Текст книги "Записки репортера"
Автор книги: Игорь Свинаренко
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
23 марта2007 г.,15:44
Конечно, вы думаете, что шлепать по клавишам – легкая безобидная забава. Писатель, типа, пописывает, а читатель как бы почитывает. Ваша наивность меня умиляет. Как слово наше отзовется, поди еще угадай.
Вот, пожалуйста, вам такая история. Десять – нет, уже одиннадцать лет назад я поссорился с крупным художником узбекского происхождения. И стоял на пороге серьезных проблем. Влияние моего знакомого в некоторых кругах было куда значительней, чем его на тот момент слава в кругах, скупающих искусство. Более того, он ведь мог закинуть насчет меня послание в вечность, как это у них водится! И там бы про меня знали, что большие художники – против меня. А больше не знали бы ничего.
И в чем же была причина нашей ссоры? Может быть, я написал, что он не умеет рисовать? Или что он бездарен? Ворует идеи? Торгует обоями, выдавая их за произведения искусства? Тиражирует коммерческие сладкие картинки, которые разлетаются в западных галереях как пирожки, с триединством «конь – баба – цветы»? Я перечислил волнующие меня темы, и вы сразу догадались, что я весь погружен в современное искусство и оно мне не чужое. Насмотрелся я на разные поделки. Сперва сам – по наитию, по случаю, – а после нашел себе эксперта по этому делу. Вернее, он сам нашелся. Мой товарищ и собутыльник Игорь Метелицын, одесский поэт из Америки, уехавший туда по израильской визе в момент падения Берлинской стены, сменил масть. Внезапно. Вот только что мы сидели пили водку и он рассказывал мне про то, как строил Зейскую ГЭС на вечной мерзлоте и сочинял там у костра песни про таежную романтику, а также излагал сухую статистику технических нокаутов на Дерибасовской и Брайтон-бич (он боксер)… И вдруг через три дня мы пьем пиво, и он роняет фразу: «Я, как профессиональный арт-дилер…» Я заволновался, что-то похожее раньше уже бывало с моими собутыльниками, мы теряли таких людей! Но Игорь натурально достал из портфеля какие-то альбомы, пачку с акварелями и два сантиметра соток, перетянутых резинкой: мы пропивали в тот момент не что иное, как выручку с проданных картин. Я понял, что разговор пошел предметный. Позавтракав, он из Измайлова поехал вселяться в «Метрополь», ему стало по рангу. Человек поднялся. Я помог ему перевезти туда на трамвае чемодан. Ехали молча от торжественности момента.
И вот с тех пор сколько-то лет мы ведем дискуссии с Метелицыным не о различиях между Пастернаком и Мандельштамом (сколько раз он влезал в кулачные бои на почве тонкостей поэтики – к счастью, не со мной!), но про буржуазное искусство. Когда он хвалил какого-то хорошо продающегося автора, я осведомлялся:
– А может он нарисовать похоже?
У нас на шахте Бажанова это считалось серьезным аргументом. Метелицын смеялся и уверял меня, что хорошо рисовать – это вчерашний день. Мне стало ясно, что, живи Микеланджело в наши дни, ему, чтоб свести концы с концами, пришлось бы подрабатывать на дизайне пивных этикеток… Все эти бесконечные сладкие лошадки и цветочки – из наших дебатов. Типа, люди, видя такие умильные картинки, быстрей достают бумажник. Тема фотообоев – тоже из наших споров… Впервые я увидел их, кажется, на «полотнах» Джаспера Джонса, и дальше пошло-поехало.
– Хороший колер, – бормотал я со знанием дела, как человек, недавно переживший ремонт. – Интересно, они моющиеся?
Метелицын в ответ попрекал меня провинциальностью, будучи сам хоть не из Жмеринки, но все же из Одессы.
Хамдамов не из этой оперы. Он один из очень немногих живых художников, таких, может, три или четыре, которые способны вызвать во мне трепет, который один только и является, по мне, признаком настоящего искусства – а не хорошо продающиеся девки с кобылами. Я сам нашел его и с ним познакомился, и Метелицына познакомил, и сваял в журнал масштабное бумажное полотно про классика, в котором, чтоб долго не объяснять, объявил его классиком.
Тут-то наши дороги разошлись. Я же вроде похвалил. Может, он обиделся за Леонардо и Веласкеса? Поди их знай, художников… Тонкие натуры.
Мы, значит, не виделись с классиком много лет, а Метелицын, напротив, с ним активно работал. И так синхронно они поднялись и перескочили на какой-то верхний уровень. То ли дилер такой удачливый, то ли у художника случайно начался расцвет? Какая разница. И вот Метелицын позвал меня в музей. На открытие выставки. Я почесал репу.
– Рустама не будет, – успокоил меня дилер. – Ты же знаешь, он не любит суеты и никуда не ходит.
Я сдался. Я пришел, и ходил, и смотрел. Людей было полно, от Церетели и знакомых генералов КГБ до старого Кончаловского и поэта Иртеньева. И картины тоже были. Я настолько вошел в образ знатока искусств, что даже ввязался в дискуссию с самим Юрием Любимовым, который стоял как раз у любимых мной картин.
– Хорошие царевны, – сказал я ему.
– Это ангелы.
– Да нет же, это из его серии «Царевны»!
– Но у них крылья.
– Гм. Мне просто ближе ранний Хамдамов… Когда он был воздушней…
– А мне весь нравится. Он для нашего театра работал. У него такая линия!
Линия? Надо запомнить, так, может, кстати будет где ляпнуть.
Я стал оглядываться: с кем бы поделиться? И тут ко мне подходит один лауреат премии «Триумф» и, указывая на одну из картин – не Хамдамова, – со смехом рассказал:
– Вот смотри, песочка серебряного подсыпали! Додумались…
Картина точно сверкала от серебра; гламурненько, как говорится. Добротный товар. Лауреат меж тем продолжал:
– Нет, идем со мной! Я покажу тебе настоящее искусство! – И потащил меня в соседний зал. – Раньше умели рисовать… Вот посмотри на этого великолепного Кончаловского! – сказал он, подведя меня к полотну Машкова. Там была голая дама – спасибо, что без коня и цветочков.
На выходе я столкнулся с… Хамдамовым. На его стороне была внезапность, но я надеялся продержаться хоть пару раундов. Однако маэстро улыбнулся и сказал:
– Смотрите же, больше не пишите про меня плохого!
Только очень требовательный художник может обидеться, когда его называют гением.
– Да никогда в жизни! Это было первый и последний раз… Всякий, кто назовет вас, Рустам, гением, будет иметь дело со мной.
Исаич про революцию29 марта2007 г.
Мои товарищи из «Российской газеты» прислали мне изданную ими брошюрку Исаича (это с уважением) «Размышления над Февральской революцией». Вот, через газету, объявляю им за это благодарность. Как говорил низвергнутый классик про креатив другого забытого классика, очень своевременная книга.
Я ее зачел, конечно. Сперва листал так, ностальгически больше, со стариковскими практически вздохами, вспоминая, как торопливо жег страницы «Архипелага» и таки успел, и в итоге при обыске у меня нашли совсем уж какие-то «детские» книги: смешно сказать, Бердяева и даже более того – Шестова, за какие возиться со мной и смысла не было. И теперь, пожалуйста, правительственная (!) газета вон что исполняет!
А дальше я стал въезжать в смысл. Солженицын весьма убедительно показал, что во всенародном порыве русские во главе с элитой развалили великую страну и отдали ее на поругание пьяным матросам с их «балтийским блевом» (из Бродского, что ли, цитата? Не помню точно), жадным до чужой, то бишь помещичьей, земли крестьянам, бандитам, которым лишь бы повеселиться на свежем воздухе, – а что, заманчиво: тут и экстрим, и пейнтбол, и барбекю. Дедушка Солж на все лады подсовывает нам мысль о том, что та элита была тупой, и бестолковой, и безответственной, и болтливой. А возьми они да отправь пару батальонов да хоть тех же юнкеров, и безоружные запасные полки, которые взбаламутили Питер, а за ним и всю страну – дезертиры разбежались бы в страхе. И публика спокойно б дожидалась проведения разных там реформ типа энергетической и земельной, которых мы все ждем. В отличие от Грозного, набитого оружием и ваххабитскими деньгами, Питер тогда таки можно было взять силами двух десантных батальонов, как мечтал военный гений Грачев.
С преемственностью и с отречением в пользу кого-то – знакомые темки, щекочущие такие, а? – дедушка русской контрреволюции тоже разбирается досконально. Типа, Николай никак не мог отказаться от трона за своего сына, где ж это видна такая забота о законных правах несовершеннолетнего? С великими князьями тоже чехарда получилась. И глава нации бросил Ставку, а с ней и страну, и долг, и помчался в столицу спасать Семью (хотя, может, тут заглавную букву я от себя ернически добавил?), и, значит, хрен с ней, со страной, Семью б спасти… (Не к ночи будь сказано.) А может, надо было власть не отдавать никому, и послать оппонентов подальше, и загнать всех железной рукой к счастью? Веселый все же парень Солженицын – такие смелые шуточки выдает, что современность изо всех дыр лезет. Раньше с ним мог тягаться Жванецкий, который теперь сосредоточился на шутках вокруг жен второго поколения, появившихся у олигархов.
Иными словами, если я правильно понял Исаича, надо сперва навести порядок, а после уж решать, какие права давать широкой публике, и в каком порядке, и какими порциями. А пока, значит, надо жесткой рукой и т. д., потому что все иное приведет нас к нехорошим результатам. И вот он ожидает от теперешней элиты, что она осмыслит уроки того февраля и возьмется за ум.
Я всегда любил Солженицына и считал его титаном мысли, и сейчас он чем не пророк. А пророк и должен жечь (глаголом), раз он серьезный аффтар. Но он же не наставник молодежи, чтоб отвечать за юных хулиганов, которым лишь бы делать гадости учителям и орать, что надоело делать уроки. Не вина Исаича, что эти уроки никто делать не собирается. «Никто» – это я про интеллектуальную элиту, которая у нас часто простодушна как крестьянская девушка. Она ведется на всякую ерунду и верит, что молодые люди ходят на танцы затем, чтоб найти себе невесту и сочетаться с ней законным браком, а не просто отдохнуть по пьянке субботним вечером, спустить пар.
«А что у нас с выборами, почему ж их практически нет уже?» – восклицают яйцелоговые. Выборы, шмыборы – кому они, на три буквы, сдались, кто ходит-то на них? Кроме пенсионеров и политтехнологов, и губернаторов и бизнесменов, которые знают, куда и кому занести бабки, чтоб правильно посчитали? Я вам это говорю с таким цинизмом и так грубо оттого, что имею моральное право, как старый диссидент, как «защитник демократии» в 91-м, и прочее в таком же духе. Лично я последний раз был – после долгого перерыва – на выборах в декабре 2003 года. И то, сказать по правде, больше оттого, что среди людей, которые пытались провести в парламент старый СПС, были мои товарищи. На втором и третьем местах были такие причины, как мои правые взгляды и наличие в СПС такого удачливого менеджера, как Чубайс. Я пошел тогда на те выборы не потому, что верил в силу своего голоса, в то, что он ручейком вольется в реку народного волеизъявления, – я ж не гимназистка, чтоб рассказывать вам тут про прекраснодушие. Пошел, чтоб сделать приятное товарищам, поддержать их морально. В победу я верил, но не в прямом смысле, а в том, что люди, которые считают голоса, разрешат СПС взять пять с хвостиком процентов голосов, чтоб пройти в парламент. И «Яблоку», думал, позволят то же самое. Подрисуют. Пусть себе будут в Думе…
Но ни тем ни другим не позволили. Это было жесткое решение, но понять механизм его принятия можно. Правые не смогли договориться даже между собой! Зачем тогда они людям и вовсе чужим? «Яблоко» сорвало тогда коалицию, а его поклонники и сегодня верят в какие-то оправдания. О, сколько сейчас перед моим мысленным взором прошло записных шестидесятников, семи– и восьмидесятников, которые считали, а может, и сейчас считают, Явлинского гуру правого дела! У них у всех пафосное выражение глаз, какое бывает у людей, которые сперва думают, корректно ли смеяться над шуткой, и только потом смеются. Или не смеются. Они всегда заглядывают в ответ в конце задачника, всегда знаешь наперед, кого они похвалят, кого поругают. Это скучно, господа. Не исключаю: если б решение о допуске в Думу принимал я, Явлинского б не пустил, набери он не то что пять процентов, а все пять и одну десятую тогда…
Сегодня опять можно услышать разговоры о свободном волеизъявлении народа. Особенно они развлекли меня, когда Первый канал огласил итоги опроса населения, где выяснилось, что Дима Билан входит в пятерку самых популярных мужчин страны. Этот парень на выборах 2012 года сможет реально стать президентом. Серьезно.
Если такова воля народа, то я порадуюсь отмене всех и всяческих выборов. Уж лучше пусть г-н Билан поет свои песенки, от которых, говорят, пэтэушницы кончают.
Мы еще уроки декабря (2003) не выучили, куда ж нам за февраль (1917) хвататься. Спасибо, конечно, Александр Исаевич, что вы нам льстите и подсовываете чтиво для отличников. Но мы-то отстающие. Надо смириться с тем, что мы двоечники. Когда-то, может, возьмемся за ум.
Но пока можно как-то скромней. Что, мало мы людей смешили?
Дембельский аккорд5 апреля 2007 г.
Конечно, интересно, чем там все кончится и что в теперешней ситуации делать России.
Все про это пишут, и говорят, и орут, и ненавидят противников и оппонентов. Такое вовлечение, что литературно это очень красиво, люди себя проявляют ярко, как на сцене. Это деление на два непримиримых лагеря… Я как человек, имеющий на ситуацию объективный взгляд, чувствую себя в одиночестве. Даже поговорить не с кем. Есть, конечно, люди, которыми это все вообще по барабану, но вы понимаете, о чем я.
Объективность моя оттого, что я, чистый украинец, но с русским паспортом, съехал с исторической родины, еще когда она была в рамках СССР; трезубец и жовто-блакитный прапор случились в то время, когда я – опа! – внезапно оказался в эмиграции. Ну и потом, сам я с Донбасса, а там украинский язык никогда не был особо в ходу. Сам же я, сразу скажу, украинским владею и к Украине очень тепло отношусь, а к Киеву так особенно.
Я редко – на эту тему – приближаюсь к потере самообладания. Вот разве такой случай был, правда, в прошлую еще кампанию. Сидим мы в гостях, выпиваем, и тут выступил один гость – то ли еще журналист, то ли уже общественный деятель; масть его непросто определить. И вот он наехал на украинских патриотов – тех, что в Киеве; типа, они, мягко говоря, ненастоящие и тому подобное. Он при этом на меня покосился, опасаясь, что получит в глаз.
Я его, однако, всего лишь пожурил, упрекнув в бестолковости. И улыбнулся, вспомнив, как в прошлый раз он лез получить по башке, наезжая на одного нашего знакомого русского патриота, плюя в тот раз на великорусские ценности. Перед началом несостоявшейся драки он спросил оппонента: «Ну и что, будешь меня, такого маленького и хлипкого, бить? Это удовольствие продлится секунд пять, ты им не насладишься».
Но этот забияка, однако ж, многим людям засирает мозги. Я пытался его уговорить уменьшить количество компонентов в его гремучем коктейле, он отказывается. А по мне, так это уже не политика, а комическое шоу, когда в одном человеке соединяются такие составляющие: русский патриот, поклонник КГБ – ФСБ, еврей, сильно пьющий человек. Ну хоть что-то одно выкинуть! Тогда б еще можно было серьезно говорить… В дискуссии важно, чтоб позиции оппонентов не были заведомо уязвимыми, какими они часто бывают в дебатах на русско-украинскую тему. Я сейчас не об этом. Бывает, что человек излагает, излагает доводы – а его давно уже не слушают, и только злятся, и думают о переходе к драке.
Дальше я коротенько, тезисами, беспорядочно, в порядке поступления мыслей в мозг, о самом удивительном, о том, что украинская сторона берет в расчет, а русская – нет.
Один из моих престарелых родственников, ныне покойный, он русский, породнился с нами, рассказывал, как после фронта (был рядовым и дошел до Праги) дослуживал на Западной Украине. Из автоматчиков его там переквалифицировали в огнеметчики. Там, значит, как найдут в лесу убитого красноармейца, так вычисляют на карте ближайшее село – и сжигают его. Ну не звери все-таки, окна-двери никто не заколачивал. Бегите, спасайтесь, почему нет…
Видный деятель кино и ТВ, очень симпатичный человек, Роднянский, рассказывал мне, причем не по секрету, это было интервью, которое вышло в журнале «Медведь»:
В России не любят вспоминать про «замечательные» указы Победоносцева о запрете, например, театральных постановок на украинском языке. Я поступил в институт (Киевский, театрального искусства) в 1978 году, и нас, начиная с первого курса, каждый раз предупреждали: все, кто придет в памятнику Тарасу Шевченко 9 марта (день рождения поэта), будут отчислены. И людей за это реально исключали! Такое не забывается. Можно много говорить о гонениях, о том, что Россия никогда не признавала за украинцами права на национальную идентичность…
Нормально? Красиво? Роднянский тоже, думаю, объективен – как русский медиамагнат с украинским паспортом и еврейской кровью.
Еще дам вам пространную цитату из моей старой книжки про Америку, где я среди прочих расспрашивал о жизни украинцев – ветеранов СС, которые после войны спрятались от советского правосудия за океаном. И кто-то из них рассказал мне такую историю:
Один парень с Западной Украины пошел в 1941 году добровольцем на войну. Но не на привычную нам сторону фронта, а на ту, которая была занята немцами. В немецкую он пошел армию, в украинскую дивизию СС «Галичина». А после войны домой, к жене, по понятным причинам возвращаться не стал. Потерялись они в той жизни. И вот поехал он в Америку и стал в ней жить. После 1991 года жена нашлась! Она была жива и свободна! Ветеран забрал свою старушку в Америку. Она в ней заскучала и увезла мужа на Украину. Теперь они живут-поживают на родине на американскую пенсию, которая там – сказочное богатство. Помогают и родне, которая воевала на советской стороне фронта.
Я себе представляю, как это все может происходить.
Встречается этот возвращенец с ветеранами Красной армии. Они его обзывают предателем. Он искренне удивляется:
– Кто, я? Вы меня с кем-то путаете. Я проливал кровь под желто-голубым знаменем, на форме у меня был трезубец – заметьте, это теперь государственная символика моей родины. Я с оружием в руках боролся за независимость Украины, я освобождал ее от коммунистов и москалей – и вот она свободна. Поскольку я воевал за правое дело, старость моя достойно обеспечена, я состоятельный человек. Ну а вы-то за что воевали? Где то знамя, и та армия, и те идеалы? Где те коммунисты, которым вы продались и под гнетом которых стонала порабощенная Батькивщина? Так вы обижаетесь, что у вас пенсия нищенская и ее задерживают? Странно… Я думал, вы радуетесь, что вас не повесили, как военных преступников, вас даже не посадили в лагерь… Ну да ладно, угощу вас, по вашей-то бедности… Что, Германия плоха? Разве? Ее уважают в мировом сообществе. Фашисты плохи? Так их упразднили в сорок пятом и осудили в Нюрнберге. А что ваши коммунисты?..
Наверное, наши бедные ветераны ему что-то отвечают…
Донбасс, главная опора Януковича, – это не Украина. Тихо, тихо! Вот не надо сразу орать и делать бешеные глаза! Это, если говорить об исторической справедливости, территория Войска Донского. Это отчетливо видно на картах, по которым воевали в Гражданскую. Там были сплошь станицы, господа… О чем красные не оставили никакой памяти. Прошло, как вы помните, расказачивание. То есть казаков убивали, а семьи их, кто выжил, ссылали на смерть и ассимиляцию. По мне, так это очень и очень грустно. Украиной – точнее, советской Украиной – эту территорию назвали позже… Чья это земля, зачем, почему? Чьей она станет снова? Кто и на кого будет брызгать слюной после? Останутся ли потомкам хоть старые какие-то карты, чтоб напомнить о старине?
Ну про это все можно долго… Если совсем коротко, то отношения двух братских (или это я загнул? Слишком нагло звучит? Цинично? Неполиткорректно?) стран если и обсуждать, то только хладнокровно. Чуть малейшая эмоция – и все. Драку заказывали?
PS
Я долго думал, какой простой образ лучше подходит для описания отношений России и Украины.
И вот придумал.
Мне кажется – могу ошибаться, – что большинство русских видят свою страну дембелем, а Украину – бойцом предыдущего призыва, деревенским таким простодушным парнем. (Типа, русская государственность старше украинской.) И вот «дед» начинает так свысока на молодого вроде по-хорошему, но наезжать. Старослужащий вроде в своем праве – что ж ему, на равных с салагой? Знаете, я в армии не служил, отбыл только месяц на офицерских сборах, но заметок про то, как молодые бойцы стреляют в «деда» из «калашникова» и после бегут с автоматом, и их ловит спецназ – начитался…