Текст книги "В подводных пещерах"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Валерий почувствовал чью-то чужую печаль, словно кто-то сожалел о случившемся. Она звучала, как музыка, в ней слилось много оттенков: нежность, грусть, боль... Звонили колокола – сотни больших и маленьких колоколов и колокольчиков, медных, серебряных, стеклянных, отпевали, пели: спасти нельзя, ничего не поделаешь, это замкнутый круг, не ищи напрасно выхода, не пытайся порвать цепь, ты не прикован цепью, все значительно проще и неизбежней выхода нет. Покорись, непокорный, не безумствуй, безумец, не геройствуй, герой. Все бесполезно: и безумие, и геройство, и любовь, и ненависть... Выхода нет. Только в смирении победа, только в тебе самом выход, но разве ты знаешь, куда он ведет, что за ним? Вот камень на твоем пути, но где преграда – в камне или в тебе самом, в теле твоем, которое не может пройти сквозь камень? Разве поймешь, для чего твой гнев, если гневаешься не на того? Поверни назад, ты никого не найдешь и никому не поможешь. Ничего сделать нельзя – это единственное утешение, потому что другого все равно нет. Если с другом случилось несчастье, утешься тем, что рано или поздно оно случится и с тобой. Если тебя постигло горе, знай, что оно постигнет и всех других. Мы связаны одной цепью – мы все, люди и осьминоги, скалы и водоросли, живые и мертвые. Прими эту истину и успокойся...

Будто заколдованный этими чужими мыслями, звоном колоколов, печальной мелодией, звучавшей в голове, Валерий остановился. Правая рука случайно нажала на ручку тормоза, и водометный двигатель скафандра затих. Стали расплываться цели, ради которых он спешил, медленно гасли воспоминания. Но светящийся, неподвластный настроению циферблат его часов напомнил о себе. В памяти мелькнули гибкие щупальца, улыбающаяся голова дельфина Пилота, лица Людмилы и Евга. Валерий включил двигатель и снова ринулся вперед. Он чувствовал, как по ногам бьют струи воды, выбрасываемые из сопла двигателя.

Коридор стал расширяться. Валерий увидел, что навстречу ему что-то плывет. Он остановился, приготовив пистолет-лазер, повел прожектором. Луч осветил скафандр...

Еще не веря в такое счастье, Валерий бросился к Косинчуку. Схватил его за плечи, повернул лицом к себе. Губы Евга изогнулись в улыбке. Но его руки висели, как плети. Валерий понял, что ошибся: Евг не мог плыть навстречу. Возможно, его медленно несло течение... Губы Евга улыбались, но Валерий боялся посмотреть в его глаза. Еще до того как увидел их – неподвижные, остекленевшие, – он знал, что Евг мертв...

Двигатель скафандра продолжал работать и медленно тащил обоих. Они оказались перед развилкой. Валерий услышал шум. Резко усилилось стрекотание счетчика Гейгера, заглушило писк локатора. Валерий повернул за угол и остановился. Выключил прожектор. Стрекотание становилось все громче и громче. Появились очертания огненных пауков, тащивших фосфоресцирующие ящики. Они промелькнули и исчезли в другом коридоре, и шум стал затихать.

Валерий осветил прожектором скафандр Косинчука. Заглянул через пластмассу в его шлем на сигнальный щиток приборов, расположенный над глазами. Стрелка кислородного прибора не дошла до красной черты. Значит, Евг не задохнулся. Он умер по другой причине. Его убили. Валерий услышал чьи-то объяснения: "Он видел то, чего не должен был видеть. Пришлось сделать так, чтобы он не мог рассказать об этом другим людям. Мы не хотим, чтобы люди стали нашими врагами. Возвращайся! Если увидишь то, что видел он, тебя ждет его участь".

"Нет, я не боюсь вас!" – мысленно ответил Валерий. Запомнив место, где остался труп Косинчука, он сжал лазер в правой руке и поплыл в тот коридор, где исчезли светящиеся пауки.

"Возвращайся!"

"Нет!"

Он услышал испуганный голос в себе самом, но знал, что этот голос принадлежит не ему: "Не говори "нет". Помни: "да" – это жизнь, "нет" – это отрицание жизни, смерть".

"Чепуха!" – ответил он себе и тому другому, и память, как награду за смелость, преподнесла ему стихи: "Смерть начинается с отрицания жизни и, отрицая все, отрицает себя..."

Ощутимее становилось давление на мозг. Его хотели заставить повернуть обратно. Но он уже давно понял, что они могут командовать его мозгом, лишь когда он не сопротивляется. А стоит ему мобилизовать волю – и их воздействие становится бессильным.

"Возвращайся!"

"Нет! И еще раз – нет!" – ответил он и вспомнил еще две строчки из тех же стихов: "Жизнь начинается с отрицания смерти и утверждается, утверждая себя..."

"Это красивые слова – ничего больше. А жизнь – это ощущения, радость, возможность изведать новое..."

"Слова – это мысли. Чего бы мы стоили без наших слов? – подумал Валерий. Может быть, мы и стоим столько, сколько стоят наши слова?"

Он оказался в большой пещере. Черная тень понеслась на него откуда-то сверху, он едва успел увернуться. Палец сам собой нажал на кнопку лазера, и тонкий, как игла, луч перечеркнул атаковавшего осьминога, разрезав его на две обугленные части.

"Каждого, кто нападет на меня, постигнет та же участь", – угрожающе подумал он и услышал ответ:

"Мы не желаем тебе зла. Но это наш дом. Уходи".

"Нет", – сказал он.

"Подожди, – прозвучал просительный голос. – Выслушай меня".

Невдалеке появился новый осьминог. Он выпустил фиолетовое облако "чернильную бомбу", тотчас принявшую очертания осьминога. Теперь октопусов словно бы стало двое. Спрут пытался сбить с толку противника. Но Валерий без труда определил, где находится истинный осьминог, луч прожектора уверенно коснулся его, поймал, осветил. Что-то в нем показалось Валерию знакомым. А может быть, знакомыми были волны, которые он излучал.

"Кто ты?" – спросил Валерий и почти не удивился, услышав:

"Мудрец". "Значит, тот..." "Да, то был другой осьминог". "Каким же образом он знал то, что успел узнать о нас ты? Вы общаетесь между собой мысленно?"

"Не совсем понимаю тебя. Но может быть, ты прав".

"Это ты убил дельфинов?" "Я только исследовал дельфинку. Хотел извлечь из ее памяти то, что она знает о вас, о людях. Она погибла..."

"Ты держал их обоих под гипнозом и подавлял все время, как только появился в нашем подводном доме. Ты небось думал, что и на людей сможешь так воздействовать?"

Осьминог промолчал. А Валерий, не ожидая его ответа, спросил:

"Почему вы убили четверых людей? Сначала троих, потом – моего товарища, Косинчука. Ты же говорил, что любишь людей..."

"Люблю. Это правда. Мы не знали, что люди погибнут".

"Что вы сделали? Из-за чего они погибли?" "Мы исследовали при сильном воздействии их память, центры их мозга".

"Как достигается сильное воздействие?" – спросил Валерий.

"Прикосновением. Когда наши руки сжимают руки человека, наша мантия прилегает к его телу, а клюв прижат к его затылку".

"Это хотел сделать со мной тот осьминог, которого я только что убил?"

"Не знаю".

"Он всегда отвечает "не знаю", когда не хочет отвечать", – подумал Валерий, ничуть не опасаясь, что Мудрец угадывает его мысли. Произнес твердо:

"А теперь проводи меня. Я должен увидеть то, что видел мой товарищ".

"Но я говорил: ты погибнешь. Мы уничтожим тебя".

"Почему?"

"Сколько раз людям надо повторять одно и то же? Если бы твои собратья узнали о том, что видел он, они стали бы нашими врагами. А это не нужно ни нам, ни людям. Мы не хотим ссориться с вами. Не из-за чего. Разделим мир. Вам – суша и воздух, нам – остальное".

"Тот осьминог, который был у нас после тебя, уверял, что вы согласитесь стать нашими помощниками и в Океане".

"Согласимся", – ответил осьминог, а Валерий подумал: "Врешь!"

"Мы поможем вам разводить водоросли и пасти рыб. Поможем бороться с другими людьми".

"Еще бы! Это как раз то, что вам нужно, что было бы вам на руку. На все ваши восемь рук. А теперь прочь с дороги, или я уничтожу тебя!"

"Но я предостерегал тебя. Люди не должны знать..."

"Люди должны знать все. Сначала знать, а затем уже становиться друзьями или врагами. Это закон всех разумных. Вы сами хотели применить его к нам. Сначала – знать".

Он включил двигатель, и Мудрец помчался перед ним, вырываясь из луча прожектора и исчезая во тьме. XXII

Перед Аркадием Филипповичем лежали две карты бухты – надводной и подводной ее частей. Первая карта была довольно подробной, вторая – во многих местах контурной. Ее начал составлять Слава, теперь вносились дополнения и уточнения в соответствии с тем, что сообщали водолазы. Обе карты пересекали линии, нанесенные разноцветными карандашами, испещряли цифры. На первой было больше линий, на второй – цифр. Они отражали распространение и степень повышения радиоактивности.

То и дело радист приносил новые сводки и молча протягивал их Славе, а тот передавал Аркадию Филипповичу. Часть сводок затем подвергалась дальнейшей обработке в вычислительных центрах и снова возвращалась на главное судно. Сейчас на Славу и Аркадия Филипповича работали десятки учреждений и лабораторий институтов.

В дверь каюты послышался стук, и на пороге вырос командир группы водолазов.

– Посмотрите, – сказал он, показывая металлическую пластинку с цифрами и значками. – Это маркировка контейнера с обогащенным ураном.

– Где вы ее нашли? – спросил Аркадий Филиппович, придвигая карту.

– Вот в этом квадрате, – ответил командир. Его палец показывал на скрещение нескольких линий – двух красных и черной.

– Можно считать установленным, что украденные контейнеры находятся здесь, – сказал Слава.

– Предположительно, – уточнил Аркадий Филиппович. – Установим, когда найдем. А установленным является другой и не менее важный факт, что иностранных кораблей в эти дни в районе бухты не было. Значит, предположение о диверсии становится все более шатким. А других версий, которые могли бы с достаточной вероятностью объяснить пропажу, у нас нет...

Он произнес последние слова с вопросительными интонациями, показывающими, что у него имеется своя версия.

– Давайте поговорим еще раз с осьминогом, – предложил Слава.

– Вы думаете... – блеснул стеклами очков следователь.

– Думаю.

Они оба хорошо понимали, о чем идет речь, хотя догадка казалась совершенно фантастической. Но когда все версии отпадают одна за другой, остается фантастика. И, как ни странно, она-то зачастую и оказывается самой верной догадкой.

– Пошли, – сказал Аркадий Филиппович, складывая карты. – До того, как лодка будет готова к погружению, у нас остается не меньше получаса.

– Вы тоже хотите пойти с нами? – удивился Слава.

– Да.

Они вышли на палубу и направились к бассейну, у которого дежурили два моряка. Осьминог уже выплывал навстречу, расправив бледно-розовую мантию. Слава попросил одного из постовых поставить у самого бассейна тяжелый железный табурет. Затем обратился к спруту:

"Мудрец, ты можешь уместиться на этом табурете?"

"Могу. Зачем?"

"Попробуй", – не отвечая на вопрос осьминога, предложил Слава, стараясь не давать волю воспоминаниям. Вряд ли октопус мог одновременно следить за мыслями нескольких людей, но уж главным собеседником он должен был интересоваться. Аркадий Филиппович перехватил взгляд Славы и показал ему на часы. Слава, наблюдая, как моллюск легко взбирается на табурет, попросил его:

"Ляг ртом вверх, а щупальца свесь вниз".

"Так мне неудобно".

"Это будет продолжаться недолго", – успокоил его Слава, пристально глядя в огромные осьминожьи глаза. Он знал, что обычные октопусы хорошо поддаются гипнозу, и помнил об опытах голландского биолога Тан-Кота, испробовавшего на спрутах различные методы внушения. Сейчас он решился применить один из них. Может быть, удастся загипнотизировать и Мудреца или хотя бы лишить его силы воздействия на мозг человека. Осьминог подобрал одно щупальце и обвил его вокруг ножки табурета.

"Опусти!" – приказал Слава, напрягая волю. Он старался думать лишь о том, что должно выполнять животное.

Осьминог неохотно повиновался. Нужно было как можно дольше удерживать октопуса в неудобном для него положении – это облегчало воздействие на его мозг. Тан-Кот именно таким образом загипнотизировал небольшого осьминога, а затем делал с ним что угодно: подымал и опускал щупальца, падавшие, как куски веревки, перебрасывал моллюска с руки на руку, как футбольный мяч. Голландец был большим знатоком спрутов. Он считал, что возможность их участия в сеансах гипноза уже сама по себе подтверждает высокую организацию мозга. Слава напрягал волю, глядя на спрута, и мысленно приказывал: "Слушай внимательно, слушай только меня и подчиняйся! Отвлекись от всего постороннего, забудь обо всем, что нас окружает. Нас в мире двое – я и ты. Я – твой бог, твой господин".

Ему показалось, что воля спрута сломлена, и он спросил:

"Помнишь, я рассказывал тебе, что значит для людей солнце?"

"Помню".

"Как выглядит солнце осьминогов?"

Он почти не удивился, увидев знакомое изображение контейнера. Оно было таким четким, что можно было различить латинские буквы.

– Так я и думал – мутация, – сказал Слава Аркадию Филипповичу. Первопричина – контейнер. Под воздействием радиации обычный вид осьминогов, возможно октопус Дофлейна, мутировал. Образовался новый вид с необычными способностями. Он может существовать лишь в условиях высокой радиоактивности. И спруты сами создают для себя условия...

Слава взглянул на спрута. Заметил дрожь, пробегающую по коже. Щупальца стали скручиваться. Осьминог просыпался. Слава спросил:

– Куда вы унесли свое солнце? Где оно? "Это тайна. Вторая великая тайна", – ответил октопус, и Слава поспешил задать новый вопрос, уже сомневаясь в успехе:

– А какая же первая великая тайна? Осьминог молчал.

– Теперь у вас три солнца?

"Тайна! Тайна!" – твердил осьминог, сползая.

– Наши товарищи проникли туда, где находится солнце? И вы их убили?

Слава знал о том, что спруты способны выпрыгивать из воды. Но он не предполагал, что такой большой и тяжелый моллюск, как этот, способен совершить настоящий полет. Ему показалось, будто черная ракета взвилась из бассейна в воздух. Она описала дугу в добрый десяток метров и шлепнулась за бортом судна в море... ХХIII

Подводная лодка снова причалила к "колоколу". На этот раз моряки провели сложный маневр быстрее и с меньшим трудом. Помог опыт.

Слава сумел доказать Аркадию Филипповичу, что поиски следует начинать отсюда. Даже если они затратят час, чтобы тщательно обыскать все ящики и закоулки подводного дома, где может находиться лабораторный журнал, то в конечном счете сэкономят время.

Слава просматривал ящик за ящиком. Время бежало, хотелось угнаться за ним. Движения Славы становились лихорадочными, суматошными. Он нервничал, ему казалось, будто он что-то пропустил, и, теряя драгоценные минуты, Слава вторично просматривал те же ящики.

Аркадий Филиппович помогал ему в поисках, но действовал по-своему. Он внимательно осматривал салон, пытаясь представить, куда можно было положить журнал. Когда этот путь ничего не дал, он слегка изменил тактику. Теперь он пытался представить не место хранения журнала, а различные ситуации, возникающие в "колоколе", и действия людей, о которых знал по рассказам их товарищей. Ему пришла в голову мысль: "А если кто-то из них лег спать, а потом проснулся и ему нужно было что-то записать..." Он еще не представил ситуацию полностью, а его взгляд уже уткнулся в прямоугольник откидной койки. Несколько неторопливых шагов – и он опустил койку. Из-под надувной подушки выглядывала полоска пластмассы. Он приподнял подушку и увидел лабораторный журнал. Слава кинулся к нему, закричал:

– Я же говорил, что найдем! Видите? А вы не верили!

Он быстро перевернул несколько страниц, просматривая их почти на лету, и остановился на предпоследней записи, где Косинчук рассказывал о первом посещении пещер и о своем намерении отправиться туда вторично. Теперь он знал, где искать товарищей.

– Поспешим!

Слава взглянул на Аркадия Филипповича и с удивлением увидел, что тот не спешит, а продолжает осматривать салон.

"Он так обрадовался, будто уже нашел их, – думал следователь. – И он так спешит, словно прошло пять, а не пятьдесят часов. Хотел бы я иметь хоть часть его надежды..."

Он тяжело вздохнул и пошел к выходу из салона, который теперь служил и входом в подводную лодку. Ломило поясницу, с непривычки было трудно дышать.

Подводная лодка отчалила от "колокола" и взяла курс к пещерам. Теперь у моряков были надежные ориентиры.

Слава сидел рядом с Аркадием Филипповичем, держа в руках лабораторный журнал. Многое стало ясным, он уже не мог напускной веселостью защититься от грустных мыслей. Он боялся вызывать в памяти лицо Валерия и думал: "Всякий раз, когда нарушается равновесие в неживой природе, что-то обязательно случается и в мире живых существ. Когда в воздух выбрасывается бензинный перегар или дым химических комбинатов, а в воду рек и морей спускаются отходы предприятий, это не проходит бесследно для микробов или насекомых, для рыб или людей. Впрочем, "или" можно употребить лишь условно, потому что микробы и люди, рыбы и насекомые связаны одной нуклеиново-белковой цепью. "Или" означает лишь выбор начала – образование нового штамма микробов, вымирание вида насекомого, гибель динозавров, появление октопуса сапиенса. И как бы очередное "или" не оказалось последней каплей, которая ведет к трагедии гомо сапиенса, если когда-нибудь мы, сея зерна, не сможем предугадать всходов и по началу процесса не определим его конец... XXIV

Коридор то сужался, то расширялся. Казалось, что он пульсирует, как набухшая вена, ведущая прямо к чьему-то сердцу. Валерий заметил по сторонам несколько площадок искусственного происхождения. В других условиях он бы осмотрел их подробнее, но сейчас было не до того. Мудрец исчез из поля видимости. Валерий ожидал любых сюрпризов. Приходилось все время быть начеку. К тому же он постоянно чувствовал чужое пристальное внимание, попытки сломить его волю. Словно бы холодные щупальца пытались заползти в его мозг, порыться в его памяти и найти там то, с помощью чего можно управлять Валерием, как автоматом. К счастью, эти щупальца были недостаточно могучими: сильнее человеческой воли, когда она бездействовала, и слабее ее, если она просыпалась и направлялась против них. Они могли заползать сквозь череп в подкорку и даже кору больших полушарий, если человек ничего не подозревал о них, но становились бессильными, если человек заслонялся своей волей, как щитом...

Валерий увидел еще одну площадку, на которой громоздился неуклюжий аппарат. В памяти нашлось что-то похожее на него, но что именно и как оно называется, Валерий вспомнить не мог. Впереди маячил вход в новую пещеру. Возле него, как страж, дежурил Мудрец.

"С дороги!" – мысленно приказал Валерий.

"А ты помнишь, что тебя ожидает?"

"Помню все. С дороги!"

"Ну что же, входи..."

Пол и стены огромной пещеры были словно выстелены серыми комочками, а посредине, как жертвенник, возвышался контейнер. Пещера была таких колоссальных размеров, что Валерий не мог увидеть, где она кончается. И всюду – с потолка, со стен – гроздьями свисали осьминоги, обмывая серые комочки струями из воронок.

"Да это же осьминожьи яйца. Но сколько их? Миллиарды? Биллионы?" – Валерий подумал:

"Двух-трех таких потомств хватит, чтобы заполнить все реки, озера, моря и океаны. Впрочем, им не хватит и такого пространства..."

Он услышал: "Видишь, сколько помощников будет у людей".

"И всем им понадобятся новые контейнеры? – угрюмо спросил он. – Мы производим много контейнеров, но на всех вас не хватит".

"Вы произведете еще. Вы будете трудиться для нас, торговать с нами. Вы нам – контейнеры, мы вам – рыбу и водоросли. Ты знаешь, что мы умеем передвигаться и по суше, захватив с собой запас морской воды. Вы тоже так делаете, только приспособились больше..."

"Вода Океана – в крови, вода – в клетках, все наше тело заполнено водой, думал Валерий. – Но дело сейчас не в этом". Он спросил:

"А потом? Вас станет слишком много..."

"Потом" не будет".

Валерий понял" что "потом" действительно не будет. Радиация возрастет настолько, что людей не останется на планете. И внезапно он вспомнил, на что был похож аппарат, стоящий на площадке, – на примитивный реактор! Значит, осьминоги пытались начать свою цивилизацию не с колеса или лодки, а сразу с реактора.

"Ты ведь знаешь людей, Мудрец. И ты мог подумать, будто люди настолько глупы, что согласятся на такой путь?"

"Другого пути не останется". "Ты плохо знаешь людей. Мудрец". "Нет, хорошо знаю. Поэтому мы не хотим, чтобы вы узнали, с какой быстротой мы размножаемся и сколько живем. Слишком просто подсчитать дальнейшее. Но каждый из вас боится смерти. Каждый хочет жить. Каждый играет сам с собой и с другими. И поэтому он выбирает не путь, а лишь начало пути, не зная, сможет ли вернуться назад. У нас есть много преимуществ по сравнению с людьми. Нам не нужно одежды и таких сложных домов, как вам, лодок, чтобы передвигаться. Мы можем обойтись без городов, используя пещеры и гроты. Вас можно убить" уничтожив ваши города, одежду, машины. Вы не сможете жить без них. Вы сами отрезали себе путь назад. Это так же верно, как то, что ты не уйдешь отсюда живым".

"Ты плохо знаешь человека, Мудрец". "Надеешься на аппарат в твоей руке, испускающий луч смерти? Но взгляни в сторону, посмотри вверх. Всюду – мои собратья. Когда мы все ринемся на тебя, куда ты направишь луч, человек? Помнишь, с какой скоростью мы движемся?"

"Я не зря говорил тебе, Мудрец, что ты плохо знаешь людей. Человек боится смерти, но он может пересилить свой страх. Я направлю луч на контейнер и уничтожу его. А тогда вы все погибнете. Или ты сомневаешься, что я сделаю это?"

Прошло несколько секунд. У Валерия кружилась голова, ему было все труднее преодолевать чужое воздействие. Оно стало морем вокруг него – крошечного островка. Но он еще сопротивлялся ударам волн, холодным щупальцам, враждебным мыслям.

"Может быть, я недостаточно понял людей, – удивленно проговорил спрут. Не думал, что они способны преодолеть страх смерти. Но даже если ты уничтожишь контейнер, все равно ничего не изменится. Там, дальше, есть еще две такие пещеры с такими же контейнерами..."

"Кроме меня, есть еще люди. Они придут по моим следам".

"Мы сделаем так, что они не придут. Не найдут нас".

Мудрец побагровел, вытянул щупальца, готовясь к атаке. В тот же миг откуда-то ударил сильный свет, несколько прожекторных лучей осветили пещеру. Валерий оглянулся и увидел фигуры в скафандрах. Один из водолазов – в нем трудно было узнать Славу – направился к Мудрецу, протянул руку. Осьминог обвил ее щупальцами, раздулся, пытаясь прорвать пластмассу скафандра, добраться до кожи, чтобы умертвить человека сильным воздействием – парализовать дыхательные центры. Но пластмасса оказалась слишком крепкой. Второй рукой Слава ударил по глазам спрута, сжал его голову, и моллюск сморщился и затих.

Собратья Мудреца, готовые ринуться на людей, застыли на местах. Как видно, их парализовали панические сигналы из мозга Мудреца.

Водолазы уже начали привязывать трос к контейнеру. Несколько из них направились дальше, в другие пещеры. Вскоре они притащили еще два контейнера.

Слава запихнул мертвого осьминога в сетку и позвал Валерия. Цепочка людей в скафандрах двинулась в обратный путь, захватив с собой контейнеры и труп Мудреца... XXV

Водолазы завалили входы в пещеры и залили их специальной быстротвердеющей массой. Для страховки в разных местах были оставлены контрольные автоматы. Затем подводная лодка направилась в обратный путь.

В центральном отсеке несколько человек собрались вокруг Валерия. Он рассказывал о том, что произошло в "колоколе".

– Мне непонятно, почему воздействие на мозг становилось то сильнее, то слабее, – сказал Валерий. – Я думаю, что это зависело от того, сопротивлялся ли человек и было ли его сопротивление направленным, знал ли он, откуда грозит опасность. Но, может быть, Слава скажет что-нибудь поточнее, он ведь все-таки специалист.

– Вот именно, "все-таки". Это ты попал в самую точку. По октопусу сапиенсу пока специалистов нет и неизвестно, будут ли, – сказал Слава. Он быстро взглянул на друга и тотчас опустил глаза. Его лицо стало напряженным, затем он заставил себя расслабиться. Тревога за друга не оставляла его. Он хорошо помнил, сколько пробыл Валерий в зоне высокой радиации. Достаточно ли надежной оказалась прокладка скафандра? Или документальная повесть об осьминогах останется последним и незаконченным произведением молодого автора?

– В общем ты прав, – ответил Слава Валерию. – Сила воздействия определялась настройкой человеческого мозга. Но, по всей вероятности, имели значение и другие факторы: состояние передающего мозга и всего организма спрута, состояние среды, посторонние шумы. Особое значение, очевидно, имела индивидуальность человека: один поддавался воздействию легче, другой труднее. Мы узнаем больше, когда изучим пленки с осциллографов и регистраторов биотоков...

– А могли бы изучить осьминогов досконально, – задумчиво сказал Валерий. Что теперь с ними будет?

В воображении людей появились замурованные пещеры, будто спруты снова пустили в ход пси-волны.

– Этого мы сами не решим, – проговорил Аркадий Филиппович. – Соберется президиум Академии, потом – сессия ООН...

– Я верю, что их дальнейшую судьбу будут решать настоящие гуманисты, промолвил Слава.

Валерий понял, что хотел сказать его друг, но не воздержался:

– Думаешь, их не осталось нигде, кроме пещер? Вспомни, сколько контейнеров с отходами брошено в глубины океанов, сколько зарыто...

– Будем надеяться, что в других местах этого не случится, – поспешно сказал Слава. Но Валерий не согласился с ним:

– Надеяться мало... Надо действовать!