Текст книги "Энергия протеста"

Автор книги: Игорь Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

1. Костя Груздин

Мягко заверещал телефонный аппарат. Прокурор прямо от двери шагнул к столу.

– Да, Васильев… О-о! Степан Михайлович! Салют, салют! Спасибо. Только вчера вернулся. Да ну юг! Не люблю юга, наши места куда лучше – одни леса чего стоят! А рыбалка какая! Вот встретимся-расскажу! Ну а как твои-то дела, что нового? – Слушая собеседника, Васильев закурил. Не снимая плаща, сел в кресло и стал методично постукивать указательным пальцем по столу. Похоже на обычное хулиганство или… Нет? Ладно, разберемся… А вот это дело… Семен Ипполитович кое-что сообщил мне еще вчера вечером. Странное дело! Но ничего, не такие распутывали! Да, да, Груздин сейчас должен зайти. Жду. Ну, до вечера. Салют!

Приоткрыв дверь, в кабинет заглянул Кoстя Груздин:

– Разрешите, Василий Васильевич?

– Заходите, заходите, Константин Сергеевич. – Прокурор поднялся навстречу, пожал руку молодому следователю и наконец снял плащ. – Мне только что звонил Степан Михайлович по поводу дела Загранцева. Оно при вас? Отлично.

Васильев взял из рук следователя серую картонную папку и, водворившись за столом, раскрыл ее.

– Ну-с?.. Так Степан Михайлович не скрывает радости, что направил его нам, – очень уж, говорит, дохлое дело.

Просматривая показания свидетелей, прокурор взял из пепельницы недокуренную сигарету и попросил Груздина докладывать.

Молодой следователь излагал обстоятельства дела последовательно и подробно, хотя и знал о пристрастии шефа к лаконизму. Но пока средний палец правой руки не начинал нетерпеливо отстукивать по столу, можно было говорить спокойно и не опасаться что-либо забыть.

– М-да, – пощипывая мочку уха, произнес Васильев, когда Костя закончил. – Чистая ненаучная фантастика! Кстати, вы все еще увлекаетесь фантастикой?

Следователь смутился:

– При чем здесь это, Василий Васильевич?

– Да я так, к слову… Значит, что же мы имеем?

Главный инженер целлюлозно-бумажного комбината Виктор Ильич Загранцев уехал в отпуск под Привольное и больше недели жил в лесу на берегу реки Сольмы, в палатке. Двадцать девятого числа прошлого месяца перед обедом, как говорит его жена, он отправился в лес и к палатке не вернулся. Через два дня он появился в городе и начал совершенно неприсущие такому серьезному человеку похождения…

– Да. И заметьте, Василий Васильевич, сначала Загранцев вел себя, как… как мальчишка или как не совсем проснувшийся человек, который еще не соображает, что и как делать-что главное, что второстепенное. Начинал он с пустяков; снимал с газона железобетонные плиты, придирался к шестилетней девочке за то, что она сломала ветку, затем случаи с Вечкановым, Есаковым, и только потом, спустя два дня, его поступки и действия становятся более логичными; тот же приход на комбинат с требованием наладить в конце концов технологическую линию лигнинно-мазутно-водной смеси для ликвидации ядовитых отходов, та же его вполне профессиональная лекция о неоценимой пользе зеленых насаждений и о бережном отношении к ним. Затем беседы о полной гармонии человека с природой…

Прокурор снова заглянул в папку и отыскал интересовавший его лист. Внимательно прочитал, качнул головой:

– М-да. А вот медицинское освидетельствование вы провели, надо прямо сказать, не на высоте!

– Так не дается же он, Василий Васильевич! Его ведешь в поликлинику, а по дороге он исчезает – не знаешь и как!

– Исчезает!.. Слово-то какое! – Васильев постучал пальцем, смущенно усмехнулся: – Хм! Дело о призраке Загранцева! – Он резко встал и отошел к окну. – Знал я Виктора Ильича. Правда, особой симпатии к нему никогда не питал, – очень уж он крут и своенравен! Но тем не менее должен сказать, что все его деяния… – прокурор кивнул на серую папку, – похожи на поступки умалишенного. Хотя вот эти «исчезновения»…

– Вот именно, Василий Васильевич! И не только исчезновения!

Прокурор оглянулся:

– Вы, я вижу, всерьез взялись за дело. Похвально… Может быть, Семен Ипполитович и в самом деле прав, поручив это дело вам…

Прокурор был флегматичен, в глазах его еще не зажглись искры заинтересованности – ему бы денек-другой посидеть у телефона и поболтать со знакомыми, как он отдыхал, с кем познакомился и сколько сумел наловить за это время рыбы…

– Похвально, – повторил он бесцветным голосом и уселся на подоконник. Заходил вчера ко мне Семен Ипполитович – не утерпел старик! Поговорить, правда, как следует не пришлось, однако в общих чертах я знаком с делом… Разумеется, все эти призраки и прочее – чушь: призраков не бывает. И потом, ваша версия…

– Семен Ипполитович сказал о моей версии?

– Конечно. Что же вас удивляет? Так вот, ваша версия чем-то сродни безрассудным деяниям Загранцева. Я не хотел вас обидеть, но согласитесь…

Костя покраснел.

– Соглашаюсь, Василий Васильевич. Так и должно быть.

– То есть?

– Если странны поступки правонарушителя, то и версию следует строить на необычном, на выходящем за рамки наших привычных умозаключений.

– Однако! – Васильев тряхнул головой. – Любопытно! И вы, конечно, убеждены, что идете верным путем?

– Уверен.

– Ваш расчет строится, видимо, на том, что вы хорошо знаете Загранцева?

– Не только. Хотя и это тоже.

– Но он же никого не узнает! Не узнает даже свою жену, сослуживцев! И вы, безусловно, не исключение…

Костя нервничал. Ему хотелось поскорее уйти. Он видел, что Васильев мыслями все еще в отпуске, – выражение лица у него рассеянное, чувствует себя не совсем уверенно, потому и разговор получается каким-то расплывчатым и не вполне серьезным. И вообще, шеф принадлежал к той категории людей, которые не умели быстро перестраиваться при смене обстановки.

– Так я пойду, Василий Васильевич? – несмело спросил Костя.

– Да, да. – Прокурор вернулся к столу. – Какие сейчас у вас планы?

– Попытаюсь разыскать Загранцева – жду любопытного разговора.

Васильев невесело усмехнулся:

– Ей-богу, скоро мир перевернется! Идти разыскивать правонарушителя, вместо того чтобы вызвать его по повестке в прокуратуру!

– Но здесь же особый случай, Василий Васильевич. И потом, какой же он правонарушитель?

Васильев нетерпеливо застучал пальцем по столусердце у Кости екнуло: надо же было ему сунуться со своим возражением!.. Но все обошлось благополучно.

Прокурор сдержанно сказал:

– Ступайте, Константин Сергеевич. Будут какие-либо затруднения – сразу ко мне или Семену Ипполитовичу.

Костя со вздохом облегчения вышел в длинный коридор, по обеим сторонам которого тянулись обитые черным дерматином двери кабинетов. Из-за одной выбежал с какими-то бумажками сухонький Слава Вербин, увидел Костю и широко улыбнулся.

– Как поживает твой фантом? – спросил он, крепко пожимая руку.

– Дышит.

– Ну и отлично! Если что, свистни – поможем: ребята заинтересовались твоей идеей! – Слава хлопнул Костю по плечу и вдруг вспомнил:-Да! Тебя искал Семен Ипполитович. Зайди – что-то важное!

Но Семен Ипполитович сам вышел навстречу Косте.

– Боялся, что ушли… Мне буквально пять минут назад позвонил старый приятель, участковый, и сообщил, что двадцать девятого июня некий Анциферов, житель деревни Акимове, был в лесу – в том самом месте и в то самое время, когда там находился Загранцев. И представляете, он якобы наблюдал на опушке леса возле реки густой туман и видел возле него человека…

– Загранцева?

– Не знаю. Не знаю, голубчик. Это предстоит выяснить. – Помощник прокурора снял очки и стал старательно протирать платком стекла. Съездите-ка сегодня в Акимове и побеседуйте с этим самым Анциферовым человек, говорят, интересный, философ своего рода, но – на всякий случай в тот день он был немного под хмельком. Так что сами понимаете…

– Спасибо, Семен Ипполитович. В Акимове я поеду часа через два, а сейчас мне бы хотелось потолковать с Загранцевым.

– Что ж, желаю успеха. Никаких ЦУ давать не стану-думаю, вы на верном пути. Кстати, оставьте дело.

– Оно у Василия Васильевича.

– Ага. – Платок на мгновение замер в пальцах Семена Ипполитовича. – Ну и хорошо. Что бы там ни было, а дело доводить до конца придется нам с вами, Константин Сергеевич. Всего вам доброго! Жду новостей.

2. В городском парке

Загранцева Костя нашел сразу. Он стоял на берегу реки и понуро смотрел на уродливые кучи грунта, выброшенного после чистки дна.

– Опять вы, – грустно сказал он, не поворачивая головы.

– Я, Виктор Ильич. Надоел, наверно?

– Да нет. Вы не назойливый. Жаль, что потеряно время. Ведь сначала я относился к вам настороженно, а теперь, когда кое-что понял, наладить контакт оказалось не так-то просто. Сразу было бы куда легче!

– Все зависит от вас, Виктор Ильич.

– Вернее – многое. Но я часто отвлекаюсь на мелочи, они изматывают меня.

– Зачем же отвлекаться на мелочи, если у вас есть определенная цель?

Загранцев усмехнулся:

– У вас говорят: «Первый блин комом». Я тоже первый блин. Моя задача больше видеть, больше анализировать: ведь те, кто придет мне на смену, должны быть более действенными, должны будут решать более сложные вопросы. А я вот… – Он кивнул на уродливые кучи ила и уселся на песок. – Кстати, что вы скажете об этом?

Костя присел рядом.

– Что ж сказать? Безобразие, конечно. Этот питательный грунт нельзя оставлять для вскармливания репейника, надо было сразу разровнять его, чтобы на нем мог вырасти прочный травяной покров, защищающий берег от эрозии.

– Верно, – скупо улыбнулся Загранцев, и лицо его тут же снова приобрело недовольное выражение. – Поражаюсь людям, Константин Сергеевич! Идут к гибели с песнями и уж слишком вяло пытаются оградить себя и окружающую среду от этой гибели!.. Да, кстати, запишите себе еще одно мое преступление.

– Та-ак. – Костя почувствовал, как у него внутри все сжалось в пружину. – Что вы еще натворили?..

– Да вот… покалечил немного двух молодых бездельников. Нашли себе развлечение: швыряли пустые бутылки в гнездо камышовой овсянки. Ну, я подобрал эти бутылки и запустил в них.

– Лихо. – Костя стряхнул с рукава приставший пух. – И долго это будет продолжаться?

– Недолго, скоро уйду. Я успел многое повидать, осмыслить и передал уже почти все мои соображения.

– Кому?

– Кому надо. Я здесь только наблюдатель. Я даже не имел права ни на что реагировать. Но… не смог… После меня будет что-то другое, более действенное.

– Поясните, пожалуйста.

– Это долгий разговор, отложим на завтра.

– Но я очень прошу вас, Виктор Ильич!

– И не просите: тот запас энергии, которым я располагаю, нужен мне на сегодня для моих прямых обязанностей. Надеюсь, это понятно? Растратив энергию на серьезную беседу с вами, я лишусь этой возможности.

– Так, может быть, и наш разговор…

– В какой-то степени. Разговор о пустяках и о серьезных вопросах не одно и то же. Большие темы отнимают много сил. А для того чтобы вы меня хорошо поняли, я должен накопить такое количество энергии, которое гарантировало бы полную ясность… В общем, завтра. Завтра, Константин Сергеевич.

– Жаль. – Костя хотел на этом закончить беседу, однако другие вопросы, которые требовали ответа, заставили его остаться на месте. – Вот вы что-то обмолвились в отношении гибели, ожидающей нас… Не имели ли вы в виду нарушение циклической системы равновесия в природе?

Загранцев с интересом посмотрел на Костю;

– Да, именно это я и имел в виду. А вы разве биолог?

– Пока нет, учусь. И проблема разорванного кольца экосферы меня очень волнует.

– Теперь понятно, почему вы стали мне симпатичны. – Глаза Загранцева ожили, засветились теплом. И все-таки повторяю, милейший Константин Сергеевич: сейчас разговор не получится.

– А мы не можем помочь в накоплении той энергии, которая вам необходима?

– Думаю, нет. Я, как Антей, получаю ее от матери Земли. Что из себя представляет эта энергия, не знаю… Нет, нет, вы не можете помочь.

– Что ж… – Костя закрыл свою папку, встал. – Не буду больше отвлекать. Пусть у вас больше сил останется на завтра.

– Надеюсь не обмануть.

– Где же мне найти вас?

Загранцев тихо засмеялся:

– Вот на это трудно ответить, Константин Сергеевич. Я даже не знаю, куда меня бросит случай через десять минут.

– Да, да, конечно… Ну ничего. Разыщу ~ мне не привыкать. И последний вопрос, Виктор Ильич: вы попрежнему против того, чтобы я пригласил ученых?

– А зачем? Ведь мой приход сюда никаких переговоров с учеными не предусматривал, иначе я бы знал об этом, я бы искал контакта с ними.

– Но почему бы вам не проявить инициативу? Ведь от этого была бы польза обеим сторонам!

– Проявлять инициативу, не имея того, что необходимо миссионеру? Загранцев поджал губы. – Нет уж, увольте. Да и вам не советую – вы можете оказаться в неловком положении. Вас засмеют!

– Я этого не боюсь.

– Похвально. Однако не забывайте, что ученый тем и отличается от простого смертного, что высокие знания ограничивают его фантазию, он мыслит и творит в определенном диапазоне, который до предела забит истинами. Но если ученому подсунут что-нибудь из ряда вон выходящее, он скажет: «Этого не может быть!»

– По-моему, вы не совсем правы…

– Не будем спорить. Думаю, после меня такая миссия все же состоится, без этого нельзя… Ну, а теперь прощайте. До завтра.

3. На берегу Сольмы

Места здесь живописные. Как в сказке. Их пока еще не тронула рука человека, – наверно, потому, что выше и ниже по течению располагались дома отдыха, а между ними, особенно в начале лета, берег заселялся «дикими» отпускниками. И все же река мелела из года в год все заметнее: за Чермисовом и Пеньковом леса по берегам были начисто вырублены, огромные площади не раскорчеваны-как лицо прокаженного, смотрели они с укором на людей. А возле города, за комбинатом, там, где Сужа впадает в Сольму, экскаваторы и бульдозеры в позапрошлом году повалили вековые вербы и липы, срезали живописную кручу, в которой издавна гнездились шустрые береговые ласточки, и оставили после себя чудовищную картину разрушения. И в довершение всего были уничтожены камышовые заводи – незаменимые очистители воды.

Костя недавно в Привольном. «Осел» здесь после армии из-за жены: она местная уроженка и край свой любит беззаветно. Уже без пяти минут биолог. Учится заочно, как и он.

Да, Костя недавно здесь, но от жены узнал столько о прошлом района, что теперь мог в одну минуту восстановить в памяти все, что было тут раньше. Разительные перемены тревожили его, и он пытался отыскать какие-то пути, какие-то компромиссные решения, которые позволили бы если не свести до минимума конфликт с окружающей средой, то, во всяком случае, не усугублять этого конфликта в дальнейшем…

Знаний пока маловато. Специальной литературы тоже. А человек тем временем все ближе и ближе к гибели. «Идет к ней с песнями», как грустно выразился Загранцев…

– Здесь, гражданин следователь, – вошел в сознание голос Анциферова. Костя остановился. – Вот тут я стоял. А туман тот выполз прямо из леса и вроде как бы окунулся в реку. И дальше не пошел – видно, силы набирался.

– В каком месте?

– Где выполз-то? Да вон там – промеж тех двух березок и холмом. Полз неспешно, вроде как бы принюхивался или вроде как бы искал дорогу.

– Он похож был на туман?

Анциферов с сомнением качнул головой:

– Отродясь такого не видывал. Поначалу думал, дымом из лесу потянуло пожар. АН нет, запах не тот.

– Чем же пах этот… туман?

– Чем? Да лесом и грозой. Одним словом, тремя стихиями: небом, землей и водой.

– Ладно. – Костя подергал ворот рубахи: было жарко. – А где стоял человек, которого вы видели?

– Поначалу он не стоял – сидел. Вон на той поваленной сосенке. А как увидал туман, тут же поднялся и долго глядел на него, будто околдованный. Анциферов достал из пачки надломленную папиросу, неторопливо послюнявил ее и прикурил. – А уж после, как туман напился из Сольмы, тот человек подошел ближе, протянул, значит, руки, а после и сам туда сунулся.

– И обратно не вышел?

– Не вышел. Может, наскрозь прошагал, а может, и там остался. Чего не видал – врать не стану.

– Скажите, Григорий Федотович, как выглядел тот человек?

– Как выглядел-то? Да обыкновенно. Здоровый такой, высокий. Белобрысый… А вот одежда… Вроде на нем был коричневый костюм в клетку, черные штиблеты – все как положено.

– Вы не окликнули его?

– К чему кричать-то? Ежели б топиться стал…

– Ну, хорошо. Поговорим еще о тумане. – Костя пристально вглядывался в пространство между холмом и двумя березками, стараясь представить себе то, что здесь произошло двадцать девятого июня. – Какой он был из себя?

– Туман-то? Так такой и был – густой, плотный, чисто каша манная. Ежели по цвету-так сизый, малость даже лиловатый – это где тень.

– И долго он оставался на месте?

– Да нет, через полчаса, должно, ушел обратно.

– В лес?

– А то куда ж. В лес. Опять же неспешно, степенно.

– Странный туман.

– Странный… Старики говаривали… – Папироса у Анциферова окончательно развалилась, он задумчиво бросил ее на землю и придавил каблуком. Новую закуривать не стал. – Старики говаривали: грядет, мол, день, когда люди почуют дух трех стихий, – то напасть на них большая пойдет. Вот так-то, гражданин следователь. Сами накрутили-навертели, а теперь не ведаем, что и делать. А день-то грядет!

У Кости по спине пробежал холодок. Ему стало жутковато от слов Анциферова, который сам по себе вовсе не был страшным, наоборот добродушный, с чистыми детскими глазами, чуть выцветшими от долголетнего вглядывания в мир. Пугало то спокойствие и то убеждение, с какими он говорил о грядущем дне.

– Это ты тож запиши себе, мил человек, – может, эт-то главнее всего и есть, про день-то. А еще можешь записать, что наши деды да прадеды намного мудрей нас были-знали, что к чему. А вот мы не знаем. Возвеличили свою технику, а она, милая, ни хрена бы не значила, не будь наших лесов без конца и края!

Костя с удивлением и уважением посмотрел на Анциферова: простой деревенский житель сказал ему то, что знает далеко не каждый. В самом деле, если бы растения не обладали способностью к фотосинтезу, не было бы кислорода ни для двигателей, ни для доменных печей, не было бы условий для жизни и самого человека.

– Это любопытно, – сказал Костя. – И верно.

– Верней некуда. Конечно, люди нынче умные – вон куда прыгнули! Анциферов указал в небо. – Только ведь ум-то уму рознь. Вот ежели, к примеру, понастроили труб разных, так надо было сразу покумекать и насчет того, как удержать дым, не выпускать его в атмосферу. Иль те же отбросы на заводах… Не-е, не то нынче стало, не то, мил человек.

– К сожалению, вы правы, Григорий Федотович. А теперь давайте осмотрим то место.

– Чего ж глядеть-то? Я глядел-каждая былинка в сохранности и следу никакого.

И все же пошли. Внимательно изучили каждый метр на опушке и в лесу не меньше чем на сотню метров в глубину, – но ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Направились обратно к деревне.

– Григорий Федотович, – начал снова разговор Костя, – согласитесь, что все это мало похоже на правду? Вы в тот день случайно не…

– Эх, мил человек, думаешь, ежели я выпил малость, так и… Не-е. Эту дрянь употребляю нечасто. А тогда кум налил полстопки за рождение внучки, только и делов-то. Так что, считай, был все одно что трезвый.

– Ясно.

– Ничего тебе не ясно, как погляжу! – Анциферов качнул кудлатой головой. – Туман тот порожден законами жизни. Тут ему и место.

– Что вы имеете в виду?

Анциферов цепко взглянул на Костю, как бы размышляя, доверять ли ему сокровенное, потом все же решился:

– Я так разумею, мил человек: жизнь ведь штука мудрая. Все вот это…Он обвел взглядом небо и все, что было впереди и кругом-лес, луг, реку… – Все это создавалось мильенами годов, и все как есть друг с дружкой спаяно накрепко. Ну, к примеру, солнце нагревает землю, стало быть, улетучивает влагу, влага подымается к небу, а оттуда опять же дождем проливается на землю. Все связано, мил человек, понимаешь? Круговорот. А попробуй-ка поставь заслон солнцу! Вот то-то. – Анциферов тяжко вздохнул, и глубокие морщины резче обозначились на лбу. – Люди, мил человек, творят дела великие, но и опасные дела!

– Все это правильно, Григорий Федотович. – Костя шагал, закинув руки вместе с папкой за спину и глядя под ноги. – Все правильно.

– Да уж куда верней. Вот намедни Санкова Ивана сынишка тут цветок видал. Ну, цветок не цветок и дерево не дерево – в полсосны этой будет, – то будто стекло, то будто молоко тебе парное. И говорит, переливается цветом, однако все ближе к сизому да лиловому.

– Я что-то ничего не пойму, – сказал рассеянно Костя.

Анциферов слегка приподнял одно плечо:

– А ты вникай, мил человек. Вникай. Ведь ежели тот цветок диковинный, так и предназначение его, надо думать, особое. Верно ведь? Вот Венька подошел к цветку тому ближе, и веришь ли, услыхал, как загубленная березка стонет, как поломанный куст охает, как воздух задыхается… А с цветка того, говорит, будто семена слетают… такими, говорит, клубочками пара. И летят, летят во все стороны…

Костя остановился и недоверчиво посмотрел на Анциферова:

– Где же теперь цветок?

– Нету, – уверенно сказал тот. – Разослал своих посланцев к людям-и ладно. Чего ему больше делать?.. Да ты не бойся, мил человек, Венька врать не станет, не сомневайся!

Долго шли молча. Анциферов хитро усмехнулся:

– Эк я тебя ошарашил!

– Да, – признался Костя. – Но у вас есть свои какие-то догадки в отношении тумана и вот этого… цветка? Что они такое, по-вашему?

– Что? А ты все еще не догадался?

Анциферов долго держал в толстых непослушных пальцах помятую пачку «Севера» и только теперь вспомнил, что хочет курить. Он внимательно оглядел вынутую папиросу и начал искать по карманам спички.

Костя протянул ему зажигалку.

– Благодарствую, – сказал Анциферов. – Так в самом деле не знаешь?

– Нет.

– Хм… Ну вот, к примеру, был бы ты мальчонком, а тебя беспрестанно обижали б драчуны постарше. Что б ты делал? Ежели покладистый да терпеливый, пытался бы как-то приспособиться, держаться в сторонке, не мешать. Ну а уж коли они, эти драчуны, совсем бы тебя одолели и ежели бы ты не нашел с ними никакого сладу, ты бы сам замахал кулаками, а после, может, и куснул бы их!.. Вот так и тут, с природой.

– Значит, вы считаете…

– Считай не считай, мил человек, а натерпелась она, матушка, от нас, ох как натерпелась!