Текст книги "В подводных пещерах"
Автор книги: Игорь Росоховатский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Ладно, погуляй с нами, – сказал Валерий, отстегивая сетку.
Мудреца не пришлось уговаривать. Над стенкой аквариума показалось сначала одно, потом другое щупальце, ухватились за трубу для подачи воды. Осьминог подтянул свое туловище, перебрался на пол, заковылял к осциллографу. Больше всего теперь его почему-то привлекал этот прибор, и он изменил своей первой "любви" – счетчику Гейгера.
И Валерий, и Людмила Николаевна все время думали о том, что случилось с дельфинами, ожидая с нетерпением, когда можно будет проверить, подействовал ли активин. Его следовало давать животным восемь – десять раз с интервалами в шесть часов. Это была обычная дозировка.
– Спать будем поочередно, – сказал Валерий, когда наступила условная ночь. – Чур, сегодня – моя вахта.
Людмила Николаевна постаралась улыбнуться, согласно кивнула головой. Она легла, подключившись к аппарату электросна, а Валерий загнал Мудреца в аквариум и принялся писать очередной раздел своей документальной повести. Названия для нее он еще не придумал.
Валерий взглянул на календарь и поставил число: "18 июля". Подумал немного над названием. В голову пришло несколько вариантов, но ни один не понравился. Поэтому он условно назвал раздел "Что случилось с дельфинами?" Почерк у него был косой, размашистый. Буквы прыгали по бумаге и были похожи на пляшущих человечков. Валерий писал: "...Людмила долго подбирала "ключ". Пожалуй, я бы так не смог. Ее выдержке можно позавидовать. И вообще, Людмила – удивительный человек. Внешне спокойная, уравновешенная, бесконечно терпеливая. Но мне кажется, что ей приходится все время, каждую секунду держать себя в руках, чтобы быть такой. А на самом деле она от природы очень вспыльчивая, раздражительная. Очевидно, в детстве она, как многие дети, любила командовать, но обстоятельства ей не позволяли стать маленьким деспотом. И вот именно эту свою страсть она смогла удовлетворить в работе с дельфинами. Иногда командирские нотки прорываются у нее и в отношениях со мной, но она сразу спохватывается и старается загладить неосторожное слово. Я снова и снова удивляюсь ее воле.
Представляю, как ей обидно, что после стольких месяцев работы дельфины перестали повиноваться. Неужели виной этому – болезнь? Или не учтенные людьми особенности психики животных? Возможно, люди-исследователи совсем не так истолковывают поведение дельфинов, их реакцию на наши действия? А может быть, мы требуем от них слишком многого и уже дошли до предела их возможностей? Не произошел ли срыв, и то, что мы видим, – упрямство и тупость – следствие защитного, а не болезненного торможения, которым отвечает мозг животных на перегрузку?"
Валерий прочел написанное и понял, что это скорее страница дневника, чем отрывок из документальной повести. "Ну что же, сократить всегда легче, чем добавить", – утешил он себя. Валерий работал, борясь с сонливостью. Она навалилась как-то сразу, сделала тяжелыми веки, разлила вялость по телу. Казалось, будто он подключился к аппарату электросна.
Валерий встал, сделал несколько физических упражнений: приседания, наклоны, – снова сел и взял ручку.
"Есть еще много вариантов, – писал Валерий, – каждый из которых может показаться достоверным, например, вражеская подводная лодка или другие действия людей-противников. Но как они могли повлиять на наших дельфинов? Растворенные в морской воде порошки, излучение?
Впрочем, в каждом подобном случае, когда ничего не известно, можно найти сотни вариантов, и все они будут казаться правдоподобными до тех пор, пока не найдется единственное решение. А уж тогда мы удивимся, как могли они казаться правдоподобными, когда истину следовало искать в другом месте. Говоря языком математиков, уравнение не решается потому, что в нем слишком много неизвестных..."
Его веки сами собой закрывались, и приходилось делать отчаянные усилия, чтобы открыть их. Сон оказался сильнее его намерений, ручка выпала из ослабевших пальцев, голова опустилась на руки. Последнее, что он увидел, засыпая, был странный фейерверк из огоньков, по форме похожий на светящегося паука. Паук прошел по столу, по листам бумаги, протянул две ноги к Валерию, а затем, передумав, отдернул их, подпрыгнул и исчез... Но было это наяву или во сне, Валерий уже не мог определить. Он спал...
Проснувшись, он долго мучился, напрягал память, пытаясь вспомнить, что же с ним происходило, откуда взялся огненный паук. Он уже готов был просто отмахнуться от этого кошмара, но заметил, что листы бумаги почему-то влажные и буквы на них кое-где расплылись.
"Может быть. Мудрец выбросил фонтанчик воды из своей воронки и попал на бумагу?"
Валерий посмотрел на аквариум. Осьминог, как кошка с мышью, играл с крабом, прежде чем его съесть. Он принимал различные позы, втягивал голову в тело, покрывался пятнами под цвет камней, лежащих на дне аквариума, окрашивал остальную часть тела в светло-зеленый цвет. К тому же он приподнимал края мантии, и тогда его контуры размывались, моллюск сливался со средой и становился почти невидимым. Затем он чуть вытягивал пару щупалец, чтобы преградить дорогу крабу, их кончики грациозно загибались и подрагивали, как кончик кошачьего хвоста. Стоило незадачливому крабу быстро попятиться от осьминога, как голова Мудреца резко приподнималась над телом, – казалось, что он вскочил на ноги. Темная волна пигментации пробегала по щупальцам и мантии, октопус покрывался буграми, вокруг глаз вспыхивали концентрические круги, делая их огромными. Те щупальца, которые были до того скручены, тоже распрямились и ползли к жертве, жадно щелкал роговой клюв.
"Не хотел бы я оказаться на месте краба", – подумал Валерий и помахал рукой Мудрецу.
Тот взглянул на него одним глазом и в знак приветствия окатил человека струйкой воды из воронки.
– Спасибо за душ, – пробормотал Валерий и подумал: "Вполне возможно, что таким образом он ночью залил бумагу, а паук мне приснился".
Валерий обернулся на шорох и встретился взглядом с Людмилой Николаевой. Она, видимо, только что проснулась.
– Доброе утро! – приветствовал ее Валерий.
– Доброе, – протяжно ответила она, и в ее голосе была вопросительная интонация. – Ну и страшный сон мне снился. Вроде какой-то огненный паук бегал по салону...
У Валерия сразу пересохло во рту. О случайном совпадении не могло быть и речи. У таких явлений совсем иные причины. Людмила Николаевна заметила его состояние.
– Что с вами, Валерий?
– Голова немного болит, – соврал он, чтобы не волновать женщину еще больше.
Людмила Николаевна взглянула на шкалу кондиционера, проверяя, в норме ли влажность, температура, давление, вынула из настенной аптечки тюбик в золотистой обертке.
– Примите две таблетки. Пришлось принимать...
– А теперь пойдем к дельфинам, – предложила Людмила Николаевна. – Если состояние не улучшилось, придется увозить их отсюда. Мне бы очень не хотелось этого делать, ведь, возможно, разгадку нужно искать именно здесь. Но и риск велик...
Она не могла ни на что решиться. И никто не мог ей ничего посоветовать. Услышав по телефону о странном поведении дельфинов, Слава попытался ее успокоить, сославшись на неизученные капризы животных. Тукало предположил, что причиной может явиться просто перемена. обстановки.
Людмила Николаевна уцепилась было за эту версию, потому что она давала отсрочку. Но и ожидание было слишком тревожным.
– Почему вы молчите, Валерий? – спросила она почти спокойно, хотя в ее тоне пробивался оттенок раздражения.
Валерий насильно оторвался от своих мрачных мыслей о пауке и постарался перевести разговор на отвлеченные, как сказал бы Слава, "философские" темы:
– Природа умеет задавать загадки. Каждый раз, когда кажется, что чего-то достиг, она как бы предостерегает: рано зарвались, А попробуйте-ка ответить вот на это...
– Ого, вы становитесь дипломатом. Хотите работать в президиуме академии, что ли? – укорила его Людмила Николаевна и сказала, словно обращаясь к себе самой: – Сдается мне, что природа тут ни при чем.
Думаете, люди? – встрепенулся Валерий, вспомнив предостережение командира подлодки.
– Да.
Он удивленно и пристально смотрел на нее, ему показалось, что она не раскрывала рта. Затем растерянно оглянулся, как будто кроме них двоих в салоне могли быть еще люди. А Людмила Николаевна почему-то улыбнулась и насмешливо спросила:
– Вы задаете вопросы и сами отвечаете на них?
– Что вы имеете в виду?
– Вы спросили о людях и сами ответили себе "да".
– Это слово произнес не я.
Людмила Николаевна начала внимательнее приглядываться к нему, стараясь делать это незаметно.
– Оставьте! – отмахнулся Валерий. – Я не болен, и нечего меня рассматривать.
Его спокойный голос не оставлял сомнений. Людмила Николаевна бросила взгляд в зеркало и сразу же отвернулась. Она не понравилась себе такая – с пятнами на щеках, с покрасневшими глазами. Попросила:
– Не смотрите на меня.
– Бросаетесь в другую крайность? Вы тоже ни при чем. Я как раз смотрел на ваше лицо. Вы не раскрывали рта.
– Значит, почудилось?
– Нет. Или обоим почудилось одно и то же...
Он подошел к двери, подумав, что, может быть, это злополучное "да" донеслось из дельфинника.
Дверь была закрыта плотно.
Упрямо стиснув зубы, Валерий шаг за шагом начал продвигаться вдоль стены, осматривая все предметы. Он остановился у аквариума, где находился Мудрец. Осьминог приподнял свое туловище на щупальцах и весь прислонился к стеклу, так что были отчетливо видны даже морщины на коже, пигментные кольца у глаз. Эти глаза как бы поймали Валерия в невидимую паутину и приказали ему остановиться. Будто подчиняясь чьему-то приказу, человек поверил в невероятное и спросил:
– Мудрец, это ты сказал "да"? Людмила Николаевна не могла не высказать свою досаду:
– Да бросьте вы тратить время на чепуху! Всем известно, что осьминог говорить не может. Нет у него органа для этого. Идемте лучше со мной...
Она не закончила фразы... Из аквариума прозвучало:
– Да.
Людмила Николаевна уставилась на осьминога, который еще больше выпучил глаза и приподнялся на щупальцах. Верхние его "руки" аркой загнулись вокруг головы.
– Черт возьми, – сказал Валерий, – может быть, у вас есть все основания не верить мне. Но это все-таки он говорит.
– Похоже... – прошептала женщина, не в силах поверить своим ушам.
Она подошла ближе к аквариуму и заметила, как из пульсирующей воронки животного вырвалось несколько пузырьков воздуха.
– Может быть, он производит звуки воронкой, как дельфин дыхалом? предположила она вслух.
– Да, – послышалось опять, и в такт слову раздалось бульканье воды.
– Но как же он мог научиться разговаривать, понять значение слов? Чертовщина какая-то! – сказала Людмила Николаевна, глядя то на осьминога, то на Валерия. – Да мы бы с вами, мы, люди, находясь в плену у иных существ, не смогли бы так быстро понять их язык!
В глазах осьминога появилось какое-то новое выражение, но оно промелькнуло так быстро, что Валерий не мог определить, что оно означает.
– Нам, людям, во многое трудно поверить потому, что мы слишком часто ошибаемся, – проговорил он, раздумывая. – Впрочем, причина всего не в недоверчивости, а в нашем высокомерии...
Он посмотрел на Мудреца. Осьминог втянул присоски, и теперь щупальца казались совсем гладкими, округлил мантию и приподнял ее над головой капюшоном. Людмила Николаевна тоже наблюдала за октопусом. Она предложила Валерию:
– Давайте зададим ему новые вопросы, на которые бы он ответил другим словом. Валерий согласно кивнул и спросил:
– Ты сыт. Мудрец, и я могу съесть всех крабов?
– Нет, – отчетливо прозвучал ответ. – Нет! Нет!
Людмила Николаевна, не в силах ни на миг отвести взгляд от Мудреца, нащупала кресло и опустилась в него. Она могла произнести лишь одно слово и бесконечно повторяла его:
– Невероятно, невероятно... VII
Людмила Николаевна и Валерий на время перестали заниматься с дельфинами, придумав для себя оправдание, что животным необходимо отдохнуть. Вниманием людей завладел Мудрец – его гибкие ловкие щупальца с коричневыми пятнами и четырьмя рядами присосок, прозрачные сердца – обычное и жаберные, – двулобая голова – такой вид ей придавали увеличенные глазные выступы и два белых пятна. Люди могли бесконечно наблюдать, как Мудрец меняет облики, иногда неразличимо сливаясь со средой. Достигал он этого разными способами: и распластыванием или изгибанием тела, и маскировкой глаз, пятнистостью, бугристостью, а в некоторых случаях использовал подручный материал. Когда люди играли с ним в прятки, Мудрец подымал со дна аквариума камни и держал их перед собой, закрывая блестящие зрачки.
– А ведь он по крови аристократ, – как-то сказал Валерий, любуясь осьминогом.
– Что вы имеете в виду? – рассеянно спросила Людмила Николаевна, обдумывая вопросы, которые задаст Мудрецу.
– Я недавно прочел, что у осьминогов кровь голубая. В ней содержится не гемоглобин, а гемоцианин, растворено не железо, а медь. Она-то придает крови синеватый цвет. Так что его можно называть "ваше величество" или "ваше сиятельство", а еще лучше – "ваше мудрейшество".
– Да, – прозвучало внезапно.
– Ого, у тебя есть фамильная гордость? – изумился Валерий.
– Бросьте развлекаться, – оборвала его шутки Людмила Николаевна. – Время сейчас имеет для нас большую цену, чем мы предполагаем. Вы уже забыли, на какой вопрос он ответил своим "да"?
Но Валерий шутил не ради веселья, он хотел заглушить какую-то неосознанную тревогу, пришедшую неведомо откуда и по какой причине. А в последнее время появилось еще что-то. Казалось, будто чья-то чужая враждебная сила вторглась в его голову и давит на мозг, мешает думать. Он постоянно ощущал это давление.
– Мудрец, если мы правильно поняли, ты научился человеческому языку, слушая наши разговоры? – спросила Людмила Николаевна.
– Да.
– Ты понимаешь все, что мы говорим?
– Нет.
– Все, что мы говорим дельфинам?
– Да.
– И еще больше?
– Да.
– Ты знаешь, что означают слова: люди, море, пища?
Осьминог молчал.
Людмила Николаевна несколько раз повторила свой вопрос, но восьмирукий не отвечал.
– Может быть, нельзя в одном вопросе объединить все эти слова? – догадался Валерий и спросил:
– Ты знаешь, что означает слово "люди"? Тотчас послышался ответ:
– Да.
– А "пища"?
– Да.
– Море?
– Нет.
– Но это же очень просто. Море – это все, что за стенами нашего дома, там... – он сделал выразительный жест. – Теперь ты понял слово "море"? Попробуй повторить его.
– О-о-о, – с бульканьем произнес осьминог. И одновременно Валерий четко услышал свой собственный голос, повторяющий: "море".
– Вы тоже слышали? – повернулся он к Людмиле Николаевне.
– Что именно? Как он протянул "о" или как вы произнесли "море"?
– Сколько раз я сказал "море"?
– Вы как ребенок. Оставьте на время шутки.
– Поверьте, я не шучу. Это очень серьезно. Ответьте, пожалуйста, – он сказал это почти умоляющим голосом, – сколько раз я сказал "море"?
– Два раза, конечно.
"Плохо. Потеря самоконтроля или еще хуже, – думал Валерий. – Второй раз я произнес его не потому, что хотел произнести, наоборот – вопреки себе. Если эта психическая ненормальность вызвана давлением, радиацией, температурой полбеды..." Он чувствовал все время в себе присутствие чужой сковывающей воли, боролся с ней. Наконец повернулся к Мудрецу:
– Слушай внимательно. Ты знаешь, что где-то здесь близко находятся другие люди? Здесь, в море, за стенами дома?
– Да.
– Они воздействуют на дельфинов? Валерий хотел уточнить: "Понимаешь меня?",
но Мудрец ответил на его вопрос раньше, чем
услышал следующий:
– Да.
– Ты уверен, что это люди? Люди?
– Да. Да.
Люди, всегда люди. Во всех мрачных загадках. Каждый раз, когда мы думаем, что имеем дело с природой... Когда подозреваем солнечные вспышки, микробов, землетрясения, насекомых. змеи, крокодилов... Когда же все мы поумнеем, станем нормальными хотя бы настолько, чтобы охотники не охотились друг за другом, чтобы человек не восстанавливал против другого человека то, что обрушится и на него, чтобы умирающие не умертвляли друг друга?
Валерий чувствовал: еще немного – и его голова расколется от боли и постороннего присутствия, как перезревший орех. Он даже не мог определить, то ли думает обо всем этом потому, что ему приказывают думать, то ли сопротивляется приказу. Взглянул на растерянное, отупевшее лицо Людмилы Николаевны. "Может быть, и она испытывает то же самое? Надо спросить... О чем? Ах, да, о чужом воздействии... О тишине за окнами "колокола". О вечной ночи морского дна... А плески волн где-то бесконечно далеко – там, где звонят телефоны и кричат чайки... О чем я хотел спросить?"
Он услышал знакомый призывный свист, стон, плеск... Попытался сообразить, не чудится ли это ему, но увидел, как Людмила Николаевна распахнула дверь в коридор. Звуки стали громкими. Валерий бросился за ней в дельфинарий. Уже с порога увидел Актрису, ее голову с блестящим глазом, чуть приподнятую над водой. Она лежала на боку, казалось, сейчас призывно замашет ему грудным плавником: давай поиграем в мяч! Но что-то в позе дельфинки было необычным, настораживало. То ли опущенный хвост, то ли неподвижность ее плавников... Валерий почувствовал беду еще прежде, чем услышал отчаянный крик Людмилы Николаевны:
– Она умирает! Дельфинка чуть-чуть приоткрывала клюв, приглушенный свист вырывался из дыхала. Она то высовывалась из воды, то опускалась.
Теперь Валерий разглядел, что Актриса не плывет, а ее поддерживает на поверхности Пилот. Иногда показывалась часть его головы, слышался пронзительный призывный свист.
– Звоните Славе, скорее! – попросила Людмила Николаевна.
Валерий бросился в коридор и остановился от неожиданности. Навстречу ему, оставляя мокрые следы на линолеуме, ковылял на своих щупальцах Мудрец.
Валерий пропустил нового помощника к Людмиле Николаевне и поспешил к телефону. Снял трубку, но гудка не услышал. Он постучал по рычагу, убедился, что телефон бездействует, и побежал обратно, к дельфинарию.
Осьминог стоял над бассейном, недалеко от двери, устремив неподвижный взгляд на Актрису, и постепенно менял цвет – розовый на серый в крапинку. Его длинные верхние щупальца то вытягивались, то скручивались, словно он не мог прийти к решению, бросаться ли на выручку.
– Сюда! Сюда! Ко мне! – звала дельфинов Людмила Николаевна.
Пилот подтолкнул к ней безжизненное тело своей подруги, издал резкий свист, вой и встал в воде вертикально, работая хвостом. Он посмотрел на Людмилу Николаевну, на Валерия, будто прощался с ними. Его глаз остановился на осьминоге, выражение изменилось. Блеснула и погасла ярость. Прежде чем Валерий успел позвать дельфина, тот опустился в воду, быстро поплыл к тому месту, где стоял осьминог. Людмила Николаевна замерла, ее лицо свела судорога боли.
Раздался гулкий удар – это Пилот изо всей силы ударился головой о пластмассовую стенку.
Его отбросило назад, все рыло было разбито. Воя, дельфин снова ринулся на стенку, ударил в место переплетения опор. Кровь залила ему глаза, он ничего не видел. Замер в "позе тоски" – с изогнутым вниз хвостом, на боку. Затем очень медленно поплыл в свой последний путь – по кругу. Его глаза были закрыты.
– Пилот! – позвал Валерий, шагнув к ограждению бассейна, готовясь прыгнуть и плыть к
дельфину.
Внезапно он почувствовал, будто что-то держит его ногу. Взглянул вниз и увидел щупальце, обвившееся вокруг ноги. Это осьминог удерживал его от прыжка в бассейн. Прозвучал голос Людмилы Николаевны. В нем было столько безысходности и горя, что Валерию его собственное огорчение показалось мелким и незаметным.
– Пилота уже не спасти...
– Не может быть...
– Для этого надо было спасти Актрису. А она умерла. Он не переживет... Если не дать ему умереть сейчас, агония будет еще ужаснее...
По лицу женщины текли слезы, она даже не пыталась их сдержать. Валерий понимал, что она права, но не мог вынести бездействия. Он попытался освободиться от щупальца, но Мудрец не собирался отпускать его. Наоборот, он побагровел и слегка стиснул ногу Валерия. Тот почувствовал сильную боль.
Пилот снова бросился вперед. Третий удар, четвертый... Дельфин еще был жив, но уже с трудом держался на поверхности бассейна. Кровь потоками текла по его голове, груди, окрашивая воду.
– Отпусти меня, Мудрец, слышишь, немедленно отпусти! – закричал Валерий. Он услышал:
– Нет.
Уже не понимая, что делает, Валерий достал из кармана нож, нажал на кнопку. Блеснуло лезвие. И, словно поняв назначение этого предмета, Мудрец отпустил ногу человека.
– Стойте! – Людмила Николаевна бросилась к Валерию. – Не смейте прыгать в воду. Ему не поможете, а себя погубите. Он ведь уже не сознает, что делает...
Будто опровергая ее слова, дельфин открыл глаза и посмотрел на людей. Даже сейчас в его взгляде светилась любовь к ним – странным двуруким дельфинам, не вернувшимся в море.
А спустя несколько секунд Пилот снова бросился на стенку бассейна. Удары следовали один за другим беспрерывно. Во всем бассейне вода покраснела от крови. Наконец дельфин затих...
Людмила Николаевна уткнулась головой в грудь Валерия. Он пробовал ее увести, но она не хотела уходить. Боялась посмотреть в сторону бассейна и вспоминала, как Пилот часами "стоял" на хвосте, чтобы лучше рассмотреть, чем она занимается, как защищал ее от резиновой акулы, как злился на свое отражение в зеркале, брызгал на него водой и ругался...
В тишине прозвучали мокрые шлепки и шарканье – это осьминог уходил из дельфинария. Валерий посмотрел ему вслед и сказал:
– Мне показалось, что Пилот хотел напасть на осьминога. Может быть, у него были причины ненавидеть спрута?
Людмила Николаевна не отвечала, и он предпринял новую попытку отвлечь ее:
– Надо еще раз проверить сетку. Возможно, Мудрец ухитрился отстегнуть ее и забрался к дельфинам...
– Ему пришлось бы плохо, – проговорила Людмила Николаевна.
– Но не зря же Пилот ринулся на него...
– Только в ту сторону, а не на него. Если бы Пилот хотел, он мог выпрыгнуть из воды и достать осьминога. А он и не пытался...
Валерий был сражен этим доводом, но поспешил продолжить разговор, чтобы Людмила Николаевна не вернулась к своим мыслям.
– Необходимо обнаружить тех, кто виноват в гибели дельфинов. Не сомневаюсь, что это лишь часть их замысла.
Он увидел, что его слова достигли цели. Женщина подняла голову, обозначилась морщинка между бровей. Валерий посмотрел в ее глаза и быстро отвел взгляд, будто ненароком заглянул в чужие окна. Он заговорил быстро, боясь, что она вернется в прежнее состояние:
– Каков же весь замысел? Что им нужно? Теперь они, очевидно, нацеливаются на нас. Телефон испорчен. Опять они? Надо послать товарищам "торпеду" с запиской.
Он почти силой увлек ее в салон, заставил помогать ему.
– "Торпеду" могут перехватить. Нужно составить такую записку, чтобы, даже прочитав ее, они не поняли, что мы о чем-то догадываемся. Вы не помните, как зовут Жербицкого, командира подводной лодки?
– Олег.
– Значит, пишем так: "Привет со дна морского. У нас все в порядке, вот только не работает телефон. Кажется, Олег был прав и не мешает пригласить его коллег для совместных исследований. Но сделать это нужно поскорей, так как мы не хотели бы затягивать подводную охоту..."
– "Охоту" писать не нужно. Слишком прозрачно, – возразила Людмила Николаевна. Валерий с готовностью согласился:
– Ладно. Напишем иначе: "Мы с нетерпением ждем их, чтобы немедленно приступить к работе".
Людмила Николаевна одобрила этот вариант записки, и они стали готовить к пуску "торпеду" – пустотелый цилиндр с водометным двигателем и автоводителем аппаратом считывания программы.
– А пока придет помощь, мы можем поработать с Мудрецом, – предложил Валерий.
Он с волнением ждал ответа, от которого зависело многое – во всяком случае для нее. Когда Людмила Николаевна согласилась, он с облегчением подумал: "Хоть немного отвлечется".
– Мудрец! – позвал Валерий. Осьминог сразу же отреагировал, приподнявшись на щупальцах в аквариуме.
– Сюда! Иди к нам. Быстрей!
Осьминог попробовал, как натянута сетка, убедился, что она не застегнута. Он отодвинул ее и, с силой вытолкнув из воронки воду, перелетел через стенку аквариума и, описав в воздухе дугу метров в пять, шлепнулся на пол. Как видно, он не ушибся и тотчас заковылял к людям.
– А он ползает по полу не так уж медленно, – заметила Людмила Николаевна.
– У какого-то автора, надеюсь, у серьезного, говорится, что осьминоги могут сутками путешествовать по суше. Воду они хранят "за пазухой" – накрепко запирают ее в мантийной полости на специальные застежки. А скорость их передвижения будто бы равна скорости человека, идущего средним шагом...
– Нет, – произнес Мудрец, останавливаясь напротив Людмилы Николаевны.
– Ты опровергаешь ученого? – удивился Валерий. – Осьминоги не могут передвигаться по суше быстро?
– Могут, – проговорил Мудрец, брызгаясь водой из воронки.
– Значит, они не могут долго оставаться на суше?
– Не могут, – подтвердил Мудрец. Валерия вдруг осенило, и он решился задать вопрос, который мог бы разрешить его сомнения:
– Здесь неподалеку много таких осьминогов, как ты?
– Нет.
– А где вы еще водитесь? Есть такие места?
– Да.
– Ты знаешь эти места?
– Да.
– Ты можешь нас туда провести?
– Да.
– Ты согласен нас туда провести?
– Да.
– Удивительно покладист, – поразилась Людмила Николаевна. – Даже как-то не свойственно недрессированному животному...
– Ты любишь человека? – спросил Валерий.
– Да.
– А за что? Тебе кажется, что он похож на тебя? У него тоже есть руки, только поменьше, так?
– Нет.
Ответ Мудреца привел Валерия в некоторое замешательство, но он быстро нашелся:
– Ты хочешь сказать, что причина не в руках. А в чем же?
Осьминог молчал.
– В том, что человек разумен?
– Нет.
– Что "нет"? Ты не считаешь человека разумным?
– Бросьте запутывать бедное животное. Он любит – и все тут! – вмешалась Людмила Николаевна.
Валерию показалось, что в глазах осьминога мелькнуло новое выражение – и это не было отнюдь выражением любви и преданности. Белые пятна на голове спрута слились в одно, и оно так засверкало, что отвлекло внимание Валерия от глаз Мудреца.
– Мы не знаем, что он понимает под словом "любит", – сказал Валерий. Может быть, совсем не то, что подразумеваем мы. Сейчас проверим... Мудрец, ты любишь море?
– О-о-о, – протянул спрут.
– Море, – уточнил Валерий.
– Не знаю.
– Не знаешь, что такое море? Но ведь я уже объяснял тебе. Море – это то, что расположено за этими стенами, что окружает нас. Вода, рыбы, крабы... Понимаешь? Любишь?
– Крабы...
Щупальца инстинктивно вытянулись, будто пытаясь схватить добычу, присоски на них выпятились. По телу осьминога пробежала темная волна.
– Крабы... Люблю. Вода... Люблю...
– Значит, любишь море.
– Не знаю, – повторил осьминог и втянул голову в тело.
Людмила Николаевна всплеснула руками, поражаясь упрямству Валерия, и спросила:
– Мудрец, если ты будешь выполнять то, что мы тебе скажем, получишь много крабов. Согласен?
– Да.
И опять то же самое странное выражение зажглось в его выпученных глазах.
– Мы выпустим тебя в море. Ты проплывешь вокруг дома три круга и вернешься.
– Да, – отозвался осьминог.
Валерий подумал: "Она молодец. Если он проделает это и вернется, можно будет выполнить все, чего не смогли сделать дельфины. И еще больше. Но шансы на успех слишком малы. Их почти нет".
Он принялся готовить "окно" для выхода осьминога. Мудрец нырнул в люк, сквозь прозрачную пластмассу было видно, как он изменил цвет, реагируя на изменение давления. Как только открылась последняя заслонка, он сложил щупальца стабилизирующими выступами наружу и ринулся вперед, сразу же растаяв во тьме.
Людмила Николаевна включила прожекторы. Но их лучи не могли пробиться дальше, чем на пять – семь метров, осветив стадо пестрых рыбешек, похожих на мотыльков. Словно сказочный единорог, проплыла совсем близко рыба-кузовок, и было отчетливо видно, как она поочередно гребла плавниками, слегка пошевеливая хвостом.
– Вернется ли он? – вырвалось у Людмилы Николаевны.
Валерий бросил быстрый взгляд на ее осунувшееся лицо, отметил припухлость у глаз. Он подумал, сколько сил приходится ей тратить, чтобы держать себя в руках и не думать о двух трупах, которые находятся совсем близко. Внезапно он отшатнулся от стены. В кольцо света, распугав рыб, влетела темная торпеда, развернулась и пошла прямо на него. Перед самой стеной она затормозила на втором развороте, и Валерий увидел огромный глаз, подмигивающий ему. Послышалось: "Раз!"
"Вот тебе и причина слуховой галлюцинации.Ведь это я мысленно посчитал "раз", думая о том, что Мудрец сделал первый круг, а показалось, будто он произнес это слово. Галлюцинация была настолько совершенной, что я мог бы легко ошибиться, если бы микрофоны не были выключены или нас не отделяли от моря звуконепроницаемые стены..."
Он потянулся к пульту и включил систему микрофонов, в которой были и ультразвуковые преобразователи. Снаружи донеслась болтовня рыб: хрюканье, свисты, мычанье, похожее на коровье, щелканье креветок. А вот и сами креветки выплыли из темноты, шевеля усами-саблями и настороженно глядя на стену "колокола". Несильный свет привлекал подводных обитателей, и к странной "скале" собрались рыбы с яркими плавниками, рыбы жемчужно-голубые, ярко-синие, серебристо-красные, похожие на женщин, вышедших пощеголять нарядами на проспект. Однако Валерий знал, что среди них имеются и весьма ядовитые создания. Одна рыба обладала добрейшей внешностью, будучи на самом деле отъявленной хищницей; другая имела пугающую голову со страшной пастью, а являлась безобиднейшим существом. Каждое создание пыталось выдать себя за другое, чтобы выжить.
Но вот звуки изменились, рыбы испуганно метнулись в разные стороны. В круг света снова ворвалась живая торпеда, и послышалось: "Два!"
"Я или он?" – подумал Валерий, пытаясь сообразить, кто же считает на этот раз. Что-то мешало ему думать, что-то мягкое и глухое, как кипа ваты, мокрое и скользкое, как медуза. Что-то давило на его мозг. Он уже был знаком с таким ощущением и боялся его.
Блеснула новая мысль, как рыба в лунном омуте. Валерии попытался схватить ее, спросил:
– Вы ничего не слышали?
– Как же, он считает круги.
"А в первый раз? Тоже он? Но как же я мог его слышать при выключенных микрофонах? Как звук оттуда мог пробиться сквозь эти стены? Чепуха! Надо произнести "чепуха" сто или тысячу раз и избавиться от наваждения. Если я перестану различать то, что может произойти, от невозможного, – мне конец.
Он увидел, как Людмила Николаевна подняла руки и сжала ими свою голову.
– Не могу больше, не выдержу!
"Чем я могу тебе помочь? Их не вернуть", – подумал он и сказал:
– Мудрец возвращается.