Текст книги "Повесть о белом скитальце"

Автор книги: Игорь Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

СООБЩЕНИЕ ПЯТОЕ,

познакомившись с которым нетрудно убедиться, насколько действенна сила дьявола и насколько слаба надежда на всевышнего

Отряд кондотьера де Бассо проскакал по дороге на Париж почти три лье. Не обнаружив Белого Скитальца, пересек дорогу на Амьен, затем на Бапом, на Кодри, и только поздно вечером измученные и злые наемники догадались осмотреть дорогу, ведущую в Руазель.

Синие сумерки вползли в долину, медленно проглатывая крестьянские поля, невысокие покосившиеся домики и дальнюю гряду леса. Пахнуло свежестью реки ее потемневшая гладь призрачно светилась под кручей, – с полей потянуло запахом нагретой за день травы, от жилья – смесью дыма и мокрой крапивы.

Из долины вернулись двое разведчиков, которые сбивчиво и несмело доложили о том, что Белый Скиталец именно на этой дороге, один, едет не торопясь и, конечно же, нападения никак не ожидает.

– Далеко отсюда? – спросил кондотьер.

– Недавно миновал деревню.

– Наконец-то! – Де Бассо с силой сжал древко копья. – Живей на дорогу, ребята! Мы окружим его и нападем одновременно!.. А вы чего? – недовольно сказал он разведчикам, заметив их смятение.

– Не надо бы, сеньор, – едва слышно произнес один. – Беда будет… Мы видали – он вроде светится в темноте…

– Что вы тут болтаете? А ну, живей на дорогу!

Отряд спустился с кручи и выехал за деревню. Было темно. Кони перешли на шаг. Де Бассо постоянно поднимался на стременах и вглядывался вдаль. Но впереди лишь неясно серела дорога, пропадавшая в полумраке.

– Скорей бы луна, – пробормотал кондотьер и оглянулся. – Эй, Кальдоро и Галетто, – вперед! Только осторожно, не вспугните!

И вдруг они увидели его. Он показался неожиданно, видимо, из-за придорожных деревьев… Он действительно светился – он и его конь – бледным голубоватым сиянием.

– Пресвятая мадонна! – прошептал один из наемников и размашисто осенил себя крестным знамением.

– А может… может, он святой? – предположил другой.

Де Бассо что-то прорычал и, не оглядываясь, сдавленно ответил:

– Баранья твоя голова… где ты слыхал, чтоб святые горели таким пламенем? У них только тут… – Он неловко звякнул перчаткой по шлему и замолчал.

– Дьявол… Как есть дьявол! – заговорили вполголоса наемники. – Пусть себе едет… нам-то что за корысть…

– Цыц, вы! – грозно прошипел кондотьер, однако все почувствовали, что прежней уверенности в его голосе не было. – Каково повеление его светлости? Или забыли?

– Сеньор, но он же направился не по парижской дороге! Он не собирается ехать к королю Людовику! Да и драться с сатаной без благословения…

Де Бассо угрюмо молчал. Он напряженно вслушивался в слова солдат, отыскивая в них то главное, то единственно необходимое, что могло бы оправдать его нерешительность в глазах соратников и в глазах герцога Карла. Еще хорошо, что темь кругом и никто не мог видеть побелевшего лица начальника, его растерянных глаз…

А солдаты за его спиной между тем переговаривались вполголоса:

– Клянусь покойной бабкой, кое-кому из нас он намнет бока!

– Вон нынче на турнире двое рыцарей говорили, будто за Алансоном он уложил одиннадцать солдат господина прево. А в отряде было двадцать человек.

– За что он их?

– Да повесили на дереве колдунью, а он взял да и освободил ее. Ну и… завязалась драка.

– Нас-то не двадцать, больше…

– Не кличь беду, Пьеро!

– Храни нас господь!..

Вынырнула из-за туч луна. Свет ее показался ослепляющим, и люди невольно вскинули руки, чтобы заслониться от этого света. Отряд оказался на открытом месте. До леса оставалось с пол-лье, но дорога была пустынной, никого на ней не было.

Де Бассо с недоумением покосился на солдат:

– А где же… он?

– Я здесь!

Гулкий, властный голос раздался позади отряда. Когда прошло оцепенение, люди стали неуклюже разворачиваться в сторону рыцаря. Белый Скиталец спокойно сидел на коне – статный, свежий, как на смотру, лишь поблескивающие камни на шлеме да черная щель казались страшными, притягивающими, будто оттуда вот-вот грянут сатанинские молнии и превратят людей в дорожную пыль.

– Сеньор кондотьер, – сказал незнакомец, – возвращайтесь в Перонн. Я убежден, что герцог Бургундский не мог дать приказа избавиться от меня: он хоть и жесток и необуздан в гневе, но в коварстве упрекнуть его до сих пор не мог никто.

– Это справедливо, сударь, – прокашлявшись, согласился де Бассо. Белый Скиталец подъехал ближе. Остановился напротив кондотьера.

– Значит, вас обманули или кто-то неверно понял распоряжение герцога Карла.

– Выходит, так, сударь…

– А скажите, что заставляет вас служить злу, проливая чужую кровь? Де Бассо был явно обескуражен вопросом Скитальца. Ответил неуверенно, тихо:

– Это наша работа, сударь. Мы же на службе…

– Работа – убивать? Получать деньги за убийство? Луна светила ярко, и в ее зеленоватом сиянии Белый Скиталец казался нереальным, призрачным, выходцем с того света. В воображении большинства наемников он по-прежнему представлялся если не самим сатаной, то, во всяком случае, его посланником, принявшим обманчивый облик смиренного пилигрима.

– Сударь… – Де Бассо наконец пришел в себя и торопливо перекрестил Скитальца. Тот с минуту молчал, потом тихо засмеялся и легкой рысцой поскакал к лесу…

СООБЩЕНИЕ ШЕСТОЕ,

дающее возможность познакомиться с неунывающими оборванцами госпожи Перетты и которое утверждает старую истину: «Не суй носа, куда тебя не просят!»

– Эй, Антуан! Поди доложи госпоже Перетте: верховой на дороге!

– К чему ж докладывать, Гюйо? Повеселись малость, чтоб через его шкуру можно было считать баранов, а лошаденку подаришь мне!

– А ну, погоди, старый кремень! – Гюйо присвистнул и сдвинул измятую шляпу на затылок. – Глянь-ка сам: уж не вчерашний ли это рыцарь?

Антуан повозился, пошуршал ветвями.

– А и впрямь он. Не иначе, что-то забыл у Арденнского Вепря! – Он поднялся, опираясь на палку. – Ты тут не намудри чего, пока бегаю к госпоже!

Валяй, валяй, старик, да живей! – Гюйо встал на колено, оглядел свой отряд, залегший в кустах между деревьями, и вдруг решился: – Ребята, госпожа Перетта запоздает… Не зевать же нам снова: нападем все разом!

– Нападем, как же… – проворчал сосед Гюйо. – Ас чем нападать-то? Вот с этой дубиной или голыми руками?

– Да хоть голыми! Как все навалимся – тут и меч не поможет!

– Ой, а это вроде и не вчерашний, – раздался мальчишеский голос. – Это вроде тот… который белый.

– А и верно, парень. Похоже, Скиталец. – Гюйо задумчиво почесал под рубахой грудь. – Ежели не обманулись, нападать не резон, потому как он, говорят, таких, как мы, не обижает.

– Рыцарь-то?

– Он, говорят, не как все.

– Да неужели отпустим?

– Ты еще сосунок, Луи, и не тебе покуда понимать, кто такой Белый Скиталец! Отпустим его с миром, только сперва выведаем, куда направляется и зачем.

– Ох, и поиграет же он на наших косточках, Гюйо! Не пора ли уносить ноги?

– Побереги ноги для своей Мари, Шалье, а от него тебе удирать не придется: первый он в драку не лезет.

Дорога пролегала прямая, неширокая. Зашло за тучу солнце – и легкий сумрак тотчас упал на лес и на дорогу. Стало тихо, слышался лишь глуховатый топот копыт. Напряжение возросло до предела. Один Гюйо казался спокойным. Он покусывал неровными зубами сорванную былинку и неотрывно смотрел на дорогу.

И вдруг монотонный топот замер. Прошла минута, другая – ив мертвой тишине раздался голос белого рыцаря:

– Ну, что же вы прячетесь? Выходите. Я с миром пришел в этот край.

– Пошли, ребята, – немного помедлив, сказал Гюйо. Потолкуем.

На дорогу выскочило человек пять или шесть, остальные решили, что благоразумнее держаться в стороне.

Ближе всех к рыцарю стоял Гюйо – коренастый, конопатый парень лет двадцати пяти с крепкими жилистыми руками. Из-под видавшей виды шляпы торчали прямые, давно нечесаные волосы. Большие серые глаза смотрели напряженно, но без страха. Неопределенного цвета безрукавка без единой застежки едва прикрывала грязную рубаху.

Своеволие местных дворян и особенно частые разбои Гийома де ла Марка Дикого Арденнского Вепря – заставляли крестьян, да и городских мастеровых тоже, покидать насиженные места и уходить в леса, где они объединялись в шайки, предпочитая голодную свободу полусытой неволе и непомерным налогам…

Белый Скиталец некоторое время рассматривал лесных людей через узкую щель над забралом, затем негромко спросил:

– Против кого же вы воюете, господа? Гюйо обалдел, потом весело присвистнул.

– Господа! – Широко улыбаясь, он обвел взглядом товарищей, одетых в живописные лохмотья. – А мы и впрямь смахиваем на господ, а, ребята? Клянусь святым Мартином, это так! – Он замолчал, лицо его сделалось строгим. – А воюем мы против всех, сударь, у кого тугие кошельки и толстое брюхо. Сбежали сюда от обидчиков и отныне – люди вольные, как здешние птицы. Правда, рейнвейнским нас балуют нечасто, да и запах сочного рагу мы давно забыли… Ну, а куда направляетесь вы, сударь, прозванный Белым Скитальцем?

– Ого! – гулко прогремел голос рыцаря. – Оказывается, даже сюда долетели вести обо мне!

– Это не удивительно, сударь: вести бегают быстрее людей.

– Что верно, то верно. Так вот, вы спрашиваете, куда я направляюсь. А я и сам не знаю. – Он негромко засмеялся. – Ищу правду…

– Хэ, сударь! Это все одно, что искать вчерашний день! – Гюйо окончательно осмелел и подошел к рыцарю совсем близко. – Мы слыхали, сударь, будто вы сами ни на кого не нападаете.

– Это верно.

– Ну вот и ладно. С вами мы тоже не хотим ссориться. А уж коли не знаете, где что искать, так оставайтесь лучше у нас.

Неподалеку в лесу зашумело, раздался треск сухих сучьев, и через минуту на дорогу высыпало до полусотни таких же, как Гюйо, оборванцев во главе с молодой черноволосой женщиной.

– Ну, что? – спросила она у Гюйо.

– Да вот, толкуем, – отозвался тот. – Господин рыцарь едет, сам не знает куда. Хочу зазвать в наш отряд, госпожа Перетта. Перетта встала рядом с Гюйо и обратилась к всаднику:

– Я много слышала о вас, храбрый рыцарь, и рада, что теперь сама вижу вас.

Белый Скиталец учтиво поклонился:

– Мое имя Уайт, сударыня. Я благодарю судьбу, что наконец встретил такого очаровательного командира!

– О, что вы, господин Уайт! – Перетта на мгновение смутилась: наверно, не так часто приходилось слышать ей подобные комплименты. – С времен великой Жанны немало женщин пыталось командовать, и очень часто у нас это получается лучше, чем у мужчин! – Она гордо взглянула на Гюйо и обратилась к Скитальцу: – Не согласитесь ли, сударь, отдохнуть у нас с дороги? Поедите с нами, подумаете, что делать дальше.

Рыцарь снова поклонился:

– Благодарю за приглашение, сударыня. Мы с моим преданным Тру с удовольствием воспользуемся вашей добротой.

Он легко оставил седло, похлопал Тру по гладкой шее и передал поводья мальчишке.

– А можно мне немножко проехать, сударь? – спросил тот.

– Не советую, сударь: он никого не признает, кроме меня – обязательно сбросит!

– Снимите же ваш шлем, господин Уайт, – посоветовала Перетта. – Неудобно в нем.

– Привык. – Скиталец немного помолчал и пояснил: – Пусть вас это не смущает. В присутствии людей я даже не поднимаю забрала.

– Почему? – Не получив ответа, женщина мельком взглянула на рыцаря и робко кивнула: – Да, да, я, кажется, слышала… Простите.

Окруженные со всех сторон веселыми оборванцами, они добрались до стоянки отряда и расположились на краю широкой поляны под старым дубом. Перетта дала распоряжение готовить ужин – «чем бог послал», – люди тут же забегали по шалашам и землянкам, называемым здесь барсучьими норами, о чем-то шептались, спорили, но делали все быстро и умело. Затем она обратилась к Уайту с той же просьбой – остаться в отряде, – поскольку он сам по себе, ни у кого не служит и никому ничего не должен. Уайт отказался, пояснив это тем, что собирается повесить меч на стену и не прикасаться к нему больше никогда. Это удивило Перетту.

– Мое оружие принесло много бед, сударыня, – тихо пояснил Скиталец. – В Бретани и Мене остались десятки жертв. Однако теперь я будто обрел иное зрение, почувствовал в себе отрадные теплые вихри. И отныне, когда вижу доброту, душевность, мир кажется мне просторнее и краше…

В лагере неожиданно возник переполох. Госпожа Перетта поднялась навстречу говорливой толпе и строго спросила, в чем дело. Голоса постепенно смолкли, из людской глубины выбрались совсем еще юные паренек и девушка – разведчики отряда – и наперебой заговорили:

– Только что на дорогу к Черным оврагам выехало семнадцать конных Арденнского Вепря, с ними десять повозок с разной едой: видно, опять разграбили какой-нибудь трактир, а может, и таких, как мы. Отобьем – до конца лета сыты будем!

– Ясно! – прервала Перетта. – В лагере остаются только женщины, дети и охрана. Остальные – со мной. Там ваша еда, там ваше оружие и одежда! Смерть прислужникам Арденнского Вепря! – Она оглянулась и с надеждой посмотрела на Уайта: – А вы… не пойдете с нами, сударь?

Белый Скиталец с минуту колебался, потом тихо произнес:

– Много я слышал про этих разбойников… Да, я пойду с вами. Это будет мой последний бой…

В лагерь отряд вернулся лишь к полуночи – с богатым провиантом, оружием и лошадьми. Возле шалашей и землянок царило оживление, Провизия разносилась по вырытым в земле складам, распределялись кони и отвоеванное оружие.

Госпожа Перетта разыскала Белого Скитальца. Он, как ей показалось, в глубокой задумчивости гладил морду преданного Тру. Услышав звук шагов, Уайт оглянулся и как-то виновато сказал:

– Вот приводим себя в порядок после боя.

– Мы сейчас устраиваем небольшой пир, господин Уайт. Рыцарь сдержанно вздохнул:

– Вы же знаете… Впрочем, принесите чего-нибудь, но, прошу, немного и без вина.

– Как-то неудобно, сударь: герой сражения…

– Ну что вы, что вы! Не надо так. Перетта неловко помолчала.

– Герой и есть, – упрямо повторила она и энергично откинула за плечи длинные спутанные волосы. – Ну а коню, сударь?

– Спасибо, мой славный Тру ни в чем не нуждается. Госпожа Перетта сама принесла ужин и, пообещав скоро вернуться, пошла на другой конец поляны к ожидавшим ее товарищам. Вскоре оттуда донеслись первые здравицы в честь храброй госпожи Перетты и не менее отважного белого рыцаря, потом еще и еще. Уайт сидел в шалаше перед наскоро сооруженным столом и смотрел через неширокий вход на пирующих. Там горели костры и воткнутые в землю факелы на палках. Там было весело…

Скиталец отодвинул оловянное блюдо с рагу и вдруг услышал осторожные голоса. Он выглянул из шалаша. Это были дети. При его появлении они хотели удрать, но он остановил их и с минуту разглядывал худенькие тела, едва прикрытые рваным тряпьем.

– Что же вы ушли от хорошего ужина? – едва слышно спросил он, видимо боясь вспугнуть их.

– Нас туда не пускают, – сказал самый старший. – У нас тут порядки строгие, сударь.

– А когда же будете пировать вы?

– После всех. Так мы выражаем почтение к взрослым.

– Понятно. Но есть вы, наверно, все-таки хотите?

– Хотим, сударь.

Он пригласил всех к себе – их было пятеро. Дети немного поколебались, пошептались между собой и все же вошли. Ели они с жадностью людей, давно не знавших ничего, кроме воды и лепешек ячменного хлеба. Когда они немного утолили голод и увидели, что на столе ничего не осталось, старший мальчик виновато и жалобно посмотрел на рыцаря:

– Ой! А вы, сударь?

– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, юные друзья! Я уже сыт.

– А вы, оказывается, совсем не страшный, господин Уайт, – несмело сказала белокурая девочка. – А правду говорят, будто у вас в битвах сильно покалечено лицо?

Старший мальчик толкнул ее в бок: «Дура!» – ив замешательстве обратился к незнакомцу:

– Не слушайте ее, сударь: она весной с дерева свалилась! И потом, не все ли одно, какое лицо, правда? Главное, чтоб душа… – Он вскочил с места и молниеносным взглядом окинул товарищей: – Марш отсюда! Госпожа Перетта идет!

Уайт не успел и слова сказать, как дети выбежали, и тотчас раздался голос Перетты:

– Можно к вам, сударь?

Она шагнула в зеленоватый полумрак шалаша и присела по другую сторону стола.

– Мне надо бы вам многое сказать, господин Уайт. Но отложим разговор до утра. А сейчас располагайтесь поудобнее и отдохните как следует. Я пришлю сюда Гюйо, он приберет и поможет устроиться на ночлег…

Госпоже Перетте не спалось. Она вспоминала последнее сражение, в котором Белый Скиталец уложил больше половины людей де ла Марка.

«Какой он ловкий и смелый, – думала она. – Вот бы заполучить его в отряд и сделать правой рукой вместо взбалмошного Гюйо!.. И ведь подумать только: за весь бой не получил ни единой царапины!»

Спала ли госпожа Перетта? Скорее всего нет. Просто забывалась на какое-то время в тревожной полудреме. Неясные предчувствия теснили душу и начинали не на шутку беспокоить ее…

Вовсю горела полная луна, и свет ее косым ярким клином пробирался в шалаш… Вроде бы все спокойно и тихо – и кажется, что– то не так. Перетта поднялась, вышла на поляну и осторожно приблизилась к шалашу рыцаря. Тот стоял возле своего белоснежного Тру, положив левую руку на рукоятку меча. Госпожа Перетта сначала ничего необычного не заметила, ей даже не показалось странным это безмолвное созерцание луны. И вдруг яркая, как вспышка молнии, мысль: на шлеме рыцаря поднято забрало!

– Не надо, сударыня, – тихо сказал Уайт. Он не шелохнулся, не изменил позы. – Не приближайтесь, прошу вас.

– Но я…

– Не надо, – повторил он. – Люди не выносят этого. Госпожа Перетта продолжала стоять, не в силах побороть желания заглянуть под забрало. Ведь если она сейчас уйдет, потом вряд ли когда представится подобный случай.

– Неужели вы откажете женщине, сударь? – настойчиво, с трепетом спросила она. – Женщине, сударь!.. Не бойтесь, мне приходилось видеть и не такое!

С минуту он как бы раздумывал, потом медленно повернулся. Перетта замерла. Виски и щеки у нее словно морозом стянуло, губы свело судорогой… Она увидела мертвое лицо с закрытыми глазами, лицо, подобное уродливой желтой маске.

Госпожа Перетта покачнулась. Уайт поспешно бросился к ней и, подхватив на руки, отнес в шалаш. Он стоял перед нею неподвижно, размышляя о чем-то, потом осторожно коснулся ее волос и отдернул руку, словно его ударило током.

Госпожа Перетта открыла глаза, втянула голову в плечи, но тут же расслабилась и сдержанно вздохнула:

– Простите, сударь.

– Простите вы меня. – Он шагнул к выходу и на миг задержался. – Я должен уйти от вас. Сейчас же…

СООБЩЕНИЕ СЕДЬМОЕ

в котором читатель убедится, что Белый Скиталец значительно больше времени затратит на осмотр и раздумья, чем на разговор с господином де ле Форам.

Городок Конси, расположенный в низине неподалеку от Арденнского леса, не раз служил объектом для нашествия разбойных шаек де ла Марка: здесь они промышляли провизией и одеждой, лошадьми и оружием. Не обходили стороной и ювелиров, и даже почтенных граждан города. Люди здесь были запуганные, молчаливые.

В городке с утра хлопали двери мастерских и лавок, заключались сделки, покупались и продавались товары. По узким кривым улочкам двигались крестьянские повозки с овощами и рыбой, степенно проезжали на конях местные рыцари с настороженными глазами, ближе к стенам домов жались спешившие по своим делам женщины. Люди начинали свою обычную каждодневную жизнь, сопряженную с тревожным ожиданием. Лишь в просторном особняке главы города сеньора де ле Фора царило постоянное спокойствие и неторопливость. Этот тучный, лысеющий человек с холеным лицом вставал поздно и любил завтракать в саду. Но в то утро, о котором идет речь, господин де ле Фор проснулся раньше обычного, позвал брадобрея, и, пока тот занимался своим делом и попутно сообщал последние новости, глава города внимательно рассматривал себя в зеркале. Одна новость заинтересовала его.

– Белый Скиталец? – переспросил он, поднимая густые брови. – Позволь… Это тот самый?

Хм… Какая нелегкая занесла его сюда? Что ему понадобилось в городе? Впрочем, что ему понадобилось в городе – пока не столь важно, как то, что приехал он со стороны Перонна. Уж не является ли он человеком герцога Карла? Если так, то что об этом может подумать Гийом де ла Марк, как он воспримет появление Белого Скитальца во вверенном господину де ле Фору городе, не разгневается ли? Вот что важно. Вот на какие вопросы следует найти ответы прежде всего. А ссориться с Арденнами не резон: соседи. И без того приходится жить, как на жаровне…

– Зачем он здесь? – начал глава города издалека. Бритва в руке брадобрея на мгновение замерла.

– Трудно сказать, ваша милость…

– Это не ответ, Оливье. Вы должны все знать, во все вникать, обо всем докладывать. А пока направьте людей последить за ним: мало ли что. Пошлите лучше Гортрана и Лафаржа: эти свое ремесло знают.

Гортран и Лафарж, переодевшись в суконные камзолы, вышли из особняка на площадь, миновали несколько узких переулков и лишь на улице Дижон увидели наконец Белого Скитальца. Тот сидел на коне возле каменного забора и, наверно, давно уже наблюдал за работой красильщиков.

– Уж не собирается ли он поменять свой белый плащ на пурпур? – шепнул Гортран.

Лафарж криво усмехнулся:

– Может, жаждешь заполучить то, что на нем?

– Не откажусь: такие доспехи не носят и короли!.. Говорят, он богаче всех банкиров Франции, но страшный урод, потому никогда и не поднимает забрала.

Белый рыцарь двигался медленно, подолгу простаивал возле пекарей, ткачей, потом гончаров, гвоздарей, мясников, барышников и лишь во второй половине дня добрался до окраины, где чернели стены старой кузницы.

Лафарж давно уже нервничал и чертыхался, поэтому новая остановка вывела его из себя.

– Клянусь святым Мартином, если этот тип потащится еще куда-нибудь, я подохну с голоду, а перед смертью так отделаю его дубиной, что на нем останется кожи не больше, чем на святом Варфоломее!..

– Попридержи язык, Лафарж. – Гортран сунул руку под ремень и надавил на живот. – А от куска говядины и я бы не отказался. – Он помолчал, раздумывая. – Вот что: ступай-ка к его милости. Доложи о наших наблюдениях и спроси, что делать дальше.

Из кузницы доносился звонкий перестук молотков, над крышей колыхался легкий дымок. Двери были распахнуты. На пороге появился плечистый мастер с короткой черной бородой и в грязном фартуке и невесело оглядел рыцаря.

– Чего угодно вашей милости? – спросил он сипловатым голосом. – Коня подковать или…

– Не беспокойтесь, сударь. Я просто смотрю на вашу работу. Кузнец облегченно утер со лба пот.

– Глядите, чего ж… ежели интересно. А то вот, – кивнул он на вход, большой заказ делаем.

– Для кого?

Он пожал широкими плечами.

– То нам неизвестно. О том известно сеньору де ле Фору… Ну, извините, ваша милость, мне надо работать.

Кузнец ушел, а Белый Скиталец развернул коня и неожиданно увидел двух верховых рыцарей. Оба учтиво поклонились ему и сообщили о желании сеньора де ле Фора побеседовать с достославным гостем.

К особняку добрались кратчайшим путем, проехали мимо вооруженной до зубов охраны и оказались в большом живописном саду. Господин де ле Фор принял Скитальца в просторной беседке, один, поскольку благоразумно посчитал, что гость будет себя чувствовать с опущенным забралом свободнее, если разговор пойдет с глазу на глаз.

Познакомились.

– Не заказать ли нам чего-нибудь перекусить, господин Уайт? – спросил де ле Фор и тут же спохватился: – Ах, да, простите… – Он с сожалением причмокнул и с минуту разглядывал свою руку, положенную на столик. Полысевшая голова его уже была тронута сединой, седыми были и редкие баки. Ну что ж, обойдемся… Итак, рад приветствовать вас в нашем городе, храбрый рыцарь. Много, много наслышан. Не напрасно говорят, будто слава ваша так же прочна, как и ваш щит: ведь о вас болтают бог весть что на всех дорогах Франции. О-о, пусть это не удивляет моего отважного гостя, он сам в немалой степени заинтриговал всех своей таинственностью. По сути, никто не знает, кто вы такой, так ли богаты…

Черная щель над забралом начинала раздражать главу города, раздражали своей несуразностью и круглые прозрачные камни, искусно вделанные в шлем, и он уже начинал сожалеть о том, что пригласил незнакомца к себе: во-первых, совершенно ясно – никакой он не шпион и не человек герцога Бургундского, поскольку, как оказалось, едет из Бретани, а во-вторых, очень уж трудно вести разговор, не видя человеческого лица. Нет-нет, конечно же, господин де ле Фор поступил неосмотрительно. И если бы не этот дурак Оливье…

Хозяин, как бы случайно, коснулся влажного лба и снова принял непринужденную позу.

– Собственно, я пригласил вас буквально на пять минут, господин Уайт, сказал он, – чтобы поинтересоваться целью посещения нашего города, как он понравился, куда думаете направляться дальше. Говорят, у вас весьма высокие покровители?

Рыцарь, кажется, усмехнулся:

– Вы ошибаетесь, сеньор. Никаких покровителей у меня нет.

– Вот как? – Непонятно было, то ли господин де ле Фор обрадовался, то ли разочаровался. – Признаться, я этому верил, сударь. Однако я верил и тому, что здесь вы ищете встречи с Гийомом де ла Марком.

Белый Скиталец энергично вскинул голову – так, что плюмаж на его шлеме протестующе вздрогнул.

– Сеньор, я не могу даже слышать имени этого человека! Я прибыл сюда по зову голоса, который живет во мне, и, клянусь, не позже захода солнца буду на дороге в Верден.

– Зачем же так спешить, господин Уайт? Разве вам здесь не понравилось?

– Город хорош, сеньор, но был бы в сотню раз лучше, если бы не его рабское повиновение арденнскому разбойнику. У вас много мастерских – и почти все они работают на де ла Марка… Не знаю теперь, что краше: трудиться ли на подобных негодяев или по– прежнему держать в руке меч? Я слышал: около двух веков назад во Флоренции существовала могущественная коммуна, коммуна свободы и разума, и там рыцари не боялись опозорить свое рыцарское звание трудом, полезным для общества. Вот и я хочу быть полезным для людей! Но не для тех, кто станет богатеть за счет моего труда…

– О-о, вы человек опасный, сударь! – натянуто рассмеялся де ле Фор. – И смелый в суждениях! Буду весьма рад, если вам удастся найти такую работу в нашем грешном мире. Только ведь теперь не те времена, сударь: нынче рыцарь должен быть рыцарем – и никем больше. Стань он, к примеру, гончаром или красильщиком – его засмеют да еще поколотят; не будет ему покоя ни от рыцарей, ни от строгих властей, не так ли?.. Впрочем, простите, кажется, звонят у святого Мартина. Я должен спешить. Прощайте, господин Уайт. Рад был нашему знакомству…

Когда у ворот раздалось цоканье копыт, господин де ле Фор судорожно вздохнул.

– Пресвятая дева Эмбреенская! – воскликнул он. – Надоумил же меня этот старый дурак Оливье пригласить опасного бродягу! Ну, я покажу ему! Вытрясу его рыжие веснушки!.. Уф-ф! Голова до сих пор будто не моя от этой черной щели!

Он вызвал Оливье. Бедный брадобрей отчаянно хлопал глазами, и его оттопыренные уши никак не могли удержать всех тех проклятий, которыми удостоил его почтенный глава города. Когда словесная буря миновала, господин де ле Фор долго и хмуро молчал, затем велел отправить за Скитальцем тех же соглядатаев. Но Гортран с Лафаржем вернулись поздно вечером и не сообщили ничего заслуживающего внимания. Перед заходом солнца белый рыцарь выехал за город и не один час просидел на берегу Мааса в глубокой задумчивости. Как видно, он собирался ехать дальше по дороге на Верден.