами: «Пойдёт», протянул человеку с лавочки руку, чтобы зафиксировать договорённость.

– Ну это уже что-то. – Говорит человек с лавочки, пожимая руку незнакомцу.

– Тогда до встречи. – После того как рукопожатием была скреплена договорённость, на этом незнакомец решает оставить человека с лавочки, чем само собой вызывает в том лицевое недоумение и немые вопросы. И незнакомец, спохватившись, останавливается на полпути к своему отходу от этого места, и делает так ожидаемые от него человеком с лавочки уточнения. – Встретимся на этом месте, в тоже время. Вы получите от меня необходимые инструкции, и да, расписку. – Добавил поспешно незнакомец, заметив дёрнувшийся глаз человека с лавочки.

Тут он ещё под задержался на месте, остановленный промелькнувшей мыслью, и добавил: «И вообще, я думаю, что нам для решения возникающих по ходу всего этого дела вопросов, а они возникнут непременно, не будет лишним пересекаться время от времени друг с другом. А это место как нельзя лучше для этого подойдёт. Так что если у вас возникнут вопросы, то жду вас в это время, скажем, по нечётным дням». И на этом всё, незнакомец, не дожидаясь от человека с лавочки может быть возражений: «А почему именно по нечётным, когда мне по чётным ближе?», развернулся и направился вначале было в сторону этого монументального кредитного сооружения, но на пути к нему и чуть ли не сразу, он передумал туда идти и повернул в сторону концептуального сооружения в виде бога торговли Гермеса.

А человеку с лавочки и вправду захотелось задаться ему этим и ещё другими вопросами, где в первую очередь ему хотелось бы знать, почему он так и не представился ему (а чего сам не спросил, то это не ответ), и тогда получается, что незнакомец не хотел перед ним раскрывать эту информацию, плюс у человека с лавочки появились новые соображения насчёт всего этого дела, – чую, что тут дело не чистое и этот тип явно держит меня за дурака, и хочет использовать в тёмную, преследуя совершенно иные цели, – и он со всеми этими мыслями сейчас не сводил своего взгляда с незнакомца и ждал от него каких-нибудь специфических выходок, иллюстрирующих его и делающих уже ему знаковые посылы, расшифровав которые, он получит для себя дополнительную информацию о предстоящем деле. – Шифровальщик чёртов. – Отреагировал вот так человек с лавочки на такую свою мысль.

Ну а незнакомец не подвёл ожидания человека с лавочки, подойдя к стоящему у скульптуры Гермеса уличному артисту, изображающего собой мима, застывшего в одном положении, без всякого движения. Где он изображал играющего на флейте музыканта. И всё бы хорошо, – он с таким воодушевлением и запалом в лице обращался за звуками музыки к своему инструменту, что не поверить ему было невозможно, – да вот только музыка из его флейты не звучала, видимо неся в себе отражение его внутренней сущности (это говорит о том, что музыкант добился совершенного понимания от своего инструмента), где из неё лилась лишь застывшая, без всякого звука музыка, недоступная для ушей обычного человека, кому далеко до понимания такого звучания.

И вот незнакомец подошёл к нему, посмотрел на него пристально и как показалось человеку с лавочки, очень внимательно. Затем таким образом послушал, чем он тут пытается растопить на щедрость сердца прохожих, и видимо, получив от этого уличного музыканта обратный заряд своего расположения, на скупость, вместо ожидаемого музыкантом действия: вытащить из кармана битком, под завязку набитый купюрами портмоне, и подбросить пару купюр ему в шляпу, стоящую на мостовой рядом с ним, берёт и наклоняется к его шляпе, и вынимает оттуда блестящую на солнце монету.

А вот это уже вызывает вопросы не только у мима, кому его профессиональная закалка и артистический образ мима не даёт права сорваться с места и вступиться за свою честно заработанную собственность в шляпе, ведь тогда у этого хищного до чужих накоплений типа возникнет резонная претензия к нему, – я вынул монету лишь для проверки твоего профессионализма, а ты, гад, вот как меня подвёл, так что не видать тебе этой монеты, я её забираю по праву обманутого в своих ожиданиях зрителя, – но и человек с лавочки спрашивает себя. – И для чего он мне показал эту монету? Что он хочет мне этим сказать? То, что мой выбор им стал результатом жребия? А так что, можно было? – Непроизвольно сунув в карманы руки, где сегодня было особенно пусто, человек с лавочки в итоге скатился к самым обыденным вопросам.

А незнакомец между тем забрал окончательно монету у мима, положив её себе в карман пиджака, затем выпрямился в полный рост и ещё раз крепко так посмотрел на мима, у кого быть может имеются на этот счёт возражения, и тогда пока он здесь, он готов их выслушать. А так как у того возражений не имелось, – он как стоял в одном беззвучном положении, выдувая из флейты свою мелодию, так и продолжал всех вокруг мучить загадкой своей мелодии (хотя как вариант, он мог начать играть Паганини, чтобы через него выдуть весь душевный надрыв своего сердца, ведь его так беспринципно ограбили среди белого дня), – то незнакомцу здесь больше делать нечего, и он пойдёт дальше по своим делам в это здание.

И вот он скрылся в массивных дверях этого здания, кои сразу на входе предупреждали (а может это был тест такой) всякого случайного, собравшегося сюда заглянуть прохожего о том, что путь сюда будет тяжёлый для всякого экономически не грамотного человека, кто не обладает финансовой дисциплинированностью и не умеет с той самой расчётливостью мыслить, позволяющей такому человеку извлекать для себя пользу из приложения другими людьми своего труда, за счёт которых он в частности легко и проскакивал в эти двери. И как было видно, то незнакомец свой человек в этом здании, и он, пуская вход свою воспитанность, пропуская вперёд не такого вежливого как он человека, за его счёт и усилий и попадает внутрь этого здания, и на этом человек с лавочки с ним на своё время расстаётся. Но только буквально, а так-то память о нём ещё тревожит человека с лавочки.

– Ну, меня на такой трюк не проведёшь. – Усмехается человек с лавочки, глядя на то, как закрываются двери здания этого кредитного учреждения за незнакомцем. – Я отлично знаю руководство банка. Чтобы их заставить спуститься со своего поднебесья, – человек с лавочки задрал вверх свою голову, чтобы попытаться заглянуть в высоту этажей этого стоящего перед ним небоскрёба, – нужно, чтобы случилось нечто экстраординарное. А может оно случилось? – Вдруг задался вопросом человек с лавочки, в лице изменившись в сторону сомнения. – Я ведь в лицо никого из них не знаю. – На этом моменте человек с лавочки останавливает свой взгляд на миме, несмотря на свои потери, а не на прибыток, на который он рассчитывал, продолжающего собой впечатлять мимо проходящих прохожих.

Здесь у человека с лавочки возникает в голове некая мысль, он складывает газету в четверо, затем вместе с тем, что осталось от билета убирает её себе в карман и поднимается с лавочки, тем самым теряя для себя вот такую именную характеристику и теперь он будет зваться …Инкогнито? Нет, не пойдёт. Ведь инкогнито подразумевает под собой намеренное скрытие своего имени, а человек буквально только что с лавочки, с зада которого ещё не выветрилась тёплая память о поверхности лавочки, ничего такого о себе не замышлял, и тогда ему такое именование в данный момент не подходит. Но тогда, как же его звать, если он сам не спешит как-нибудь через своих знакомых с собой познакомить? Тогда пусть пока зовётся знакомым, раз он уже не столь не знаком для нас.

И вот Знакомый приближается к миму, останавливается рядом с ним примерно на том же месте, где чуть ранее остановился незнакомец, и начинает быть к нему внимательным так же, как в своё время незнакомец, но со своими отступлениями. Где он в отличие от незнакомца решает разговорить мима, обратившись к нему с вопросами.

– И что же тебя заставило выбрать для себя вот такую роль мима-музыканта? – глядя глаза в глаза мима, задался вопросом Знакомый. – Может тебя до этого довели обстоятельства своего быта, где слова и звуки потеряли всякое значение, и ты решил помолчать, наговорившись? А может за всем этим скрывается нечто большее, и ты от всех таким образом, нет, не скрываешь, а ты, наоборот, хочешь предупредить человечество о нечто таком катастрофически надвигающем, о чём он слышать не хочет, а услышав, ни за что не поверит? А значит, только тот, кто захочет услышать услышит. И на самом деле твоё молчание об этом и есть наиболее действенное глашатайство об этом. – Знакомый здесь, конечно, слегка увлёкся в своём философствовании насчёт побудительных поступков мима, которого, тем не менее, не поколебало в движение эта придирчивость к нему со стороны ещё одного зеваки, кому самому всё не стоится на одном месте, а всё потому, что он терпеть не может, когда видит, что кто-то иначе мыслит и на этот мир смотрит из тишины своего застывшего положения.

И тогда этот непоседливый зевака для начала начинает словесно задирать такого как он, созерцательно мыслящего и зрячего на мир человека-мима. Где он пускается в различного рода предубеждения насчёт стоящего на одном месте и никого не трогающего мима, – да вы на рожу его глупую посмотрите, дурак, как есть дурак, а может его так сильно и притом неожиданно приспичило, что он и пошелохнутся не смеет, в обоснованном на все сто страхе, что прямо здесь, не сходя с места, разрешится от бремени давления на него своего естества, – затем, не добившись от него никакой реакции, в том числе самой ожидаемой, разрешения от бремени своего естества, как он со всей своей интеллигентностью назвал акт под себя хождения, приступает к более грубым нападкам к миму.

– А что ты скажешь, если я возьму и не посмотрю на то, сколько здесь народа, и со всей силы залеплю тебе пощёчину, или прямо сейчас тебе в лицо плюну. – Вроде с трезвым лицом и видом всё этого говорит этот достающий мима интеллигентного вида тип, кому не удалось от него добиться с первого наскока желаемого – показать всем, что и мим такой же как и все тут люди, неустойчиво на месте мыслящий человек. С чем он, приблизившись к лицу мима в упор, начинает угрожающе демонстрировать свои наплевательские намерения насчёт мима. А тот, что за упорный тип, всё стоит не шелохнувшись и не подаёт признаков жизни, хотя может он от страха впал в кому и значит у него есть уважительная причина не оправдывать надежд на него со стороны этого прилипчивого человека, кто не может пройти мимо того, что ему непонятно, не плюнув в него.

А раз так, то этому беспокойному человеку, кто не может равнодушно смотреть на то, как тут над простыми людьми подтрунивают вот таким изощрённым способом, – я своим не как все поведением, хоть и молча, а противопоставляюсь всем вам, живущим в суете своих проблем и жизни людям, в общем, тьфу на вас, – ничего другого не остаётся, как плюнуть на всё это дело, и, отдавив ноги этому мимо, – всё равно гад не пошевелился и даже не дёрнулся от боли, – выдвинуться дальше по своим делам, при этом по чём свет склоняя этого мима, не такого уж и дурака. О чём этот беспокоящийся о спокойствии людей-прохожих узнает лишь тогда, когда его попросят расплатиться за покупки в магазине, а он раз, и хватится руками не за кошелёк в кармане, а за провал в своей памяти, непомнящей того, когда это у него кошелёк мог так незаметно для него затеряться, если и дырки в кармане не наблюдается.

И тут-то перед ним встанет ухмыляющееся лицо мима, для кого точно не такой большой секрет, в какое время и куда подевался его кошелёк из кармана – в тот самый момент, когда ты баламут наслаждался моей видимой беспомощностью, отдавливая мои ноги, я и произвёл с тобой этот свой расчёт. Сам понимаешь, на обуви экономить нельзя, вот мне и пришлось взять всё, что у тебя было.

– Ах ты, сволочь! – в шоке от того, как ловко облапошил его этот мнимый мим, вскричал вот так на продавца этот беспокойный гражданин и тем самым стал жертвой этого удивительного стечения обстоятельств и больше, конечно, недоразумения, приведшего его в итоге на задний двор магазина, а там под ноги двух крепких молодцов, кто следит тут за порядком и они не любят, когда кто-то нарушает общественный порядок вот так выражаясь.

Но Знакомый не стал далеко заходить в своём провоцировании мима на некие хитрые действия со своей стороны в его адрес, а он бросил свой взгляд в его шляпу, а вернее, в её содержимое. – Так, – призадумавшись, говорит Знакомый, изучая содержимое шляпы, – а со мной в свою очередь ты чем хочешь поделиться, как на этом настаивает твой куратор из банка. – На этих словах Знакомый глазами кивнул для мима в сторону банка. А так как он ничего не сказал против этого, – я знать не знаю того типа, и в первый его раз вижу как тебя, – а молчание по гражданскому кодексу означает согласие, то Знакомый имеет все основание посчитать всё собой сказанное за правду. А это уже подразумевает, как минимум, наличие связи между ним и подходом незнакомца к миму.

– И на что я должен обратить своё внимание? – задался вопросом Знакомый, разглядывая содержимое шляпы, после того как он ответил для себя на первый вопрос: «И на что я должен был обратить внимание по замыслу незнакомца? На шляпу!».

– Мне нравится колечко. – Забирая из шляпы колечко, проговорил Знакомый. – И кто интересно разбрасывается такими артефактами? Не знаешь? – С иронией спросил мима Знакомый, разглядывая на солнце кольцо, как вроде золотое и всего вероятнее обручальное.

– Я бы решил, что это ты сам его бросил туда со скрипом души, которое переломило твоё отчаяние, охватившее тебя, когда ты столь неожиданно столкнулся с настоящей действительностью, где любимыми тобой людьми движет не любовь, а природный расчёт, указывающей твоей любимой её будущее совсем не с тобой, а с тем, кто материально подкрепит её требования к этому миру. А как только ты своими глазами убедился в этом и с них спала пелена иллюзий, то ты и застыл во всём в себе в одном положении, выронив в шляпу кольцо, это последнее, что тебя связывало со своей надеждой на любовь и активной жизнью. И с этого момента твоя жизнь вот так созерцательно остановилась, уперевшись взглядом в эту стену действительности. Но это было бы слишком банально для тебя. Так ведь? – Рассудил Знакомый. – И поэтому я предположу, что тут имеет место другая история. А вот какая, то дай мне время над ней подумать, и тогда ты не разочаруешься. Я тебе обещаю. – На этих словах Знакомый убирает кольцо себе в карман, и как в своё время незнакомец, поворачивает в сторону этого монументального здания, и буквально таким же манером, как и он, попадает внутрь него.

Ну а так как дальнейший путь незнакомца внутри банка был неочевиден и здесь можно было только предполагать, то Знакомый решил полагаться только на самого себя и на своё служебное положение, какое он, как бы это не удивительно сейчас прозвучало, занимал в иерархии этого кредитного заведения.

Правда, первые его шаги, сделанные им по направлению операционного зала, ничего из того, что стало сейчас известно о Знакомом (он типа для местного финансового сообщества человек не с улицы) не предполагали, и их мог сделать любой человек, не имеющий никакого отношения к банку, а всего лишь решивший сделать в нём некий вклад в сумме такой-то. Но об этом молчок и лучше положите её в серьёзно охраняемую ячейку.

А вот оказавшись в операционном зале, он повёл себя несколько необычно, как будто он в первый раз здесь был, или же он так явно готовится к будущему ограблению этого отделения банка, раз он вон как внимательно ко всему вокруг оглядывается и чего-то по сторонам ищет (само собой камеры наблюдения и считает, какое сопротивление ему и его парням с помповыми ружьями придётся сломить в лицах охранников). И он, естественно, оказался замечен сотрудницей этого операционного зала, кто сюда специально и поставлен, чтобы с первого взгляда вычислять людей сюда в первый раз заблудших и не знающих как себя правильно вести и к кому приткнуться, чтобы ему объяснили, куда ему нужно обращаться со своей насущной проблемой.

– Я вам могу чем-то помочь? – с нескромной улыбкой обращается с этим вопросом к Знакомому девушка в банковской униформе.

И, конечно, она ему может помочь, раз так симпатично и приятно выглядит. – Мне надо…– Проговаривает Знакомый и на этом сбивается, растерявшись. А девушка-консультант с интересом и ожиданием его ответа на него улыбчиво смотрит и тем самым ещё больше не даёт ему найти ответ на свой вопрос – а что мне на самом деле здесь нужно?

– Хотите сделать вклад? – задаётся наводящим и не знаешь на что вопросом девушка-консультант.

– А, пожалуй, да. – Соглашается Знакомый, сочтя это не плохой идеей. – И положите мой вклад не на простой счёт, и даже не на срочный, и тем более не в ячейку, а я хочу, чтобы он лежал на самом защищённом счету вашего банка, так он мне дорог. – Знакомый уже сумел развить эту мысль о вкладе, где он выдвинет к операционисту такие жёсткие требования по обеспечению сохранности своего вклада, где он у него весь на пересчёт и каждая купюра чернилами помечена, чтобы значит, их с другими вкладами не спутали. А к чему и для чего такая скрупулёзность и избирательность, то вот только не надо тут умничать, как будто он не знает, что банки не гнушаются подзаработать тем, чтобы отмыть чьи-нибудь капиталы. А вот он, как честный налогоплательщик, не желает, чтобы его честно заработанные деньги путались с этими отмытыми деньгами, и для этого-то он и пометил свои незапятнанные связями с криминалом капиталы.

А операционист до чего же неусидчивый увалень, и он не поймёт не только самого Знакомого, а и того, что он от него хочет, говоря ему, что у них в банке все счета надёжные и даже застрахованные. Как будто Знакомый его об этом спрашивал.

– Слушай сюда. – Делает последнюю попытку Знакомый, чтобы объяснить этому тупезню, что он хочет. – Мне нужно, чтобы вы мой вклад поместили в самое надёжное в вашем банке хранилище. У вас есть такое? – Знакомый делает резкий переход на вопрос и подлавливает операциониста на его болтливости. – Есть. – Говорит операционист, невольно вскинув взгляд в самый вверх, тем самым обозначив Знакомому направление его поисков нужного ему сейфа. И этого достаточно Знакомому для начала, плюс он свой вклад решает поместить в одну из банковских ячеек, где на месте им проверяется слаженность работы службы безопасности, расположение этого хранилища, – как и есть в подвале, – затем им в памятливые ячейки своего мозга записывается обеспечивающая общую безопасность система безопасности и сигнализации банка, ну и дальше всего понемногу и по мелочи, чего в таких делах никогда не бывает.

Но это всё в своё время, а сейчас девушка-консультант подводит его к стоящему тут сбоку на входе в операционный зал сенсорному табло и после пару нажатий на его окно, получает от него талончик, с номером очереди на нём.

– Ждите, когда на экране высветится номер вашего талона и тогда проходите. – Говорит девушка-консультант, протягивая Знакомому талон. Знакомый берёт талончик, смотрит на него, и во как! Отчётливо видит отражающуюся на талончике первую цифру с выигрышного билета, с той его части, которая осталась в руках незнакомца. Кто был отчего-то уверен, что он остальные цифры из билета запомнил, тогда как это было не совсем так. Но при этом, как сейчас Знакомым выясняется, они чётко запечатлелись в его памяти, и стоит ему каким-нибудь, да хотя бы как сейчас способом напомнить о них, то он тотчас их вспомнит. – Вот оно как! – в возбуждении ахает Знакомый, но сдержанно и про себя.

– А может это тот тип даёт мне таким образом эти подсказки, решив подстраховываться? – глядя на цифру четыре с талончика, с буквой вначале, задался вопросом Знакомый, и счёл, что такая его мысль имеет право на существование. Тем более он не сомневался в том, что незнакомец, уже проявивший себя таким предусмотрительным и подготовленным, не попытается организовать за ним не совсем уж и слежку, а он пару людей направит за ним присматривать и тем самым быть в курсе всех его шагов.

– И тогда она… – сбился на мысли Знакомый, посмотрев искоса на девушку-консультанта, кто с виду о нём уже и забыла, и сейчас консультировала ещё одного подрастерявшегося человека. – Нет, её не обязательно вовлекать в курс дела, а можно и в тёмную использовать. – Сделал вывод Знакомый, предвзято посмотрев на аппарат, выдавший ему талон. – Значит, алгоритмы они писать умеют. И кто же это может быть? – задался к себе вопросом Знакомый, начав в памяти прокручивать тех людей, кто в банке был причастен к созданию его программной архитектуры.

Но тут звучит: «Талончик А4», памятливо сбивая Знакомого со своих мыслей, поворачивая его голову в сторону своих рук, из которых на него смотрит талончик с этим номером. А это сбивает окончательно Знакомого со своих прежних мыслей, а он ведь ещё хотел понаблюдать за окружающими людьми, чтобы выделить из них тех людей, кто мог бы сойти за тех типов, кого незнакомец приставил к нему, чтобы отслеживать каждый его шаг.

И как понимается Знакомый, то он сейчас не собирался пойти к операционисту и начать своё движение в сторону продвижения к своей итоговой цели, к знаковому сейфу. Что уж поделать, не может он так сразу на это решиться, и ему нужно всё обдумать, осмотреться и затем уже действовать. И Знакомый, боясь, что сейчас прозвучит новое напоминание тому типу, охамевшему для всех людей кто в очереди, кто всех тут задерживает, не реагируя на свой вызов, и он предательски покраснеет, и себя тем самым выдаст перед людьми в очереди (они уже начали крутить головами, в поиске этого негодяя, обладателя номерка А4), кто его получается ожидает, а они все думали, что своей очереди, которая всё не подходит и не подходит, а они уже все на нервах и готовы сами на себя, на людей спокойных и положительных, быть непохожими. А это грозит Знакомому, как минимум, обвинениями в своей глухоте. – Оглох что ли, придурок?!

И Знакомый резко поднимается с места, куда он был усажен собой, и быстро на выход отсюда, не желая провоцировать людей на такие свои не лестные высказывания в адрес совершенно незнакомых для них людей, кого, как сейчас вдруг выясниться, они как облупленного знают, и притом с самой неприглядной стороны, о которой они, как люди не привыкшие замалчивать правду, всё-всё расскажут и выкажут своё отношение, имея полное право на это потому, что им столько пришлось мучится, нося в себе всю эту жестокую и пакостную правду жизни.

Ну а по выходу из операционного зала банка, коих здесь под разными привилегированными соусами напихано нимало, Знакомый, не оглядываясь вообще никуда, выдвигается прямиком до одной из лестниц, и без передышки на дыхание добирается до одного лестничного перехода, скажем так, находящегося примерно в границах между последующим и следом следующим этажом. Что тоже немало в наше время, когда все эти лестницы больше служат украшением внутреннего интерьера зданий, чем ими пользуются, и то только из необходимости или забывчивости, как в данном случае со Знакомым, кто всяко воспользовался бы лифтом, чем лестницей, не забудь он впопыхах и спешке о его наличие.

Впрочем, как он, прислонившись к перилам больше, а в оконную выемку только головой опустившись, выясняет сейчас, судя по разговорам из-за поворотного ответвления, то он не самый последний из Могикан, и есть ещё такие люди, кто не брезгует прогулкой по лестницам и их нога вступает на её ступеньки. А кто все эти люди, то Знакомому это вдруг захотелось узнать из-за их близости к своему мировоззрению на этот способ перемещения по земле, хоть он и воспользовался им в результате стечения неблагоприятных для него стечений обстоятельств.

И как им слышится, то эти люди, остающиеся верными традиционным способам перемещения себя по бренной земле, стоят на платформе критического восприятия действительности. А так как они ещё не с концами оторвались от своего природного я, то они себя грубовато, местами нервно и с отклонениями в сторону материализма ведут.

– А я может быть своим ничего не деланием приношу прибыль компании. – С жаром и с уверенностью в своей правоте делает это заявление один из тех людей, кого Знакомый решил сейчас послушать, причислив их к людям близким к себе. – Вон сколько она денег не потеряла, благодаря моему бездействию. – Как понял Знакомый, то в данный момент и на этом месте делящийся со своим собеседником всей этой информацией человек, не имеющий привычки о себе умалчивать то, что ему нет никакой возможности замолчать в себе, к тому же к чёрту ложную скромность его принцип, он, как это делают рыбаки, растягивает сейчас в руках размеры той удачи, обладателем которой он стал. Что уже слишком обыденное явление для этого этажа и самого Знакомого, решившего дальше не участвовать в этом соревновании местных интеллектов, и выдвинувшегося вперёд, на этот раз в сторону лифта, который и увёз его в скором времени на такой высокий этаж, что тем людям, кто мерит мир с позиции своих завистливых оценок, впору развести свои руки, пожав плечами, не имея никакой возможности объяснить сей прискорбный и удручающий для них факт.

Ну а тут, на этих ближе к поднебесью этажах, дискуссии, если и ведутся, то не так приземлённо и не в такой традиционной манере, как это делается на нижних этажах этого здания, а они, эти размышления вслух высоких людей, как можно было бы их назвать, затрагивают глобальные вопросы современности, на которые они смотрят с философской толикой оторванности от ограничивающей мировоззрение обычных людей гравитации, которая постоянно давит на них и не даёт свободно осмыслить своё реальное положение в пространстве.

И вот на одно из таких столкновений взглядов на будущее человечество и натолкнулся Знакомый, следуя по безлюдному (это отличительная характеристика этих мест) коридору, а тут он раз и наталкивается на этот разговор, шедший из-за двери, слегка приоткрытой в курилку. Где один участник дискуссии, явно большой прагматик, отстаивал концепцию фатализма, – окружающая среда саморегулируется, и она при необходимости с помощью того же вируса проредит население, убрав из оборота лишнее, – а его оппонент, кто ещё не утратил связи с человеком, придерживался другой концепции развития будущего человечества. – Мы сами кузнецы своего счастья, несчастья и спасения. И мы, если хотим выжить, не должны сложа руки сидеть. А должны тот же плот, или ковчег построить.

Ну а как только они коснулись этих стоящих перед человечеством глобальных вызовов, то вслед перешли к причинам, побудившим все эти следствия. – По мне так, социальные законы давно в большем приоритете у человека в сравнении с природными. – Придерживается вот такой точки зрения на действительность тот большой прагматик, с фатальными наклонностями. И у него есть на что опереться и что резонно предъявить в качестве доказательства этой своей позиции, что он и делает.