Текст книги "Ещё не вечер…"
Автор книги: Игорь Оруженосцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Глава 5
ВСТРЕЧА ДЛИНОЮ В ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
Жизнь постоянно продолжала преподносить сюрпризы. Пару раз Тад выступил на собрании против администрации таксопарка и его тут же пересалили с новой машины на старую, не помог даже Витя Табулин. Что делать, на линии остались клиенты, были дела, и надо было продолжать зарабатывать деньги на жизнь.
18 февраля 1965 года стоял холодный пасмурный день. С красными глазами, в пальто, извалянным в пуху, небритый и злой Тад выехал на линию. Помотавшись по городу, Тад подхватил какую-то старуху и привез по ее просьбе к институту им. Мориса Тореза, высадил и, хотел, было, тронуться, как услышал крик: «Такси, такси!» В зеркало заднего вида увидел: какая-то длинноногая девица, сломя голову, неслась к машине, отчаянно размахивая руками. «Скорее на Преображенку, у меня пожар», – выпалила она, плюхаясь на сиденье рядом. «Как поедем?» – спросил Тад, искоса поглядывая на пассажирку. «Как угодно, но быстрее», – Взмолилась она. Тад лихо вырулил от Института на Садовое кольцо и понесся по адресу. Клиентка затихла, но Тад нет-нет, кося глазом, видел, что она переживает. Когда машина с Потешной улицы повернула на 2-ую Бухвостову улицу, Тад удивился: он думал, что знает Москву, а тут на перекрестке 2-й и 3-й Бухвостовых улиц оказывается и проехать нельзя: проложена узкоколейка и ходит игрушечный паровозик. Дом оказался на месте и не сгорел. Пришла квартирантка и выключила газ. На счетчике было 1 руб. 54 коп., клиентка ушла в дом, а Тад сидел в машине и ждал, он очень устал, сказались три бессонных ночи ремонта, болел желудок, и Тад, расстегнув ремень, закрыл глаза и, откинувшись на спинку сиденья, расслабился. Его потрясли за плечо, пассажирка звала его в дом расплатиться. В комнате, держа в руке 3 рубля, она смущенно смотрела на таксиста, сказав, что они у нее последние. «Дайте мне Ваш телефон, – сказал Тад, – на счетчике немного, я Вам позвоню». А сам упорно не отрывал взгляда от складочки над верхней губой девушки. Что-то ужасно милое, домашнее, женственное было в этом лице. «Вот он – рок, вот оно, наверно, мое», – подумал, уходи Тад. Много лет спустя в том же самом призналась и Лена, у нее тоже екнуло сердце, она тоже подумала, что что-то должно произойти.
Он позвонил ей через неделю, и Лена пригласила Тада в гости. Коротко стриженный под полубокс, с синяком под глазом, в натуральной канадской штормовке на леопардовом меху и с фиалками в кармане, Тад предстал перед Еленой, но сначала он осмотрел все подходы к дому и еще больше удивился: мимо дома, пыхтя паром, прополз паровозик, толкал перед собой вагонетки. Было такое впечатление, что все это происходит не в Москве, настолько патриархальным казалось все вокруг. Ворота дома были закрыты наглухо; спросить, туда ли он попал, было не у кого. На улице безлюдье, мороз и темень. Тад, подпрыгнув, подтянулся и перемахнул ворота, но тут из-за угла дома с яростным лаем выскочила собака, а за собакой выбежала Лена и, схватив Тада за рукав, потащила его в дом. В доме было тепло и уютно, на столе стоял торт с буквой «Т». Ощущение какого-то громадного счастья переполняло Тада весь вечер, и он понял, что будет встречаться с Леной каждый вечер.
Они поженились через четыре месяца, 17 июля 1965 года, но примерно за неделю до свадьбы Тад переехал к Лене уже насовсем. Как уже говорилось выше, дом, в котором проживала Лена, находился в очень старом районе Москвы, еще Петровских времен, о чем свидетельствовали названия улиц: Потешная, Суворовская, 9-я рота, Бужениновская. Когда-то юный царь устраивал здесь военные потехи со своими сверстниками, из которых был создан Потешный полк, а затем Преображенский и Семеновский. Улица же, где стоял дом Лены, носила имя первого русского офицера Сергея Бухвостова, который надел иностранный кафтан взамен стрелецкого. Еще более точно это место называлось «Гучки», так как земли со всеми стоящими домами принадлежали фабриканту-суконшику Гучкову. На доме, где стали жить молодожены, висела табличка: «Застрахован Варшавским обществом в 1872 г>. Надо сказать, что половину дома Лена купила у рассорившейся еврейской семьи. Глава этой семьи, бабка Лия, жила в этом доме с 1924 года и завещала его детям, а они, как это бывает, повздорили, и старшая дочь Галина продала вторую половину этого дома Лене, но с начинкой, те, со своей младшей сестрой Кларой, хотя должна была сначала её выселить. Когда Тад только женихался, он очень нравился Кларе Семеновне и ее мужу Бэру Бенциановичу, но когда эта еврейская семья поняла, что у Лены с Тадом все серьезно, Тад, тут же, стал плохим. Тад видел, что эти Матлины, будучи просто квартирантами, сильно прижимали Лену, а поскольку она жила одна, то мирилась с такими взаимоотношениями. По сучьим законам той коммунистической поры, их можно было выселить, только предоставив жилплошадь. Ишь, какое гуманное государство – решать свои проблемы за счет частника! Одним словом, Тад создал им условия, при которых они съехали из этого дома через семь месяцев, при вящем неудовольствии жильцов второй половины дома, но Таду было глубоко наплевать на все их маланские настроения (маланец, по-одесски, еврей, картофлянец – русский).
На свадьбу Лена и Тад никого не пригласили, считая происходящее таинством двоих, а посему никого и не надо. Со стороны Лены была ее подруга Тамара Каретникова, а со стороны Тада был сменщик Витя Табулин. На улице был страшный ливень – верная примета к счастью. Витек привез пятнадцать громадных ярко-красных маков, на столе было много шампанского и две жареные утки. Родителям отбили телеграмму о происходящем. Мама Лены всплакнула от счастья, мать Тада разозлилась, ведь это был день ее рождения, ей стукнуло 50, но Лена с Тадом вечером приехали и поздравили ее с этой знаменательной датой. Для Тада начинался новый этап жизни – семейный.
После свадьбы Тад обследовал дом и прилежащий к нему сад, везде было запустенье и грязь. Надо было все приводить в порядок. Тад заасфальтировал дорожки, сам построил гараж, в саду развесил снаряды и боксерские груши, это страшно не понравилось жильцам из второй половины дома, по какой-то странной неожиданности они считали землю сада своей, пришлось Таду и их разубедить в этом. Были конфликты как у Египта с Израилем за Суэцкий канал, в результате которых соседям пришлось ходить строем от своего парадного входа до ворот.
Жить с Леной в старом доме и в этом районе очень нравилось Типу. Вокруг их дома стояли точно такие же дома соседей, резные, хоть и старые, но очень красивые. Продолжая работать в такси, Тад иногда привозил в эти переулки иностранцев и те просто балдели от первозданности этих мест, говоря, что эти дома надо брать под стеклянные колпаки и делать на этих улицах заповедники. Народ жил вокруг тоже довольно экзотичный. В 4-ом Зборовском переулке, рядом с Тадом, всю жизнь жители продавали травку (план) и наркоту. Бывало часто заезжали менты, охраняя и беря дань с продавцов. И вот накурившись и нанюхавшись этого зелья, некоторые из соседей, теряя ориентиры, пытались лазать в дом и сад к Таду. Пришлось ему пометать топоры в этих скокарей, и желание нарушить территориальный статус быстро улетучилось. Обстановка вокруг была настолько домашняя, что в тапочках переходили улицу в булочную, и добротная русская женщина, тетя Настя, советовала, какие булочки брать, а под завязку доставала из-под прилавка лимонные дольки, до которых Тад был сильно охоч, а Лена угощала ее пирогами. Так и жили годами. Сюда, в дом к нему часто приходил его старый приятель, трехкратный чемпион Москвы по боксу Ганс Владимирский, тоже живший неподалеку в Сокольниках, около Остроумовской больницы, Вместе боксировали, работали по мешкам, качались штангой, строили планы на будущее. Но за всем этим зримо и незримо стояла Лена, она мягко и тактично внушала Таду, что свое образование надо продолжать, указывала на изъяны во взаимоотношениях Тада с приятелями. Очень быстро научившись готовить, она покоряла окружающих блюдами русской кухни по книгам Елены Ивановны Молоховец и сталинского периода. В те времена стали открываться прекрасные магазины «Дары природы», по тем деньгам в них многие продукты стоили копейки, и уж Лена с Тадом наслаждались и зубрятиной, и медвежатиной, подавая все это на стол с лесными ягодами.
Но назревало событие большой значимости. Ленуля, как ласково называл жену Тад, была беременна, и Тад вот-вот готовился стать отцом. Сонюра, как уже загодя Лена и Тад называли ребенка, если будет девочка, родилась 12 апреля 1966 года в год «огненной лошади». Софья, по-гречески, мудрая, действительно оправдала свое имя в будущем в каждом своем движении. Соня росла спокойным, крепким ребенком, удивительно похожим на отца. Тад приезжал с линии пообедать, клал Соню, завернутую в одеяло, рядом с собой на стол и кормил ее борщом, который ел сам. Медсестры приходили в ужас и стыдили родителей. Но еще с большим удовольствием Соня обсасывала хвост селедки, зажав его в кулак, и все это в четыре-пять месяцев отроду. Видно, Бог всегда был рядом с ней и дал ей красоту и здоровье.
В этот период Тад пытался постигать русскую культуру, покупая книги по искусству и истории Руси. Как ни странно, очень много пришлось купить о самом Краснодаре и окружающих его станицах, в которых наряду с жратвенными ярмарками устраивались и книжные. Тад с Леной потихоньку обходили все театры и музеи Москвы, но особенно их поразил и покорил дом художника Васнецова, где-то между Троицкой улицей и Садовым кольцом. Страшно интересной оказалась книга профессора Сытина из музея реконструкции Москвы, как какая-то завораживающая музыка звучали древние названия мест и улиц, история некоторых восходила аж к двенадцатому веку. Дом Тад тоже старался обустроить на русский лад. Как-то на Преображенском рынке Тад увидел комиссионный мебельный и забрел в него. Потолкавшись меж старой рухляди, уж собирался было уходить, но какой-то пьяный продавец, пристально взирая на него, вдруг произнес: «Тадик, ты чо, парень, не узнаешь сваво однокашника?» и бросился Таду на шею. Оторопевший Тадеуш, напрягши память, действительно вспомнил в нем Борьку, с кем просидел за одной партой с первого по третий класс. «Что тебе надо, пойдем в запасники, покажу все»,
Счастливый Борька не знал, как услужить другу. Тад тут же купил старинный дубовый стол на 16 персом и набор из двенадцати стульев с Николаевским гербом на кожаной спинке, все за такие гроши, что было даже смешно. Обставил гостиную в стиле добротного купечества, а спальню, которую подарил Лене, – в стиле «русский ренессанс». Остальные две комнаты были детскими и убраны просто и удобно. Поскольку дом был деревянный, то летом всегда было прохладно, и царил легкий полумрак, приятный для глаз. Вообще же Тад, став отцом, как-то все больше проникался, что он – хозяин дома, а не квартиры в многоэтажном гос. общежитии.
Ведь коммунисты выхолостили из русского народа понятие «дом», и вот как бы вновь, эта традиция возрождалась в семье Тада. Он потихоньку стал собирать старинные русские народные песни, романсы и многие даже в джазовой обработке выглядели прелестными. Народный хор и оркестр под управлением Осипова приводил Тада в тихий меланхолический экстаз, он поражался широте и глубине этого пласта старинной культуры. На этой почве Тад познакомился с одной пожилой аристократкой, собирательницей русской старины, она на многое и по-новому открыла Талу глаза.
26 августа 1970 года родилась вторая дочь Анастасия, и Тад привязывается все больше к лому и семье. Вообще же этот период работы в такси и житья в этом старом доме становится одним из самых счастливых периодов жизни семьи Касьяновых. Их характеры притерлись, они беззаветно верили друг другу, что давало силы Лене переносить далеко не ангельский характер мужа. И когда возникали проблемы, порой мучительные, жена и дочери вставали за отца стеной, веря в него, надеясь на свои силы и провиденье. Они никогда не ссорились из-за себя, очень немного из-за детей, самые большие споры и конфликты возникали в жизни из-за учеников Тада. Лена интуитивно чувствовала фальшь, откровенную зависть и злобу в отношениях этих людей к Таду. Она предсказала конец многих учеников и начатых с ними дел, но всегда поддерживала Тада в каждом новом начинании, которое он поднимал, зная, что у него все получится, и, веря в него. Многих лоботрясов и просто откровенных врагов в недалеком будущем она кормила, поила и укладывала спать, требуя своими действиями одного порядочности. Взаимностью ответили единицы. Так текла жизнь, и вот сейчас заканчивается тридцать второй год совместного бытия этой удивительной пары: они могли сутки пролежать голова к голове, не сказав друг другу ни слова, да это и не надо было делать, ведь они понимали друг друга с полувзгляда, став одним целым. Смутное время перестройки не раз и не два ударило по этой дельной, крепкой семье, остается только удивляться и преклоняться, как выстояла Елена Арсеньевна с дочерьми вместе в борьбе за родного человека.
Глава 6
СЭН’Э – ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
Поскольку пришлось переехать жить на Преображенку, надо было подыскивать работу где-то поближе к дому. Тал стал переводиться в 16-й, как его таксисты в шутку обзывали «Краснознаменный» парк, что на Открытом шоссе. Как это часто бывает в жизни, «желаемое вчера, сегодня приедается» – Тад устал от всего этого быдла вокруг и подумывал, куда бы смыться. Но, он знал, куда бы он, ни пришел работать водителем, таксистов очень не любят, и это обстоятельство сильно останавливало его уход. За семь лет работы в такси Тад преуспел во многом, но самое главное пришел опыт общения с людьми, и это было самое неоценимое. Часто работая допоздна, Тад знакомился со многими деятелями культуры и искусства, артистами Белокуровым, Грибовым, Леоновым; у него развилась поразительная зрительная память, он узнавал клиентов, которых возил только раз и много лет назад. Поработав в нескольких парках, многое мог бы рассказать о работе таксиста. В это же время Тад заканчивает десятилетку и курсы автомехаников по программе автотехникума для того, как им сказали, что их будут готовить начальниками гаражей в Англию, Канаду и другие страны. Но власти и коммуняки вообще много чего обещали, а «воз и ныне там!». Ему предложили стать начальником автоколонны, он отказался; предложили должность начальника гаража – опять отказ. Тад не хотел никем командовать, его удовлетворяло, что он мог себе выбрать любую смену, быть свободным, тренироваться быть с семьей и повышать самообразование. На линии у Тада происходили подчас удивительные встречи. Как-то раз ему пришлось быть гидом одной богатой американки из штата Алабама, по имени Тзэн. Американка обалдела от зеленых окраин Москвы, а когда Тад привёз её домой, познакомил с Леной, то Тээн была приятно удивлена ее прекрасному английскому и наговорила Лене кучу комплиментов, не забыв, как бы невзначай упомянуть, что она расистка. Тад с Леной, смотря на удивительно стройную хрупкую фигуру дочки сенатора, хохотали до упада, представив ее в одеянии Куклуксклановцев.
Еще более удивительная встреча произошла зимой последнего года, когда Тад дорабатывал в такси. К нему в машину прыгнул парень в дубленке с ярким галстуком типа «пожар в джунглях» и попросилотвезти в 0бщежитие ВГИКа, куда-то за ВДНХ. Разговорились, Джон Линд приехал из Англии поучиться операторскому искусству в нашем кино институте Мама у него русская из Владивостока, а папа английский лорд. Закончив у нас обучение, он получает заказ от крупной экологической фирмы снять фильмы в тридцати четырех странах. Тад доставил Джона в общежитие, и они тепло распрощались, договорившись вскорости встретиться вновь. Через какое-то время действительно встретились, и Тад впрямую спросил у Вани, как они смехом договорились называть Джона, бывал ли он в Школах каратэ там, у себя, на Западе, что это за штука и с чем ее едят. Иван как-то эмоционально и запуганно стал объяснять, что это такое, но потом, сбившись и махнув рукой, сказал Таду просто: «Я тебе в следующий раз литературу принесу!» Дело подходило к лету, Тад уже ушел из такси и работал в Мосресторан-тресте на «Москвиче-4З4», как его называли водители «мать-одиночка»: с одним пассажирским сидением. Машина с путевками стояла дома, это было удобно, и Тип пользовался ею как личной. Ваня Лазарев из Прибалтики, как шутливо за акцент Лена с Тадом дразнили Джона, действительно принес книгу полковника зеленых беретов Эда Паркера «Каратэ». Тад, будучи действующим боксером, удивленно смотрел на какие-то стансы, позиции, движения руками и ногами нарисованных там человечков и недоумевая, считая, что бокс эффективнее. Как уже потом стало известно Таду, это был описан жесткий стиль кун-фу «багуа», а не каратэ, но видно для издателя было все равно, «что палка, что лопата». Вот эту книгу Тад держал между сиденьями, изредка раскрывал ее и каждый раз от непонимания, возмущаясь изображениями в ней. Если бы Ваня-Джон знал, какие замечательные последствия возымеет их встреча, и эта книга послужит толчком многого, что произойдет на громадной территории государства, именуемого СССР.
Вначале августа 1969 года Тад катался на «Москвиче» от метро Сокол в сторону центра. У Скаковой аллеи какой-то худощавый додик (модный парень) тянул руку, желая поехать. «Рублишко», – объявил ему Тад. «да хоть два, только побыстрее на Каретный ряд», – попросил парень и взгляд его упал на «Багуа» Эда Паркера. «Занимаешься?» спросил у Типа парень. «Да нет, дерьмо какое-то несерьезное». «Это не дерьмо, а вещь путевая, – ответил пассажир. – Кстати, меня зовут Алексей Штурмин». Они познакомились, и Алексей сказал, что спешит сейчас к девушке и его не будет в Москве неделю, а затем они встретятся и решат спор, что сильнее: боке или каратэ, так как Тад тут же предложил помериться силами, сказан, что он – боксер.
Через неделю они действительно встретились у ипподрома, Тад был элегантно одет, что Алексей отметил в новом знакомом, и пошли на квартиру к Алексею, она была в двух шагах. Уже дома Алексей стал объяснять Типу принципы и технику каратэ, а затем предложил Типу нападать на него. Скинув пиджаки, они стояли друг против друга, слегка улыбаясь ситуации, и Тад не видел ничего угрожающего в позе Алексея. Тад двинулся на него, и тут же ноги Алексея замелькали у лица Типа, а по туловищу он получил несколько легких ударов. Попробовав снова пробиться через зону ног, у Типа получилось то же самое. Самолюбие было сильно задето, Тад поднял руки и сказал: «Учи, я буду самым прилежным учеником, хочу знать эту штуковину!» То, что он услышал от Алексея и увидел, сильно потрясло Типа. Они стали встречаться почти каждый день, и Тад часами выспрашивал у Алексея, что и как, а дома в саду тренировался как скаженный. Он узнал у Алексея, что как-то в МАДИ тот познакомился с северокорейским мастером и тоже настолько был потрясен увиденным, что попросил мастера учить его. Кореец согласно кивнул, но сказал, чтобы Алексей пришел с партнером. Очевидно, судьбе было угодно, чтобы им оказался Слава Дмитриев, друг и приятель Алексея по институту. Взамен ребята помогали мастеру в других дисциплинах и, подружившись с Учителем, два года и восемь месяцев тренировались под его руководством. Тренировок, в понимании европейцев, не было, а это был этикет востока, философия, показ, и, в общем-то поколачивание учеников, правда, легкое, но ребята представляли, что бы с ними было, если бы мастер колотил их сильно. То, чему учил ребят мастер, было не каратэ, а жесткий стиль КВОН-ТХУ (кулак-бой), т.е. рукопашный бой в переводе, которым занималась полиция и северокорейская армия; мастер был очень продвинутый инструктор одного Даосского монастыря и занимался этой системой с детства. Обычное круглое восточное лицо, но с очень пытливым и проникновенным взглядом. Взглянув на такое лицо, на востоке говорят: «Может» и уже больше не объясняют ничего. Невысокого роста, с гладкой мускулатурой, прыгучий, очень сильный при своих габаритах, от него даже в костюме исходила какая-то притягивающая энергия и уверенность. Получив у него урок, ребята еще долго оттачивали приемы, чтобы на следующий день соответствовать. Часто мастер улыбался: он видел, ребята росли.
Но всегда в нашей жизни случается финал. Подошли к концу и встречи мастера с учениками, Не исчезая внезапно, как это водится в этих системах на востоке, мастер попросил не называть его имя и никогда не искать его, если будет нужно, он появится сам. Тогда Алексей спросил у него, какая у них квалификация и чего они со Славой достойны? «Вы оба достойны носить черные пояса, но он у меня один», – сказав это, передал пояс Алексею.
Ребята стояли, понурив головы, но в, то же время, что-то большое и значимое рождалось в их душах от общения с Учителем, которого они уже больше никогда не увидели в жизни. Если бы он только знал, какие силы всколыхнулись им, сколько тысяч бойцов были обучены и подготовлены в стенах будущей Школы СЭН’Э (путь жизни, дорога жизни, дело всей жизни), но и ему очевидно не поздоровилось бы от своих силовых структур, если бы они поняли, кто виновник всего этого и что произошло в стране их западного соседа. Это были далекие и всегда прекрасные времена, потому, что участники этих событий были молоды: корейскому мастеру – 28, Алексею и Славе соответственно 21 и 22, а будущему руководителю Школы СЭН’Э, собирателю и продолжателю российского рукопашного боя Тадеушу Касьянову было всего 30 лет.
В сентябре 1969 года Алексей впервые приехал к Таду в дом на Бухвостову улицу и тоже поразился, как же хорошо вокруг, как много зелени, сад ему очень понравился и он тут же дал Таду дельные советы, как сделать макивару и другие снаряды для тренировок. Дал примерить Таду кимоно, тогда возникло предложение, что раз уж первый ученик Алексея надел каратэ-ги, считать этот день Днем основания Школы, а случилось это как раз 10 сентября 1969 года. Этой же осенью произошло знакомство е основателем и собирателем русской самозащиты – самбо – Анатолием Аркадьевичем Харлампиевым. На протяжении всех лет, пока он был жив, он, как бы, являлся духовным отцом зарождающегося в СССР каратэ. Целый год Алексей с Тадом тренировались одни, то у Харлампиева в зале МЭИ, то еще в каких-либо других залах, но больше на улице или дома у Тада. Правда, Алексей хотел привлечь еще ребят, но Тад убедил его этого не делать. «Научи меня и я буду тебе помогать, ведь тренировал же я боксеров и этот процесс мне известен, но сначала научи». Они работали нал собой очень много, именно в этот год были заложены основные принципы и навыки создания будущей Школы. Тад еще больше почистил сад, повесил горизонтально мешок на растяжках – сунатовару и тренировался и тренировался, отодвинув на второй план работу и добывание денег. Он перешел работать водителем в Институт психиатрии на Потешную улицу, чтобы быть ближе к семье и дому. Лена говорила Таду, что рада за него, что он нашел себя в новом деле и кормила Тада с Алексеем в саду под громадным вязом, ласково, где-то даже по-матерински поглядывая на друзей. Сначала Алексей нравился ей, но это только сначала.
Их никто не трогал и никто не мешал, власти понятия не имели, что такое каратэ и мнения своего пока не высказывали. С конца семидесятого года Алексей и Тад стали выступать с показательными выступлениями с самбистами Харлампиева. Анатолий Аркадьевич прекрасно говорил, объяснял и показывал, несмотря на свои 66 лет. К концу выступлений он объявил: «А теперь посмотрите на чистое каратэ». Выходили Алексей с Тадом и показывали, в общем-то, пока небогатую программу. Но естественно она от разу до разу усложнялась. Анатолий Аркадьевич попросил включать побольше работы против оружия. Друзья очень много почерпнули у Старика и те приемы работы с оружием и против него, переработанные с каратистской сутью живут и поныне. Но для всего этого нужна была серьезная работа в зале, которого не было, а также были нужны единомышленники, партнеры. Все это привело к тому, что друзья стали искать зал, и каждый привел по паре своих друзей и знакомых. Со стороны Алексея пришел Гена Чубаров – мидовский разведчик, и Володя Томилов, тогда еще студент, со стороны Тада пришел Ганс Владимирский, чемпион Москвы по боксу, и Саша Каретников, десятиклассник. Вот в таком составе группа просуществовала еще несколько месяцев. С залом помог все тот же Анатолий Аркадьевич. Он посоветовал ребятам обратиться к Президенту Федерации дзю-до Москвы Николаю Алексеевичу Масолкину, и тот, уже зная Алексея и Тада, дал им адресок. Зал оказался в самом центре Москвы на площади Маяковского во дворе Аргентинского посольства. Зала этого уже больше нет, на том месте стоит детский сад, но много лет он играл громадную роль в спортивной жизни столицы и страны. Поскольку находился он во фрунзенском районе, то и название у него было «Фрунзенец», а группа каратистов, начавшая там заниматься, стала зваться «ребята с Маяковки». Так они и вошли в историю – КАРАТЭ СССР. Зал как будто был создан для подобных занятий, мог вместить где-то от 50 до 80 человек. Две большие раздевалки, балкончик, на котором можно было отдыхать, наблюдая за тренирующимися. Все это было как нельзя, кстати, и вовремя. По утрам в зале был баскетбол, а вечерами платные группы самбо, которые вели тот же Масолкин и Владимир Давидович Михайлов. Несмотря на то, что группа разрасталась, Алексей с Тадом попросили у хозяина зала, Володи Бухова, только утро субботы и пока все, денег хватило только на 2 часа аренды четыре раза в месяц.
Здесь надо совершить небольшой экскурс назад. Как-то в самом начале знакомства Тад сказал Алексею: «Леш, вот смотри, я сегодня кладу в нашу с тобой кассу 5 рублей и буду делать это каждый месяц». «Ты что, зачем? – возмутился Алексей. Я же тебя не за деньги тренирую». Но Тад продолжал: «Будет группа больше, каждый внесет свою долю. Надо же будет ездить на показухи, на какие-то снаряды, на аренду зала и прочее, да мало ли что, не тащить же тебе деньги из дома, а так они потихоньку накапливаются и все о’кэй. Я буду и кассиром и начальником отдела кадров, – закончил Тадеуш, – а у тебя пусть голова не болит об этом». Подумал, Алексей согласился. Эта финансовая политика работала более двух десятков лет, помогая бойцам Школы отчасти обрести независимость.
В начале 70-х годов в Москве было всего триточки, где практиковали каратэ: Петровка, 26 (спортзал «Динамо»), спортзал Университета им. Патриса Лумумбы и вышеозначенный зал «Фрунзенец» – «ребята с Маяковки». Поскольку два первых зала были режимными то естественно, контингент занимающихся в них был очень мал. Группа с «Маяковки» пошла другим путем, путем свободного входа всех желающих. И это было правильно. В 71-м группа выросла до 50-ти человек. Сюда приходили заниматься разведчики, офицеры десантных войск, рабочие, врачи, даже сын члена Политбюро Кузнецова, группа разрасталась, приобретая известность и связи.
Своей работоспособностью и серьезным отношением к делу Тадеуш потихоньку стал выдвигаться вперед, становясь как бы сэмпаем, заменял Алексея в момент его командировок. Анатолий Аркадьевич тоже не забывал группу, часто приходя, и давал ценные указания, поражаясь дисциплине, царящей в группе. Здесь надо напомнить, что авторитет Алексея как Учителя, создавался именно Тадеушем. Сначала многие из занимающихся пробовали обратиться к Алексею панибратски и даже похлопать по плечу. Тад живо прекратил эти фамильярности сначала пояснениями, а затем в спарринге, которым владел уже неплохо, вспоминалось боксерское прошлое. Был также объяснен этикет вида и градация поясов – т. е. кто есть кто. Тада зауважали тоже, сказалось и бурное прошлое и жизненный опыт сэмпая, а именно так его стали называть в группе.
В 1971 году Тад сдает экзамен на красный пояс и покупает себе фирменное кимоно. Эмблему каратэ вышивает себе и сенсэю Штурмину, никогда до этого не держав иголки в руках, да так хорошо, что оба лет десять носили ее на груди.
Масолкин и Михайлов, видя по субботам переполненный зал, попросили Алексея и Тада организовать показательные выступления каратэ для абонементных групп по самбо и, конечно же, за плату. Показывали и рассказывали Тад с Гансом, демонстрируя на нем технику каратэ и приемы против оружия. Масолкин и Михайлов наблюдали тоже. Выступление прошло на ура, и руководители курсов самбо предложили подумать о создании таких групп и курсов по каратэ, и расплатились за выступление. Вот тут очень некрасиво повел себя Гансович, как шутливо называл своего друга Тад, когда он увидел, что большую часть денег Тад отложил в сторону, жаба жадности задушила его. Он стал требовать поделить деньги поровну, но Тад ответил ему, что большая доля уйдет в кассу Школы, а мы с тобой – ученики ее, обойдемся малым. Финал: обидевшись, Ганс отделился, открыв в Сокольниках подпольную группу и обирая ее. От него уходили толпами, и он, бросив преподавание, куда-то исчез на несколько лет, но затем вынырнул у одного из боковых учеников Школы Вадима Вязьмина в его группе «Дхарма марга» (путь добродетели). Затем опять неудача и вновь пропадание, но уже на несколько десятков лет. И вот только недавно объявился в Израиле, женатый четвертый или пятый раз, но уже на еврейке.
Это было первое негативное проявление корысти учеником Школы, в будущем, к сожалению, этих непоняток будет значительно больше. Примерно в то же время Тадеуш уходит из Института психиатрии и начинает работать мастером производственного обучения и инструктором по автоделу в обычной средней школе № 615 на Верхней Красносельской. Его начальником был милейший человек Борис Львович Хаинсон, с которым они проработали бок о бок семь лет, пока в школе не закрыли автодело. Школа давала Таду много свободного времени и спортзал, в котором хозяйкой была сестра великих боксеров Лидия Ивановна Огуренкова. две машины: грузовая и легковая, были тоже в распоряжении Хаинсона и Касьянова, давая возможность заработать, а главное было полное состояние покоя, необходимое Таду после громадных нагрузок, ведь тренировался он от трех до шести часов каждый день. Чтобы больше быть на улице, Тад с Преображенки в школу и обратно ходил пешком, а это 5 км в одну сторону, иногда пробегая какую-либо часть пути. Администрация школы, зная квалификацию Тада, часто оставляла его подежурить на праздниках и выпускных вечерах, он прекрасно справлялся с этими обязанностями без патетики и криков «Банзай». Спокойно разобрался с местными хулиганами к неописуемому восторгу директора школы, старого контрразведчика. Ребята в нем души не чаяли. В 1973-м Тад сдает на коричневый пояс, в 1974-м – на черный. Это была первая сдача на черный пояс в Москве человека, который учился у себя на родине, а не у иностранцев. Экзамен принимали самые старые представители восточных единоборств: Володя Ковалев – джиу-джитсу, Слава Дмитриев, еще какие-то специалисты, имена которых уже стерлись в памяти. Тадеуш сдал все прекрасно. Осталось только повесить пояс. Поехали в больницу к Харлампиеву (он в это время сильно хворал) и спросили, можно ли вручать? Вердикт был таким: можно и нужно.
