Текст книги "На Калиновом мосту"

Автор книги: Игорь Озеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Но разве не в этом смысл существования человека? Вы же сами этого хотели.

– Да я, собственно, и хотеть чего‑либо не умею. Мне это не дано. Я лишь наблюдаю и оцениваю, – рассмеялся знакомый Каупермана.

– Другими словами, вы ни за что не отвечаете ,– уже почти кричал кто‑то за стеной. – А что же делать нам?

– Варианта только два. Или уничтожить планету и погибнуть вместе с ней, или уничтожить только эту цивилизацию, зашедшую в тупик, и сохранить планету для других.

– Я уверен, что есть и третий вариант, – ответил решительно кто‑то за стенкой.

Постепенно вокруг становилось светлее. На сцене уже шла настоящая групповая оргия. Люди вокруг не сводили глаз с этого зрелища и постепенно сами раскрепощались. Кое‑где возбужденные зрители от простых поцелуев  переходили к более откровенным ласкам. На первых рядах, которые были ближе всего к сцене, кто‑то уже сбросил с себя одежду и присоединился к вакханалии.

Девушка‑кролик в ложе Каупермана опустилась перед ним на колени и начала расстегивать его брючный ремень. В этот момент его позвали из соседней ложи.

– Доктор Кауперман, – услышал он опять голос человека, который когда‑то представился ему редактором, – вам не трудно будет зайти к нам?

– Это мистер Фридрих Уотсон, – усмехаясь, представил он Кауперману своего собеседника, когда Альберт перешел в их ложу. – Как вы, наверное, слышали из нашего разговора – человек, еще верящий в прогресс человечества.

* * *

Родители Альберта Каупермана умерли от рака в один год. Он знал, что его семья очень богата, но когда осознал насколько она богата, то даже растерялся, не зная радоваться ему или нет. Теперь Кауперман один владел состоянием равным бюджету небольшой европейской страны. После получения огромного наследства он какое‑то время говорил в многочисленных интервью, что планирует раздать его по благотворительным фондам, но чуть позже, рассказав журналистам, что там его могут просто разворовать, объявил, что  будет сам заниматься всемирной гуманитарной деятельностью.

Теперь Доктор Кауперман говорил, что его цель – создание общества гармонии и справедливости. И он стал кумиром. Его называли главным интеллектуалом мира. Альберт так легко в это поверил, что в мыслях иногда сравнивал себя с Христом. Мог же Христос быть Сыном Божьим и человеком. Почему бы и ему не стать? И теперь свои выступления он заканчивал фразой: «Мы все, в сущности, божьи дети и я такой же его сын, как и Иисус».

Он стал иконой социал‑либерализма. Лидером глобального протеста: не тех грязных некрасивых революций с погромами, стрельбой и баррикадами, а с цивилизованными протестами интеллектуалов с красивыми добрыми лицами.

Встречаясь на Кубе с Фиделем Кастро, он отдыхал в бывшем дворце диктатора Батисты на берегу лазурной лагуны Карибского моря. В СССР, в котором он любил бывать, его принимали на высшем уровне. Он подолгу жил в бывших царских покоях и в дворцах новых Генсеков, получая дорогие подарки в виде картин любимых им Кустодиева, Лентулова или Малевича. Советским вождям льстило внимание американского миллиардера, а он за это часто помогал им в вопросах признания их борьбы за мир и социальную справедливость.

В 1975 году в Риме на большом мероприятии по проблемам экологии он увидел Фридриха Уотсона. После главного доклада «Пределы роста нашего развития» выступали известные люди: политики, писатели, ученые с требованиями глобально сократить промышленность, транспорт, строительство. Все это чтобы спасти планету от неизбежного скорого истощения природных ресурсов. А потом на сцену вышел Мистер Уотсон и задал несколько простых вопросов:

– А что будут делать простые люди, которые после этого потеряют работу? На что они будут жить? Чем кормить детей? Осознаете ли вы, что своими предложениями вы обрекаете на смерть миллиарды людей? И не в этом ли ваша тайная цель?

После этого произошел грандиозный скандал. Неделю все мировые информационные агентства занимались только тем, что почти двадцать четыре часа в сутки травили Фридриха Уотсона, не жалея злобных эпитетов. Его обвинили во всех возможных грехах, и даже имя его не произносили, заменив звучным ярлыком: «этот фашист». После такой травли Уотсон, который в это время уже стал самым успешным американским промышленником, все свои заводы перевел в коммунистический Китай.

Из этого Кауперман сделал вывод, что свои мысли надо держать при себе. И что из любого приличного человека за пару дней можно сделать изгоя и олицетворение всемирного зла. Поэтому, когда его самого спрашивали о целях и задачах, он скромно отвечал: «Я не могу сказать вам об этом, это тайна, но на данном этапе наша задача так запутать тех, кто нам противостоит, чтобы они не могли нас понять и принять мер. Чтобы они не знали, как с нами бороться!»

На самом деле никаких целей у него и не было. Доктор Альберт Кауперман, признанный лидер борьбы за общемировые социальные и гуманистические ценности, входящий в десятку самых богатых людей мира, по сути выполнял пожелания того господина в сером костюме с красивой необычной тростью с серебряной рукой в виде головы собаки – уводил протесты в нужное русло.

Может быть и сейчас, в глубокой старости, он не догадывался, что даже его последний грандиозный проект, вообще‑то, не его идея.

Глава 3

До Генри Мидаса доходили слухи о странных поступках своего бывшего наставника Доктора Каупермана, но когда он, прилетев по его просьбе в Южную Америку, увидел в морском порту сильно постаревшего Доктора у трапа огромной черной подводной лодки, то решил, что это ему снится.

– Ну что, удивлен? – приветствовал его Доктор. – Врачи запретили мне бывать на солнце, и я теперь вместо яхты взял это. Советская атомная – проект «Акула». Подарили за большие заслуги перед СССР и новой Россией. Она у них числится списанной, а я немного усовершенствовал и чуть добавил роскоши. Ну ты проходи…

Генри Мидас никогда не был не то что на подводной лодке, но даже на обычных военных кораблях. А попав внутрь, он сразу это забыл. Обстановка внутри ничем не отличались от интерьеров фешенебельных домов. Интерьер был спроектирован точно не в СССР. Великолепная итальянская мебель, штучный паркет из дорогих сортов дерева, шикарные бронзовые и хрустальные светильники и повсюду известные картины на стенах.

– Это что, подлинники? – удивился Генри.

– Естественно. Не сомневайся, у меня здесь все подлинное. И ракеты в пусковых шахтах, и атомные бомбы в их головных частях. Двадцать ракет по десять «Хиросим» в каждой.

– Вы шутите? – не поверил Генри.

– А вот обижать меня не надо. Стар я сказки придумывать. Я с одной такой лодкой могу правительство любой страны на место поставить.

«С вашими деньгами это легко сделать и без этих страшных игрушек», – подумал Генри, а вслух сказал:

– Все это так неожиданно…

– А еще, я здесь прячусь от журналистов и наследников, – улыбнулся Кауперман. – Последнее время каждая сучка, которую я шлепнул по заднице полвека назад, решила урвать часть моего пирога и рассказывает об этом на каждом углу. Да еще подсовывает прессе какого‑нибудь грязного оборванного наследника. Видишь, как все вышло: мы хотели дать всем свободу и равные права, а теперь они нас этим же и бьют… Присаживайся. Что будешь пить?  Хочу устроить небольшое путешествие. Надеюсь, ты не против?

– Ну-у… – растерялся Генри. – А сколько времени займет это путешествие? – ему не хотелось и часа проводить в компании с этим сумасшедшим стариком, а про путешествие он, вообще, не думал, тем более на какой‑то подводной лодке.

– Я думаю, за неделю обернемся. Обратно ты сможешь вернуться самолетом. Поверь мне, то, что я хочу тебе показать, ты никогда не видел и никогда не увидишь. Ты не сказал, что будешь пить…

Генри был в шоке. Он никак не планировал тратить больше одного дня на старика, а тут неделя. Но отказать он боялся. К тому же в нем начало просыпаться любопытство: что же хочет ему показать Доктор Кауперман? Может он и начинает сходить с ума, но вряд ли при этом будет тратить время на то, чтобы показывать какие‑нибудь банальные достопримечательности.

Альберт Кауперман сел в роскошное кресло, обитое светло‑бежевым шелком. Он опять, как в молодости, был в традиционном черном свитере с высоким воротом, из которого торчала длинная гусиная шея и в джинсовой куртке, которая висела на его узких костлявых плечах как на вешалке. Доктор взял чашку из белоснежного мейсенского фарфора и чуть трясущейся рукой поднес ее ко рту, в котором блестели такие же белоснежные фарфоровые зубы. Генри показалось, что если зубы и чашка соприкоснутся, то что‑то из них обязательно разобьется. Сейчас в Альберте Каупермане трудно было узнать икону протеста. Генри вздохнул, попросил официанта принести виски и сказал бывшему наставнику, что он в его распоряжении.

Доктор кивнул в сторону телевизора на стене, на экране которого шли новости с той же самой картинкой лос‑анджелеских погромов, пожаров и грабежей.

– Мы проиграли, Генри. И это надо признать. Равенство, свобода, братство – все это лишь красивые лозунги. А на деле все сводится к простому – отними у ближнего своего.

– Для вас это была игра?

– Ну, в принципе, да. Кто‑то играет в футбол, кто‑то в шахматы. Мы с одним человеком играли в игру: как нам лучше благоустроить этот мир, – Доктор замолчал, вспомнив Фридриха Уотсона. – И я со своей либеральной идеей проиграл. Человек – прежде всего животное, которое переделать невозможно.

– Вы столько сделали. Мир изменился благодаря вам. Сколько тоталитарных режимов пало благодаря вам. Сколько диктаторов отправилось на виселицу…

– И что? Вместо диктатур тиранов пришла диктатура анархии. Власть перешла к обычным бандитам и жуликам. Так что стабильные диктатуры для многих стран лучше, чем кровопийцы, способные на все за пригоршню долларов… Мы об этом еще поговорим. У нас будет время. А сейчас располагайся. Тебе покажут твою комнату.

– Так куда мы едем… или плывем? Вы мне скажите все‑таки?

– В Антарктиду.

– Куда? – упал в кресло, чуть привставший Генри.

– Я решил немного реабилитироваться перед человечеством. И построил то, о чем так долго мечтали люди.

– Коммунизм?

– Нет, конечно. Я построил «Рай». То о чем мечтал люди тысячи лет – Царство Божье.

– В Антарктиде Царство небесное?

– Да… Но всему свое время.

На следующий день Генри встретился с Кауперманом только за завтраком. Доктор был молчалив и, сославшись на занятость, быстро куда‑то ушел.

Генри почти весь день провалялся в своей комнате. Попробовал посмотреть какие‑то новые фильмы, но даже детективы были предсказуемыми и скучными. Он пожалел, что согласился на эту авантюрную поездку. Да еще эти сумасшедшие бредни о каком‑то построенном «Рае». Когда‑то Кауперман помог сделать ему имя и это стало главным активом Генри.

Сам Генри Мидас ничего не изобретал и не придумывал, а был хорошим менеджером с большим штатом юристов. Под его имя давали деньги, и чтобы ни создавала его компания, хорошо раскупалось, принося громадные прибыли.

«Как бы эта посудина не пошла ко дну, – слушая постоянные зловещие скрипы где‑то в перегородках, пришло ему в голову. – Любопытно, а какой здесь уровень радиации? Вряд ли русских волновало здоровье экипажа…»

Отказать Доктору было нельзя. Он создавал новые имена. Во власть денег верят только те, у кого их нет. Сегодня ты всем известен и твои акции на бирже стоят дорого, а пара заказных статей и твой имидж испорчен навсегда и твои акции никому не нужны. Ты нищий и в долгах. А кто есть кто в этом мире решали всего несколько человек исходя из своих, неведомых никому, планов. Попасть в высшую элиту было самым главным желанием Генри. А дверь туда для него может открыть только Альберт Кауперман.

Рано утром, на третий день путешествия, Доктор позвонил в каюту Генри и пригласил на завтрак. В этот раз он был весел, возбужден и болтал без перерыва.

– Человек – это желания, – говорил он. – Скажи мне какие у тебя желания, и я скажу кто ты. Кончаются желания – кончается человек.

– Некоторые же живут без желаний всю жизнь, – возразил Генри.

– Данте таким людям не нашел места ни в раю, ни в аду. Да и люди ли они? Неужели миллионы поколений жили просто ради того, чтобы воспроизводить себе подобных?

– Сохранить человечество – не самая плохая задача, – ответил Генри.

– И превратить его в это огромное бессмысленное стадо пожирателей, которое скоро, как жуки‑короеды… как термиты, сожрут все на земле. Нет… – Доктор задумчиво посмотрел на Генри. – Думаю, что был какой‑то другой смысл, который мы даже не поняли. Где‑то человечество свернуло не туда. Точнее свернуло в тупик. Начался отрицательный отбор. Наверх, к власти, выбирались обычные бандиты, воры, мерзавцы, подлецы, негодяи…

– Вообще‑то, последнее время в цивилизованных странах всю власть выбирает народ.

– Мы оба с тобой знаем, что стоят эти выборы. Ничего циничнее не придумано. Благодаря выборам лишь сняли ответственность с власти. Если раньше какой‑то придурок‑идеалист захватывал власть, то он хотя бы отвечал за свои действия. А теперь: «Ну вы же сами нас таких выбрали. А мы не справились. Что поделаешь? Бывает. Выбирайте следующих».

– Любой социальный процесс обусловлен законами и правилами, – прибавил Генри. – Каждый народ заслуживает своего правительства. Да и человечество оказалось в этой точке по той же причине. Что посеешь, то и пожнешь.

– Да‑да… – взгляд Доктора был опять где‑то далеко со своими мыслями. – Пришло время собирать камни. Об этом я и говорю. А собирать нечего. Поэтому проект «Мировая цивилизация» закрывается как неудачный. В своем развитии мы продвинулись не дальше ленточного червя.

– И что же будет вместо нашей цивилизации? – усмехнулся Генри.

– Когда разрушится дом твой на земле, то господь приготовил нам дом вечный на небесах. Царство Небесное – это начало и конец всех времен, всего развития человечества логический конец.

– Скоро мы все окажемся в раю? – Генри окончательно решил, что Доктор выжил из ума, если прожив всю жизнь злостным атеистом, начал цитировать Библию.

– Все, да не все… Много званных, да мало избранных. Что такое «рай» в твоем понимании?

Генри улыбнулся. Ему стало все понятно. И теперь главной задачей стало быстрее вернуться домой без каких‑либо последствий. Поэтому он решил не обострять и не спорить.

– И как же выглядит этот «рай»? – ответил он вопрос на вопрос.

– «Рай» выглядит так, как мечтаешь именно ты, как ты его вообразишь, таким он и будет. Он не может быть одинаковым для всех. Понимаешь?.. Главное, что никто не будет чувствовать, что его рай хуже или лучше соседского. Для того чтобы все стали счастливыми, надо просто убрать зависть, а значит соперничество.

– Ну не будет зависти, не будет желаний, – не удержался Генри, – что будут делать те, для кого счастье это борьба и преодоление? Для кого счастье быть лучше, богаче, сильнее других…

– Для них будет особое место, – Доктор Кауперман встал, показывая, что не хочет больше это обсуждать и что он давно принял свое решение. – Всему свое время, мой друг. Скоро ты все узнаешь. А сейчас нам пора на выход. Через тридцать минут мы прибываем.

Глава 4

Когда Генри вышел из рубки лодки, то ему пришлось прикрыть глаза рукой от ослепительного необычного сияния. Чуть привыкнув к яркому свету, он осмотрелся. Лодка пришвартовалась у пирса, расположенного в снежной пещере. Она была настолько огромной, что он даже не смог точно оценить ее размеры. Высота сверкающего голубыми кристаллами ледяного свода позволяла построить здесь приличный небоскреб. Зал, в котором они находились, где‑то вдалеке, изгибаясь, переходил в другой.

– Мы в Антарктиде, Генри! Земля Королевы Мод, – восторженно объявил вышедший за ним Доктор Кауперман.

Ярко было из‑за прожекторов, поставленных на узкой полоске берега, тоже ледяного, и направленных в свод зала. Там свет отражался и заполнял все пространство. Генри удивило, насколько было тепло. Конечно не как в Майами, но температура была явно плюсовая. Притом, что вокруг был лед, это казалось странным и неестественным.

– Течения. Теплые течения, – угадал его ощущения Доктор. – Это вода подогревается вулканами, которые находятся в сотне километров отсюда в глубине материка… Теплая вода здесь смешивается с океаном, создавая свой микроклимат и эту уникальную систему пещер ‒ самую большую в мире. А над нами… ты только не пугайся… пять километров льда, – и, помолчав, невозмутимо добавил: – Можешь не верить, но часть этих залов и многокилометровые туннели искусственные, и сделаны не нами.

– А кем? Фашистами? – рассмеялся Генри, вспомнив какие‑то легенды про нацистские эксперименты в Антарктиде.

– И не ими. Это точно. Я не знаю, кто их сделал, но возраст этих залов – несколько тысячелетий… Может быть, сделаны теми, кто создал нашу цивилизацию. Они же подготовили вариант как ее закончить. Но ты об этом не думай. Не это главное.

Они перешли на небольшой катер.

– Какие у тебя ощущения, Генри? – внимательно глядя на молодого миллиардера, с любопытством спросил Кауперман.

– Ощущения необычные. Умиротворение… Даже счастье. Как будто я только что получил Нобелевскую премию и сразу же занялся с сексом с очаровательной девушкой в бирюзовой лагуне. А главное, я… мне трудно выразить эти ощущения словами… Мне легко думать… Мои шестеренки в голове не скрипят как раньше, а крутятся, как в дорогих швейцарских часах. Вы подсыпали мне в завтрак какой‑то наркотик?

– Нет, конечно! Такой здесь воздух. Мы долго исследовали, но ничего необычного в нем не нашли. Все как везде, только, естественно, гораздо чище. Но дело не в экологии. И не в наркотиках. Просто здесь почему‑то мозг работает по‑другому. В другом ритме. Быстрее получает информацию, быстрее усваивает и, что самое главное, здесь человек всегда счастлив.

– Мне кажется, что за нами кто‑то наблюдает…

– Достаточно об этом. Все тебе знать не надо. Я хочу тебе совсем другое показать. Более важное… Понимаешь, к старости я решил реабилитироваться перед человечеством за свои прошлые грехи.

Они подплыли к другому пирсу: меньше размером, но гораздо лучше обустроенному. Сразу от пирса начиналась рельсовая дорога, которая уходила от воды в сухой тоннель. Здесь их уже ждал небольшой поезд. Через несколько минут они были в другом зале, самом большом из виденных Генри ранее. Здесь было еще теплее, было много людей, много оборудования. Под высоким сводом растекалось что‑то напоминающее туман или облака.  Лестницы и лифты, расположенные вдоль стен, вели на многочисленные площадки и в застекленные комнаты, похожие на лаборатории, пункты управления или что‑то еще. Но самым поразительным было не это. Прямо в центре зала, ни на что не опираясь, висел кристалл яйцевидной формы такого гигантского размера, что его вершина пряталась в тех искусственных облаках.

В первую секунду Генри принял его за глыбу льда. Но  присмотревшись, понял, что он и по цвету, и по внутреннему строению отличается от замерзшей воды. Он был более матовым, молочным и не сиял голубым блеском, как лед. Когда они подошли ближе, Генри увидел, что кристалл пронизан мириадами внутренних прожилок, нитей, граней и более мелких кристаллов, которые постоянно меняли конфигурацию и светились изнутри явно своим, а не отраженным светом. Не ярким, но бесконечно многообразным, очень теплым и мягким. Казалось, внутри все жило. Узор прожилок менялся, и менялись, переливаясь, их цвета.

– Что это? – удивился Генри.

– Это «Рай», Генри, – в глазах Каупермана отражалось сияние, исходящее от кристалла. – Здесь мы создали тот мир, который у каждого из нас в лучших воспоминаниях и в самых волшебных фантазиях. Он не статичный, он для каждого свой, откликающийся на нашу память: на первый материнский поцелуй, на первый взгляд на окружающий мир, первую любовь, первую мечту. Все, что любил человек, все, о чем мечтал, будет здесь с ним. Кристалл – это тот рай, про который нам рассказвыли тысячи лет, это наш новый дом, наша новая вселенная! Через неделю мы все сюда переселимся.

– Кто все?

– Все человечество. Здесь будет действующая копия нашего мира… только без болезней, без боли, без смерти.

– Вы хотите сделать большой семейный фотоальбом? – не понимая, о чем говорит бывший наставник, решил пошутить Генри.

– Да нет же, Генри! Ты не понимаешь? Это будет спасательный корабль для всего человечества. Мы создадим точные копии каждого человека. Повторяю – характеры, воспоминания, желания и надежды – все сохранится. Все программы, которые делают нас человеком, все жизненные приоритеты: свобода, безопасность, желание совершенствоваться, обучаться, общаться с другими людьми – все перейдет сюда.

– Вы уверены, что у вас все получится? – скептически спросил Генри.

Доктор Кауперман посмотрел на него с досадой.

– Чуть позже ты поймешь, что выбор у человечества не очень большой.

– И что же, в этом новом мире мы сохраним свою личность?

– Личность?.. Вчера, к примеру, ты был беден как церковная крыса, а завтра забытый дядя оставил огромное наследство. Или наоборот. Сегодня ты входишь в пятерку «Форбс», а завтра шьешь варежки в русской тюрьме. Что произойдет с твоей личностью?

– Уверен, что я ничуть не изменюсь.

– Тогда и здесь, в Кристалле, ты точно не изменишься.

Они подошли к группе людей, что‑то обсуждающих в той части зала, где стояло оборудование.

– Вот эта милая девушка тебе все расскажет более подробно. Для меня это слишком сложно. Но ты же сам ученый. А тем более о компьютерах ты должен знать все – это же твой бизнес. Поэтому разберешься, – с нескрываемой иронией сказал Доктор. – Наш юный гений все тебе расскажет, – он указал на молоденькую девушку, подошедшую к ним.

Рашми Амрит, родом их нищих северных районов Мумбаи, хорошо знала кто такой Генри Мидас. Во многом он определил ее будущее. Дома, в Индии, еще в детстве она как‑то увидела его по старому телевизору, который стоял на полу их небольшой комнаты. Он рассказывал о том, какой легкой и красивой станет жизнь после внедрения компьютерных технологий. Рашми поверила ему и дала себе слово, что сделает все возможное, чтобы стать полезной этому замечательному человеку и его новому миру.

Ее родители почти постоянно были на работе, но все равно денег в их большой семье не хватало даже на самое необходимое. Первый раз настоящий компьютер она увидела только в школе. И после этого все свободное время проводила, изучая его возможности. Ей очень повезло. Молодой учитель математики, сразу оценивший ее способности и поверивший в ее мечты, поговорил со своим институтским преподавателем, и в 16 лет девочка попала в институт в Дели, а через три года оказалась в Массачусетском технологическом университете. Там она поняла, что ее идола, Генри Мидаса, абсолютно не волнует жизнь бедных людей, и его выступления – обычный пиар. Все новейшие технические достижения он использует только ради личной выгоды. Для этого создаются специальные программы и социальные сети, охватывающие почти все население планеты, с единственной целью – заставить их выбрать то, что нужно заказчику. И абсолютно неважно, что это – стиральный порошок, гигиенические тампоны или президент страны. Вместо расширения применения технологий в образовании или медицине, происходит простое превращение людей в однородную, легко управляемую массу. И все это ради интересов ничтожной группки людей.

Девушка уже решила вернуться к семье в Индию. Но именно в этот момент ее нашел доктор Кауперман и пригласил принять участие в своем фантастическом проекте.

«Почему же я не знал обо всем этом?» – подумал Генри.

– Все это очень интересно. Ведь мы тоже занимаемся созданием искусственного интеллекта, – обратился он к молоденькой индианке.

– То, что вы делаете, это не искусственный интеллект, – обрезала его Рашми. – Что бы вы ни делали, у вас получается большой калькулятор. Мы не пытались просто научить считать, говорить или думать электронную машину. Ведь скопировать человеческий мозг невозможно. Мы создали новый мир и хотим переместить в этот волшебный мир человека.

– Вы с Доктором так много об этом говорите, но, наверное, для меня это сложно. Не могли бы вы объяснить чуть попроще. На что это похоже?

– На утренние сны, – улыбнулась девушка‑гений. – Бывает, человек еще до конца не проснулся и досматривает великолепный сон, и именно в этот момент он уже может немного влиять на происходящее. У вас такое бывает?

– Ну да, конечно.

– Так и здесь. Отличие в том, что сон обычно очень хрупкий…

– Если это не кошмар. Кошмары кажутся бесконечными, – перебил ее Генри, вспомнив свой сон про пингвинов и акулу.

– Да-да… И влиять на него не всегда получается. А здесь все очень легко моделируется. Не вы следуете за сном, а сон следует за вашими желаниями.

– Уже гораздо понятнее, – улыбнулся Генри.

– Мне не просто вам объяснить за пять минут то, над чем мы работаем несколько лет. И кто‑то работал до нас, – продолжала объяснять Рашми. – Вот, к примеру, вы захотели покорить Эверест и через мгновение вокруг вас величественные вершины, вы уже в базовом лагере в Непале. Вы проходите весь маршрут, получая совершенно четкие и реальные ощущения. Потом вам захотелось погреться у теплого моря. И вы в Италии. В маленькой таверне пробуете великолепное рагу из баранины и запиваете отличным красным вином. Вам захотелось развлечений – вы в Бразилии на карнавале с очаровательной девушкой.

– Как вы красиво все рассказываете. А когда все это надоест?

– Если у вас такие скудные желания, то вы можете и здесь, в «Раю», просто остаться дома на диване и смотреть футбол по телевизору – все как в реальной жизни. Но я сомневаюсь, что это может наскучить. Ведь воображение, мечты, фантазии – все это не имеет границ. Вы можете быть кем угодно. Кем вам захочется. Вы можете представить себя капитаном пиратского корабля или голливудской суперзвездой, затворником философом или кокеткой с Монмартра.

– Даже так? Я могу менять пол? – не смог скрыть своего удивления миллиардер.

– Вы можете выбрать любой образ, любое занятие, любой пол и возраст.

– А как же знания?

– Знания вам имплантируются вместе с образом.

– То есть без всяких усилий? – допытывался Генри.

– Если в ваших фантазиях появится желание реального обучения, то вы будете по‑настоящему читать книги, выискивая крупицы знаний. Но вы можете и сразу получить весь багаж знаний, если, к примеру, вам хочется не учиться, а сразу изобретать и конструировать. Все зависит от ваших желаний.

– А если мне захочется… Ну, что‑то такого… что не принято в вашем обществе?

Рашми Амрит снисходительно посмотрела на него.

– Мы немного модифицировали наш мир. Поэтому, попадая в него, человек теряет все плохое, что у него было от животного, что мешало ему быть человеком, быть счастливым.

– Что же вы убрали?

– Наши ученые и философы пришли к выводу, что корень всех проблем на земле в строгой запрограммированности человека на воспроизводство себе подобных. Фактически это главная и единственная цель его жизни. Остальное все следствие.

– Вы убрали основной инстинкт?

– Не до конца. Мы его немного модифицировали, – сдержанно ответила Рашми.

– Зачем? Вы же создаете «Рай.» А разве не в этом источник большинства райских наслаждений?

– За эти наслаждения человек платит слишком большую цену. После того, как человек выполнил эту задачу: создал потомство – запускается процесс самоуничтожения. Постепенно человек выключается эмоционально и физически: он теряет способность радоваться жизни. Поэтому, чтобы человек жил вечно, не старея, и все время мог радоваться жизни, надо, прежде всего, убрать программу воспроизводства себе подобных как главную и единственную цель.

– А разве рождение детей это само по себе не бесконечная жизнь? У меня, кстати, их пять.

– Вот‑вот. Продолжение именно своего гена является целью любого животного, и человека в том числе. Это закон эволюции.

– Что в этом плохого? Родители видят в детях свое продолжение, – настаивал Генри.

– Это обман, заложенный в нас на уровне программных инстинктов. На самом деле человека определяет индивидуальная память и его личные мечты и желания. В новом человеке появляется новая память и новые надежды, поэтому ребенка трудно считать продолжением, а тем более одним и тем же существом только на основании общих генов и хромосом, как бы родителям этого не хотелось, – невозмутимо пояснила девушка‑ученый.

– Но родители об этом не думают. Они счастливы и им этого достаточно.

– У них просто нет выбора: такая программа. И из‑за этого начинаются все проблемы. Желание привлечь лучшего самца или самку приводит к тому, что ради этого человек готов на все. Это причина всех комплексов неполноценности и причина большинства отвратительных вещей. Чтобы добиться своего, человек готов обманывать, воровать, убивать, развязывать войны.

– Все плохое в мире из‑за секса? – рассмеялся Генри Мидас.

– Как вы не понимаете! Причины в том, что человек запрограммирован на выживание только своего генома. И поэтому других детей он рассматривает как конкурентов. Его главная цель сделать так, чтобы именно у его детей были преимущества перед другими. И он готов для этого сделать все что угодно. Некоторые, – она гневно посмотрела прямо в глаза медиамагнату, – продают чужим детям бессмысленные вредные игры, подсаживают их в отупляющие социальные сети, отучают их самостоятельно думать, чтобы свои дети вечно жили во дворцах и им ничего не угрожало…

– То есть все проблемы из‑за желания устроить жизнь своим детям, – не стал спорить Генри. – А что же вы улучшили?

– Все, что отличает нас от амебы, – обиженно ответила Рашми. – Например, умение мечтать.

– То есть вы создали мир для бездельников‑мечтателей. Не получится ли у вас здесь оранжерея для выращивания овощей, у которых даже секса нет?

– У нас сохранится и секс, и любовь, но без цели воспроизводства себе подобных, – невозмутимо ответила молодая индианка.

– Вы знаете, у меня пять детей, и я люблю свою жену как мать своих детей.

– То есть, как человек она вас не интересует, а лишь как…

– А разве человек после ваших изменений остался человеком? – невозмутимо перебил Генри. – Не потерялся ли смысл его существования? Ведь все, что он делает – это, в конце концов, соревнование. Как вы говорите: соревнование за самку. Искусство, живопись, книги… Все красивое, что нас окружает – это, как вы правильно говорите, в конечном итоге борьба за самку.

– Человека выгнали из рая именно из‑за желания размножаться и в наказание заставили трудиться в поте лица. Может для вас это и соревнование. Но большинство людей зарабатывает хлеб в поте лица своего, и поэтому мечтает посидеть на диване. Вы вряд ли поймете бедняка из Бангладеш и миллиарды других людей. В нашем «Раю», не сходя с дивана, он может стать владельцем яхты, ученым, писателем, летчиком, спортсменом, – парировала Рашми.