Текст книги "Однажды ранней осенью"

Автор книги: Игорь Парфенчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Нет, еда должна быть в меру.

И так завтрак. Подогрейте чайник. Не пейте кофе, если вам не нужно взбодриться. Заварите себе чай. Желательно из настоев трав.

Отрежьте себе 1 кусок хлеба через всю буханку. Намажьте его маслом. Положите на него несколько кусочков сыра. Сверху 4 отрезанных кусочка колбасы толщиной 5 мм каждый.

В чай положите 2 чайные ложки сахару. Ешьте свой бутерброд, запивая чаем.

Можно разнообразить завтрак. Замените колбасу одной котлетой или биточком. Но сыр или творог нужно употреблять каждый день.

Завтрак закончен. Посетите туалет, почистите зубы. Оденьтесь, и выходите из дому. На учебу, на работу или просто так – пройтись по улице.

Не пользуйтесь лифтом. Только своими ногами. И зарядка вам дополнительная, и шансы застрять в лифте отпадут».

– С сим врач – психолог, – закончил я.

В кабинете главврача, куда мы собрались на летучку, воцарилась тишина. Все в упор смотрели нам меня, будто ожидая продолжения. Продолжения не было. В подтверждение енда я закивал головой и развел руками: чем богаты! Шеф, видимо не решив сразу, как отнестись к моему творению, отвел от меня глаза и зашелестел у себя на столе бумагами.

– С кем врач – психолог? – проснулась наша пенсионерка Полина Петровна – эндокринолог.

– С симом, то бишь с текстом.

– Аа…

Полина Петровна укоризненно покачала головой. Вероятно, подумала: вот негодник, смеется надо мной. Я в ответ сделал круглые глаза и удивленно приподнял плечи. Кто – то захихикал. Заведующая роддома одобрительно закивала головой. С чего бы это? Может для диеты и укрепления духа беременных? Двое врачей о чем – то заспорили.

Шеф оценивающе оглядывал всех, вероятно решая как отнестись к услышанному, в зависимости от реакции коллектива.

– Полная белиберда! Бред неудачно спрыгнувшего с бронетранспортера! – это реплика рентгенолога Семена. Он откинулся на спинку стула и заржал как идиот. Когда-нибудь дам ему в морду. Толстый ограниченный амбал. Обидно за армию, ну и за себя конечно. Не дышать, дышать, – почти весь его словарный запас. В разговоре двух слов связать не может. А еще врач! Нет, скорее санитар – рентгенолог. И откуда он только взялся?

– Очень даже неплохо! – похвалила меня заведующая неврологическим отделением, – продолжайте в этом же направлении. Методика повысит самодисциплину человека. Заставит укрепить свой моральный дух. И что особенно важно – люди перестанут болеть так часто! Я рада за вас. Вы на правильном пути.

Наступила тягостная пауза. Кое-кто еще не въехал в смысл, решая: что это шутка или всерьез – опасался высказать свое мнение, молчал. Часть врачей перешептывалась. Толстая Маша из родильного загибала пальцы на пухлой руке, наверно подсчитывала, сколько кусочков колбаски ест по утрам. А случайно попавший на совещание завхоз Илья Ефимович улыбался, он то часто общается с Отцом небесным, когда просит сил добраться домой после очередного перебора. Везде ходит только ногами, мало ест. Правда зубы не чистит. Но в основном моя методика ему видно по душе.

А вот интересно что думает Сергеич. Наш патологоанатом. Сидит с непроницаемым лицом. Говорят ярый атеист. И не мудрено – душу человека при вскрытии так и не нашел. Наверно против любой методики. Его можно понять: больше здоровых – меньше вскрытий. А там и до сокращения должности недалеко! Патологоанатомов двое в штате. Он пожилой. Коллега молодой. Оставят молодого. Ну, да каждому свое.

– Я поддерживаю мнение заведующей, – поставил точку главврач, есть в ней рациональное зерно, но требует доработки. А вам Семен Михайлович нужно держать себя в руках – вы на совещании. Ваш коллега пытается улучшить здоровье населения, а следовательно и наши показатели, а вы позволяете себе смешки. Лучше подумайте об экономии реактивов у вас в лаборатории, а то после обработки одного – двух снимков все сливаете в канализацию. А там серебро! И на этом все. Сейчас все дружно встаем и один час убираем территорию. Заведующие отделениями оставляют по одному врачу на приеме, а сами со своими коллективами выходят на закрепленные участки.

Но уборку пришлось отложить – пошел мелкий дождик. Тихий, незаметный. Слабый ветер задувал маленькие капельки на окна. Солнце не зашло за облака, и вскоре появилась радуга. Одним концом она уходила вглубь леса, что неподалеку от больницы, второй терялся среди многоэтажек.

Кто заметил ее, приник к окну, с удивлением любуясь чудом природы.

6

– Встань и подойди поближе к доктору, пусть посмотрит в твои бесстыжие глаза!

Мамаша с формами перевернутой трапеции привела свое чадо.

Чадо – девочка лет 10, маленькая ростом, с косичками, но по-модному подстриженной челкой, смотрела вверх, наблюдая за поединком мухи, попавшей в паутину, и пауком. Сидя на стуле, болтала ногами, недостающими до пола, что – то напевала себе под нос.

– Я кому сказала: быстро встала и подошла к доктору.

Никакой реакции.

Я поднялся со своего места и примирительно сказал: – Не будем торопить события. Ребенок должен освоиться в новой обстановке. Привыкнуть к новым людям. К тому же девочка…

– Яна!

– Думаю, захочет поделиться своими переживаниями с врачом.

Яна, была полностью поглощена созерцанием баталической сцены двух насекомых. Не обращала внимания ни на меня, ни на распинающуюся в доводах мамашу. Иногда смотрела на мать, кивала ей головой и шевелила ушами.

– Этот ребенок КУРИТ! Врет мне на каждом шагу! Спуталась с компанией таких же, как она непутевых девчонок. Пропускают уроки. Прячутся за туалетом, думают, никто не знает чем они там занимаются. Чеснок едят, чтобы запаха сигарет не было слышно. Подойдешь поближе к ней – вонь похуже, чем от ханыги. Грубит мне на каждом шагу!

Я подошел к Яне. Она набрала воздух и разом выдохнула в мою сторону.

– Ха!

– Вот видите! И выходки бандитские приобрела! Уж что мы с мужем ни делали: и беседовали с ней не раз и ремнем лупили по голой заднице и к гадалке водили – все бестолку!

– Бе бе бестолку! – перекривила мать Яна.

– Прекрати, я сказала!

– Доктор, сделайте с ней что – то. Я вас умоляю.

Да, действительно, мамаша права: есть и запах и поведение. Что можно сделать в этой ситуации. Девчонка уже вышла из детского возраста, мои игрушки в шкафу ей не помогут. Как мычит коровка и поет петушок, она знает. Тлетворное влияние «запада», так сказали бы в ситуации с этим ребенком при СССР. Телевизор, компьютер, назойливая реклама на каждом шагу, продвинутые дети в школе.

– Послушай Яна, нехорошо не слушаться родителей. Они любят тебя, хотят чтобы ты выросла здоровой девочкой. Высокой, с румяными щечками, длинными волосами, белыми ровными зубками.

– Когда я выросту я и так буду высокой, с длинными ногами. У меня будут белые зубы, волосы до талии, большая грудь – как у Семенович. Мы с бой-френдом сядем в БМВ и укатим куда-нибудь на побережье. А там на берегу моря будем пить виски и курить мальборо, а моя мамка будет сидеть дома с папкой и трескать вареники на кухне! Жиропузы!

Да, тяжелый случай. Моральная акселератка. Обычные приемы и доводы не пройдут. Нужна шоковая терапия.

– Привет Игорек! – это сестра – хозяйка Лора, заглянула ко мне. Сколько раз просил ее стучаться или хотя бы заглядывать в кабинет. Если у меня прием – не заходить.

– Привет! – про себя подумал: очень к стати.

– Огонька не найдется!

Лора – разведенка лет тридцати. В непонятных джинсах и несвежем халате. Полное отсутствие внешности. Низкого роста, короткие кавалерийские ноги, плоская как доска с длинными желтыми зубами, демонстрируемыми частой лошадиной улыбкой, редкими белыми волосами, завитыми под барашек и громким хриплым голосом.

Но человек с большим самомнением. Взяла себе в голову, что она мне нравится.

– Ой! пепел упал на пол. Я сейчас замету Игорешка.

– Не надо! У меня прием. Ты разве не видишь! И сколько раз просил – не кури в моем кабинете!

– Ой! Ой! Ой! Какие мы нежные! Прием? Вот эта красивая девочка? И что она натворила? Маму не слушается?

С этими словами Лора подошла к Яне, на ходу закурив еще одну сигарету.

– Бе…бе…, – заблеяла Яна.

– Что это с ней? Она не может разговаривать?

– Ты овца, – изрекла Яна, – обкуренная.

– Игорешка! Что за тон ты допускаешь?

– И ты Яночка будешь точно такой! Как эта тетя. Твои зубки из белых превратятся в желтые, вырастут и станут длинными как у лошадки. Рост прекратится. Ноги будут толстыми и короткими. Грудь засохнет. Волосы вылезут и ты станешь лысой. А твой бой-френд повезет на БМВ твою подругу, которая не курит.

– Ты издеваешься да Семенов. Я к тебе как человеку. С этими словами Лора выбежала из кабинета.

Яна сначала побелела, а потом заревела: – Не хочу короткие ноги и желтые зубы! Я больше не буду курить! Меня тошнит от тетиной сигареты! Мама, пошли домой!

– Спасибо, доктор! Большое спасибо! Вы спасли ребенка! Вы такой хороший и отзывчивый.

– Это моя работа. Приходите с Яной еще, – я посмотрел на притихшую девочку, – и не раз – я буду ее нюхать и тетю Лору показывать! Приходите, приходите обязательно!

– Мама, не нужно больше!

– Яночка, хорошо что ты поняла доктора, он плохого не посоветует. Пошли детка.

А ведь как хорошо получилось, подумал я, и мне возможно не придется вдыхать Лорину гадость и девочка ушла излеченной. Можно сказать изменил карму двух человек на лучшие – ребенка и взрослой. А если у обоих будут дети, которые вырастут в животах своих мам без табачного дыма, то многие кармы!

7

– Ранняя осень. Всего лишь сентябрь. Листья только начали опадать. Птицы не спешат с отлетом. Кружат в небе отдельными стайками или о чем – то переговариваются между собой в кустах. Ветер поменял направление. Подуло с юга. Вероятно, скоро снова потеплеет. Дожди прекратятся. Выглянет солнышко. Воздух прогреется до плюс 20, а то и больше. Будет чистое небо, без свинцовых туч. По вечерам можно долго не включать свет. Любоваться закатом с балкона пятого этажа. Наблюдать за подготовкой к ночлегу стаи воробьев на близлежащих деревьях. Утром на желтых листочках алмазным блеском, в лучах солнца, начнут переливаться тяжелые капли росы, как дорогие бриллианты в золотых оправах под лучом света, в руках ювелира.

Может с детьми еще раз выберемся на природу в лес. Шашлыки пожарим. В волейбол поиграем. Будем сидеть до самой темноты. Вдыхать тяжелый вечерний воздух с запахами погасшего костра, свежевспаханной земли, влажной коры дубов. Слушать голос леса с ночными криками совы, таинственными шорохами вокруг. Рассказывать интересные истории. Увидим первую звездочку, загадаем желание. Потом пойдем наугад в темноте. Осторожно, держа наших детей за руки. Увидим впереди себя свет, в окне ближайшего к лесу дома, и двинемся на него. Все вместе, всей семьей. Дойдем до него и повернем к нашему дому.

Жаль, что в этом году уже не придется искупаться в нашем озере. Вода стала холодной. Днем тепло, нагревается, а за ночь остывает. И остывает быстрее, чем нагревается. Все – таки осень.

От этих мыслей меня прервал стук в дверь: зашла санитарочка приписанная к отделу кадров.

– Игорю Валентиновичу, – на чистом украинском языке обратилась она ко мне, – вас запрошуе до себе Антонина Гергиивна.

– Передайте ей, что я уже бегу. Лечу сиюмитно.

Достала меня эта Антонина Гергиивна. Молодая, с высшим образованием. Родившаяся в украинской семье на Винничине, всю свою молодость проведшая среди однолеток, говорящих на украинском языке, ходившая в украинскую школу, но так и не «спрямогшаяся» выучить родной язык до «путя».

– Лечу, лечу, сей момент!

– Дякую!

Санитарочка демонстративно оставила открытой мою дверь. Гордо подняв голову, зашагала обратно в кабинет своей босицы.

– Опять не может составить предложение, – злился я, – позвонила б что ли? Ах, да – не позвонит! С неделю назад окончательно достала меня звонками. У меня как раз на приеме целая семья была.

– Я складаю заявку на канцтовари для керивника ликарни, тож як мени правильно написати: мини потрибни пятьсот аркушив бумаги и десять школьних карандашов.

Трубка телефона была не плотно прижата к уху, девочка стоящая рядом со мной – дочь пациентов, наверно отличница, не выдержала и сказала: – Тетя! Правильно будет не мини, а мени! И не школьных карандашов, а учнивських оливцив!

– Слышите тетя? Ребенок истину глаголет и пятьсот листов – это 1 пачка офисной бумаги. И мене, то есть вам, так и нужно писать, с учетом замечания девочки.

– Зайдить де мене, проверещала Антонина Жоровна, и с треском бросила трубку на телефонный аппарат. За Жоровну отдельная история. Однажды так обратился к ней, и една успел уклониться от грядущего удара кулаком в глаз. Все – таки военный бывший – реакция пока отличная. Теперь держу с ней дистанцию. В прямом смысле слова. Ближе чем на полтора метра не подхожу: руки у Антонины короткие – пол метра, плюс дальше чем на метр с места не прыгнет. Полтора метра самый раз. Но, однако темперамент какой!

Обдумав предложение кадрицы, я решил не спешить. Заварил себе чашечку кофе. Мелькнула мысль о вреде глюкозы. Правильно! Организм знает какие мысли полезны в данный момент человеку. Отложил приготовленный сахар. Подошел к окну, за которым разворачивалось интересное действие: худая тетка и мальчик лет двенадцати пытались поднять по ступенькам пьяного мужика с побитой мордой. Именно мордой, не лицом, а набрякшей с мешками под глазами мордой! Наверно упал по пьяне и что – то себе повредил. У мужика всколоченные волосы, красная рожа, разбитый нос.

– Папа, папа, ну давай! Еще пару ступенек. Ну пожалуйста, – плакал мальчик. Мальчика стало жалко.

Папа сопел, пыхтел, но ноги переставлял. Сын, стоя сверху, тянул отца за руку, жена, в силу своей немощности, уперлась головой и руками в задницу мужа, толкала вперед. Выйти помочь? Взялся за дверную ручку, но передумал. Не мой профиль. Я чисто по болезням души. К тому же семья считай преодолела лестницу и штурм входной двери не составит для нее труда.

Пора идти, а то надумают сдать папу и мужа мне. Для вывода из транса. Да – да, и поскорее.

Нужно что – то взять котенку. Мой подарок отделу кадров. Еще до ухудшения отношений. Собственно сейчас это уже и не котенок, а животный подросток. Мурок – так назвал его я. Вернее изначально это была Мурка. Маленькое грязное существо, с всколоченной шерстью, которое неизвестно каким образом проникло в коридор больницы с улицы. Понравилась дверь моего кабинета. С пол часа котик испытывал мои нервы, жалобно мяукая. Я не садист какой – внял просьбе животного, впустил его к себе. Накормил, налил в блюдечко молочка и даже приютил на ночь. О чем на утро пожалел: котик везде пометил свою территорию. То бишь мой кабинет по периметру. И даже застолбил вход в кабинет в виде большой кучи какашек. Немного поразмыслив, я решил сделать подарок женщинам. Они любят животных. Вот только куда его определить? В отделение не отнесешь, там чистота и борьба с микробами. На пищеблок тоже, глядишь еще сварят в счет экономии мясопродуктов. В бухгалтерию что – ли? Днем будет жрать недоеденные пирожки, а ночью мышей, портящих документацию. Всем польза! Но нет, не пойдет. Слишком большой кагал. За большим количеством людей никто не оценит моего широкого щедрого жеста. Отнесу ка я его в отдел кадров. Там ему место в самый раз. Людей работающих в больнице запомнит, в двух языках начнет разбираться – русском и украинском, ну и будет моим союзником на враждебной мне территории.

Я как мог почистил котенка, расчесал забытой кем – то расческой, определил пол животного путем почти удавшегося переворачивания его на спину – вроде кошечка. Назвал ее Муркой, поместил в коробку от электрического чайника и торжественно доставил Мурку в кадры.

– Дуже дякую Игорю Валентининовичу! А як його звуть?

– Не його, а ии – Мурка.

– Дякую! Я так люблю саме кошочок. Котив ненавиджу! Мурка: будеш ловити мишей у мене?

С того момента прошло не так уж много времени, месяца три – четыре, как я застал во дворе Мурку, пристроившуюся сверху на другой кошке. Я был в шоке. Первая мысль – кошка РОЗОВАЯ, вторая, более трезвая: я ошибся с полом. И это ж надо – половой разврат! Секс старой с молодым! Не дав свершиться грязному акту, я подхватив Мурку, то бишь Мурка, за загривок. Стащил с партнерши. Перевернул вверх лапами: точно кот! Вот беда! Кадрица подумает, что я и тут поиздевался над ней! Но это же неправда! Я всегда уважал начальство! Придумывал всякие изящные словесные обороты для тяжелой и рутинной кадровской работы, которые в последствии удачно ложились в текст Антонины Георгиевны. Участвовал в самодеятельности, где Антонина Георгиевна была вторым человеком после шефа и даже первым по женской линии. Направлял многих своих пациентов в отдел кадров для возможного трудоустройства в больнице. Словом делал все возможное для благотворной работы отдела, и вины моей в сложившейся половой ситуации нет.

Поскольку к своей кличке Мурка кот уже привык, ничего не оставалось делать, как слегка подкорректировать его имя – Мурок. С Мурком в руках пришел в кадры.

– Антонина Георгиевна! Вы уж простите меня! Ваша Мурка переродилась в Мурка. Бывает такое в природе. Необъяснимая генная мутация. Вероятно летающие атомы различных лекарств, витающие в коридорах больницы и, к моему прискорбию, в вашем кабинете, видоизменили цепочку ДНК бедного существа, перевев его в другую половую форму. Это редчайший случай, но так, увы, бывает! Любите Мурка как и Мурку! И вам воздастся!

– Звильню! Геть с кабинету!

Но Мурка не прогнала. Прикипела душа.

8

– Доктор, нет моих сил! Я вся изревелась. Пыталась следовать вашим советам. Отметала от себя нехорошие мысли. Отвлекала себя разными занятиями по дому. Убиралась, стирала, еду готовила. Старалась отвлечь себя телевизором. Но больше нет сил находиться в неведении. С мужем происходит непонятное. Он уже сутками отсутствует дома! Пропадает! Исчезает! Я вам уже говорила. Понимаете: он смеется на мной! Говорит что я сумасшедшая! Но мы знаем что это не так!

Я с досадой смотрел на Марию Захаровну, опять пришедшую ко мне на прием. И вроде все на прошлом приеме обговорили. Она согласилась с моими доводами. Воспряла духом. Поникшие плечи расправились. Что – то вроде улыбки появилось на лице. Ушла, полностью удовлетворенная визитом. А вот оказывается и нет.

– Я не сумасшедшая, а он просто издевается надо мной. И это добрый, отзывчивый человек! Помогал мне во всем, советовался. Наверно уже в прошлом! Да он сам ненормальный! Стал скупать на базаре всякую старую одежду. Мало того что всякого хламья полно на чердаке. Наряжается в нее и крутится возле зеркала. Спрашивает как на нем сидят старые потрепанные джинсы. На ком – на нем – старом пердуне! Плохо сидят! Слишком плотно. А он смеется: – так и нужно Маша!

Заставляет распускать их внизу и заново подрубливать, так чтоб волочились по земле. Пройдется в них по комнате – ну форменный придурок с приветом!

Понимаете, он всегда был у меня со странностями. Еще по молодости все люди, как люди: кто на рыбалку ходил, кто на охоту, кто на худой конец просто с друзьями встречался за стаканом вина. Нет, не отрицаю, муж тоже с друзьями встречался. И не за одним стаканом. Но это так, вроде отдыха у него было. Разрядка. А вот настоящие его увлечения меня поражали. По молодости увлекался иностранщиной. Ну там музыкой, дисками, фотографией, шмотками с лейблами. Прошло, слава богу! А теперь еще хуже – потусторонним, верит в магию, волшебство, перемещения во времени. Говорит мне, что все мы роботы! Чокнулся!

И ведь гад не кается! Еще по молодости его задерживало КГБ. Подробностей я не знаю, я тогда лежала на сохранении, но помню, рассказывал, что еле выпутался из той истории. Я и забыла про нее, как на днях он принес в дом джинсы «Вранглер». Ну джинсы и джинсы, всякое барахло он в дом тянет. Думала в секонхенде взял на базаре. Но после того как он попросил их немного укоротить я увидала на них пришитую тесемочку – черную ленточку с еле – заметными продольными полосками. На свету полосок не видно, а в темноте они слегка светятся, как будто покрыты фосфором.

– Ну что?

– Как что – такой тесьмы ни у кого в городе небыло. Я по молодости немного шила и однажды мне по большому блату из какой – то африканской страны привез моток ее один мой знакомый.

Тогда, в восьмидесятом, когда подшивала ею мужу джинсы, шутила над ним: – Ну ты теперь у меня чистый американец с африканской примесью!

– Джинсы я бросила, ничего укорачивать не стала. Меня внезапно охватил страх, наверно я точно сошла с ума – это были те самые джинсы! Я их узнала. И по тесемке, и по оригинальному зипперу, и неровной строчке на левой штанине.

– Тогда он их всего один раз одел. Была суббота, ранняя осень. Он с друзьями решил пойти в ресторан. Вернулся поздно. Не пьяный, но какой – то не в себе, весь возбужденный. И в обыкновенных брюках!

– Спрашиваю: – Где джинсы? – а но мне в ответ: – Закопал. И вот опять они, спустя столько лет!

– А вы спросили откуда они у него?

– Спросила, спросила. Говорит что откопал! Издевается! А у меня давление скачет. Сто семьдесят на сто. Вот схватит инсульт, кому тогда он нужен будет! Даже попросила его: возьми меня хоть раз с собой. Туда, куда ты уходишь. А он: ты зависнешь при переходе.

– Каком переходе, и где зависну? Улыбается. Точно чокнулся!

– Да, не позавидуешь вам. Не знаю что с вами делать. Очень интересная ситуация. Говорите увлекается НЛО.

– Да, да, и НЛО и потусторонним.

Да, интересно. Еще один пенсионер, на которого повлиял прогресс. Хотя все в этом мире возможно.

– Мария Захаровна, а вам не приходило в голову что все это правда?

– Что правда?

– Ну НЛО, пришельцы на земле. Серые большеглазые человечки. А вдруг ваш муж установил с ними контакт?

– Доктор! Вы что, тоже ненормальный!

– Нет – нет! Ни в коем случае. Это чисто мое предположение. И только. Дорога к истине, так сказать. Ход врачебной мысли. Поиск выхода из лабиринта.

Я встал из – за стола, подошел к окну. Задумался. А ведь если так разобраться: действительно все в этом материальном мире возможно. Кто сотворил людей, тот мог сотворить и других таких же существ. И возможно они дальше продвинулись в своем развитии. И даже прилетели на землю. А ее муж контактер. В этой ситуации нужно как – то утешить женщину, но одновременно дать ей понять что ее муж не совсем сумасшедший. И даже совсем не сумасшедший. И то что он говорит, вполне может иметь место.

– Доктор вы меня слышите?

– Конечно! Конечно! Мария Захаровна! Давайте сделаем так: вы ничего больше мужу не говорите, не приставайте к нему расспросами, не ругайте его, вот мой мобильный телефон, как только он начнет собираться в очередное свое путешествие, вы сразу звоните мне. Я быстро соберусь и прослежу за ним. Место куда он ходит я знаю – церковь. Может быть поговорю с вашим мужем. А вы не расстраивайтесь. Все будет в порядке! Все прояснится. Сейчас идите домой. Пусть все в вашей жизни будет как и прежде. Не обращайте внимания на странности мужа. И ко мне на прием больше не приходите. Муж может заподозрить что – то неладное. Хорошо если он исправится, а если на время затаится? Как мы с вами тогда установим истину?

Идите домой и сразу звоните! Мы все решим. Вы только не волнуйтесь!

9

Я дал Семе в морду.

А случилось все довольно прозаически. На день медицинского работника мы ставили приглашенным детям театральное представление – Буратино. Есть такая фишка у нашего главврача – самодеятельность.

Буратино – наш завхоз Илья Ефимович. Он низкого роста, худой от перепивания и незакусывания, у него длинный нос, выпученные глаза и детский писклявый голос. Вылитый Буратино, даже грима не нужно. Но некоторые изменения в его облик пришлось внести: на нос одели длинную заостренную бумажную трубочку, чтобы скрыть его неестественную красноту, а на голову колпак, для той же цели, но по части лысины.

Анфиса была Мальвина. Она стройная, изящная, с естественным румянцем на лице – как раз подходит для этой роли.

Я – Пьеро. В синих шароварах и красной куртке в крупный желтый горошек. Клоун, да и только. И это я – бывший офицер. Позор! Но деваться некуда. Приказ главврача.

Сема – Карабас – Барабас. В длинном черном фраке, пошитом нашей умелицей Ниной – медсестрой из приемного покоя, черных брюках в белую полоску, местами кривой – дрожала рука от волнения у кадрицы – начальницы отдела кадров, когда их рисовала, и штиблетах 45 – го размера, изготовленных из сапог нашего сторожа дяди Васи путем отсечения голенищ. На голове бумажный цилиндр, на лице – черные пластмассовые усы, приклеенные скотчем.

Сцена, убранная цветами, красивые декорации из разрисованных шкафов, камин из битых кирпичей, бумажные фонарики, свисающие с потолка – все как полагается.

Спектакль шел славно. Дети следили за развитием событий, а взрослые за разрезом в юбке Анфисы, особенно когда она наклонялась. Мужская половина с интересом, женская с осуждением.

В третьем заключительном акте, когда Буратино забился в угол, боясь быть сожженным в печи, Мальвина забралась на лесенку с протянутыми вверх руками и фразой: – Я улетаю, Пьеро! – а я с маленькой скамейки что стояла рядом молвил ей: – И я с тобой! одновременно целуя ее в губы, у меня случайно опустилась рука на ее левую грудь.

Карабас – Барабас, также стоявший рядом, моментально отреагировал – подскочил ко мне и выбил скамейку из под моих ног.

Я среагировал также моментально, как и положено военному: в полете до локтей сдернул ему фрак, чем на нужное мне время обезоружил его. Уже на земле применил удар генерала Горбатова: отвлекающий слабый – левой рукой в нос, основной – правой, хук справа в левое ухо. Удар был сильный, но Сема амбал здоровый, на ногах устоял. Я, не дожидаясь ответного действия, на всякий случай, отскочил в сторону.

Дети реализма сцены не поняли. Смеялись как сумасшедшие. Хлопали и кричали: – Дай, дай ему еще!

Но спектакль сразу свернули. По истерическим взмахам руки главврача, сидевшего в переднем ряду, занавес опустили.

По выходу из зала фуражку Сема одел набекрень – ухо распухло. Забыл снять усы, что было очень кстати – оттеняли красный нос, также пострадавший в процессе спектакля.

Я получил строгий выговор. На что мне собственно наплевать – премии нам не платят – мы бюджетники, звание не задержат – я не в армии.

10

– Толпа! Быстро по тихому закругляемся и сваливаем!

– Сергей! Что, мани закончились? Или не рассчитался?

– Нет, деньги есть, отдал за стол как положено, пару копеек на чай оставил Марине. Но я его узнал – это кэгэбист.

– Где?

– Вон тот за вторым столиком от сцены.

– Ну и что? Гуляем на свои, на твои. Не шумим, не курим в помещении, подруг не цепляем. Все по – нормальному. Правда Васек? – обратился один из парней к рядом сидящему.

– Да не крути ты головой! Васек! А то, что лучше держаться от них подальше. Неспроста он тут. Что – то раньше не замечал пьющим пиво. Все коньячок. Или водочка. Да и кроме нас больше в зале никого нет, пьяный мужик в углу и те две шалавы не в счет. Не снимать же их он пришел? Сидит и сидит. А ну как по нашу душу?

– А причем «по нашу душу»?

– А притом: киряем по крупному. И не первый раз. Откуда бабки?

– А правда – откуда?

– Бабушка наследство оставила! Не задавай дурных вопросов. Тебе что не все равно!

В зал зашел швейцар, тучный усатый, дверь приглашающе оставил на распашку: – кабак закрывается! Прошу всех выметываться!

Девчонки через столик оглянулись на ребят – уходят или нет? Никто им не ответил. Обиженно поднялись и прошли на выход.

Тот что постарше подал команду: – Так, встали и вперед. Сам поднялся первым со стола. Хлопнул по плечу рядом сидящего: – Давай, давай! Поднимайся!

– Сергей стой! Марина ушла на кухню.

– Что Гена проснулся! Да я уже расплатился. Давай, давай, на выход.

Спорить никто не стал. Компания быстро по лестнице спустилась вниз, тихо прикрыв за собою дверь. Вслед никто не вышел. Только голос швейцара со второго этажа: – хоть бы на пивко оставили дедушке!

– На столе осталось! Допей! Жлоб несчастный! – крикнул самый младший – Гена.

– Генка! Оставь его! Он злопамятный – может в другой раз не пустить.

– Да пошел он! Злопамятный, но жлоб! А жлобы падкие на деньги: сунем трояк и враз подобреет.

Напротив ресторана столб с уличным фонарем. Светло. На выходе не задержались, как в обычные дни, сразу прошли вперед, завернули за угол здания где темно. Остановились.

– Ребята: может на вокзал пойдем? Там ресторан круглосуточно? Пивком отполируем. Или продолжим?

– Да, а в самом деле? Бабки есть!

– У кого у тебя?

– Да ершись Серега! У тебя. У тебя!

– Ну и не считай мои бабки. Нет, никакого вокзала! На сегодня все! Хорошего понемногу. Мы еще там не светились! Вот каждому по пятерке. Идем все на привокзальную площадь, там каждый берет себе тачку и по домам.

– Круто Серега!

– А можно я себе бутылку водки на пятерик и домой пешком?

– Это как – ползком? Обиделся? Да пошутил я! Все по домам. И не шастайте с неделю – две по кабакам. Очень прошу вас. Ко мне не приходите и не звоните. У себя дома языками не ляпайте! Как накоплю деньжат – соберу всех и опять погуляем. Подруг пригласим.

– Накоплю.

– А говорил бабушка наследство оставила!

– Наследство сегодня закончилось. Дальше копить буду. Гудбай!

11

– Товарищи офицеры!

Мы пригласили на наше совещание начальника УВД города полковника Зарубу Михаила Ивановича, а также его заместителя по оперативно – розыскной работе майора Гайдаржи. Прошу быть предельно внимательными. Записи вести не нужно. Все вопросы в конце.

У нас произошло чрезвычайное событие. За всю мою службу в органах КГБ я с этим не сталкивался. Как вы знаете, прежде чем стать полковником, мне доводилось заниматься и оперативной работой по пресечению шпионской деятельности и идеологических диверсий, и аналитической, по выявлению узких мест в воспитании нашей молодежи. Выполнял задания в загранкомандировках. Руководил разными спецоперациями. В целом успешно. Но я не хочу брать на себя все лавры. И я и мои коллеги оказывались в разных ситуациях, подчас казалось, что из выхода из них нет. Но благодаря нашей настойчивости и патриотизму все доводилось до логического конца. Однако событие, которое произошло в нашем городе, не имело прецедента в моей практике, да и у моих коллег тоже. Событие из ряда вон выходящее. Событие, которое ставит под угрозу экономическую безопасность нашего государства. Я пока не докладывал в областное управление о происшедшем. Сначала нужно во всем разобраться. При этом времени у нас можно сказать нет. Разобраться нужно было еще вчера.

Капитан Харченко, доложите!

– Товарищи офицеры! Вчера, по звонку нашего осведомителя Марины, в 22.45 я прибыл в ресторан «Колос». По срочному делу, – как сказала она. Мне не хотелось придавать официоз своему появлению, поэтому пришлось присесть за столик, заказать себе пиво. Принесли Жигулевского. Отпил – дрянь. Попросил чешского. Как потом выяснилось, с моей стороны это было ошибкой. Жигулевское было в зале, а чешское в холодильнике. Марина ушла на кухню за моим заказом, где задержалась. В 22.50 в зал зашел швейцар и в полуцензурной форме объявил о том что кабак закрывается и все чтоб выметывались. Находящаяся в зале публика на этот раз оказалась в меру пьяной, а потому сообщение швейцара восприняла спокойно. Молча встали и вышли.